Текст книги "Жизнь на кончиках пальцев"

На свете есть лишь две вещи, достойные нашего слуха. Это тишина и музыка.

Бауржан Тойжибеков

Мюзик-Холл,

Москва, 19:30

ПРОЛОГ

Сегодня после концерта назначена пресс-конференция – встреча с журналистами. Честно говоря, не очень люблю всю эту шумиху. Но что поделать – другого выхода нет. Самое главное, даже не представляю, как именно будет проходить мероприятие. Признаюсь, заметно волнуюсь. Вокруг столько незнакомых лиц, толпа – а я одна в центре внимания. Но стараюсь держаться уверенно: киваю головой и приветливо улыбаюсь. В какой-то момент я окончательно успокоилась – дело пошло своим ходом.

А в итоге все оказалось достаточно просто и банально: мне передавали записки с вопросами журналистов. Стандартные вопросы. Стандартные ответы. Как Вам удалось добиться такого успеха? Как вы можете слышать музыку, которую играете? Расскажите Вашу историю. Рассказать, увы, не могу. Но могу написать.

Часть I. В объятьях тишины

Начало истории

Мне было, наверное, где-то года три-четыре, точно не помню. Тогда я жила со своей бабушкой в подмосковном поселке, недалеко от Москвы. «Петушки» назывался. Именно в этот период я стала чувствовать, что со мной что-то не так, но что конкретно происходит, конечно, не осознавала. Как будто чего-то не хватало…Более того, такое состояние стало уже привычным. Мне тогда казалось, что это временно и скоро все пройдет. Я даже не подозревала, как сильно заблуждалась.

Помню, как девчонки и мальчишки из нашего поселка каждый день бегали на речку купаться, а потом играли в жмурки или догонялки, или просто веселились. А я всегда стояла в стороне и тихонько за ними наблюдала. А самой ужасно хотелось подойти и подружиться с ними. И вот однажды я не вытерпела и решилась на отчаянный шаг – познакомиться, заговорить. Я подошла к девочке с белокурыми волосами и небесно-голубыми глазами. Она прыгала через скакалку и улыбалась, слегка прищурившись от солнца. Я всего лишь хотела сказать: «Привет! Давай прыгать вместе!». А в итоге не произнесла ни звука, лишь одно шевеление губами. Девочка тут же перестала прыгать, от улыбки не осталось и следа. Все остальные ребята застыли на своих местах и смотрели на меня удивленными глазами. Застыла и я сама. Так прошло пару минут. Я ничего не понимала. А потом резко развернулась и ринулась бежать.

Никогда прежде я не оказывалась так далеко от поселка. Видимо, я вовремя остановилась, чтобы перевести дыхание. Иначе точно бы заблудилась. Не помню, как вернулась домой. Помню только горькие слезы, которые текли у меня по щекам. А также добрый и всепонимающий взгляд бабушки, которая нежно гладила меня по голове.  Именно бабушка научила меня писать и читать по слогам. Мы с ней понимали друг друга без слов, общались с помощью жестов. Она объяснила, как могла, что со мной происходит. Не было для меня тогда человека ближе и роднее. Мне только исполнилось семь, когда ее не стало.

Мне показалось, что я осталась во всем мире одна. В какой-то степени так и было, пока меня не определили интернат для глухих детей. Там я поняла, что не одна такая.

Жизнь в интернате

Первые дни в интернате я чувствовала себя очень неуютно, мне все казалось таким непривычным, незнакомым. Но постепенно свыклась с новой обстановкой, т.к. понимала, что другого выбора у меня нет. Мария Васильевна, наша воспитательница, была строгой, немного надменной пожилой женщиной. Она носила большие круглые очки с оправой, волосы собраны в тугой пучок, а поверх блузы – накинутый на плечи шерстяной платок. Это была неизменная деталь в ее гардеробе. Она никогда его не снимала. Именно такой я ее и запомнила. Когда она проходила рядом, у меня непроизвольно пробегали мурашки по всему телу, хотя для этого не существовало объективных причин.

