Текст книги "Вариации на тему судьбы. Семь мини-триллеров"

ФУГА

Фуга (лат. fuga – «бег» от лат. fugere – «бежать», «убегать») – композиционная техника и форма полифонической музыки, где общая мелодическая линия многоголосного произведения «перебегает» из одного его голоса в другой.

Она сидела на корточках рядом с ними – парализованными, умирающими в собственной блевотине, и внимательно смотрела в их глаза, полные страдания, страха и ожидания неотвратимой смерти. Её азиатское лицо было похоже на маску и не выражало никаких эмоций. Длилось это всего несколько секунд, потом женщина в кимоно официантки встала и, не оглядываясь, ушла прочь быстрым шагом.

Пять минут назад гости нового японского ресторана стали невольными свидетелями кошмарной сцены. После окончания церемонии открытия нового заведения всех приглашённых рассадили за столики, и гости уже начали наслаждаться приготовленным для них угощением, когда на их глазах начало происходить нечто ужасное. Хозяева ресторана – приятные молодые мужчина и женщина, сидящие во главе большого стола для отдельных особо почётных гостей, – внезапно начали хрипеть, и через мгновение их буквально вывернуло наизнанку прямо на стол. Потом они рухнули на пол и остались недвижимыми, как сломанные манекены. Их соседи по столу, с ужасом наблюдавшие за происходящим, сами через несколько секунд побледнели и тоже стали падать, крича и извиваясь от боли. Всё это напоминало картину ада, как его рисовали средневековые художники на своих полотнах, где в огне в немыслимых страданиях корчатся грешники, обречённые на вечные муки.

Те, кто сидел в зале за другими столиками, вскочили от неожиданности, завопили, завизжали – вероятно, испугались, что будут следующими, ведь пострадавшие только что ели блюда из этого же меню.

– Скорую! Вызовите скорую! Что происходит?! Да сделайте что-нибудь!.. – орали гости.

На крики выскочили официанты, и вскоре вокруг умирающих людей собрались практически все работники ресторана «ЕшьФугу», кроме той, что появилась в зале первой, а потом ушла. Они старались помочь гостям, ещё подававшим признаки жизни: поворачивали их на бок, чтобы не захлебнулись – многих непрерывно рвало остатками пищи, – успокаивали тех, кто в сознании, пытались дать воды…

Минут пять спустя с завываниями примчалась полицейская машина, и сразу ей вслед прибыло три скорых. Потом ещё две. Звуки сирен, вращение ламп сине-красного света на крышах спецтранспорта не прекращались ни на секунду и делали похожим происходящее на кадры из голливудского блокбастера.

Когда врачи подбежали к пострадавшим, для двух из них всё уже было кончено.

Но помимо погибших, были и те, кому ещё можно было помочь. Людей, лежащих на полу в собственных испражнениях, пытались откачать всеми возможными способами, потом грузили в машины и отправляли в больницу.

Некоторым из посетителей ресторана, сидевшим за другими столами, тоже понадобилась медицинская помощь. У парочки дам началась форменная истерика, пожилой мужчина свалился с сердечным приступом, а у спортивного вида парня никак не заканчивалась нервная икота. Да что там говорить – все свидетели этого происшествия были шокированы и испуганы изрядно. Для них в дело пошёл кому нашатырь, а кому и успокоительные уколы. Пострадавших от нервного срыва скорая тоже быстро увезла, разрывая летний вечер воплем сирены.

Оперативная группа Следственного комитета и криминалисты огородили место гибели молодой пары, а оставшихся в нормальном состоянии гостей ресторана попросили задержаться для дачи свидетельских показаний.

«Барби и Кен просто», – думала молодая девушка криминалистка, глядя на трупы двоих молодых привлекательных людей. Но сразу отогнала эту мысль, посчитав её неуместной, но многие бы с ней согласились. Она – миниатюрная блондинка лет тридцати пяти, неброско, но дорого одетая, в розовом платье и перламутровых туфельках, лежала на полу, раскинув руки и ноги, и смотрела в никуда своими серыми, широко распахнутыми глазами. Просто сломанная кукла. Он – красавец-брюнет с карими глазами и лёгкой модной небритостью, мощно и атлетически сложенный, был нереально хорош. Раньше. Сейчас же, лёжа в неестественной позе с подломанными ногами и вывернутыми руками, он был похож на выброшенную за ненадобностью игрушку. Видимо, полученная этой парой доза яда была самой большой, они почти не мучились – смерть была почти мгновенной. Поэтому их внешний вид практически не пострадал, что и навевало ассоциации с любимыми персонажами девичьих игр, символизирующими идеальные отношения, идеальную семью, идеальную жизнь…

* * *

За две недели до этих событий в кабинете следователя Гульнары Абаевой, сидящей за компьютером в тесном кабинете городского полицейского участка, раздался звонок.

