Текст книги "Практическая психология. Конт"

– Плохо, капитан! – серьезно произнес конт. – Займись дисциплиной в отряде, потому что если ею займусь я…

– Загоняю ур-родов! Они у меня со стрельбища не вылезут! – клятвенно пообещал Рэй.

Начинало темнеть. Вот и день пролетел, а она еще так много не успела. Щенок в корзине заворочался, и Виктория тихонько ему шикнула.

– Стрелять из лука вас тоже учил отец? – Искореняющий увязался следом, заявив, что ему нужно подняться на верхние этажи, опросить воинов и поговорить с контессой.

– А с чего ты взял, что я умею стрелять из лука? – Алан поморщился, слишком много вопросов начал задавать ксен.

– Привычная стойка лучника, быстрый взгляд на мишень, стрелу на тетиву вы наложили не глядя, зато заметили направление ветра. Мне продолжить? – В голосе ксена чувствовался смех.

Вот поди разбери, какие выводы он сделал?

– Пробовал как-то пару раз, – безразлично ответил конт.

– Да, капитан Рэй мне говорил. А еще он говорил, что вы не попали даже в щит и поклялись никогда не брать в руки ни лук, ни арбалет.

– Просто повезло! – Голос конта звучал совершенно безмятежно, зато в душе царила легкая паника.

– Может быть и такое, – покладисто согласился ксен. – Вот только виконт Валлид был левшой.

Виктория едва не сбилась с шага. Черт побери! Так вот отчего Берт смотрел на нее с таким удивлением, когда она начала учиться писать! А ей и в голову не пришло, что реципиент мог быть левшой. Хотя… она нахмурилась, анализируя. На лошадь ей было удобнее забираться справа, и меч она брала в левую руку, правда, только для того, чтобы засунуть его в петлю у седла. А ведь точно! Петля была закреплена под левую руку. Да уж!

– Ничего не могу тебе на это сказать, – пожал плечами конт, не глядя на ксена. – Я не помню, что было до встречи с ведмедем.

Ксен ничего не ответил, только набросил на склоненную голову капюшон.

– Брат Взывающий передал мне ваше приглашение остаться в замке и помочь ему с обучением молодых Слушающих. Это угодно Ирию, поэтому с радостью соглашаюсь.

Вот это новость! Виктория, оказывается, пригласила святую инквизицию пожить на ее землях? Ну, брат Турид! Ну, погоди! Выходит, она только что посадила себе за пазуху ядовитую змею? Заскрипела зубами и резко остановилась у дверей, ведущих в покои, где лежали игуш и ее сын, повернулась к Искореняющему.

– Если будешь вмешиваться в мои дела – убью, – раздался ледяной голос конта.

Это была провокация, вызов, призыв к конфликту, и ксен это понял. Он молча поклонился и открыл перед контом дверь.

– Я постараюсь вас не злить.

Дверь захлопнулась, ксен решительно направился к лестнице. Если бы Виктория смогла его сейчас увидеть, ей очень не понравилось бы довольное выражение лица Искореняющего.

Но Виктория уже забыла о ксене.

Ольт, который сидел на табуретке у постели черноволосого мальчика, испуганно вскочил и низко поклонился, увидев, кто вошел в комнату. Элькин сын тоже дернулся, пытаясь встать, но конт махнул ему рукой, чтобы лежал.

Виктория бросила мимолетный взгляд на соседнюю кровать и вдруг смутилась, как пятнадцатилетняя девушка на первом свидании. На нее смотрели зеленые глаза, сейчас не такие яркие, как день назад, затуманенные или болью, или снадобьями, но все равно – безумно притягательные. Она улыбнулась и поскорее отвернулась к мальчикам, пока мужчина не увидел ее интереса.

– Хозяин, мне друида велела при раненых сидеть, – испуганно произнес Ольт.

– Раз друида велела, значит, сиди. Это тебе. – Конт поставил на кровать сына корзину со щенком. – Подарок в честь приезда.

– Ух ты! Дар, да это же самый крупный щен из помета! Дядька Леон его для себя оставлял. Вот повезло, – с восторгом произнес Ольт, вытряхивая щенка из корзины на колени товарищу. – Хозяин, а чем его кормить?

