Текст книги "Любовь – это все!"

Неожиданный улов

Мы с мужем служили на Украине, а жили в маленьком городке, окруженном красивыми озерами. Как-то всей семьей с одним знакомым капитаном поехали в одно чудное место отдохнуть и порыбачить. Озеро оказалось городской зоной отдыха. По берегам стояли плакучие ивы, дорожки были заасфальтированы, и везде росли необыкновенные цветы. Я с маленьким сынишкой до вечера бродила по парку и любовалась его красотами, а муж с напарником, закинув удочки, замаскировались в прибрежных кустах. Вдруг сынишка увидел катамаран.

– Мама, давай покатаемся, – попросил он.

Я побоялась плыть с шустрым малышом по озеру, и мы пошли просить папу. Наши рыбаки довольно далеко сидели на высоком берегу. Целый день не клевало, и они ждали вечернего клева. Любимому сыночку папа отказать не смог, отдал мне удочку, а сам, взгромоздив сына на плечи, отправился на другой берег к катамаранам. Конечно, я не ахти какой рыбак, и больше смотрела на своих мужичков, чем на поплавок. Вдруг поплавок повело и сильно рвануло леску. Я подсекла и потянула удочку на себя. Вода возле берега была прозрачной, и вскоре я увидела, какого большого сазана мне удалось подсечь. Но я могла им только любоваться, а вот тащить на высокий берег не рискнула, побоялась, что не выдержит леска. Стала звать на помощь мужа. Он, забыв о ребенке, схватился за голову и побежал назад. Наш сынишка, видя, что его оставили одного, поднял крик на все озеро. Неожиданно, бросив свои снасти, ко мне подскочил капитан, который уже изрядно был навеселе.

– Дура! – закричал он, вытаращив глаза. – Отдай мне удочку!

– Сам дурак! Не отдам! – дико закричала я.

Услышав мои вопли, сын заорал еще громче. Разъяренный моим непослушанием, знакомый вцепился в мою удочку и стал вырывать ее из рук. Но я крепко держала бамбуковое удилище и ногами отбивалась от непрошенного помощника. Ловко ударила его каблуком по коленке. Он взвыл и отпрыгнул от меня на одной ноге, держась за другую. А я водила сазана возле берега по кругу, не давая ему отдохнуть, и что есть мочи орала, что это моя рыба, и я имею полное право самостоятельно вытащить ее на берег, хотя, как это сделать, не имела ни малейшего представления. Из уст нетрезвого знакомого посыпались всякие «лестные» выражения в мой адрес. Он с разгона кинулся на меня. Я стремительно шагнула вперед, на край берега, и подтолкнула ногой под зад летевшего мимо меня капитана. Тот с воплями кубарем скатился с обрыва вниз. Мой муж, видя, что страсти накаляются, стал кричать:

– Чудаки, рыбу не упустите! Первое слово в его предложении начиналось на букву «М».

– Пока она в моих руках, не упущу! – кричала я мужу, стараясь перекричать плачущего ребенка и громко матерившегося капитана. Он забрался-таки наверх и со звериным рыком бросился на меня. Силы были неравны: мне приходилось водить в воде здоровенного сазана, а на берегу отбиваться от нетрезвого знакомого. Наконец ему удалось вырвать удилище из моих рук. Он что есть силы рванул на себя, леска не выдержала и оборвалась, а сазан благополучно развернулся, махнул хвостом и уплыл. Тут как раз прибежал мой муж. Видя, что мы упустили сазана, он тихо сказал:

– Подсачек вон, под деревом лежит.

Я села под дерево, обняла подсачек и заревела во весь голос, перекричав даже своего сына. Один раз в жизни мне попалась крупная рыба, но вытащить я ее не смогла. Обидно.