Со мной в одной комнате жили еще две девочки, которые были значительно старше. Поэтому не обращали на меня никакого внимания. Впрочем, и между собой они общались достаточно редко и неохотно. Мне часто становилось одиноко и грустно. Я тосковала по бабушке и по той жизни, которая была раньше.

Всего нас было немного – человек десять, не больше. В основном – девочки. Некоторых счастливчиков забрали дальние родственники или приемные родители. Я втайне очень им завидовала.

Днем у нас проходили уроки, почти как в обычной школе. Мы учились письменной речи, изучая русский язык, а устной – при помощи жестов. Так, мы могли общаться и понимать друг друга без слов. Потом – подготовка домашних заданий. А в свободное время – кружки по интересам. Мария Васильевна вела у девочек кружок кройки и шитья. Видимо, ей самой очень нравилось это занятие – с таким увлечением она помогала нам делать выкройки для будущих изделий. А однажды даже показала платье, которое сшила сама. Наверное, она считала, что мы могли бы впоследствии устроиться работать в ателье или на швейную фабрику.

Возможно, это было бы, действительно, неплохо. Некоторым девочкам очень нравилось это занятие. Но, признаюсь, я посещала этот кружок без особого энтузиазма, скорее по принуждению. Просто у меня не получалось так же ловко и быстро орудовать иголкой, как это делала Мария Васильевна.

Когда была хорошая погода, мы выходили гулять на улицу. Тогда только приближались первые весенние деньки. Снег начал таять, из-под него робко проглядывали зеленые росточки. Солнышко пригревало. Всюду чувствовалось обновление и пробуждение. Но, мне казалось, чего-то не хватает. Шелест листвы или ветра, пение птиц, разговоры людей – для меня это только слова. Ведь единственный звук, который я слышала когда-либо – полнейшая тишина.

Я сидела на качелях, неосознанно выводя какие-то фигуры палочкой на земле. Сейчас мне особенно хотелось услышать, как звучит капель, как журчат бегущие ручьи, как колышутся на ветру листочки. Я закрыла глаза от солнца и попыталась вообразить эти звуки так, как будто они бы звучали у меня в голове, уловить едва ощутимые вибрации. Мне почти это удалось, как вдруг Мария Васильевна дотронулась до моего плеча. От ее прикосновения невольно вздрогнула. Она жестом указала на то, что все давно ушли на ужин, а я осталась одна на площадке. У нее был очень недовольный взгляд, от которого мне тут же стало не по себе.

Девчонка с вечно смеющимися глазами

Все свободное время я привыкла проводить одна – в своей комнате или в библиотеке, которая представляла собой маленькую каморку в подвале. Правда, выбор книг был довольно-таки ограниченным. Но я читала все подряд, буквально запоем. Так было до тех пор, пока у нас не появилась новенькая – голубоглазая девочка с торчащими в разные стороны косичками, с веснушками на лице. Она выглядела такой смешной и жизнерадостной, что на нее все невольно обратили внимание. Мы носили бейджики с именами, чтобы можно было познакомиться и лучше запомнить друг друга.

Девочка сидела за столиком в окружении других ребят и что-то увлеченно рисовала, а все с любопытством пытались разглядеть, что за рисунок у нее получается. Мне было очень любопытно знать, как же ее зовут. Позже, когда остальные разошлись, я таки наконец увидела бейджик с ее именем. На нем не совсем аккуратно, но очень старательно было выведено: «ТАСЯ». Какое необычное имя – первое, что тогда подумала… Я хотела, было, посмотреть ее рисунок, но она резко закрыла его руками, при этом так наигранно нахмурившись, что просто невозможно было не рассмеяться. Чуть выждав, Тася протянула мне свой рисунок. На бумаге было изображено улыбающееся и подмигивающее солнышко. Сначала я внимательно его рассмотрела, а потом на обратной стороне листка написала: «Привет! Мне зовут Алиса. Давай дружить?».