– Кормить его будет мамка, я принес его познакомиться с новым другом. Как тебя зовут?

– Дарен, – серьезно ответил паренек, не поднимая на конта глаз.

Дарен, Дар. Воистину дар. Может быть, этот мальчишка сможет заменить ей потерянных сыновей?

– А как назовешь щенка?

– Рыжик? – подсказал шепотом Ольт, с завистью глядя на тау, который довольно шустро перебрался на руки к Дару и блаженствовал, посасывая край его рукава.

– Нет, – покачал головой черноголовый мальчишка. – Я назову его Эль, в память о маме.

Виктория погладила его по голове, взъерошила непослушные вихры. Когда она протянула к нему руку, мальчик дернулся, но не отстранился.

– Знаешь, это неправильно – давать животному имя любимого человека. Твоя мама сейчас в лучшем мире, пока ты помнишь о ней, она никогда не умрет. А щена давай назовем Акела. Был такой мудрый и очень сильный вождь одной дружной волчьей стаи. Его боялись враги и уважали друзья, он никогда не убегал от опасности, был храбрым, решительным, настоящим воином…

Виктория рассказывала о великой битве волков с рыжими собаками, а мальчишки слушали ее, раскрыв рты. Когда она закончила, с кровати игуша донесся тихий смех и хриплый шепот:

– Бешеный Алан рассказывает пленным истории, воистину небо рухнуло на землю.

Виктория улыбнулась, подмигнула притихшим мальчишкам, встала и, подойдя к кровати игуша, внимательно его осмотрела. Медленно, оценивающе – снизу вверх. Она поймала себя на мысли, что ей приятно вот так – беззастенчиво, открыто – рассматривать мужчину, который ей нравится. Игуш лежал раскрытый, словно мумия обмотанный смоченными в желтой жидкости тряпками, пахнущими мочой и глиной, только на бедра было наброшено узкое полотенце. Но прежде чем конт начал разговор, его ушей коснулся едва слышный шепот Ольта:

– Я же говорил, что тебе повезло с отцом! Это раньше он был бешеным, а теперь поменялся. Вот бы мне такого…

– Ты думаешь, он меня не выгонит? – еще тише спросил Дар, и в его отчаянном шепоте Виктория услышала такую робкую надежду, что едва удержалась, чтобы не сгрести обоих мальчишек в объятия.

В носу защипало, а сердце словно окунули в кипяток, она вдруг отчетливо поняла, что в этом мире у нее появился первый якорь. Теперь ей было за кого держаться, ради кого жить, кого защищать. Но нельзя проявлять слабость, нельзя вести себя по-женски, поэтому она сделала вид, что ничего не услышала.

– Почему ты считаешь себя пленником? – спросила у игуша.

– А разве это не так? Я слышал о тебе. Если думаешь, что отец даст за меня выкуп, ты ошибаешься. Мы с ним поссорились. Лучше сразу добей.

Виктория оглянулась, и Ольт моментально подвинул ей табурет, а сам перебрался к Дару на кровать.

– Твой отец обещал выкуп, если ты останешься живым. Но ты здесь не пленник, ты мой гость.

– Я напал на твоих людей, – оскалился горец.

– Они заслужили.

Виктория едва удержалась, чтобы не дотронуться до раны на лбу мужчины, чтобы не провести кончиками пальцев по его лицу, не тронуть небольшой шрам на ключице. Ей казалось, что игуш слышит, как стучит ее сердце, и от этого стало страшно и возбуждающе волнительно.

– Сати… забери у весчан мою Сати, – прошептал игуш.

Виктория вдруг отчетливо поняла, что весь его ироничный тон, вся его бравада – напускное, притворство, игра. А на самом деле ему плохо, больно и душу съедает беспросветная тоска. Он потерял все – любимую женщину, дом, племя – и держался лишь на гордости. Он видел в конте врага, а показать врагу слабость – что может быть унизительнее для воина? А теперь, когда игуш понял, что конт ему не враг, он расслабился, поддался боли и дурманящим настойкам друиды. Виктория очень хорошо помнила, как после снадобий ворожеи мозг словно затягивал туман, конечности становились вялыми, хотелось спать.

– Кто такая Сати? – наклонился Алан к игушу.

