Текст книги "Круговая подтяжка"

6

Косметическая клиника доктора Азарцева находилась за городом, в живописном местечке, с краю бывшего когда-то дачного поселка. Места она занимала сравнительно немного: каменный двухэтажный дом под высокой, во французском стиле, крышей с дымоходными трубами от двух каминов и еще одно здание – бывшая небольшая дача с мансардой. Все остальное составляли газон, живая изгородь вдоль забора, металлические ворота с красивой решеткой да аллея, недавно усаженная невысокими еще туями от резной калитки к большому дому. Собственно, клиникой и являлся этот каменный дом.

Вытянутое вперед крыльцо под высоким портиком с обеих сторон продолжалось в широкие террасы, поддерживаемые колоннами. Летом на них должны были отдыхать больные, а сейчас плетеные кресла стояли пустые, низкие столики были перевернуты друг на друга, и охранник уже собирался отправить их зимовать в подвал, чтобы не портились на морозе. Возле самых дверей, на пьедестале под фонарем, стояла обнаженная Афродита, показывая своими гипсовыми формами, к какому совершенству должны стремиться пациентки клиники. Окно Юлиного кабинета располагалось на втором этаже с угла – так, чтобы обозревать подъездные пути к боковому входу, куда привозили и откуда увозили пациентов после операции, и центральную аллею, по которой нужно было идти пешком от калитки до парадной двери. Сейчас Юлия стояла у окна и нервничала. Ждали Азарцева, а его все не было. Но вот его серый автомобиль въехал в ворота. Юлия взглянула на себя в зеркало и спустилась к нему.

– Поздненько, однако, являетесь на работу! – ехидно заметила она, сразу почувствовав, что Азарцев приехал расстроенный. «Наверное, опять заезжал к этой своей шлюхе!» Почему-то многие женщины, даже никогда в жизни не видя соперницу, непременно представляют ее в образе шлюхи.

«Его тут ждут, а он наносит утренние визиты! Ловелас чертов!» – Юлия пошла вместе с Азарцевым в его кабинет.

В просторном коридоре в широком кресле «под старину» сидела девчушка, замотанная шарфом. Ее простые джинсы, дешевая куртюшка, самовязаный сиреневый шарф настолько странно выглядели на фоне солидного и респектабельного интерьера, что Азарцев удивился, что ее вообще впустили сюда. Но уж, конечно, не из-за ее визита Юля сделала такую отвратительную гримасу.

Азарцев не обманулся в догадке. Его кабинет был открыт, он увидел там человека – совершенно лысого, с гладкой, как яйцо, головой, с таинственным азиатским разрезом глаз, одетого в элегантный европейский костюм.

– А, вот, оказывается, из-за кого весь сыр-бор! – улыбнулся Азарцев, а лысый человек поднялся навстречу и приветливо раскрыл ему широкие объятия.

– Пробки, наверное? – участливо поинтересовался лысый. – Деловым людям скоро придется пересаживаться на вертолеты, как в Америке! Я лично с удовольствием обзавелся бы парочкой!

– Поставил бы один из них прямо в ресторанный зал? – Азарцев пожал компаньону руку. Вид этого гладкого лица, на котором и следов от операций уже не осталось, так хорошо они были зашлифованы, напомнил ему осенний вечер двухлетней давности и Тину, оживленную и очень тогда красивую. Если бы не тот вечер, так, может, и не было бы в его жизни ничего, связанного с ней. Ни нескольких, очень счастливых, месяцев, ни чувства обиды и разочарования оттого, что его интересы не стали их общим делом, ни обескураживающего чувства вины из-за того, что с этой женщиной происходит сейчас.

– Да, ужасные пробки! – подтвердил кивком Азарцев и в знак солидарности уселся не за широкий массивный рабочий стол, а напротив пришедшего, в кресло, за маленький кофейный столик, предназначенный для доверительных разговоров. Юлия всегда ставила на столик вазу с шикарными искусственными белыми гладиолусами, но Азарцев подвинул ее вбок, чтобы лучше видеть лицо собеседника.

