Текст книги "Защита рода"

НОВЫЙ ДЕНЬ

В редких подъездах нет «нехорошей квартиры», жильцы которой портят кровь всем соседям. В подъезде Оленевых такая имела место быть – Тамара с Семеном и ее пригулянный (по словам всезнающей соседки Лилии Сигизмундовны) сын – ребенок двадцати лет отроду, который уже оттрубил свое в колонии и чувствовал себя паханом среди местной молодежи. Впрочем сынуля дома не показывался. А вот Тома с Семой бухали ежедневно, на что – не понятно, поскольку постоянно нигде не работали. Было забавно наблюдать, как по утрам две анорексичные фигуры, взявшись за руки и пошатываясь, выходили из подъезда навстречу приключениям. Забавно потому, что с вечера, громко поругавшись, Томка, как часто водилось, выгоняла своего благоверного из квартиры и запирала дверь. А так как, по-видимому, ключ у них был только один, а от подъезда не было вообще, Семен бегал вокруг дома, громко и нецензурно выражал свой взгляд на происходящее, звонил в домофон, перебирая все квартиры по очереди, и когда, наконец, кто-то из соседей не выдерживал психической атаки и все-таки открывал ему подъездную дверь, он начинал биться в дверь квартирную. По звукам казалось, что крепость штурмуют осадным орудием. Томка сидела как мышка, а замученные соседи вызывали, наконец, наряд полиции. Доблестные гаранты закона приезжали, проводили бедолаге автомобильную экскурсию по городу на час-два от силы и возвращали к отчему дому, напоследок сделав физическое внушение. Притихший и слегка протрезвевший скандалист тихонько скребся в дверь, подруга сдавалась, впускала. И воцарялась тишина.

Итогом ночного спектакля был недосып и испорченное настроение у всех жителей подъезда. Кроме сладкой парочки.

Ниночке негатива добавили еще и воспоминания о вчерашнем происшествии. Тревожила пропавшая статуэтка и сдвинутые ведра. Осторожно встала с постели, чтобы не потревожить спящее тело мужа, умылась, оделась и вышла в подъезд.

На втором этаже щелкнула дверь, приоткрылась. Лилия Сигизмундовна, следившая в дверной глазок за жизнью всего подъезда, в шикарном бархатном халате до пола и домашних туфлях выплыла на площадку. Это была большая женщина, хоть и маленького роста, поэтому просто обойти ее было трудно, и Нина остановилась под осуждающим взглядом.

– Душа моя, – начала соседка хорошо поставленным низким голосом. Если бы факт ее работы нянечкой в детском саду не был самой дамой широко обнародован, можно было бы подумать, что она оперная певица. – Я хотела бы сделать тебе замечание. Ты совсем не ухаживаешь за своим мужем. Поздно приходишь с работы, плохо следишь за одеждой. С такой-то внешностью и растянутые треники! Куда это годится! Знаешь сколько сейчас одиноких женщин? Ведь уведут. Поверь моему опыту!

– Лилия Сигизмундовна, при всем моем уважении, я не могу с вами разговаривать: спешу на работу. – Тоненькая фигурка, наконец, прошмыгнула почти под рукой атаманши. – Я приму к сведению ваши замечания.

Иногда эта женщина казалась Нине той самой свекровью, о которой сочиняют анекдоты и рассказывают обиженные невестки. Дама, совершенно не понимая неуместности своих замечаний, вмешивалась в жизнь Оленевых, и не только их.

На первом этаже у нехорошей квартиры ее караулил Сема, видимо, услышав голоса сверху. Иногда Ниночке казалось, что выход и вход в их подъезде – это квест с препятствиями.

– Дай сотню, с получки отдам, плохо мне. – Действительно, руки и ноги алконавта тряслись, в глазах полопались капилляры.

– Сем, ты нигде не работаешь, с какой получки?

– Завтра устраиваться пойду, вот те крест! – Он сделал какое-то невообразимое движение рукой по туловищу.

– Нет у меня денег, Сем. А ты, если завтра на работу собираешься, не пил бы сегодня. – Девушка ловко обежала Семена и вышла из подъезда, не слушая его сердитого бормотания.

А вот на работу Нина ходила с удовольствием. Здесь каждый пришедший сразу попадал в атмосферу тепла и заботы. Начиналось все со смотрителя Олимпиады Ивановны, уютной добродушной женщины с располагающей улыбкой и морем сплетен в запасе. Не секрет, что бабушка Липа, как называли ее молодые сотрудницы, иногда пропускала посетителей без билетов. Ну а что делать, если денег нет, а пройти хочется?