– Моя единственная любовь, моя кобыла, – выдохнул мужчина, хватаясь за руку конта, чтобы остаться в реальности, как она недавно хваталась за собственные воспоминания. – Она – все, что у меня осталось.

– Не волнуйся, за нею ухаживают лучшие конюхи Крови. Оружие, лошадь, доспех – мы забрали все. Не думай об этом. Выздоравливай.

– Я – Иверт Ураган, – прохрипел игуш, – я должен тебе две жизни и одну месть.

– Я – Алан конт Валлид. Ты не должен мне за жизнь моего сына.

Игуш уснул. Виктория так и сидела рядом с ним, любуясь точеным профилем, разбросанными по подушке каштановыми волосами, темными ресницами, резким разлетом бровей. Ей было спокойно и уютно, казалось, что все проблемы остались где-то далеко. Она чувствовала себя юной девчонкой, впервые влюбившейся в парня из старшего класса. Конечно, в хулигана, и, конечно, она никогда не признается ему в этом. Будет следить за ним издали, делать вид, что он ей совершенно – вот нисколечко – не интересен, а сама вечерами, засыпая, мечтать, надеяться… Виктория улыбнулась и осторожно накрыла лежащую вдоль тела руку мужчины своей рукой. Узкая ладонь игуша полностью спряталась под сильной ладонью конта Валлида. Это подействовало отрезвляюще.

О чем она размечталась? О чем думает? Хрупкая нежная девушка? Девушка, мечтающая о любви? Дура ты, Виктория Викторовна! Кроме того, что ты глупая курица, ты еще и мужик!

Конт резко встал, махнул мальчишкам и стремительно вышел из комнаты. Воины, стоящие в карауле у двери, отпрянули в стороны, увидев перекошенное лицо господина.

Дверь с грохотом отлетела в сторону от сильного удара ноги, и в апартаменты контессы влетел разъяренный мужчина, жаждущий спустить пар. Он застыл на пороге, оценивающе рассматривая каждого присутствующего в комнате налитыми черной злобой глазами. Его руки судорожно сжимались, словно нащупывая невидимую шею. Плевать на всех! Плевать, что на него смотрит перепуганная контесса Литина! Плевать, что Искореняющий предостерегающе поднял ладонь! Плевать, что в углу, прижавшись к стене, стоит перепуганный Берт! Викторию просто распирало от необузданного бешенства, от злости на тех, кто запер ее в этом мужском теле! Она злилась на себя за то, что позволила себе увлечься, на Литину – за то, что труслива и тупа! Ей хотелось кого-нибудь избить, разрезать на части, втоптать в грязь. Ей хотелось смотреть, как ее враги захлебываются собственной кровью, кричат от невыносимой боли, корчатся в агонии. Ей хотелось сдирать кожу с еще живого тела, слушать хриплые вопли, убивать, наслаждаясь каждой каплей пролитой крови… И это были настолько чуждые Виктории Вавиловой эмоции, что она испугалась. Испугалась резко, до боли в грудине, словно вынырнула на поверхность из ледяной проруби, захлебываясь морозным воздухом. Яростный черный туман медленно отступал, нехотя очищая сознание, возвращая возможность адекватно мыслить.

Конт, словно слепой, провел рукой по лицу, смахивая покрывшую лоб испарину. Что это было? Что за приступ необузданного гнева? Чей он? Ее или реципиента? Виктория медленно опустилась на стул, глубоко вздохнула несколько раз подряд и наконец-то решилась посмотреть на напряженно застывших людей. Дьявол! Нужно срочно придумать причину своего безрассудного поведения. А то как-то очень странно смотрит на нее Искореняющий. Думай, Виктория, думай! Но, как назло, ничего в голову не приходило.

– Вот теперь я узнаю конта Валлида, – проскрипел из угла въедливый голос брата Турида.

И ты здесь, голубчик? Виктория едва сдержалась, чтобы не запустить в него стоящей на столике вазой с красными цветами. Красные цветы!

– Что трое мужчин делают в покоях моей жены? – холодным спокойным голосом произнес конт.

Если бы только присутствующие знали, как тяжело ей это далось! Зато то, что последовало за этим, доставило Виктории наслаждение. Она подхватила со стола вазу и с силой запустила в стену.