Азарцеву нравилось профессионально разглядывать измененные им лица. Он любил наблюдать те или иные движения мышц при улыбке, при прищуре глаз. Ему нравилось видеть, как молодеют лица, как заново начинают блестеть глаза женщин, прошедших адовы круги циркулярных подтяжек. Он любовался правильными, не топорщащимися больше ушками детей, которых переставали дразнить сверстники, но больше всего ему нравилось разговаривать с больными, чью внешность он пытался поправить после перенесенных травм. И ему казалось, что иногда результаты его работы превосходят созданные самим господом первоначальные варианты.

Лицо Магомета, Лысой Головы, как звали за глаза его нынешнего собеседника, не до конца удовлетворяло Азарцева с профессиональной точки зрения. Конечно, он не мог не помнить, какой черной обожженной головешкой выглядело это лицо сразу после того ужасного пожара в машине. И он, и Магомет помнили, каким бесформенным красным обрубком было его лицо после чудесного возвращения с того света и лечения в ожоговом центре. Азарцев прекрасно помнил и сколько денег он взял, чтобы превратить этот обожженный обрубок в человеческое лицо, которое теперь можно было назвать и красивым. После операций оно стало напоминать лицо этакого компьютерного инопланетянина, романтического героя-спасителя. Иногда, впрочем, Азарцеву приходила в голову мысль, что новое лицо Магомета напоминает своей непроницаемостью восточную маску шамана, с узкими прорезями глаз и трагическим оскалом безмолвной улыбки, отягощенной знанием неотвратимых событий.

– За деньгами пришел! – даже не вопросительно, а совершенно спокойно, как что-то очень будничное, констатировал Азарцев.

– Настало время! – слегка развел руками пришелец.

– Сумма за лето у меня приготовлена, можем отдать хоть сейчас. Но впереди зима…

Магомет вежливо промолчал. Он хотел, видимо, вопросительно приподнять брови, но после глубоких ожогов мышцы его лба и орбит функционировали неправильно, поэтому по верхней части его лица пронеслась только еле уловимая тень.

– Обычно люди не ложатся на операции перед Новым годом, – пояснил Азарцев. – Стараются поправить внешность не такими радикальными процедурами, то есть малой кровью. А где малая кровь, там и деньги небольшие. Ты же понимаешь, что самые большие доходы мы получаем именно от операций. То есть, я думаю, надо перераспределить суммы по временам года. Летом сделать побольше, зимой поменьше.

– Я передам, – холодно сказал Магомет. Мышцы рта у него тоже работали не совсем правильно, поэтому широко улыбнуться он мог с трудом. – Но я думаю, раз ты брал деньги в долг под определенный процент, не упоминая про времена года, то и отдавать их нужно не под музыку Чайковского.

«Да он не без образования», – механически отметил Азарцев.

– Я думаю, «там», – Магомет выразительно поднял кверху палец, – твои доводы не будут иметь успеха.

Азарцев посмотрел на его палец – ровный, гладкий, тоже вышедший из-под его скальпеля. «Интересно, – подумал он, – если бы я привел свои доводы не сейчас, а тогда, четыре года назад, перед операционным столом, на котором лежал тогда этот бугай, похожий на красный обрубок со скрюченными щупальцами-конечностями, возымели бы тогда успех мои доводы?»

– Медицина ведь не пивной заводик, – сказал он вслух. – Купил оборудование – и гони продукцию. Да и то, летом, я думаю, пива пьют больше. У нас ведь живые люди, у которых свои планы, которые подвержены страхам и предрассудкам. И работаем мы пока только второй год. Но уже по опыту прошлого года и работы в других местах я могу выявить некоторые закономерности поступления больных, о которых уже сказал тебе. В феврале-марте их всегда больше, чем в ноябре. Люди стремятся лучше выглядеть к весне, а зимние праздники не хотят встречать в синяках, бинтах и повязках. И это нельзя не учитывать.

– Зачем ты повторяешься? Я все передам. А деньги за лето отдай сегодня. Я подошлю людей. – Магомет встал и посмотрел в окно. – Жаль, что вертолет у нас пока все-таки роскошь, а не средство передвижения. Лужайка перед домом как раз подходящая. – Он отказался от завтрака, предложенного Юлией, направился к выходу.