И посетители, пока раздевались, обилечивались и любовались сувениркой, как-то незаметно рассказывали пожилой женщине о своей жизни. И, когда они уходили, эта миссис Холмс знала всю подноготную: кто – откуда – куда – семейное положение, работа, финансы, дети и многое другое. У бабы Липы было одно замечательное качество: душевность. Плохо – посочувствует, хорошо – порадуется, спросят – ответит. Поэтому к Олимпиаде Ивановне шли все, и начать утро с ее улыбки, а если повезет, и ее пирожка – к удачному дню!

Первый этаж музея представлял собой холл и, уходящие вправо и влево коридоры. В выставочные залы вела парадная лестница с ажурными перилами и ковровой дорожкой. С левой стороны располагались фондохранилища, а с правой – кабинеты музейных работников. Владения хранителя были первыми, а резиденция директора – последней. Между ними гудела аппаратная, где царствовала Мира, гостиная, царство экскурсоводов, с кофемашиной и удобными креслами.

Ниночка устроилась на шикарном офисном стуле, который ей подарили от всего коллектива на день рождения, и, закрыв глаза, расслабилась. Это был небольшой дзен, насыщение энергией перед рабочим днем. Вот со скрипом открывается тяжелая входная дверь в музей, слышится густой голос директора, звонкий ответ бабы Липы. Шаги начальницы можно узнать из тысячи. Несмотря на свою комплекцию, Оксана Григорьевна двигается всегда стремительно. А вот цокают каблучки Эльвиры. Можно представить ее упакованную фигуру: прическа, волосы, костюм, шпильки. Как ей удавалось выглядеть на миллион при минимальной зарплате экскурсовода – загадка!

Шаги Миры практически не слышны, и ее приход можно различить только по скрипу тяжелой металлической двери аппаратной. Начинается рабочий день.

Погрузившись в бумаги, девушка не обращала внимания на внешний шум: детские экскурсии, немногочисленные посетители, разговоры сотрудников – все это становится ненавязчивым фоном, под него очень хорошо работается. Сегодня она заканчивает полугодовой отчет, а все экскурсии и часть бумажной работы перебросили на Эльвиру, чем та очень недовольна.

Но отчет сам себя не сделает, а Нина Николаевна документы оформляет быстро и грамотно, чем пользуются все, подсовывая ей часть своей бумажной работы. Даже безобидная Мирочка.

В дверь стукнули, в приоткрывшуюся щель показалась голова бабы Липы:

– Слыш, Нинуль, я пошептаться. Тут какая-то машина красная у музея стоит, уже третий раз вижу. На нашей стоянке-то только свои ставят. А у этой ни разу водителя не видела. Прихожу – стоит, ухожу – стоит.

– Не знаю, баба Липа, я вчера уходила – не видела. – Ниночка испуганно взглянула на сыщицу.

– А может, караулят кого? Сердечный интерес? У Эльки, что ли новый ухажер? Или твоя симпатия? – В глазах пожилой женщины жгучий вопрос и толика жалости.

Ниночка устало улыбнулась:

– Ну, вы скажете, Олимпиада Ивановна. Какая симпатия? – затем тяжело вздохнула, – я глубоко и надежно замужем.

Входная дверь скрипнула. Сыщица местного разлива шустро поскакала навстречу пришедшим. Через минуту она позвала и Нину:

– Нина Николаевна, подойдите, пожалуйста. Здесь гости местными художниками интересуются.

Музейная хранительница вышла к посетителям. Ими оказалась интеллигентного вида пожилая пара. Скептически оглядев худенькую фигурку, дама спросила:

– Дорогуша, нам бы художника.

– А вы с какой целью интересуетесь, – полюбопытствовала девушка.

– Хотим предложить небольшую работу. – Женщина взглянула на спутника, как будто просила поддержки. Он незаметно кивнул.

– А какого вида эта работа? Вы хотите портрет, пейзаж или что-то другое.

– Что-то другое, – таинственно произнесла женщина.

– Дорогая, кончай тянуть кота, давай по существу, – вступил мужчина, видимо, потеряв терпение. – Расскажи девушке суть вопроса, а она непременно – учительский взгляд на Ниночку – нам поможет его решить.

– Все, что в моих силах, – терпеливо улыбнулась сотрудница музея.

– Нам нужно подделать подпись, – огорошила ее женщина.

– Как подделать? – девушка никак не ожидала такого поворота.