Гульнара – невысокая, спортивная, отлично сложенная молодая женщина двадцати четырёх лет от роду, несмотря на молодость, уже была в звании капитана. Она быстро продвигалась по карьерной лестнице после окончания юридической академии. Этому способствовали не только её цепкий и быстрый ум и победы в спорте – Гульнара была чемпионкой города по пятиборью, – но и умение слушать, доброжелательность и приятная улыбка с ямочками на круглом лице с высокими скулами и весёлыми узкими красивого выреза глазами. Гульнара с рождения жила в старинном городе Уральск, что расположился в живописной степной равнине европейской части Казахстана, на правом берегу реки, отделяющей Европу от Азии.

Когда телефон зазвонил, Гульнара посмотрела на часы и улыбнулась. «Всё-таки дисциплина – великое дело. Звонит ровно в то время, как договаривались». Когда Абаева снимала трубку, то была уверена на сто процентов, кого услышит. И была права. Правда, нежный капризный голосок младшей сестры, восемнадцатилетней Жылдыз – Дили по-домашнему, звучал сегодня несколько напряжённо.

Когда несколько дней назад младшая сестра Абаевой собралась погостить в Саратове у своей бывшей одноклассницы, переехавшей с семьёй в Россию после окончания школы, Гульнара не возражала. Саратов был недалеко – шесть часов на автобусе. Дала денег на поездку с условием, что Диля будет звонить каждый день. После смерти родителей десять лет назад они остались жить со старенькой бабушкой со стороны мамы – никого из близкой родни больше не было, а как бабушка умерла, так Гуля стала за старшую, хотя разница в возрасте с сестрой была не такая большая – всего шесть лет. Последнее время они с сестрой постоянно ссорились. Жылдыз взрослела, ей хотелось самостоятельности – это Гуля понимала…

Дел на работе у следователя Абаевой было невпроворот. Она рассчитывала на дежурный короткий разговор типа «это я, у меня всё в порядке, пока», но услышав в телефонной трубке новость, которую никак не ждала, отложила папку и насторожилась.

– Значит, так, – торопливо говорила Диля в трубку. Чувствовалось, что девушка специально тараторит, чтобы старшая сестра не успела вставить ни слова: – Я остаюсь в Саратове, я нашла работу, ты не представляешь, как мне повезло, пошла по объявлению, горничных искали, и слушай, сижу на собеседовании, девчонка передо мной выскакивает в слезах, мол, не прошла, ей сказали, что семейных не берут, а тут как раз моя очередь, я им сказала, что сирота, никого нет из родственников, детдомовская, меня и взяли, зарплата такая, по сравнению с твоей прямо космическая, и не отговаривай меня, я всё решила, всё, я кладу трубку.

Жылдыз выпалила всё это как из пулемёта, но Гуля успела выкрикнуть:

– Пожалуйста!

Диля замолчала, но звонок не сбросила.

– Дилечка, я тебя прошу, не надо! Возвращайся, это всё как-то подозрительно! – умоляюще попросила Гульнара, а потом не выдержала спокойного тона и закричала: – Возвращайся немедленно! Я тебе запрещаю!

И, конечно, всё сразу испортила.

– Если ты не забыла, мне уже восемнадцать! И я сама имею право принимать решения! Не надо включать полицейского, поняла?!

В голосе Жылдыз слышались слёзы и ярость, и Гульнара сразу пожалела о том, что не сдержалась. Она сменила тон и заговорила просительно:

– Диля, просто пойми, это как-то странно, ты не считаешь? Такие условия необычные, почему? Зарплата опять же огромная, это неспроста. Давай подумаем…

– Ты просто завидуешь! И я уже подумала…

– Хорошо, хорошо, может, я напрасно волнуюсь, – торопливо ответила Гульнара. – Скажи хоть название агентства и адрес, где будешь работать, пожалуйста. И обещай мне звонить каждый день, как договаривались.