– Кирена Литина, потрудитесь объясниться!

– Я духовник госпожи, – возмутился из своего угла брат Взывающий, – и могу находиться у…

Виктория смотрела на Берта. Бледный слуга вжался в стену, словно мечтал просочиться сквозь нее. Его руки мелко тряслись, по виску катилась капля пота.

– Берт! – угрожающе протянул конт.

Парень бросил на Искореняющего полный отчаяния взгляд, но тот молчал, тогда слуга многозначительно посмотрел на конта и на букет. Вот как. Интересно. Виктория про себя расхохоталась. Резкий переход от состояния бешенства к веселости ее слегка озадачил, но сейчас об этом думать было некогда. Она встала, открыла дверь и гаркнула:

– Стража! Берта – в подвал.

– Прикажете позвать палача? – спросил один из воинов.

– Я сам им займусь, – зловеще пообещал кир Алан. – Братья, оставьте нас, – приказал ксенам таким властным тоном, что ни один из них не посмел ослушаться.

Турид, правда, попытался возмутиться, но Искореняющий отрицательно покачал головой, и оба ксена, поклонившись супругам, вышли из комнаты.

Литина стояла у окна и испуганно следила за мужем. На ней было надето свободное синее платье с широким заостренным воротником, делающее ее похожей на огромный колокол, густые волосы собраны короной вокруг головы, на толстых щеках нездоровый румянец. Виктория остановилась напротив женщины, с интересом ее рассматривая. Если бы Литина сбросила килограмм сорок, она стала бы очень симпатичной. У нее были маленькие аккуратные ушки, красивый разрез глаз, чуть курносый нос и пухлые губы, розовые даже без помады.

– Присядем? – Конт махнул рукой в сторону узкой лавки.

Дождавшись, пока Литина сядет, поставил напротив нее стул, оседлал его по старой привычке и, положив руки на спинку, произнес:

– Отдайте мне яд, кирена.

– Какой яд? – прошептала перепуганная контесса.

– Яд, который вы пьете на протяжении последнего времени; яд, на малую дозу которого у вас иммунитет… то есть привыкание; яд, который вы украли у брата Турида, когда посещали его комнату; яд, который вы подмешали в мою мазь, надеясь таким образом меня отравить. Яд горной гадюки, кирена, – с улыбкой крокодила произнес Алан, внимательно следя за глазами женщины.

– Я не понимаю, о чем вы, супруг мой, – пролепетала та, поднимая на конта полные слез глаза.

Литина владела собой безупречно! Ни одного лишнего движения, дрожи рук, только мокрые подмышки и быстрый злой взгляд в сторону окна. Если бы Виктория не следила внимательно за ее руками, она бы не заметила, как пальцы кирены быстрым нервным движением опустились в широкую складку юбки. Спустя мгновение сам конт с грохотом полетел на пол, а стул полетел в голову женщине. Она проворно вскочила на ноги, отбрасывая от себя стул и замахиваясь на мужа ножом. На этом все и закончилось. Конт перекатился в сторону, вскочил на ноги и, не раздумывая ни секунды, ударил любимую супругу кулаком в висок. Грузное тело с грохотом рухнуло на пол, ломая своим весом многострадальный стул.

– Дорогая! – пропел конт, похлопывая Литину по щекам.

Чтобы перенести контессу на кровать, потребовались усилия двух бойцов. Сейчас Виктория ждала, когда женщина очнется. Пока кирена лежала без памяти, они с братом Искореняющим тщательно обыскали ее комнату. Бутылочка с ядом нашлась за окном, она висела, привязанная к гвоздю, вбитому во внешнюю сторону рамы. А так как окно в покоях кирены открывалось только по ее личному приказу, то и найти ее никто не мог.

Наконец контесса открыла глаза.

– Как ты себя чувствуешь, любимая? – с издевкой поинтересовался конт.

Литина презрительно фыркнула, садясь на кровати и подгребая под спину подушки. Перемены в облике женушки были разительны. Куда подевались заторможенный взгляд, ленивые движения, тупое выражение лица. Перед контом сидела собранная, решительная женщина с умными глазами. Она даже стала казаться стройнее. Гордая посадка головы, расправленные плечи, свободно лежащие поверх одеяла руки.