– Понимаете, дорогуша, мы приехали из Москвы, – многозначительная пауза, – оформлять наследство, дом в деревне. А тут на завещании подписи не хватает. Составлялось все давно, в деревенской администрации. Сейчас там кроме двух домов ничего нет. А чтобы документ до ума довести, нужно еще пять бумажек. У нас времени впритык. Вчера договорились с нотариусом в соседнем здании, а сегодня он взад пятками. Даже деньги вернул. У них вчера, говорят, приезжая шишка пропала, вроде даже из заграницы. Так там такой переполох, проверки. Вот мы и решили, что легче подпись подделать, чем по инстанциям таскаться. У нас образец-то этой подписи есть. А художник и чернила по цвету подберет, и скопирует, как надо.

Находясь в шоке от ситуации, разум Нины однако выцепил из сказанного факт пропажи иностранной шишки. Вдруг это тот самый труп, который валялся вчера в подсобке? Это объяснило бы его дорогой прикид. С другой стороны, она в одном фильме видела, как иностранный командировочный забухал, а его в течение нескольких серий все искали. Могло быть? Могло. Это Россия, детка.

– Так что насчет художников? – девушка вздрогнула, сфокусировала взгляд на чету, улыбнулась и твердо сказала:

– Вы понимаете, что это нарушение закона? Ни один художник таким заниматься не будет.

– Но об этом же никто не узнает, – посетительница изумилась так искренне, что даже умудренная опытом Олимпиада Ивановна хмыкнула:

– Ну, вы даете. Я знаю, Нина Николаевна знает, и на камерах запись идет. – Здесь баба Липа слукавила, поскольку камеры писали только изображение, звук не фиксировался.

Взгляд несостоявшейся мошенницы заметался по потолку и стенам. Заметив камеру, она глупо помахала в нее ручкой и, схватив мужа под руку, потащила его на выход.

– Анекдот, – подвела итог происшествию старейшая музейная сотрудница, и вернулась к кроссворду, потом, что-то вспомнив, вскинулась:

– А ты заметила, какой мужчина сейчас к директору прошел? Красавец! Он у Оксаны сейчас.

Но музейной хранительнице, было не до того. Она получила пищу для размышлений и пошла в свой кабинет.

Сдав отчеты, Нина решила пообедать в гостиной. Ходить с коллегами в кафе через дорогу было дорого, поэтому – ура контейнерам с домашней едой.

В общей гостиной одуряюще пахло кофе. Там уже сидела Эльвира, которая нервно вздрогнула при виде коллеги.

– Ты чем после обеда заниматься будешь? – Нину удивил этот вопрос, поскольку Эля редко интересовалась кем-то, тем более той, которую шпыняла уже два года, с самого знакомства. Львица вообще не любила никого кроме себя, ее жертвы уже давно перестали обижаться. Причем себя красавица любила взасос – боготворила, лелеяла, готова была расцеловать. Ну и Бог с ней!

– Я сегодня по плану инвентаризацию начинаю. Мне, кстати, помощь нужна, – это прозвучало просительно. Ну не умела Ниночка ставить на место зарвавшихся наглецов и включать в себе начальника. И кошечка чувствовала это, сразу превращаясь в фурию:

– Я и так сегодня четыре экскурсии провела и на три запроса ответила – твою, между прочим, работу выполняла. После обеда меня не будет. Делай свою инвентаризацию сама, идиотка! – брюнетка элегантно развернулась и сердито поцокала из гостиной. Через секунду она входила в кабинет директора отпрашиваться.

Разогрев нехитрый обед – рис с котлетой, Нина присела на кресло у небольшого столика. Однако что теперь делать с инвентаризацией хранительница не знала: одной не справиться. Марина, младший научный сотрудник в отпуске – покоряет Крым. Чуть кольнула зависть. Эх, попутешествовать бы, даже по России – мечта. Особенно Байкал, Дальний Восток. Девушка улыбнулась, потом вспомнила своего благоверного, давящего диван, и грустно вздохнула: «Ладно, каждому свое. И на нашей улице когда-нибудь перевернется фура с колбасой».

В комнату влетела Мира:

– Ты представляешь, к Оксане Григорьевне приехал представитель фирмы «Mes voyages», хотят нас в тур включить! Вау-вау-вау! Они будут экскурсии организовывать в усадьбу и к нам. От нас – экскурсоводы. Нинка, это такой шанс для тебя! Иностранная фирма! Ты же полиглот? Французский, немецкий и английский? Я вот тоже сейчас на курсах английского учусь.