Записав название рекрутинговой компании и адрес работы, из которого Диля знала только название посёлка – какая-то Елшанка, Гульнара положила трубку. Беспокойство не отпускало, она уговаривала себя, что её профессиональная деформация и стремление к сверхопеке перебивают разум, но в глубине души чувствовала, что права. Добром это не кончится. Так и оказалось…

Диля уже четыре дня не выходила на связь и не отвечала. Точнее, её телефон был отключён. Такого никогда не бывало – как бы сёстры ни ссорились, ежедневные звонки – это было святое. И Гульнара поняла – дело плохо. Надо ехать. Она взяла на работе отгулы, хотя ей только дали новое дело, и отправилась в путь. Решила, лучше на машине, как чувствовала, что без неё будет прям никак! Гнала всю дорогу под сотню и уже через пять часов была в Саратове. В полицию она не пошла. По собственному опыту знала – дело сразу не откроют, а действовать надо было быстро.

Поселилась у старушки, что возле вокзала комнату предлагала, купила интернет, местную симку и начала своё расследование. Агентства, как она и думала, под таким названием не было. Стала просматривать в местной газете объявления о найме на работу горничной, всё было не то. Но через пару дней обнаружила странное объявление – нужна молодая женщина до двадцати лет, одинокая – сиделкой с проживанием в отдалённом коттеджном посёлке. Её сразу насторожило: двадцать лет – сиделкой?! Для этого молоденькие не сильно подходят. Ей, конечно, не двадцать, но спортивное, тренированное тело и гладкое выразительное лицо – сойдёт. Собеседование проходило в комнате в торговом центре. «Сняли на день», – поняла Гуля. Сыграла как по нотам. Сирота, нужна работа, готова с проживанием, да, полная конфиденциальность.

А как адрес получила, сразу в машину и в эту Елшанку. Дом в лесу, не в посёлке даже. Высокий забор, охрана, собаки лают. Просидела пару ночей в машине на опушке, видела, как к дому съезжались дорогие тачки. Все с личными водилами. Оставались часа на три, потом назад.

В первую же ночь она всё поняла. Рядом с забором была высокая ель, она забралась и увидела… Такое можно было представить в голливудских ужастиках, но в Саратовской области? Наяву?! Окно было зашторено, но не слишком плотно, и то, что ей удалось разглядеть, заставило сердце замереть, а тело – покрыться холодным потом…

Огромная зала – почему-то ей в голову пришло именно это слово – зала – была обита дорогим деревом снизу до потолка. Вычурные завитушки, заканчивающиеся раздвоенными языками с жалом посередине, обхватывали змеиными извивами каждую деревянную балку на высоком потолке. Жуткие горгульи венчали высокие колонны из чёрного монолитного камня, стоявшие в каждом углу этого мрачного помещения. Сверху свисала огромная металлическая люстра с лампами в виде свечей, которые были включены на минимум и лишь зловеще поблёскивали кроваво-красным. Основное освещение шло от старинных факелов, в которых горел настоящий огонь. Факелы были закреплены на металлических стойках, плотно опиравшихся своими когтистыми лапами на каменный пол. Гульнаре достаточно было взглянуть один раз, и этот жуткий зловещий интерьер навсегда отпечатался в её памяти.

В центре залы стоял огромный деревянный стол. Вокруг стола в деревянных креслах, практически небольших тронах с высокими резными спинками, сидели люди. Все – голые. Лишь в масках, скрывающих верхнюю часть лица до рта. Что её поразило, это были и мужчины, и женщины. Гости ели неторопливо, болтали, смеялись. Канапе, маленькие шашлычки, морепродукты, овощи, фрукты на шпажках – всё подано было так, что можно было взять руками, без приборов. И всё бы ничего, если бы угощения не лежали на обнажённых, покрытых красными кровоточащими полосами худеньких девичьих телах. Гуле удалось увидеть лишь часть стола и только одну из девушек целиком. Она лежала на животе, волосы были собраны плотно в пучок, голова повёрнута набок, затылком к окну. На смуглой коже ног и рук девочки взбухли алым следы от ударов. Вторую девочку было видно лишь от ног до шеи, и она лежала на спине. Девушка была белокожей, и поэтому её раны выглядели ещё более страшными. Нежные холмики небольших грудей с розовыми сосками были исполосованы особенно зверски. Все раны наносили участники этой дьявольской трапезы. У каждого из гостей был личный кожаный чёрный хлыст, и все они не лежали без дела. Звуков Гуле слышно не было, и от этого было ещё страшнее. Если вдруг еда на теле девушки дрожала или падала, эти уроды хватали своё орудие пытки и били жертву по конечностям и местам, где не было еды. Судя по пропорциям помещения и размерам стола, в невидимой для Гульнары зоне находились ещё как минимум два тела.