С тех пор мы были, что называется, не разлей вода: всюду ходили вместе. Даже книжки читали одинаковые. У нас выработалась особенная система общения с помощью жестов и знаков, понятная только нам. Мы частенько применяли ее во время уроков, когда становилось невыносимо скучно, чем приводили Марию Васильевну в бешенство. Ей, конечно, было невдомек, о чем мы говорим. Обычно в этом случае она резко вставала с места, проходила вдоль класса, потом возвращалась за стол и долго не сводила с нас внимательного и испепеляющего взгляда. В такие минуты Мария Васильевна выглядела очень смешно, поэтому мы еле сдерживали себя, чтобы не рассмеяться. Тогда учительница прибегала к своему последнему средству – грозила нам указательным пальцем – и мы на время успокаивались.

А еще нашим любимым занятием было писать друг другу письма. Каждое утро я находила таковое у себя на тумбочке. Обычно оно начиналось следующим образом: «Дорогая, Алиса! Сегодня чудесный день. Жду тебя на нашей скамейке в 5 часов. И не вздумай опаздывать. А не то я обижусь. Твоя Тася». Я уже в 4.45 ждала Тасю на скамейке. А она всегда подходила сзади и закрывала мои глаза своими ладошками. С ней никогда не было скучно.

Как-то раз я сильно заболела – была высокая температура, лихорадка. Ко мне не пускали никого, кроме доктора. Однако Тася каким-то образом пробралась ко мне в комнату, незаметно от Марии Васильевны. Я помню ее грустные глаза и бледное личико. Она садилась возле моей кровати, клала свою головку на подушку и долго оставалась недвижима. Вскоре после моего выздоровления Тася тоже заболела – заразилась от меня. Мы как будто поменялись местами. Теперь я неотлучно дежурила у ее постели. Даже Мария Васильевна смирилась и только обреченно вздыхала – мол, что с вами поделаешь.

Я думала, что мы никогда не расстанемся. Но судьба распорядилась иначе. Спустя 3 месяца ее забрали приемные родители. То, что я чувствовала в тот момент, невозможно передать словами. Мы обе плакали навзрыд, обнявшись. На память Тася подарила мне мой портрет, который сама нарисовала. Я его храню до сих пор. Ее рисунки всегда украшали наш класс – у нее прослеживался определенный талант к рисованию.

Мы обещали писать друг другу письма. Но даже это не спасало. Эта была вторая в моей жизни большая потеря. Невосполнимая утрата. Тогда я пообещала себе, что обязательно найду подругу, во что бы то ни стало. И нашла. Но всему свое время.

Пианино на чердаке

Каждый день, просыпаясь, я с замиранием сердца смотрела на тумбочку, по привычке ожидая увидеть там Тасино письмо. Каждый день ровно в 4. 45 сидела на скамейке в надежде, что она, как прежде, подойдет сзади и закроет мои глаза руками. Каждый день я думала, что подруга зайдет в класс, чуть заметно улыбнется мне и сядет рядом за парту, делая вид, что читает учебник по биологии, а на самом деле станет рисовать на обложке тетради смешные рожицы. Каждый день я свято в это верила и продолжала писать ей письма, передавая их Марии Васильевне, так как не знала точного почтового адреса. Каждый день… Возможно, что Тася не получила ни одного из этих писем. По крайней мере, мне так легче было объяснить самой себе, почему она не отвечает. Другой причины я не видела или не хотела видеть. Вечера проводила одна, как и раньше, в своей комнате. Даже книги перестали меня занимать. Я подолгу смотрела на подаренный портрет, на чуть неровную надпись: «Моей любимой подруге на долгую память», и слезы незаметно катились по щекам. Но однажды я перестала ждать, надеяться и верить. Мне пришлось принять правду, какой бы горькой она ни была. Мне нужно было осознать, что Тася не вернется. Мне нужно было научиться жить без нее.