Башмачки

Посвящаю моей внученьке Виктории

В одном большом доме жили два братца, два башмачка. Одного звали Левый, а другого – Правый. Часто носы у них торчали в разные стороны, потому что их постоянно путали и надевали не на ту ногу. Утром они вставали очень рано, и черные мужские туфли, а иногда дамские босоножки тащили их в детский сад. Башмачки упирались, не хотели идти и цеплялись носами друг за друга, но их переобували и заставляли шагать быстрее. Им было очень нелегко угнаться за большими туфлями. Они семенили за ними и быстро уставали, но на это никто не обращал внимания. Все только хотели, чтобы Башмачки бежали быстрее.

Целый день в детском саду они бегали и танцевали, а вечером за ними шаркающей походкой приходили старые сандалии. Башмачки знали, что сейчас они не будут бежать домой сломя голову, а полетят по воздуху, потому что их понесут на руках. Больше всех на свете любили они эти стоптанные сандалии, так как те были очень добрые, никогда их не шлепали, а на ночь всегда рассказывали интересные сказки.

Ночью вся семейная обувь собиралась в прихожей. Тут были и ботинки, и туфли, и босоножки, а в углу стояли здоровенные зеленые резиновые сапоги. Когда в квартире все засыпали, они начинали рассказывать друг другу истории, которые с ними приключились за день. Первыми всегда начинали свой рассказ домашние тапочки. Они никогда не выходили на улицу, всегда сидели дома, но почему-то все про всех знали.

– Кхе-кхе, – прокашлялись тапочки, начиная свой рассказ, – сегодня нам на левый нос пролили постное масло, а потом на правый уронили яйцо. Наши задники опять стоптали и так шаркали нами по полу, что из глаз сыпались искры. Вот почему мы так быстро снашиваемся.

– А зато мы целый день прыгали и скакали, – засмеялись маленькие Башмачки, – утром шел дождь, и нас три раза окунули в лужу и два раза выпачкали в грязи.

– Об этом можно было и не говорить, – прервали рассказ Башмачков комнатные тапки, – это и так видно, и, вообще, старших перебивать нельзя.

– А мы, – начали свой рассказ черные мужские туфли, – целый день просидели в кресле, правда, несколько раз кое-куда сбегали.

– Ой-ой-ой, – проворчали комнатные тапочки, – знаем мы это, кое-куда, покурить вы бегали, до сих пор табачищем воняет.

Черные туфли опустили глаза:

– Ну, эти все узнают, ничегошеньки не скроешь!»

– А нам так сегодня досталось, так досталось, – затараторили дамские лодочки – мы ведь на работе сегодня не были, все по магазинам, по салонам, вверх-вниз, вверх-вниз по ступенькам. Если такой марафон будет каждый день, нас надолго не хватит.

– Не хватит, не хватит, – передразнили тапочки, – вас надевают раз в месяц, – уж слишком много вас развелось, дамских туфель, а другим места в шкафу не хватает.

– Ну, а вы что молчите, резиновые сапоги? – спросили коричневые ботинки.

– Ох! – вздохнули сапоги. – Даже и не знаем, с чего начать. Вчера гонялись по болоту за уткой, да так и не догнали – улетела. А на ночь нас поставили к костру, и мы чуть не сгорели. Сегодня целый день потратили на то, чтобы поймать малюсенького карасика, и из-за него несколько часов стояли в воде по самые завязки. Апчхи! Так и ревматизм недолго заработать. В прихожей стало тихо.

– А нас сегодня Тузик жевал, – вдруг вспомнили старые стоптанные сандалии, – ох и досталось, сначала нам, а потом ему. Левый он сжевал, а правым в него запустили так, что тот летел через всю прихожую, но в Тузика не попал, зато выбил стекло в дверях.

Башмачки громко засмеялись.

– Ш – ш-ш, тише! Тише! – зашикали все на них.

– И вообще, пора спать, – зевнули тапки, – завтра будет трудный день.

Наступила тишина. Все давно заснули, и только маленькие Башмачки все думали, что же будет завтра.