Вино в металлических чашах гостям подавали еще несколько обнажённых фигур в масках. Это были мужчины, и к ним гости явно относились куда благосклонней – не били, но трогали где хотели и когда хотели, не стесняясь.

Вся эта картина была настолько немыслимой и напоминала постановочную сцену где-нибудь в театре или кино, что Гульнара сначала не хотела верить своим глазам. Она зажмурилась, тряхнула головой, потом посмотрела вновь… Ничего не поменялось…

Кровь бросилась ей в голову: «А если это Диля?! Лежит там на столе! Фигура похожа, брюнетка, смуглая…» Гульнара была готова разбить окно и ворваться туда, чтобы перегрызть глотки всем этим гадам. Но она себя сдержала.

Внизу зарычали собаки, послышались крики охраны, вооружённые люди явно спешила к дереву, где она находилась. Грозно лаяли доберманы, подняв к ней длинные узкие морды в разъярённом оскале.

Гуля бесшумно соскользнула с дерева с обратной стороны ограды, добежала до машины, захлопнула дверь и замерла, пытаясь отдышаться и осознать то, что она сейчас видела. «Что же делать, что делать?!» – мысли метались, как загнанные зайцы, но сразу ничего придумать она не могла. Надо было, как на работе, убрать эмоции и прислушаться к разуму и интуиции. Пока не получалось.

Тогда она решила позвонить в полицию. Так… на всякий случай… А вдруг… Набрала службу помощи, описала, что видит, дала адрес и затаилась в машине. Полиция появилась где-то через полчаса. Вместо вооружённого спецназа с мигалками – местный елшанский уазик с участковым. Его даже во двор не пустили. Он постоял, покурил с охраной и уехал. А что она ожидала? Она бы тоже не поверила такому звонку. Всё правильно. Никто ей не поможет. Надеяться было не на кого. Эта мысль отрезвила её и заставила думать и действовать. Битва предстояла нешуточная.

Хозяев она идентифицировала этой же ночью. Когда гости разъезжались, переодевшись в цивильное, их провожали эти двое, оставшиеся после отъезда остальных. Хороший фотоаппарат с зумом и ночным видением – это вещь! Как и ноут с правильными программами.

…Красивая пара. Не сходили со страниц местных газет. Ольга и Владимир Камаевы – элита Саратова, она дочь местного нефтяника, он – из номенклатурной семьи со связями. Деньги и происхождение. Сволочи.

Номера машин гостей она тоже сфотографировала, все номера блатные – три шестёрки, три девятки и прочие выкрутасы. «Лучшие люди города», – вспомнила она любимого Шварца. Теперь она Ланселот, и надо биться с драконом, другого выхода нет.

Понаблюдав за домом, она выяснила, что когда хозяева отсутствуют, охраны остаётся всего пара человек, и хотя собак на ночь выпускают, она придумала, как их нейтрализовать. Пару ночей она приезжала с мясом, и тройка доберманов уже знала, что их подкармливают сочными кусками, прилетающими с неба в определённое время в определённом месте участка.

План родился после того, как она прочитала объявление, что Камаевы открывают в Саратове новый японский ресторан, где будут подавать фугу – самую ядовитую рыбу в мире. На торжественную церемонию и первый ужин приглашена вся элита города. Специальный повар уже нанят и будет готовить это чудо, гарантируя безопасность гостям. Открытие планировалось через неделю, и сейчас они добирают персонал. С её раскосыми глазами Гульнара получила эту работу без проблем. Сейчас она знала о фугу всё. Должно было сработать как по нотам, главное, чтобы Диля продержалась!..