Навстречу Азарцеву встала девушка в сиреневом шарфе, и Лысая Голова, с недоумением поглядев на нее, поинтересовался:

– Это кто?

Девушка сделала шаг навстречу выходившим. Конец шарфа упал с лица на ее дешевую куртку, и стали видны безобразные ожоги, тянувшиеся по шее и подбородку. «Твоя коллега по несчастью», – подумал Азарцев, но промолчал. Не мог Лысая Голова не помнить, как выглядят ожоги, но на его бесстрастном лице ничего не отразилось. Одним из теперешних достоинств его внешности, как он сам считал, была практически полная непроницаемость. Его высокая фигура с блестящим черепом, дорогая одежда, изысканная обувь странно контрастировали с тонкой фигуркой обожженной девушки.

– Пациентка, наверное, – подобострастно пояснила Юлия.

– С такими пациентками сам раздетый, голодный окажешься, – сухо заметил Магомет и, даже не протянув Азарцеву на прощание руку, сел на заднее сиденье прекрасного черного автомобиля и быстро выехал в ворота, поспешно отворенные перед ним охранником.

– Лысая Голова ждал тебя полчаса, прежде чем ты соизволил явиться! – набросилась на Азарцева Юля, едва он вернулся в кабинет. – Ты что, не понимаешь, как много зависит от его личного впечатления! Ведь он из тех, кто реально влияет, дадут или не дадут нам деньги и какие возьмут за них проценты!

– Я все понимаю, – отозвался Азарцев. – Разреши мне пройти, я хочу узнать, зачем пришла эта девушка.

Азарцев хитрил с Юлей. Он сразу же понял, зачем пришла девушка. Конечно же, она явилась, чтобы узнать, можно ли ей как-нибудь избавиться от ее безобразных ожогов. Как ни напускал на себя Азарцев равнодушный вид, Юля тут же почувствовала, что ему эта девушка безумно интересна. Как гончая нападает на след лисы и уже не теряет его, пока не загонит животное, так и Юля, заметив, что что-либо идет хоть чуть-чуть не так, хоть на йоту вразрез с ее планами, тут же безжалостно захватывала добычу и не выпускала ее из зубов.

– Конечно, конечно, – сказала Юлия. – И хотя мне нужно поговорить с тобой еще об одном деле, я подожду, пока ты ее осмотришь. – Она с безмятежным видом уселась в удобное кресло сбоку и сделала вид, что листает журнал.

Девушка вошла, держа в руках шарф и куртку.

– Это вы доктор Азарцев, правда? – наивно спросила она.

Юля чуть заметно хмыкнула, Азарцев не мог сдержать улыбки:

– Ну, я, моя красавица…

Девушка вправду была хороша. Тоненькая, темноволосая, с ровными дугами темных бровей, с классически ровным лбом, умными глазами. Ах, кабы не следы от ожогов, что обезображивали ей рот, спускаясь розовыми змеями по шее и подбородку! Она смотрела на Азарцева, не зная, как начать. Дикция у нее тоже была плохая – рот во время разговора некрасиво кривился, губы не слушались. Наконец она просто протянула ему выписку из истории болезни, объяснившую Азарцеву все, что с ней случилось.

– Что ж ты не приходила больше года? – спросил он. – Раньше бы пришла, было бы проще.

– Мы вас долго искали, – ответила девушка. – Сначала не знали, где вы работаете, а потом мама продавала квартиру.

– Продавала квартиру? – удивился Азарцев.

– Чтобы деньги на лечение были, – просто ответила девушка.

Чертовы деньги! Он все время о них забывал. В те времена, когда он рос и учился, последствия ожогов, как и сотни других операций, делали бесплатно. И уж сколько лет прошло, как канули в Лету те неоднозначные времена, но Азарцев никак не мог отделаться от ощущения великой несправедливости, заключающейся в том, что человек, которому нечем платить, не имеет права на нужную ему медицинскую помощь.

– Где же вы теперь живете?

– В коммуналке. Так что деньги у нас теперь есть.

Юля выразительно подняла брови: «Это, мол, хорошо». Азарцев опустил глаза, чтобы не видеть ее знаков.