Как-то, когда все отправились на прогулку, я, сославшись на нездоровье, осталась в интернате и бесцельно слонялась из угла в угол. Так, я случайно наткнулась на чердак, который находился на самом верхнем этаже. Дверь была открыта – я вошла внутрь. Из окна лился слабый, тусклый свет. Мне удалось разглядеть только пару старых коробок, заполненных ненужными бумагами, несколько ящиков, неизвестно с чем. Я уже собиралась уходить, как мое внимание привлек большой предмет, находившийся рядом с окном. Он был накрыт темной бархатной тканью. Мне стало любопытно, поэтому подошла ближе. Оказалось, что это пианино, в точности такое же, которое когда-то видела на картинке в одной книге. Я почему-то смотрела на него заворожено несколько минут. Потом аккуратно стянула ткань, медленно открыла крышку и дотронулась пальцами до клавиш… Я прошлась по всем клавишам одновременно. Мне очень понравилось это ощущение. Время пролетело незаметно, уже доходило семь часов. Однако мне казалось, что прошло не больше пяти минут, а на самом деле – уже больше часа. Все, конечно, давно вернулись с прогулки. Я побежала вниз, даже забыв закрыть крышку пианино. Дверь чердака плотно захлопывать не стала. Мне вдруг захотелось вернуться сюда еще раз.

С тех пор меня будто что-то манило туда. При каждой возможности бегала на чердак, бесцельно стуча по клавишам пианино. Я как будто нашла себе новое увлечение, чему была очень рада. Как бы нелепо и бессмысленно это ни звучало, но именно в тот момент мне безумно захотелось научиться играть на этом музыкальном инструменте. Но так получилось, что, когда в порыве вдохновения, я в очередной раз поднялась на чердак, дверь оказалась закрытой. Скорее всего, Мария Васильевна заперла дверь. Украсть ключ из ее кабинета я так и не решилась. Мое увлечение было забыто.

Часть II. Симфония Жизни

Тетушка Ирена

Жизнь в интернате текла своим чередом, мне оставался еще год до выпуска. И тут совсем неожиданно я узнала от Марии Васильевны, что у меня есть тетя, которая до сих пор ничего не знала о моем существовании, но теперь намерена забрать меня. Оказывается, она долгое время находилась за границей, а со своей сестрой, т.е. моей мамой, по каким-то непонятным причинам не поддерживала отношения. Для меня эта новость была одновременно и радостной, и пугающей. Раньше я могла об этом только мечтать, а теперь…Теперь уже привыкла в той жизни, которая была у меня сейчас, здесь все так известно и предсказуемо. А впереди ждала сплошная неизвестность. Тетка казалась мне злой и сварливой женщиной, ненавидящей детей. Так что встреча с ней очень сильно взволновала меня, я долго не могла заснуть накануне и проснулась в то утро рано.

Что ж, этот день настал. Помню, как с замиранием сердца открыла дверь кабинета Марии Васильевны и остановилась в нерешительности. Моему взору предстала сама Мария Васильевна, подписывающая какие-то бумаги, и незнакомая мне женщина, сидевшая на стуле вполоборота. На ней было темно-синее элегантное платье, такая же элегантная шляпка ему в тон и синее кашне, повязанное на шее. Чувство стиля и ее манеры говорили об аристократическом происхождении сами за себя. Она резко обернулась, и на какое-то время наши взгляды встретились. В ее глазах я прочитала такое тепло и сочувствие, которое пронзило меня изнутри. Женщина подошла ко мне, сначала взяла за руку, а потом крепко-крепко обняла. Это было так неожиданно, что я ужасно растерялась. Когда она отстранилась от меня, слезы продолжали течь по ее щекам. У меня к горлу подступил ком, и я, не зная отчего, сама чуть не расплакалась.

Наша встреча состоялась. Так я оказалась в Москве вместе со своей тетушкой Иреной.