Ниночка улыбнулась:

– Ты молодец! Ну, а экскурсии… Это же еще в стадии договора. Давай не будем торопить события.

– Ладно. Насчет экскурсий не будем. Будем насчет представителя, Ты не представляешь, какой мужик! Высоченный! Глаза синие-синие! Задница – класс! Я уверена, на торсе все шесть кубиков.

Нина улыбнулась энтузиазму подруги и, вспомнив намечающийся живот Леши, вздохнула:

– Давай, Мир, попытай счастья.

Их разговор прервала директорша, резко открывшая дверь. Мира тихонько выскользнула из помещения, а директор, проводив ее многозначительным взглядом, обратилась к Нине:

– Девочка моя, я тебя сегодня тоже отпускаю пораньше. Мне тут сейчас из охранной фирмы позвонили, о вчерашнем инциденте рассказали. Велено тебя беречь, – Оксана улыбнулась. – Иди домой. Сегодня все равно инвентаризацию проводить некому. А музей я закрою.

Ниночка обрадовалась. Когда еще она придет домой пораньше! Есть шанс, что Алексей еще не дома. Вроде, сегодня на какое-то собеседование собирался насчет работы. Можно, наконец, просто поваляться и книжку почитать. Кажется, она начинала какой-то детектив.

В таком приподнятом состоянии девушка подошла к двери в квартиру и обнаружила, что она открыта! Леша, который кроме стандартных двух личин и задвижки установил на новую металлическую дверь еще и цепочку, который закрывал все замки, даже выходя на пять минут к соседу, и открытая дверь?!

В памяти пронеслось вчерашнее происшествие. Думается-то всегда о плохом.

Она тихонько приоткрыла дверь и вошла внутрь. Из глубины квартиры раздавались непонятные звуки. Нина вспомнила классику детективного жанра – труп и включенный телевизор – остановилась. Перед глазами возникли мертвые глаза вчерашнего трупа. В груди противно сжалось. Сделав над собой усилие, она вошла в комнату. Первое, что бросилось в глаза – бледные ягодицы мужа, двигавшиеся между длинных женских ног. Второе – торжествующее лицо Элечки, получающей или имитирующей удовольствие. Во всяком случае, свой кайф от унижения соперницы она точно получала.

Нина Николаевна Оленева замерла от… Даже не известно от чего больше: от боли, обреченности, унижения. Список чувств девушки можно продолжать и продолжать…

Однако действо продолжалось, муж трудился, музейная львица подыгрывала и громко стонала. Нина застыла в ступоре.

Вдруг дверь квартиры стукнула и послышался голос Лилии Сигизмундовны:

– Лелечка, родной мой, ты чего это дверьку не закрыл? Что-то случилось?

Случилось. Сразу несколько событий: Лелик прервал фрикции и обернулся на дверной проем; Нина, встретившись взглядом с мужем, вздрогнула и метнулась на выход; Эля захохотала, а вездесущая Лилия Александровна, удивленно глянув на рванувшуюся к выходу хозяйку квартиры, дошла до дверного проема и оцепенела.

– Вон пошла! – заорал Алексей непонятно кому: Лилии или продуманной любовнице. Вскочил с постели, запрыгал, надевая сначала боксеры, потом брюки, накинул, не застегивая, рубашку и рванул мимо шокированной Лилии Сигизмундовны за женой.

РАССТАВАНИЯ И ВСТРЕЧИ

Ниночка выскочила из дома, ничего не замечая вокруг: куда бежать, к кому? Ответов не было и она буквально рухнула на скамейку. В груди жгло, ноги ослабли, голова готова была взорваться. Как так-то? Пять лет душа в душу. Ну ладно, не душа в душу. Плохо жили. Но предательство за что? За то, что кормила, одевала, терпела все закидоны? Из подъезда послышался шум: хлопнула дверь, кто-то быстро спускался. «Лешка!» – взорвалось в голове. Девушка вскочила и на ватных ногах, спотыкаясь, поспешила скрыться. Как чувствовала. Из подъезда выбежал провинившийся муж. Это она, глупая, думала, что провинившийся. Сам он таковым себя явно не считал. Разъяренным вепрем налетел на хрупкую девушку, схватил за волосы, потащил к подъезду и заревел:

– Ты, сука, куда намылилась? Быстро домой.

Из недалеко припаркованной машины вышел мужчина, в росте и комплекции которому наш Аполлон изрядно проигрывал и, в несколько шагов преодолев расстояние до пары, завернул руку скандалисту:

– А ну, девушку отпустил, говнюк!