* * *

…Пока опергруппа работала в зале ресторана, служащие и гости ожидали первоначального опроса.

Персонал ресторана собрали в секретарской комнате директора заведения. Повара, помощники шефа сидели молча, уткнувшись глазами в пол. Официанты жались друг к другу тесной испуганной воробьиной кучкой в своих форменных коричнево-золотистых кимоно с чёрными поясами, перешёптываясь и поглядывая с жалостью на работников кухни. Всем им велели ждать дальнейших распоряжений, и ожидание проходило в вязкой, чуть оживлявшейся тихим шёпотом тишине.

В соседнем же помещении – кабинете начальства, наоборот, не молчали.

– Господи! Я не понимаю, как можно так рисковать?! Что, не попробуешь эту фугу, и все? Жизнь не удалась? – дама средних лет пила мелкими глотками воду, продолжая всхлипывать время от времени. Женщина обращалась то ли к себе, то ли к другим собратьям по несчастью – гостям ресторана, которым «повезло» сидеть за другими столиками во время недавних кошмарных событий. Их было немного – восемь человек, дорого одетых людей разного возраста. Их удобно расположили в кабинете директора ресторана, где они приходили в себя в ожидании предварительного опроса.

– Некоторые без риска жить не могут. Пощекотать нервы и потом в тикток выложить – это ж какой хайп, – ответил ей парень с креативной стрижкой.

– Хайпанули так хайпанули. Теперь по всем новостям про них будут гудеть, только они уж не увидят, – продолжил тему качок в обтягивающей майке «Гуччи».

– А вот я слышала, что большинство фугу в Японии сейчас выращены в искусственных условиях без яда. В такой фугу никакой опасности нет, – с апломбом знатока заявила молоденькая девушка, не отлипавшая от своего новенького айфона последней модели.

– Нет, здесь в том и цимес, что подают дикую фугу, в которой яд! Для этого и повара позвали за немереные деньги с разрешением работать с этой рыбой, – небрежно заметил пожилой мужчина, сидевший на соседнем кресле. Он полировал свои ногти алмазной миниатюрной пилочкой, не поднимая глаз на остальных.

– Вот и доработался! – язвительно отозвалась дама, начавшая этот разговор. – Людей угробил.

– И это весьма и весьма странно, – отозвался пожилой господин. – По статистике, с 2008 по 2017 год включительно в Японии зафиксировано всего шесть смертей от яда фугу. Люди сами вылавливали рыбу удочкой, жарили и ели, неправильно разделав. Так что история весьма подозрительная. Весьма.

Приблизительно на эту же тему беседовали оперативник Следственного комитета старший лейтенант Волошин и шеф-повар «ЕшьФугу» Хасимото. Японец ни слова не знал по-русски, поэтому директор ресторана присутствовал на допросе в качестве переводчика. Разговор был весьма познавательным и мог бы показаться интересным, если бы повар не рыдал постоянно. «Как бы до харакири не дошло», – подумал про себя опер, глядя, как пожилой шеф кричал что-то тонким голоском и бил себя кулаком в грудь. «Хотя я бы посмотрел», – и испуганно выбросил из головы ненужные желания.

В сухом остатке выяснилось, что повар был специалистом по приготовлению одной из самых ядовитых и вкусных рыб в мире. Он знал об этом всё: фугу накапливает яд тетродотоксин у себя в печени и яичниках. Для разделки используется четыре-пять ножей. Сначала повар отрезает плавники. Затем удаляет всю кровь и снимает кожу. Отделяет молоки – главный деликатес в рыбе. Внутренности складывают отдельно. Ядовитые части фугу повар обязан поместить в два полиэтиленовых пакета и убрать их в металлическую емкость, закрывающуюся на замок с ключом, чтобы их никто не мог использовать. В конце дня накопленные ядовитые внутренние органы сжигают.

– С этого надо было и начинать! Показывайте ваш ящик, – старший группы резво вскочил со стула и загарцевал в нетерпении, как молодой скакун перед началом забега. Пока искали ключ от сейфа, пока бежали вместе с поваром и директором в кухню, следователя била крупная дрожь от предвкушения близкой разгадки. Чуйка у Волошина была отменной, что подтвердилось буквально через пару минут.