– Кирена, вам не кажется, что нам надо объясниться? – поинтересовался конт, усаживаясь на кровать рядом с женой.

– Объясниться? – гневно спросила Литина. – Желаете знать, насколько я вас ненавижу? С тех пор, как я переступила порог этого проклятого замка, моя жизнь закончилась! Вы помните нашу брачную ночь? Ах, вижу по вашему лицу, что не помните. Еще бы! Вы ведь напились, избили меня и изнасиловали! А мне было всего четырнадцать лет! Что я слышала от вас за эти годы? Кроме ругательств и оскорблений – ничего! Вы перетаскали на наше супружеское ложе всех смазливых баб! А последнее время даже, не скрываясь, жили с этой потаскухой Оликой! О! Я не возражала! Я была только рада, что вы забыли меня! Но вам ведь нужен наследник! Я прекрасно помню, как, завалившись ко мне пьяным, вы заявили, что я умру, как только рожу сына, что такая уродина не имеет права на жизнь! Скажу вам честно, кир Алан, я испугалась. Да, я хочу жить, хочу детей! Но с тех пор тщательно следила, чтобы не забеременеть, потому что помнила – рождение наследника завершит мою жизнь! А тут такой шанс! Старый конт мертв, вы – почти мертвы! Никто бы не заподозрил, что ваша смерть наступила от яда, а не от ран. Избавиться от вас навсегда! Да, это я пыталась вас отравить и до сих пор в недоумении, как вам удалось выжить. Это я стреляла в вас вчера! Я вас так ненавижу, что даже сейчас готова броситься на вас! Пусть Вадий вечно рвет вашу душу!

– Воротник! – закричал Искореняющий, до сих пор тихо сидевший возле стола и слушавший гневную тираду Литины. – Яд в воротнике!

Виктория не думала, мозг получил команду, и натренированное тело попыталось ее мгновенно выполнить. Она бросилась вперед, схватила женщину за голову, не дав ей укусить край воротника, в котором был зашит яд. Литина сопротивлялась с отчаянием и силой обреченного, но вдвоем с ксеном им удалось оторвать воротник от платья и скрутить брыкающуюся женщину.

– Дура! – Алан размахнулся и влепил кирене пощечину. – Убивать себя из-за какого-то идиота!

В комнате наступила тишина.

– Из-за кого? – с любопытством спросил ксен, поправляя сбившуюся сутану.

– Урода, козла, идиота, кретина, – перечислил конт. – Да, милая, я был таким. Но теперь, побывав на берегу реки Забвения, я изменился. Немножко.

Литина смотрела на мужа, словно увидела у него рога или нимб, кто его знает, что ей там почудилось.

– О! – радостно воскликнул ксен, до сих пор мучительно что-то вспоминавший. – Слово «ур-род» я слышал от Рэя, он так ругается. – Алвис довольно улыбнулся, переводя взгляд с конта на его супругу.

Виктория вылупилась на ксена, как на клоуна, настолько неуместно прозвучала эта фраза, а затем вдруг устало рухнула на кровать, закинув руки за голову. Ситуация показалась комичной. Они только что спасли жизнь женщине, которая страстно желала смерти конту и избавиться от которой Виктория мечтала с того самого момента, как открыла глаза в этом теле. Парадокс, да и только. Она сочувствовала Литине, прекрасно представляя, насколько беспросветной была ее жизнь. Выйти замуж в четырнадцать лет за садиста и извращенца, жить в страхе, ежедневно ожидая смерти, не снимая маску глупой забитой дурочки, – это страшно и несправедливо.

– Кирена Литина, давайте через несколько дней решим, как нам жить дальше, – предложил конт слегка ошарашенной жене. – Вы только воздержитесь в эти дни от убийства своего мужа, а я обещаю не приставать к вам со всякими глупостями.

– Можно подумать, у меня есть выбор, – обреченно произнесла женщина.

– Выбор есть всегда. Вы можете отправиться в тюрьму и на виселицу, а можете дождаться меня и поговорить, – дружелюбно улыбнулся кир Алан.