– Да, – наконец сказал он. – Эти операции дорогие.

– Мы с мамой готовы, – ответила девушка. – Только вы скажите сразу, какой будет эффект и сколько нужно денег.

– А мама где? – спросил он. – Почему она не приехала?

– Да она работает в две смены. Жить ведь как-то надо.

– А ты почему не помогаешь? Учишься, что ли?

– Я не могу учиться, – красавица потупила голову. – На меня все смотрят. Жалеют. А преподаватели не выдерживают, не могут меня слушать теперь…

– К психологу надо обращаться в первую очередь, к логопеду! – не выдержала Юля. – Это, между прочим, и гораздо дешевле. Раньше такие операции вообще не делали, и люди привыкали. И к ним привыкали. И даже не замечали этого недостатка. Главное, чтобы у человека душа была красивая!

Азарцев вздохнул. Девушка подняла на него глаза – легко говорить, пока не испытал на своей шкуре.

– Дай-ка я тебя посмотрю, клади свою одежду! – предложил он, в голове уже крутилась интересная мысль, как можно сделать операцию, чтобы убрать хотя бы один, но основной дефект.

У окна, за специально расшитой ширмой, было устроено смотровое место. Компьютер с новейшей программой, позволяющей моделировать и мягкие ткани головы, и кости черепа, стоял там же, сбоку, на отдельном столе. Азарцев усадил девушку, устроился сам, навел дополнительный свет. В течение некоторого времени до Юли доносились нечленораздельные звуки, похожие на «а», «о», «у», какое-то причмокивание, похмыкивание, отчетливо раздалось: «Открой-ка рот!», и наконец заинтересованный азарцевский возглас: «Так, так, так!»

«Ну так и есть! – подумала Юля. – Теперь он забудет обо всем на свете: и о стоимости операции и послеоперационного периода, и о том, во что обошелся новый лазер, который должен окупиться, а он непременно и его тоже захочет применить для заглаживания рубцов, а денег с нее за эту процедуру не возьмет». Юля уже будто слышала, как Азарцев сейчас начнет взахлеб рассказывать этой девчонке о том, как он планирует ее лечить, какие новшества применит.

«Ишь, – прислушалась Юля, – как у него дыхание-то перехватывает! Наверное, и глаза горят! Вот они, энтузиасты! Другими словами – дети. В строгости их нужно держать. Окулиста хлебом не корми, дай хрусталик какой-нибудь особенный вставить, и не просто вставить, а непременно по новой технологии; отоларингологу – косточку слуховую пересадить, сосудистому хирургу – кусок аорты вместе с верхней частью подвздошных артерий отрезать и новое соустье организовать! А толку-то от всего этого – что?! Море крови, а пользы никакой. Особенно от благотворительных операций. Парень с протезом слуховых косточек, решив, что сам черт ему теперь не брат, повадится нырять и ходить под дождем без шапки, и через пару насморков протез у него отвалится. Тот, кому подвздошные артерии заново пришили, на второй день после операции закурит, на третий запьет, а потом с новой силой начнет гонять жену, потому что у него кровоснабжение в конечностях улучшится и сил прибавится. Закончится все через пару лет, на которые продлила ему жизнь эта операция, то есть удовольствие от пьяных скандалов вся его семья будет получать еще несколько годочков. А тот, кому пересадили хрусталик, увидит все, что ему вовсе не надо было бы видеть: что жена его постарела и обрюзгла, дети – страшные эгоисты, и вообще, поймет, что он зажился на белом свете.

Юля забылась настолько, что последние предложения проговорила вслух. И опомнилась только, когда встретила удивленный взгляд девочки, вышедшей из-за ширмы, и Азарцев сказал:

– А тебе-то что за интерес всех судить? Тебе-то какое дело, как человек проживет свою жизнь: ты ведь не господь бог? И потом, то, о чем ты говоришь, вовсе не истина в конечной инстанции.