Самый дорогой подарок

Я очень быстро привыкла к тете Ирене. Мы, действительно, понимали друг друга без слов. Она заменила мне маму, которой у меня никогда не было, но о которой я так мечтала. Первоначально Москва произвела на меня пугающее впечатление. Многолюдные улицы, бесконечное движение и суета…Мне даже страшно было пойти куда-нибудь одной. Но с Иреной я очень любила гулять, осматривая местные достопримечательности. А в выходные мы обычно отправлялись в Третьяковскую галерею. Моя тетушка оказалась очень образованным и начитанным человеком. Она знала самые интересные факты из истории города и увлеченно рассказывала их мне. Именно она привила мне чувство прекрасного, научила видеть красоту в обыденных и обыкновенных вещах. Нежно-голубое небо над головой, все краски радуги после дождя, прелестные цветы, рассыпанные по клумбам в парках – никогда раньше не обращала я внимание на все это. А теперь была готова разглядывать каждую травинку, каждый листик, встречавшийся мне на пути.

Однажды, возвращаясь после очередной прогулки, мы проходили мимо магазина «Антиквариат». За его витриной я увидела то, что заставило мое сердце бешено стучать.

Это было пианино. Оно казалось старинным, даже раритетным. Я невольно сжала тетину руку. Она сначала удивленно взглянула на меня и, очень точно уловив мои мысли, слегка улыбнулась. Мы двинулись дальше. Весь вечер я думала только об увиденном в магазине пианино. Моя мечта загорелась с новой силой.

Каково же было мое удивление, когда, спустя неделю, в свой 16-й день рождения, я обнаружила его у себя в комнате. Моему счастью не было предела. Со всех ног ринулась в гостиную, чтобы как можно крепче обнять тетушку. Мне уже не терпелось попробовать свой самый дорогой подарок в действии. Ирена неплохо умела играть на пианино, она некоторое время работала в театре.

Так, с неподдельным рвением и усердием приступила к изучению нотной грамоты. Ноту за нотой осваивала я совершенно новый для себя язык – язык музыки. И мне это безумно нравилось.

Храм Музыки

Сама не знаю, как и когда впервые возникла у меня эта мысль, но теперь я просыпалась и засыпала с ней. Мое намерение оставалось непоколебимым – поступать в Московскую консерваторию. За окном стояли последние весенние деньки, и мне оставалось не так много времени на подготовку к вступительным экзаменам. Тетушка сначала отнеслась к этой затее с изрядной долей настороженности, но потом приняла мое решение. Так, я разучивала все новые этюды, ноктюрны и сонаты. Иногда просиживала за пианино целыми днями. Мои пальцы ныли от усталости. Но то была приятная усталость, ведь я чувствовала удовлетворение от проделанной работы. С особенным трепетом и выразительностью (хотя это и трудно объяснить) играла ноктюрн Шопена. Да, определенно Шопен стал одним из моих любимых музыкантов. Поэтому я выбрала его произведение для исполнения на экзамене.

И вот настал один из самых волнительных дней в моей жизни. Первые два испытания были письменные, и я сдала их без особых проблем. Теперь остался главный. Как сейчас помню, как вхожу с тетей в консерваторию. Передо мной толпы беспокойных студентов, некоторые сжались в кучки, кто-то стоит поодиночке, в очередной раз пробегая взглядом по своей тетради с нотами. Для меня само присутствие в этом здании казалось чем-то необыкновенно значительным и величественным. Здесь царила ее величество Музыка.

Время тянулось очень медленно, хотя не прошло и часа. Наконец настала моя очередь. Я зашла в класс, где посередине стоял огромный рояль. Напротив него сидело пять преподавателей, которые тут же устремили на меня свои взгляды. Их лица оставались не проницаемы. По коже у меня пробежали мурашки, а руки вспотели. Я села за рояль и принялась исполнять свой любимую мелодию. От чрезмерного волнения пальцы не слушались, но вскоре страх прошел – я играла свободно и легко. Члены комиссии все время перешептывались и делали какие-то пометки в своих бумагах. Их лица по-прежнему ничего не выражали. Я же была уверена, что у меня есть все шансы оказаться в числе поступивших.