А на следующий день с утра в квартире началась такая беготня, что даже комнатные тапки стали в два раза быстрее шаркать. Потом вкусно запахло печеными пирогами. Башмачки сегодня в детский сад не пошли, а сиротливо скучали в прихожей. К ним дважды подбегал Тузик, принюхивался, но жевать побоялся.

Потом все куда-то поехали и вернулись с кружевным свертком, который так орал, что закладывало уши. Через несколько дней в прихожей появились малюсенькие розовые пинеточки. Их поставили рядом с башмачками. Теперь башмачки в детский сад не ходили, а каждый день прогуливались с пинетками в парке и все ждали, когда же те перестанут летать по рукам, а спустятся на землю. Вскоре это случилось, только пинетки не зашагали, а сразу побежали, и никто за ними не мог угнаться: ни туфли, ни резиновые сапоги, ни комнатные тапки. И только резвые Башмачки, догоняя розовые пинетки, были очень счастливы.

Посвящается мужчинам

Проснувшись рано утром, она откинула одеяло, быстро вскочила с кровати и посмотрела на себя в зеркало. Стройная изящная фигурка, русые волосы, беспорядочно рассыпавшиеся по хрупким плечам, придавали ее облику женственность и неотразимость. Прекрасные пальчики украшали накладные ноготки, и от этого маленькая нежная ручка становилась еще привлекательнее. Молодость, обаяние, задор, красота и смелость – все это было присуще ей. Она нравилась всем.

Он это знал и поэтому всегда волновался и с нетерпением ждал встречи с ней. А еще он ее боялся. Преклонялся перед ней, трепетал от одной мысли о ней и….боялся. Этот страх жил в нем всегда. Конечно, она догадывалась об этом и всегда очень тщательно готовилась к встрече с ним. Друзьями они не были. Она его госпожа и повелительница. Но у них много общего. Оба стремительные и отважные, горячие и безудержные в своей страсти. И страсть эта была одна на двоих.

Он стоял начищенный до блеска, вылизанный весь до скрипа, подтянутый, зачехленный и ждал ее. «Спокойно, все хорошо! Она никогда не опаздывает. Все будет хорошо» Но успокаивающий аутотренинг ни черта не срабатывал. «Как бы не сплоховать, а с честью выдержать испытание и не опозориться. Не подвести и не опозориться!»

Легкой стремительной походкой она шла на встречу с ним. И, чем ближе подходила, тем увереннее и решительнее была ее поступь.

Ему очень нравились ее ухоженные, распущенные по плечам волосы. Но сейчас они были туго завязаны на затылке. Он слишком хорошо знал, что это означает, и задрожал, как неоперившийся птенец. А она быстро поднялась по стремянке и спокойно села в кабину. Осмотрев приборы, пристегнув парашют и привязные ремни, она запустила двигатель. Забормотав что-то под винт и чихнув сизым дымом, он ровно заработал, набирая обороты. Вибрация, как волнение и дрожь, передавались каждой детали моноплана, но Женщина была спокойна и сосредоточена. Заняв исходное положение для взлета, она перевела рычаг управления двигателем на «максимал». Теперь они оба были готовы окунуться в стихию полета. Как всегда на взлете, она «придавила» его, разгоняя до бешеной скорости, чтобы потом, в конце полосы, свечой взмыть в небо.

Стремительно набирая высоту, она сделала двойную бочку. Это был ее коронный номер. Четко зафиксировав самолет в вертикальном положении, она стала гасить скорость до нуля, чтобы потом почувствовать свободу падения. Красоту этого действия дополняли дымовые шашки.

Кто-то зашелестел в радиорубке листами, а потом торжественным голосом объявил: «Посвящается мужчинам». Зазвучал вальс и, почувствовав управляемость, Женщина приступила к выполнению основного комплекса. Необычайно гармонично смотрелись фигуры пилотажа под музыку. Все казалось единым целым. Когда закончился пилотаж, волна восторга пронеслась над толпой зрителей, и раздались аплодисменты. Так же лихо и утонченно она выполнила заход, снижение и посадку. Открыв кабину самолета и сойдя с Олимпа на землю, она подошла к восторженным зрителям. Каждый хотел пожать ей руку, взять автограф и просто поговорить с этой маленькой божественной женщиной.