– А я про то, – сразу же нашлась Юлия, – как правильно устроено, что за все в жизни нужно платить. По крайней мере, от этих денег будет какая-то польза – докторам опыт, медперсоналу зарплата. Я тут подсчитала, пока вас не было, эти несколько операций, господин доктор, что вы намечаете, и последующее лечение обойдутся в следующую сумму… – И она назвала цифру, которая соответствовала стоимости приблизительно трехэтажного особняка не дальше десяти километров от Кольцевой дороги, на берегу озера с золотыми рыбками.

Жесткие Юлины слова не сразу дошли до тех двоих, что вышли из-за ширмы. Они уже выступали в тандеме. В глазах у девочки сияла надежда. Лицо Азарцева было наполнено тайной, известной ему одному.

«Все-таки прокручивает в башке план операции, – подумала Юля. – Нет, эту разлюли-малину надо пресечь на корню. Чтобы не было ненужных надежд, а потом ненужных слез».

Азарцев взял у нее из рук лист с расчетами. Юля ничего не прибавила, все было правильно. Девушка опустила голову, лицо ее потухло.

– Давай сделаем только первую часть, – чуть не просительно обратился Азарцев к Юлии, – а остальное как-нибудь позже.

– Никакого в этом нет смысла, – твердо ответила Юлия. – Через несколько лет рубцы сами собой побледнеют, а сейчас их лучше не трогать! Ну, в конце концов, потом можно будет их немножко отшлифовать.

Девушка уже чуть не плакала:

– Что же, мне на всю жизнь оставаться такой уродиной? Вы же сами сказали, что я поздно пришла! А чем больше времени пройдет, тем будет еще хуже?

– Ну не надо так сразу – «уродина»… – пожала плечами Юля. – Если вы закроете шарфом нижнюю половину лица, то…

– Давайте подумаем, – выступил вперед доктор Азарцев. – Деньги с вас мы, конечно, возьмем, но что-то, наверное, можем сделать и бесплатно. В конце концов, все клиники оказывают пациентам посильную благотворительность!

– Я как раз о благотворительности и говорю! Вашу благотворительность, доктор Азарцев, пора прекращать! – решительно вмешалась в разговор Юля. – Мы сейчас переживаем совершенно не тот период, и я думаю, не следует никого зря обнадеживать!

Азарцев протянул девушке карточку с номером телефона.

– Вы мне все-таки через несколько дней позвоните! Мы подумаем, чем вам можно помочь. Кстати, как вас зовут?

– Вероника. – Девушка уже без всякой надежды взяла карточку. – Вероника Романова. – Она замотала лицо шарфом, сжалась и опять стала казаться высохшим, сморщенным прутиком. Даже верхняя часть лица уже не поражала мраморной красотой.

– Ника – богиня победы, – заметил Азарцев. – Не вешайте нос! Даст бог, еще свидимся.

– Спасибо. – Ника без особого воодушевления сунула карточку в карман. Она вышла из кабинета, прошла через огромный, пустынный холл, где на огромном светлом ковре стоял закрытый рояль и щебетали среди цветов в золоченой высокой клетке до потолка разноцветные, яркие птицы – Ника не стала разглядывать их. Прошмыгнув мимо охранника, которому заплатила утром, чтобы он ее пропустил, Ника вышла из этого роскошного дома в сад и вдохнула полной грудью холодный осенний воздух.

От порога к воротам вела усаженная туями, выложенная плитами аллея. На той самой лужайке, которую Лысая Голова хотел приспособить для вертолетной площадки, пожилая женщина в резиновых сапогах возилась с кустом хризантем. Видно, они совсем недавно пошли в рост, и теперь на паре высоких стеблей уже красовались полураскрытые желтые бутоны.

Через внезапно открывшуюся калитку вошла еще одна женщина, тоже из местных. Она бережно внесла коричневую плетеную корзину, прикрытую чистой тканью. Из корзины пахло чем-то очень вкусным, печеным. Уличный охранник, вошедший за ней, тащил открытую пластмассовую коробку с овощами и плетеную сумку с отборными фруктами.

– Второй завтрак приехал! – пропела женщина, пройдя мимо Ники, и позвонила в серебристый колокольчик звонка.