Каково же было мое состояние, когда на следующий день я не обнаружила себя в списке зачисленных. Мир как будто рухнул разом. Коленки подкашивались. В этот момент все казалось неважным, несущественным. Я видела, как тетя входит в кабинет председателя комиссии, как выходит из него с раскрасневшимся от переполнявших ее чувств лицо. Я видела, как радовались прошедшие вступительные испытания абитуриенты, как плакали непрошедшие. Но воспринимала это отстраненно, как в замедленном фильме.

Долгожданная встреча

Только спустя несколько месяцев я окончательно, как мне тогда казалось, рассталась со своей мечтой – заниматься музыкой. Пианино по-прежнему находилось в гостиной, но для меня оно стало чем-то недозволенным, пугающим и вызывающим ноющую, тупую боль в груди. Впрочем, это неудивительно. Но мне нужно было думать о своем будущем. К счастью, Ирена нашла для меня подходящую работу. Несложную, но мало чем примечательную. Однако выбирать не приходилось. Мои обязанности состояли в том, чтобы разбирать документы в архиве, подшивать дела, иногда набирать текст на компьютере. Вскоре я привыкла к такому распорядку, все было доведено до автоматизма. Но чего-то в моей жизни не хватало. Чего-то очень важного. Я боялась и думать об этом. Ведь больше никакой музыки.

По вечерам после работы с тетушкой или одна я подолгу любила прогуливаться по парку. Идя домой по почти пустынным, тенистым аллеям, всегда погружалась в свои мысли. Они уносили меня далеко отсюда. Мне часто вспоминалось время, проведенное в интернате. Мария Васильевна. Тася. Как она, что с ней? Я бы, наверное, все отдала, только бы увидеть ее снова.

Однажды мы с тетей по обыкновению отправились на выставку живописи современных художников. Я могла подолгу рассматривать их полотна. Но тут мое внимание привлекло несколько картин. Они показались мне как будто знакомыми. Где же я раньше могла их видеть? Нет, не может быть. Похожие линии, похожий стиль. У меня не оставалось сомнений. Тася. Это были ее картины. Я тут же разузнала адрес у организаторов и побежала разыскивать подругу детства. Вот он, этот дом. Пятый этаж, 38-я квартира. Я позвонила несколько раз – никто не открыл. Расстроившись, уже стала спускаться по ступенькам, как вдруг дверь медленно открылась. На пороге стояла женщина лет 50-ти, в домашнем халате. Я растерялась, не зная, как объяснить причину своего прихода. Но тут появилась Тася. Я узнала ее сразу – она ничуть не изменилась. Такое же озорное лицо, чуть прищуренные глаза. Разве что одна туго заплетенная косичка вместо привычных двух.

Мы плакали так же, как в день прощания. Оказывается, Тася уже несколько лет жила за границей со своей приемной семьей, во Франции. Она училась там живописи, и ее работы уже пользовались успехом. В Москву подруга приехала на выставку, в которой принимала участие, и завтра уже уезжает. У нас было так мало времени. И так много всего нужно было успеть поведать друг другу. Несмотря ни на что, я безумно радовалась этой неожиданной, но такой долгожданной встрече. Она рассказала мне, что писала в интернат каждый день. Почему я не получала эти письма, для меня так и осталось загадкой. Впрочем, сейчас это уже было неважно. Главное, я видела ее перед собой, в эту самую минуту. Я обещала приезжать в гости и больше не терять связь с ней. И снова нам пришлось расстаться. Уже во второй раз. Что ж, это жизнь. Встречи и расставания. Взлеты и падения. Радости и горести. Но все это мне еще предстояло узнать и осознать.

Второй шанс

Говорят, что в одну реку нельзя войти дважды. Возможно. Но возьму на себя смелость поспорить с этим суждением. Мне удалось это сделать. Но обо всем по порядку.