Ну как можно на нее злиться? Она и так была слишком терпелива. Виктория уже давно утопила бы такого мужа в болоте. Но доверять женушке Алана она тоже не собиралась.

На том и порешили. Ксен остался у Литины выяснять детали покушений, а конт отправился в тюрьму спасать верного Берта.

Настроение было отличное, отравитель найден, угроза устранена, появилась возможность расслабиться. Подозревать супругу своего реципиена Виктория начала сразу, а сегодня просто пошла ва-банк. Обстоятельства сложились весьма удачно, нашелся повод обыскать комнату, хотя все пошло немного не так, как планировалось. Ну ничего, главное – результат. Стоп! А кто же тогда сталкивал камень? И кто убил детей конта? У Литины был сообщник? Ладно, доверим расследование Искореняющему, а потом решим, что делать дальше.

Прихватив в сопровождающие одного из воинов, охраняющих вход в тюрьму, она спустилась в подземелье. Виктория ожидала увидеть нечто мрачное, грязное, с тяжелым запахом, но ошиблась. И здесь была видна рачительная рука предыдущего хозяина. Камеры закрывались решетками, в коридоре горели факелы, и гулял сквозняк. Берт нашелся в первой же камере, он сидел на соломе и грыз яблоки. А во второй камере женщина заметила черное платье друиды. Она подошла ближе. Ворожея склонилась над лежаком и что-то тихо, нараспев, говорила.

У Виктории заныл желудок, хорошее настроение разом куда-то исчезло, стало неуютно и немного страшновато. Страшно заглянуть за спину друиды, страшно увидеть того, кто бесформенной кучей лежал на грубых досках. Она сжала зубы и, стараясь не шуметь, ступила в освещенную факелами камеру.

– Твою мать…

Ворожея подняла на конта лицо.

– Он отрезал ей ступни. Хорошо хоть прижечь успели. Я затянула кости кожей и зашила, но не знаю…

– Выживет?

– Зачем ей жить? Она рабыня. Калека. Если только в портовый бордель продать, там любят калек.

– Конт, – выталкивая вместе с хриплым дыханием короткие слова, прошептала несчастная. Молодая и, наверное, когда-то очень красивая, но сейчас ее лицо было сплошным опухшим синяком. – Кир… хозяин… господин… все сделаю… все что угодно… ползать буду… нужник чистить… только не гоните. Девочка моя! Девочка у вас!

– Какая девочка? – растерялся конт, глядя на рабыню с болью и не желая верить собственным глазам.

– Дочку ее продали работорговцам. Она и побежала догонять, да в Выселях сказали, что ты купил девочку, – пояснила друида глухим голосом.

– Я? – Что-то она сегодня тупит, видать, день был слишком насыщенный.

– Кир Алан, это кто-то из малых, которых с нашими пацанами отдали, – раздался из коридора голос Берта.

– Три годочка… беленькая… Аниська, – хрипя слова на выдохе, словно в бреду, просила рабыня. – Моя малышка… единственная моя… кровиночка… родненькая… Как же она без меня? Не разлучайте!

– Все будет хорошо, – буркнул конт и пулей выскочил из камеры.

Это невыносимо! Просто невыносимо! Грудь Виктории разрывало от боли, от чужой боли, которую она никогда не сможет забыть.

Конт выбежал на улицу, стал у стены, уперся в нее руками и лбом и замер, тихо матерясь по-русски.

Спустя несколько минут он подозвал к себе переминающегося в стороне и шмыгающего носом Берта.

– Пусть ее разместят в пристройке. Если в тюрьме есть еще рабы, выпусти. Скажи друиде, чтобы присмотрела за ними. И найди ее дочь! Только не тащи ребенка, пока она в таком состоянии. Пусть ее помоют, переоденут, тогда приводи. Чтобы не испугать девочку.

Берт ушел, а Виктория так и стояла у стены, глядя на небо и жадно хватая ртом прохладный воздух. Голова была пуста, но она никак не могла согнать с глаз влажную пелену, в которой плавало избитое молодое женское лицо. Здесь ее и нашел брат Алвис.

– Кир Алан, у меня плохие новости.

– Кто бы сомневался! – попытался сыронизировать конт.

– Кирена Литина не причастна к смерти ваших ублюдков, и она не знает, кто сталкивал камень с горы.