«Ненавижу вас, чертовы богатеи!» – Ника опрометью бросилась за ворота этого сказочного и вместе с тем страшного замка. Уже сидя в электричке, она вдруг неожиданно прижала кулачок к самому сердцу и подумала: «А может, плюнуть на все? Деньги, раз уж квартиру все равно продали, пустить на учебу в какой-нибудь юридической академии, через пять лет стать следователем или адвокатом и всех этих богатеев засудить и отправить в тюрьму! – Она вздохнула. – Нет, если засудить, значит, надо становиться не адвокатом, а прокурором! И потом, адвокат получает гонорар, а прокурору, наверное, взятки дают. Интересно, у кого больше в месяц выходит?»

Она тщательно замотала головку шарфом, прислонилась к окну, закрыла глаза и, уже задремывая, решила: «Нет, я уж сначала позвоню через несколько дней, а потом будет видно».

Пока Ника спала под стук колес пригородной электрички, Юлия и Азарцев сидели в небольшой, очень уютной комнате, примыкающей к холлу, – так называемой буфетной-столовой. Здесь ели как больные, так и доктора, это было что-то вроде маленького кафе, с красивой резной стойкой бара, за которой стоял бармен, отпускающий всем желающим спиртные напитки.

В данный момент в комнате-кафе, сидя за столиком на двоих, покрытым льняной синей скатертью, ели так называемый ланч только Юлия и Азарцев. Владимир Сергеевич задумчиво жевал холодную, нарезанную тонкими ломтями телятину, а Юлия, посомневавшись немного, мысленно подсчитав калории и машинально втянув живот, намазывала булочку маслом и джемом.

– Булочки Антонина отлично печет, – сказала она, чтобы начать разговор. Азарцев ничего не ответил. В его голове крутились вперемешку несколько мыслей. Одну из них, тоскливо-навязчивую, он пытался настойчиво отогнать, но она не уходила. Ела ли сегодня хоть что-нибудь Тина, которую он оставил сидящей на полу в ее убогой каморке? Или опять, как раньше, только пила? Жалость и негодование к этой женщине боролись в его сердце.

«Не думай о ней, все кончено, – убеждал он себя. – Тебе там больше нечего делать. Она не настолько слаба, чтобы перестать заботиться о себе. Возможно, твои визиты ее только раздражают и расслабляют. Если у нее закончатся деньги, она будет вынуждена работать. Работа всякому идет только на пользу Недаром даже в исправительных учреждениях и психбольницах имеется отделение трудотерапии…

Господи, – обрывал он себя, – о чем ты думаешь? Какие исправительные учреждения? Какие психбольницы? Ведь она ничего не совершила плохого, никого не убила, ни у кого ничего не украла… Ну, не хочет человек взять себя в руки, при чем здесь трудотерапия? Да пусть вообще бы никогда не работала, от этого никто не умирал. Неужели я не обеспечу ее? Но зачем она начала пить? Подумаешь, выгнали с работы, хотя она говорит, что сама ушла, – что здесь такого? Плюнь на все и иди в другую больницу! Трудовая книжка прекрасная, категория высшая, устраивайся куда хочешь! Нет, она твердит, что больше не может работать врачом. Пятнадцать лет проработала, а теперь больше не может! Чушь! Просто не хочет. Но если не хочет, так ведь и не заставлял никто. Сидела бы дома, готовила бы обед… – И сам себе же он возражал: – Нет, это ей скучно, она не привыкла быть дома. Сутками пропадала в больнице, то день, то ночь, времени не замечала. А тут целый день сиди дома. Конечно, взбесишься! То кошмары ей снятся, то призраки мерещатся… То она будто видит собаку, то мужа, то сына…

А может, это болезнь? – похолодело в его душе. – Но тогда надо лечиться, а как лечиться, если она никуда не идет, никаким доводам не доверяет! Затащить насильно? Связать? О господи, что за бред! Но все-таки, ела ли она хоть что-нибудь сегодня?»

Юлия медленно прожевала последний кусок – аппетитную, поджаристую корочку и отхлебнула кофе из изящной маленькой чашки.

«Узнать бы, о чем он думает, – соображала она. – С чего лучше начать, чтобы не вызвать у него негативной реакции…»

– Ну, и что ты думаешь по поводу Лысой Головы? – решила она начать с того, что ее больше волновало. – Достанем мы деньги к зиме?