У тетушки по выходным всегда собирались начитанные, образованные и культурные во всех отношениях люди. Своеобразный кружок по интересам. Они что-то горячо обсуждали каждый раз. Я никогда не вникала в суть их дебатов, конечно же, дружеских. Просто старалась не мешать. Но однажды одна из приятельниц Ирены, услышав от нее, что я умею неплохо играть на фортепиано, попросила что-нибудь для нее исполнить. Она была настоящим ценителем классической музыки. Поначалу я долго отнекивалась, но все же, в конце концов, уступила. Мои пальцы коснулись клавиш, дыхание перехватило – и я вспомнила все! Играла так, как будто никого не было. Только для себя. Как в последний раз. Наконец-то я могла себе это позволить. Меня охватило неописуемое чувство радости и вдохновения. Наверное, именно оно и передалось окружающим. После этого Анастасия Ивановна (так звали эту женщину) обещала поговорить о том, чтобы меня повторно прослушали в консерватории. Раньше она имела там какие-то связи. Судьба давала мне второй шанс. Я просто не могла его упустить.

Так меня зачислили на первый курс обучения. Теперь я могла мечтать о том, о чем раньше даже не смела подумать. Но не все было так просто. В моей группе училось человек восемь. Если первое время я пыталась с кем-то завязать знакомство или подружиться, то вскоре бросила эту затею окончательно. Мне было невозможно установить контакт с ребятами. К тому времени я неплохо научилась читать по губам, что, несомненно, должно было облегчить мне жизнь, но этого оказалось мало. Между мной и остальными стояла какая-то невидимая, непроницаемая стена. Меня предпочитали не замечать. Максимум на что я могла рассчитывать, это кивок головы в знак приветствия. Некоторые же откровенно меня жалели, что было еще невыносимей. Я вспомнила свое детство. То чувство, когда я впервые осознала, что отличаюсь от других, вспыхнуло во мне с новой силой. Порой мне также хотелось заплакать. Иногда я просто ощущала себя невидимкой. Хотя в этом были и свои плюсы.

Основную часть времени занимали индивидуальные занятия с педагогом, поэтому с сокурсниками я виделась только на общедисциплинарных предметах. Но особенно напряженные отношения у меня сложились с нашей старостой. Красивая, властная, авторитетная. Кристина как бы возвышалась надо всеми. Ее уважали и боялись. Я же держалась нейтрально. Мне, действительно, было несладко. Новые люди, новая обстановка, новые условия. Ко всему этому нужно было привыкнуть. Мир распахнул передо мной свои двери, и главное теперь было принять его, не сбежать, не испугаться. Меня спасала музыка, всегда и во всем. Я часами проводила в музыкальном классе, оттачивая свое мастерство. И не было предела совершенству. Мне очень повезло с педагогом. Анна Константиновна необычно тепло ко мне относилась. Правда, скорее, из-за жалости, но, тем не менее, я обязана ей многим. Она вложила в меня то, чем безупречно владела сама – талантом импровизации, чувствованием музыки, ее неповторимой ритмики. Все это стало необычайно важным для меня. Другие преподаватели предпочитали не замечать моего отличия от других учащихся. Они искренне недоумевали, почему я не могу ответить на семинаре. И каждый раз кому-нибудь приходилось напоминать об этом. Особенно это любила делать Кристина. Наши отношения с ней в последнее время резко обострились.

Меня и еще одну девушку из нашей группы выбрали для участия в конкурсе, что было, конечно, очень почетно для любого студента консерватории. Кристина же была уверена в том, что выбрать должны только ее. Она никогда не прощала, когда кто-то оказывался лучше. Так, незаметно прошли три года обучения. За это время я привыкла к новой обстановке и даже к недружественным взглядам Кристины и непониманию остальных. Я делала определенные успехи в учебе и двигалась вверх по ступеням к заветной цели. Все шло своим ходом, спокойно и размеренно. Но это было затишье перед очередной бурей.