После каждого полета он не переставал удивляться: не каждый мужчина способен в небе проделывать с ним такое. А она смогла, и как! Он всегда наслаждался работой ее маленьких и таких крепких рук. Часто наблюдал за ней, когда она, стоя рядом с ним, отрабатывала порядок выполнения фигур высшего пилотажа на земле. У нее это называлось «пеший по-летному». Все четко, правильно, быстро без задержек, ошибок и промахов. Ее уверенность, смелость и задор он видел на земле и все эти ощущения испытывал в воздухе во время полета. А что испытывала она? Он этого не знал. Но то, что его, металлического монстра, укротила эта маленькая богиня, и он не в силах противостоять ее сильному духу, он понял давно.

В отличие от нее у него было железное сердце, и однажды в полете, не выдержав сумасшедших нагрузок, оно остановилось.

Теория и практика рыбалки

Ну, какая жена выдержит заядлого рыбака-мужа? Собираясь на очередную рыбалку, он два-три дня «мотает» удочки, и все эти дни обрывки лески и крючки валяются по всей квартире. Затем он идет копать на какую-нибудь городскую свалку червей. Накопав, складывает в банку и ставит в холодильник. Банка как-то сама собой случайно открывается, и все черви расползаются по холодильнику. Когда утром его открываешь, то они висят на полках, как спагетти на вилке.

Потом, в три утра, чтобы занять заветное место, только там клюет, муж встает и будит всех в доме. Сначала нужно его накормить, затем с собой чего-нибудь положить перекусить, без выпивки. Потом он всех целует, начиная с жены и кончая собакой, короче, проводы, как на войну. Естественно, после них уже никто не спит.

Где-то с шести часов утра звонят те рыбачки, с которыми муж не поехал на рыбалку, а те, с которыми поехал, звонили в два часа ночи, чтобы не проспал к трем.

Иногда, чтобы после таких проводов не оставаться ночью одной в квартире, и, если в машине находится место для меня и собаки, я тоже выезжаю с мужичками порыбачить. Рыбак из меня не ахти какой, поэтому я больше люблю побродить по берегу, сделать несколько зарисовок окружающих пейзажей или понаблюдать, как рыбачат другие.

Есть у моего мужа один хороший знакомый, Алексей. Удивительный рыбак-теоретик. К рыбалке он относится очень серьезно: выписывает дорогие журналы о рыбалке, читает всякие полезные советы, как лучше поймать рыбу. У него исключительно японские удочки и лески с крючками. Но когда они с мужем едут на рыбалку, то у мужа караси клюют на обыкновенную бамбуковую палку советских времен и простую российскую леску. Японские снасти наши караси что-то не особенно уважают.

Однажды я наблюдала такую картину. Алексей с мужем сидят рядом на берегу обширного водоема и «удят» карасей. Алексей каждую поклевку описывает жене по сотовому телефону:

– Вот, клюнуло, вот, сейчас. Эх, ушел! Эх, сорвался!

Рыба у него клюет вяло, и Алексей начинает рассуждать:

– Погода сегодня неблагоприятная для клева, – произносит он, – давление падает, и ветер южный, а хороший клев бывает только при западном ветре.

– Да, при западном ветре лучше клюет, – соглашается муж и вытаскивает жирного карася.

– В такое время года, – назидательно продолжает Алексей, карась предпочитает биологические приманки преимущественно растительного происхождения, перловку, например, или манку.

– Это точно, – подтверждает муж и бросает в садок очередного карася, пойманного на красного навозного червяка.

– Михалыч, а какой длины у тебя поводки на удочках? – спрашивает Алексей у мужа.

– Где-то сантиметров двадцать-двадцать пять, – отвечает муж.

– Вот, а по науке для карася поводки должны быть девять-двенадцать или дополнительно к основному грузу применяться «подпасок».