Разговор с Магометом прокручивался в голове Азарцева параллельно мыслям о Тине. На третьем месте оставался возможный план операции Ники, которую он только что осмотрел. В нем проснулся тот самый азарт, сродни азарту чемпионов, которым хочется сразиться с достойным противником. «Как бы уговорить Юлю дать согласие на бесплатную операцию? – размышлял он. – Какое ей дело, если я, хирург, не возьму с этой девочки денег? А уж за Юлины послеоперационные курсы лечения, за лазерную шлифовку пусть платят». Ему же вознаграждением будет успех. Такие травмы встречаются не так уж часто. Первым был как раз Лысая Голова, после него Азарцев прооперировал еще двух больных. Как хотелось ему поставить эти операции на поток! Ах, какой новый, красивый сформировал бы он девочке рот! Углубил бы подбородочную ямку, за счет этого стала бы сексуально выпячиваться нижняя губа… Целоваться и разговаривать точно стала бы лучше! Он улыбнулся.

– И ты улыбаешься? – подняла высоко нарисованную бровь Юлия. – Скажи, пожалуйста, конкретно и членораздельно, о чем все-таки вы договорились?

– Ну ты же слышала. – Азарцев спустился с небес. – Сегодня его люди приедут за деньгами. А насчет зимы – вопрос пока открыт.

– Но он, по-моему, не захотел давать нам отсрочку?

– Кажется, не захотел. Но, в конце концов, над ним ведь тоже кто-то есть. Он обещал передать мою просьбу.

– Но если нет, все наше дело развалится?

– Почему? Можно будет попробовать перезанять деньги.

– Хочешь связаться с банками? Под бешеный процент? И у кого? А им чем будем отдавать?

– Может быть, к весне подвалит побольше народа. Будут операции, будут и деньги. Ты же понимаешь, конкуренция сейчас в косметологии просто сумасшедшая! Мы делаем все, что можем. Такой клиники больше ни у кого нет, ты же знаешь.

Юля с раздражением опустила чашку на блюдце.

– Клиники такой больше ни у кого нет, но у нас и дохода хорошего нет! Рентабельность оказалась вовсе не такой, на которую мы рассчитывали. И ты не догадываешься почему?

– Почему? – В некоторых вопросах Азарцев на Юлию полагался. Что-что, а практическая сметка у нее развита была очень сильно.

– Потому что ты меня не слушаешь! Трудно выжить на одной косметологии, надо внедрять более широкие формы! Вот посмотри, у нас и все виды операций, и лазер, и мезотерапия, и озон, и эмбриобласт, и электролиполиз, и ароматерапия, а ты думаешь, о чем спрашивают по телефону?

– О чем? – Азарцев доел всю телятину и машинально искал, что бы еще подцепить на вилку. Юля, ярая поборница диетического питания, особенно для других, подсунула ему капустный салат.

– Спрашивают, можно ли у нас похудеть, нарастить ногти, сделать пирсинг и даже… аборт!

– Может быть, они забывают, что звонят в косметологическую клинику?

– Ничего не забывают! Просто хотят получить три в одном! Полный комплекс медицинских услуг в одном флаконе.

– Ну уж аборт в косметологической клинике – это нечто!

– Об аборте потом. А сейчас я хочу тебя спросить, ты все-таки собираешься внедрять глубокое очищение кишечника или нет?

– Я думал об этом. – Азарцев с отвращением отодвинул салат и взялся за булочку с джемом. – Тина была права в смысле физиологии. Проводить очищение кишечника в настоящей медицинской клинике как-то неэтично. Сама представь, закачивать в кишечник десять литров воды!

– Не воды, а специального раствора.

– Все равно. Я не гастроэнтеролог, но мне эта идея не нравится.

– Ты так горячо это отвергаешь! Можно подумать, обсуждал эту процедуру со своей пассией сегодня всю ночь напролет! – ехидно скривила рот Юля.

– Я прошу тебя в сотый раз, – Владимир Сергеевич перестал жевать, – не касаться этой темы.