Оказалось, что у Лелика низкий болевой порог, поэтому жену он отпустил и завопил:

– Что ты делаешь, мудак! Больно же! – визгливые подвывания заинтересовали соседей. Кто-то вышел на балкон, а на крыльцо нетвердым шагом вывалился хозяин нехорошей квартиры.

– Эй, мужик, кормильца отпусти, – язык заплетался, но Сема храбро вступился за соседа. Смелости способствовала огромная доза алкоголя и, может быть, не только.

Спаситель не обратил внимания на сомнительного заступника и чуть наклонился к незадачливому мужу, дергающемуся в болевом захвате:

– То есть этой хрупкой женщине не больно, а тебе, козлина, больно? – В голосе незнакомца послышалось не только возмущение, а еще и искреннее удивление. – Тебя мама не учила, что девочек обижать нельзя?

Он толкнул свою жертву в сторону подъезда:

– На, держи своего кормильца.

Лелик, освобожденный из захвата, по кривой побежал в подъезд, на ходу оглядываясь и злобно вопя:

– Только приди домой!..

Ниночка стояла ошеломленная. Во-первых, ее никто и никогда так не защищал от супруга, а во-вторых, она увидела, как домашнему тирану дали отпор, и – главное! – ей это понравилось. То, что у Алексея она же и осталась виноватой, было в порядке вещей.

Однако куда теперь идти, Ниночка не представляла.

Спаситель стоял рядом и ждал. Ее реакции, действий или благодарности? Девушка повернулась, заглянула в глаза незнакомцу и поплыла. Не потому, что красивые – что есть, то есть, не потому, что удивительного чистого лазурного цвета, лазоревого, как говаривала бабушка, глядя на незабудки. Не из-за этого. Просто никто и никогда не смотрел на нее с таким выражением восхищения, обожания, поддержки и сочувствия. Вот бывает в жизни, когда видишь что-то и думаешь: мое! Посуда, предметы интерьера, одежда. Так и с людьми. Мир делится на мое и не мое. Этот чуть грубоватый, но надежный и теплый человек был Ниночкин от черной макушки до кроссовок сорок огромного размера. Большой мужчина, которому она была как раз подмышку, осторожно взял ее тонкую кисть в свою большую надежную ладонь, другой рукой провел по щеке:

– Холодная! Куда тебя проводить, горемыка? Домой, я думаю, совсем не вариант.

– Не вариант, – тоненько пропищала девушка, откашлялась, – я, наверное, в музее переночую, работаю там, – уточнила она, внутренне содрогаясь от ужаса, вспомнив о трупе, – директор разрешит. На самом деле она собиралась переночевать в зале ожидания вокзала. Но сумочка с деньгами, документами и, главное, телефоном осталась дома, а полицейские могут заинтересоваться полуночницей. Ночевать в КПЗ совсем не хотелось.

– Ладно, утро вечера мудреней, – спаситель, увидев растерянность на лице жертвы домашнего насилия, решительно развернулся к машине. – Садись, обеспечу тебе ночлег по первому разряду. Завтра на работу отвезу.

– Не-не-не, – Ниночка в панике замотала головой, – я с незнакомцами в машинах не езжу. Я не такая!

– Такая – не такая! – Мужчина снова повернулся к паникерше, – Андрей, я вчера в музее у вас был, так что не совсем незнакомец. А тебя вроде Нина зовут?

– Нина Николаевна! – вздернула она подбородок, затем снова сгорбилась, подумав, что выбор-то у нее невелик: вокзал, музей с трупом, сумасшедший муж или темная улица с разными неприятностями.

– Соглашайся! – крикнул от подъезда Сережа, – у него машина классная, еще и денег заработаешь.

Андрей стремительно метнулся к подъезду, но тощий Попандопуло, несмотря на опьянение крайней степени, довольно быстро смылся, сшибая косяки, кодовый замок щелкнул, послышался топот, стук, мат, дверь в квартиру хлопнула, и все смолкло.

– Ну что, пойдешь? – устало произнес мужчина и протянул руку.

– Да, – Ниночка доверчиво вложила пальчики в твердую мужскую ладонь.

Несмотря на все свои фобии, девушка почувствовала себя в машине комфортно первый раз за всю свою сознательную жизнь. Машина была шикарной: в салоне мягко, удобно и тепло. Поначалу она следила за дорогой, ожидая очередной панической атаки, затем чуть слышное урчание мотора, комфорт и переживания последних двух дней сказались и она заснула.