– Ты ей веришь?

– Искореняющим не лгут, кир Алан.

Виктория кивнула. Она так и думала. Иначе было бы слишком просто.

– Брат Искореняющий, завтра мы едем на охоту, но перед этим мне хотелось бы исповедоваться, – с кровожадной улыбкой повернулся к ксену Алан.

– Прямо здесь?

Ого! В голосе удивление?

– Прямо сейчас!

– Я слушаю вас, кир Алан.

– Хочу признаться в убийстве барона Линя. – Конт широко усмехнулся.

– Когда вы успели? – недоверчиво воскликнул ксен.

Неужели ей удалось его удивить?

– В ближайшее время, брат Алвис.

Виктория вернулась в кабинет. Берт уже зажег белые толстые свечи в напольных кованых канделябрах, которые давали неровный свет достаточной силы для того, чтобы можно было читать.

– Берт, мне нужны карты местности. Пусть Рэй принесет.

Глаза щипало, и конт, потерев их, с удивлением понял, что на пальцах осталась влага. Слезы? Виктория никак не могла избавиться от наваждения – избитая, изуродованная женщина, вся вина которой – любовь к собственному ребенку. А ведь у всех ее рабов были матери.

– Берт, куда деваются пожилые рабы? У нас нет ни одного старика.

– Ваш отец, кир, продавал рабов, когда они достигали возраста сорока пяти лет.

– А дети откуда?

– Большинство отдано за долги. Покупать маленьких – невыгодно, а ваш батюшка умел считать деньги. Ольта продали родители, сказали, что кормить нечем, а Тура кир выкупил у проезжавшего мимо дворянина. Говорят, его отца казнили, а семью продали в рабство. Да кто теперь узнает правду?

– А что, ни разу не было такого, чтобы у рабов рождались дети?

– Отчего же не было? Было пару раз, – потупился Берт, – но вы объяснили всем, что впредь не потерпите подобного, а старый конт вас поддержал.

– И?

– И с тех пор ни разу не было, – уклончиво ответил слуга, покосившись на руку конта, в которой у того был зажат нож для заточки перьев. – Кир Алан, если вы все забыли, то стоит ли об этом вспоминать?

Парень сглотнул, словно его затошнило от воспоминаний, и угрюмо уставился в пол. Виктории как-то расхотелось знать, что реципиент сделал с ослушавшимися рабами. У двери раздался низкий голос Рэя:

– Не думайте о прошлом, кир Алан, думайте о будущем. Если Ирий лишил памяти, значит, так и нужно, и не нам идти наперекор его воле. Не ищите ответов в прошлом, живите здесь и сейчас.

И это верно.

Капитан вывалил на стол рулоны толстой бумаги. Спустя несколько секунд Виктория с легким трепетом склонилась над первой картой.

– Эту карту ваш отец получил вместе с дарственной на земли. – Рэй ткнул пальцем в небольшой обтрепанный лист.

Да уж… На белом фоне вычерчен кривой овал, разделенный на три части. На самой большой – средней – части крестиками помечены четыре деревни и два хутора, рядом от руки написаны названия и в скобках – количество проживающих людей. Сбоку нарисована башенка, изображающая Кровь. Пунктиром проведены границы между владениями, горы обозначены зигзагом, леса палочками. Земли, окружающие контство, обозначены как баронство Линь и баронство Роган, толстой кривой линией начерчена дорога, которую пересекают несколькими линий потоньше. Причем начинается дорога от пустого места за овалом и на пустом же месте заканчивается.

– Это что?

– Карта ваших земель, кир, – вздохнул Рэй. – Здесь, на фронтире, у всех такие. Только собственные владения и владения соседей. Я так мыслю, что остерегаются рисовальщики карт сюда соваться, вот и нет точной информации. Место опасное – игуши, беглые, разбойники, да и сосланные семьи не отличаются миролюбивым нравом. Зачем же лишний раз рисковать? А Наместнику пока эти территории ни к чему. Сами видите, горы, леса и ничего ценного, земли плодородной мало, чуть копни глубже, сразу на камень наткнешься. Погода опять же – то засуха, то дожди, то морозы и снег по пояс. Да что я вам рассказываю, словно вы не знаете?