– Ой, какие мы нежные! – Юля вынула пудреницу и стала поправлять помаду. – Какие мы целомудренные! Ночуем на старой квартире, а к любовнице приезжаем по утрам. В то время, как нам давно надо решать производственные дела!

– Юля, ты что, следишь за мной? Я же говорил тебе, Тина больна! Оставь ее в покое!

– Ну прямо, больна! – Юля решительно захлопнула пудреницу, насмешливо посмотрела Азарцеву в глаза. – Перепила, наверное, в очередной раз! Я тебе рассказывала, в каком виде увидела ее случайно возле метро? Газеты продавала. А у самой руки так тряслись, что сдачу отсчитать не могла.

– Юля, перестань. Лучше скажи, Оля ушла в институт?

– Конечно, ушла. Куда же ей еще идти? Такая же медуза, как ты! Девчонке восемнадцать лет, а ходит постоянно сонная, будто муха. Ни одного парня у нее нет и не было. И ты совсем не думаешь, за кого ее замуж выдавать? Нельзя же быть такими… аморфными! – Юля с трудом нашла нужное слово. И действительно, дочь стала в последнее время раздражать Юлию своей непохожестью на нее. – Да, Ольге не выжить без нас, – констатировала в который раз Юлия и помассировала в задумчивости лоб. – Остается одно – делать деньги. Чтобы у дочери был запас. Покупать на ее имя недвижимость. Две квартиры, три дачи, украшения ей мои отойдут. Ничего, если раскрутимся с клиникой, можно справиться!

– По-моему, ты к ней придираешься, – заметил Азарцев. – Девочка спокойная, учится в институте, вовремя приходит домой… Что тебе еще надо!

– Пора уже ей определяться и становиться самостоятельнее! Посмотришь – другие и вертятся, и крутятся, и сами устраиваются и здесь и там. А наша без понукания – никуда.

– Ты понукай, понукай, да не перегни палку! Не все же такие бешеные, как ты.

– Ну да! Это с тобой твои родители вечно тряслись как с писаной торбой! Как же, единственный генеральский сынок!

– Юля! – Азарцев положил на стол нож, которым хотел намазать на булку масло. – Ну что ты за человек?! Жить не можешь без того, чтобы кого-нибудь не укусить! Ты бы себе хоть любовника какого-нибудь завела! Все было бы легче!

– Т-шш! Ты в своем уме! Всюду уши! Я хочу, чтобы люди, работающие здесь, думали, что мы с тобой муж и жена! А укусить мне легче всего тебя. И не понарошку, а вправду! – Юля выставила вперед свои шикарные челюсти и пару раз щелкнула зубами. Азарцев в ужасе отпрянул.

– Опять эти глупости!

Она придвинулась ближе, протянула губы к самому его уху.

– Пойми, вдвоем людьми управлять гораздо легче!

– У тебя мания какая-то – всеми управлять.

– Ну ладно, дорогой, ближе к делу. И прекрати наконец уже есть. Ты растолстеешь и перестанешь влезать в деловой костюм.

– Новый куплю. – Азарцев взял из вазы, стоящей на буфетной стойке, большой апельсин и пару бананов. – Мне дома неохота готовить. Я ем только здесь, а после восьми, как рекомендуют все порядочные диетологи, я пишу не принимаю.

– Ну хорошо. Теперь слушай внимательно, у меня есть конкретное деловое предложение. Оно позволит поправить наши дела.

– Да? – не проявил особого энтузиазма Азарцев. – Интересно, какое? – Ему уже ужасно надоел этот разговор с Юлей и хотелось побыть одному, сесть за компьютер и снова как следует обдумать возможности операции.

– Тоня, можете убирать со стола! – крикнула в проем двери Юля. – Булочки ваши выше всяких похвал!

– Кушайте на здоровье, – подобострастно ответила Тоня и поспешила составить на тележку посуду, оставшуюся от завтрака. Азарцеву она подала чистую тарелку и фруктовый нож. На Юлию старалась не смотреть – боялась. Азарцев и вправду замечал, что пристальный взгляд очень светлых Юлиных глаз выносили не все. «Пожалуй, в ней есть все-таки нечто змеиное, – подумал он. – Кролики ведь тоже предпочитают не смотреть на удава».