– Муж не успевает ответить, так как ему снова приходится подсекать и вытаскивать из воды очередного представителя семейства карасевых. Что такое «подпасок», я не знаю, но знаю точно, что никаких «подпасков» мой муж не применяет. У него на конце лески висит свинцовый грузик и поводок с крючком. Так что он сам «пасет» своих карасей и, судя по хорошим уловам, «пасет» неплохо.

Так незаметно за разговорами рыбалка подходит к концу. Мужики сматывают удочки и извлекают из воды садки с рыбой. Садок мужа наполовину полон карасями, улов Алексея значительно скромнее. Муж предлагает теоретику с десяток карасиков, чтобы жена не задавала вопросов, где он провел все это время.

Известно, что самые важные качества для рыбака – это усидчивость, выдержка и терпение. Другой знакомый моего мужа, Владимир, прямая этому противоположность. Но рыбалку любит и неизменно составляет компанию мужу, когда тот собирается порыбачить. Чтобы рыбачить рядом с Вовчиком, нужно иметь адское терпение. Сидеть целый день на стульчике и следить за поплавком для Вовчика тяжкий труд. Ему необходимо движение, поэтому, когда все рядом сидят и терпеливо выжидают каждый свой момент, он постоянно вскакивает, вытаскивает и опять забрасывает удочки, то ближе, то дальше, меняет поводки, крючки, наживку, при этом все свои действия комментирует вслух.

Как-то с утра клев не заладился. Большая рыба клевала плохо, да и не могла, а, вернее, не успевала лучше, потому что бешено «долбила», по меткому выражению рыбаков, мелкая рыбешка, уклейка, моментально объедая крючки прежде, чем их могла обнаружить более крупная рыба, и заставляя рыбаков то и дело вытаскивать из воды свои снасти. Все стойко переносили эти временные неудобства, один Вовчик не находил себе места. Он метался по берегу с одного места на другое, забрасывал и перезабрасывал свои удочки, менял глубину и при этом ругался вслух. Наконец его осенило. Он взял большую корку хлеба, насадил ее на крючок так, чтобы она плавала на поверхности, забросил удочку и оттащил ее в сторону от другой. Корку моментально облепила стайка мелких рыбешек.

– Вот здесь и клюй, драная уклейка! – произнес Вовчик, довольный своей выдумкой. Затем он достал из банки дефицитного красного червяка, тщательно насадил на крючок второй удочки и забросил ее подальше от хлебной корки. Поплавок тут же нырнул, Вовчик подсек и…

– Ну и что? Ну вот и все, конец новому червяку, – обреченно вздохнул Вовчик. На крючке весело трепыхалась уклейка чуть больше мизинца.

Вскоре клев наладился, и Володя успокоился. Карасей они с мужем наловили по полсадка.

За рыбный сезон моя квартира превращается в бочку для рыбы. Во всех комнатах стоит запах рыбы, вся кухня в рыбьей чешуе. Все кастрюли в холодильнике забиты жареной и соленой рыбой. На балконе стоит ящик для сушки карасей. Ловля, засолка и сушка идут конвейером. Я закрываю на все эти мучения глаза и в очередной раз прошу мужа ехать на рыбалку. Уж больно сладкие эти караси. А я их так люблю.

Козлик Ру-ду-ду

Высоко-высоко в горах, где летают белые барашки облаков и дуют сильные ветры, жил с мамой козлик Ру-ду-ду. У него была густая черная шерстка, влажные карие глаза и розовые ушки. Малюсенький хвостик сзади служил ему для выражения радости. Если что-то козлику нравилось, то он вилял им влево – вправо, влево – вправо. Козлик Ру-ду-ду был еще очень маленький и сосал мамино молочко. Оно было теплое и вкусное, а, главное, очень полезное. Поэтому козлик быстро рос. А когда окреп, они с мамой стали ходить в горы гулять. Малыш очень осторожно переступал с камешка на камешек, так как боялся упасть, уж очень высоко они жили.