Новый знакомый

Стояли последние весенние деньки. Солнце уже согревало своим теплом. Я же находилась в каком-то приподнятом и немножко волнительном состоянии. Подходил к концу третий год моего обучения. Еще чуть-чуть и я перейду на новую ступеньку в своей жизни. К тому же усиленно готовилась к предстоящему конкурсу. На мне лежала большая ответственность – представлять свой факультет. Так что я просто не могла себе позволить провалиться. Впрочем, Анна Константиновна была мною довольна. Она вообще возлагала на меня большие надежды. А вот я была не так уверена в своих силах. Наверное, это впервые, когда я должна была выступать перед такой большой аудиторией. Страх просто сковывал меня. Но мне ничего не оставалось, кроме как преодолеть его. В итоге же все прошло просто замечательно. Меня поддерживали не только педагоги, но и студенты, что приятно меня удивило. Я заняла второе место, что давало мне право участвовать в следующем туре. Это была моя маленькая победа. Победа над самой собой.

Но вскоре произошло событие, которое оставило неизгладимый след в моей душе. В нашей группе неожиданно для всех появился новенький. Он перевелся к нам из другого учебного заведения. Высокий, красивый брюнет артистической внешности. Его звали Игорь. Да, именно так. Он, конечно, в первый же день своего присутствия обратил на себя внимание практически всех девушек. Но больше всего ему приглянулась Кристина. Хотя это совсем неудивительно, скорее закономерно. Они обычно сидели вместе на всех занятиях и увлеченно о чем-то беседовали. Но меня это нисколько не волновало. Не знаю, чем он мог похвастаться, кроме яркой внешности. Что касается моей внешности, то я никогда о ней не задумывалась. Каждый раз из зеркала на меня смотрела высокая, худощавая девушка, с большими серо-голубыми глазами и светло-русыми, слегка вьющимися волосами. Я никогда не считала себя особенно привлекательной… В интернате мы все были наравне. Тетушка же покупала мне красивые платья и костюмы, которые я, тем не менее, редко надевала. Я не привыкла к таким вещам. Но Ирена старалась привить мне чувство стиля, которое было присуще ей самой.

Однажды нас поставили в пару с ним разучивать новую мелодию – вальс Штрауса. Это было чистой случайностью. Но, конечно, Кристине такой расклад не понравился. Однако с преподавателем спорить никто не решался. Произведение оказалось достаточно сложным, и требовало определенной работы. Я же довольно-таки быстро разучила вальс, а вот у Игоря, напротив, ничего не выходило. Он как будто отбывал повинность каждый день. Желание что-либо репетировать напрочь отсутствовало. Я плохо себе представляла, как он сможет понять меня, да и у него особого желания не возникало. Игорь всякий раз лишь делал вид, что мы работаем в паре. Однако скоро зачет, а произведение так и не было разучено. Ему ничего не оставалось, кроме как прибегнуть к моей помощи. Так что мне пришлось буквально на пальцах показывать, как играть. Мы играли без нот. Так было проще. Уже вскоре он стал делать заметные успехи. Мне даже казалось, что у него получается лучше, чем у меня. Я изменила свое представление об этом человеке. Он был благодарен мне за уроки и даже стал относиться совсем по-другому. Теперь Игорь тепло улыбался при встрече и даже махал рукой в знак приветствия. А я всякий раз отводила глаза, чтобы только наши взгляды не остановились друг на друге.

Мне было хорошо рядом с ним. Даже слишком. Я все чаще ловила себя на том, что думаю о нем против своей воли. Во мне всякий раз что-то переворачивалось, когда видела их вместе с Кристиной. Это было какое-то новое, пронзительное, ранее не знакомое мне чувство. То, от чего замирает сердце и перехватывает дыхание. И ад, и рай одновременно.

В ритме сердца

Я больше не могла терпеть этого и однажды решилась на отчаянный шаг – во всем признаться ему. Ничего другого, кроме как написать письмо и незаметно положить в карман его пиджака, мне не приходило в голову. Нет, это было не просто письмо– целая исповедь. На следующий день мне было страшно идти на занятия. Ведь там я увижу его – и все сразу пойму. Что ж, однажды я решила бороться со своими страхами. Обратного пути нет.