Когда господин Хасимото дрожащими руками попытался открыть дверку металлического ящика ключом, она распахнулась сама, все увидели порванные пакеты и разбросанные внутренности рыбы. Японец что-то закричал по-своему и рухнул в обморок.

– Так это меняет дело! Тут не халатность, тут убийство! – молодой опер внутренне ликовал. «Первый вызов, и сразу смертельный случай, а теперь и убийство! Да ещё такое экзотическое! Так, надо не сплоховать, дело может быть громким! Решат кого поопытнее на замену прислать, я-то – нате вам! И раскрыл по горячим следам!» Поэтому он среагировал быстро. Позвал своих, и вскоре после того, как место, где стоял ящик, оцепили, там уже вовсю рыскали криминалисты. Не прошло и пары минут, как под металлическим столом они нашли порванную цепочку с кулоном в виде полумесяца.

– Чья? Знаете? – показал драгоценность Волошин пришедшему в себя после ватки с нашатырём шеф-повару и директору заведения. Они отрицательно покачали головой.

– Где?! Где остальные сотрудники? – услышав, что всех собрали в комнате секретаря перед директорской приёмной, оперативник стремглав понёсся туда, держа перед собой найденную улику. Ворвавшись в кабинет, Волошин поднял цепочку на вытянутой руке повыше и закричал так, что все служащие ресторана, прожившие последние полчаса в почти гробовой тишине, вздрогнули:

– Чья эта вещь? Кто-нибудь узнаёт?!

После секундного безмолвия, показавшегося Волошину невозможно долгим, робкий девичий голос произнёс:

– Вроде Гули… – и другие подхватили вразнобой: – Точно, Гули, официантки. Она ещё первая выскочила, когда гости кричать стали…

– И где она? Гуля эта? – заорал полицейский. – Здесь?

Но Гули не было ни здесь, ни в других помещениях, исчезла, как будто её и не было никогда…

* * *

…Она выскочила из ресторана, как только убедилась, что хозяева дома Камаевы мертвы, а остальные из их дьявольской компании корчатся в муках. Побежала к машине, на ходу срывая с себя форму официантки. Под ней заранее был надет спортивный костюм из тонкой лайкры. Бросила форму в мусорный бак, завернула за угол, завела машину и рванула вперёд.

Когда Гульнара мчалась на своей восьмёрке в Елшанку, чувство вины за гибель людей ещё пощипывало её где-то в районе солнечного сплетения. Но оно начисто вылетело, уступив место холодной ярости при виде того, что она увидела в этом роскошном особняке Камаевых. Попасть туда удалось быстро. На этот раз собачье угощение было с сильнодействующим снотворным, у неё было несколько минут, чтобы животные после трапезы бросились бы с лаем на другой конец участка, куда она бросила камень. Пока охранники разбирались, она аккуратно, чтобы стёкла оказались внутри, разбила окно в той самой столовой, скрытой густыми еловыми ветками. Никем не замеченная проскользнула в дом.

«Где могут держать Дилю и других?» То, что были и другие девушки, не только те четверо, кто был в тот вечер, когда Гульнара нашла это страшное место, она не сомневалась. С такой жизнью долго не протянешь, а гостей надо развлекать. «Подвал! В доме должен быть подвал». Она спустилась по лестнице на первый этаж, но никакой двери, ведущей под землю, она не обнаружила. «Полиция приедет, скорее всего, завтра, так что время есть», – её мысли лихорадочно нагоняли одна другую. «Где?! Где может быть этот чёртов вход? Ты же оперативник, в конце концов! Думай!» Её глаза метались по полу в поисках люка, когда она заметила рядом с высоким шкафом для статуэток еле видимый полукруглый след на паркете. «Это дверь! Как же её открыть?!» Внимание девушки привлёк замысловатый каменный медальон над шкафом, она нажала на него, и… шкаф заскрипел, поворачиваясь, и стал виден слабоосвещённый проём в стене, сразу за которым была лестница, ведущая вниз. Гуля начала медленно и осторожно спускаться, стараясь ступать бесшумно, на цыпочках – вдруг там в подвале тоже была охрана…

Когда Гуля прошла уже полпути до конца лестницы, до неё донеслись слабые женские стоны. Коридор, освещённый тусклыми лампами, был пуст. «Охраны нет… Видимо, хозяева посчитали это излишним», – поняла Гуля и дальше побежала уже не скрываясь. Но как только шаги Гули прозвучали под сводом полукруглого потолка, стоны прекратились, но тишина была в тысячу раз страшнее. «Они ждут, что кого-то уведут на муки, господи!»