– Посмотри на свои копытца, они раздвоены, – успокаивала мама своего сыночка, – держись крепче ими за камушки, и ты никогда не упадешь.

Скоро Ру-ду-ду понял, что можно прыгать и скакать по горам без страха. Он стал далеко убегать от мамы. Ему очень нравилось с огромной высоты смотреть вниз, особенно когда светило солнышко и стоял ясный денек. Было хорошо видно, как тает с гор снег и тонкими ручейками стекает вниз, собираясь в один большой поток. А еще он любил наблюдать, как птицы вьют на скалах гнезда, в которых через некоторое время появляются птенчики. Хотя козлик был сам еще маленький, ему было жалко птенчиков, уж очень жалобно пищали, когда хотели есть.

Однажды вечером мама козлика увидела, что на вершине соседней горы орел стал вить гнездо. Он каждый день улетал, а потом возвращался, принося в цепких когтях ветки для гнезда. Мама очень забеспокоилась, так как горные орлы любят лакомиться молодыми козлятами, и стала еще зорче наблюдать за своим сыночком. А орел свил гнездо, и вскоре у него появилась подружка, молодая орлица. Она нанесла яиц и села на них высиживать птенцов. Они вылупились, трое или четверо. Козлику не было хорошо видно маленьких орлят, но кричали они так громко, что Ру-ду-ду слышал их на соседней горе.

– Хотим есть! Хотим есть! – день и ночь разносилось над горами.

Наконец птенчики выросли. Мама орлица каждое утро выталкивала их из гнезда, чтобы научить летать. И скоро молодые орлята стали прилетать на соседнюю гору. Как-то утром, когда козлик вышел погулять, прилетел орленок, сел рядом на камень и спросил:

– Ты знаешь, кем я стану, когда вырасту?

– Нет, не знаю, – ответил Ру-ду-ду и покачал головой.

Орленок высоко задрал клюв и важно произнес:

– Я буду царем птиц, а ты, когда вырастешь, будешь просто козлом.

– А разве плохо быть козлом? – спросил козлик.

Ему стало обидно, он заплакал и побежал к маме. Мама успокоила своего сынишку и предупредила, чтобы держался подальше от этих наглых птиц. Но орлята не унимались. Они каждый день прилетали на скалу и дразнили его. Как-то один орленок сказал, что когда у него вырастут и окрепнут крылья, он утащит козленка в свое гнездо и съест.

– Мне так папа сказал, – гордо произнес он, выпятил вперед грудь и захлопал крыльями.

Козлик испугался, побежал домой и все рассказал маме. Мама в ответ рассмеялась:

– Когда у этого орленка вырастут крылья, то у тебя на голове вырастут такие большие рога, что у него сразу пропадет аппетит на козлят.

Ру-ду-ду стал ждать, когда же у него вырастут рожки. Наконец наступил такой день, когда лобик у него стал сильно чесаться. Ну, просто жуть! Он побежал к маме. И та ему объяснила, что это начинают расти рожки, а для того, чтобы они были крепкие и острые, их каждый день нужно чесать об камни. Так Ру-ду-ду и сделал. Он каждый день терся лобиком об камни, пока рожки у него не стали крепкими и острыми. Когда в очередной раз он вышел на прогулку, то орлята снова прилетели и начали приставать к нему. Он опять побежал к маме, но та сказала сыну, что он уже вырос, а рожки у него пусть и небольшие, но крепкие, поэтому бегать и жаловаться совсем не обязательно. Нужно просто так пугнуть ими орлят, чтобы у них навсегда пропала охота приставать к нему.

Козлик побежал в горы. Там он стал на край скалы и посмотрел вниз, где парили орлы. Но ни один орленок больше не прилетал дразнить Ру-ду-ду, видно папа орел предупредил своих сыновей, что козлик уже вырос, и связываться с ним опасно.

С того самого дня все обитатели гор часто видели большого красивого козла с мощными рогами на голове, гордо стоящего на вершине высокой скалы.