Ага, как же! Просто Наместник перестраховывается, выдавая ссыльным дворянам минимум сведений.

– А другой карты нет? – недовольно пробурчал конт, и Рэй развернул следующий лист.

Они находились на небольшом материке или на очень большом острове. Большую часть суши занимали горы. Всего на карте было отмечено четыре крупных государства и множество мелких территорий, никак не тянувших на страны. Расстояние определить оказалось сложно, карта давала лишь общее представление. Часть территорий на востоке была нанесена в виде белых пятен, обведенных красными линиями. Фронтир. Еще несколько карт ничем не отличались от предыдущей, просто на некоторых были изображены дороги и отмечены крупные населенные пункты.

Виктория только скептически хмыкнула, вспоминая подробную карту Искореняющего. Нужно найти способ снять с нее копию. Очень хотелось бы иметь выход к морю. Море – это рыба, а может быть, и жемчуг.

– Рэй, а отчего рыбы в замке нет? Море же под боком.

– Не так уж и под боком, кир Алан. Ежели через горы, то два дня пути через баронство вашего друга кира Кайрата. Да и море там такое, что… – Он махнул рукой. – А рыбку купцы возят. Засоленную, но, коли хотите, и живой закажем. Только возят ее от южного берега, через перевал. Там можно в море выходить, а тут скалы.

Ясно. Но посмотреть нужно.

– Так у барона Линя есть выход к морю?

Рэй кивнул.

Виктория потерла переносицу, отодвигая в сторону исписанный лист бумаги. Скептически осмотрела труд нескольких последних часов, параллельно порадовалась всего двум поставленным кляксам – похоже, она наконец освоила перо. Не хватало света, постоянно возникало желание встать и нашарить на стене привычный выключатель. Виктория тяжело вздохнула, дала себе зарок стараться не писать при неровном свете свечей – не хотелось зрение портить. Машинально вытерла запачканные в чернилах пальцы и еще раз перечитала написанные мелким почерком строки. План на ближайшее время. Очень насыщенный план.

Виктория задула свечи и вышла из кабинета. Прохладно. Пустой замковый двор освещала яркая, чуть розоватая луна. Из барака, где ночевали рабы, слышалось тихое пение. У контессы было открыто окно, и Виктория вдруг посочувствовала женщине, представив, как ей, наверное, страшно. Сидеть в неизвестности и ждать решения своего чокнутого мужа. А зная склонность реципиента к садизму, Литина может представить себе неизвестно что и еще раз попытаться покончить с собой. А вдруг у нее получится? Виктории совершенно не хотелось брать такой грех на душу. Она уже поняла: женщина высказала все в глаза ненавистному супругу лишь потому, что была уверена – ей удастся принять яд прежде, чем конт сможет ее ударить. Так бы оно и было, если бы не Искореняющий.

Она вошла в спальню контессы без стука. Литина сидела за столом с вышивкой на коленях, но мысли ее витали где-то далеко, а руки замерли над полотном, так и не сделав очередного стежка. Она испуганно вздрогнула, когда увидела мужа. Воин, стоящий у двери внутри комнаты, вышел, повинуясь кивку хозяина.

– Позволите, кирена? – вежливо поинтересовался конт.

– Разве я могу вам запретить? – тихо произнесла контесса.

Виктория оглянулась. Комната не отличалась ни пышным богатством, ни строгой изысканностью, ни шиком. Широкая кровать с четырьмя столбами, узкая жесткая лавка, два массивных стула, стол и сундук. На столе стояла резная шкатулка, заполненная цветными ниткам, лежала стопка вышивок. Она подошла ближе, взяла в руки верхнюю картину – окно, на подоконнике стоит чашка, рядом небрежно брошен красный цветок, напоминающий мак. С интересом начала перебирать полотна: цветы, лики Ирия и Вадия, птицы, лошади, пейзажи. Ни одного узелка, ни одного кривого стежка. Безукоризненно.

– У вас талант, кирена, – похвалил Алан.

Для Виктории рукоделие было чем-то запредельным и фантастическим. Нет, при необходимости она могла превратить обычный маскировочный костюм в «елочку» или «снеговика», связать шапочку или пришить пару карманов, но никогда не любила это дело.