Шла она как зверь, на запах. Запах крови, мочи, страха вёл к дальнему концу коридора. Миновав помещения, служившие холодильником и винотекой, она заметила простенькую душевую и рядом с ней металлические толстые прутья, как в тюремной камере. Гуля подошла вплотную к помещению, скорее похожему на клетку, в которых в зоопарке держат крупных хищников. Вглядевшись в темноту этого ужасного места, она обомлела, хотя была готова к самому страшному. Гульнара не увидела ни одного лица. Все девушки, а их было около двадцати, сидели на корточках в трусиках и грязных майках с тонкими бретельками, спрятав головы между колен и прикрыв их руками. «Как страусы», – подумала Гуля. Все спины – худые, с синяками и следами хлыста – у кого немного зажившие, у кого кровоточащие – были практически одинаковыми.

Тогда Гульнара позвала охрипшим голосом:

– Жулдыз! Дилечка!

Одна из спин мелко задрожала. Потом из сумрака вынырнуло родное лицо с глазами, полными надежды и страха. Увидев Гулю, Диля непонимающе застыла, закрыла глаза, потом открыла и с воем кинулась к сестре:

– Гу-у-у-уля-я-а-а-а-а-а…

Этот вой, абсолютно нечеловеческий, какой-то утробный, звериный, подхватили все пленницы. Выдержать это было невозможно! Диля схватилась за пальцы своей спасительницы железной хваткой, как утопающий за край лодки. Остальные девушки тянули к ней свои исхудавшие руки и кричали не переставая.

– Тихо, пожалуйста, тихо. Я помогу! Диля, подожди, я сейчас, я с тобой…

Гульнара с трудом оторвала свои пальцы от захвата и осмотрелась. Ключи висели на гвозде на виду. Гуля схватила их, открыла дверь решётки, вытащила сестру и сразу захлопнула, вновь закрыв её на замок. Крики и плач пленниц били ей по нервам и разрывали душу, но она понимала, что по-другому нельзя поступить. Никак. «Если девушки выйдут, их заметят охранники, и неизвестно, какие инструкции им даны на этот случай. Надо не поддаваться эмоциям и действовать по плану».

Гульнара подхватила Дилю под мышки, посадила на пол, вытащила свой фотоаппарат и стала щёлкать. Сначала клетка и те, кто в ней… так… Дилю поднять, одной рукой придерживать сестру, второй снимать – от клетки по коридору к лестнице, потом наверх… закрыть вход в подвал… зафиксировать медальон, где открывается замок… Входная дверь. Прислушалась. Собак не слышно… так… охранник прошёл, полный круг, у них есть минуты три…

– Бежим!

Это было сильно сказано. Бежать Диля не могла. Старшая сестра взвалила её на плечи и постаралась быстро дойти до калитки. Изнутри калитка открывалась кодовым замком. Гуля знала код – приближение у фотоаппарата было стократным. Быстро набрала и вышла с драгоценным грузом на плечах. Добрели до машины, и тут Диля начала рыдать, стонать и плакать одновременно. Гуля сделала ей укол, и девушка затихла.

«Ехать часа четыре до Александрова Гая. Оттуда до казахской границы где-то минут тридцать. С её корочкой на границе их пропустят без проблем, Дилю закрою пледом, скажу, спит. Там, на своей земле, отправлю снимки в полицию Саратова, прокуратуру и СК. Потом – в редакции местных и московских газет – девочек найдут быстро. Часов пять-шесть потерпеть им осталось». Загранпаспорта у неё были с собой, как и билеты на самолёт в Стамбул через столицу. «Только заедем к верной подруге в Уральск, Дилины синяки подмажем, и в аэропорт. Долетим до Алма-Аты, потом пересадка, и прощай, родина. В Турции подлечим Жылдыз, посмотрим, будут ли меня искать, как продвинется следствие».

Гульнара в глубине души была уверена, что на неё никто и никогда не выйдет. Она постаралась замести все следы: накануне открытия ресторана пробралась ночью в отдел кадров, стёрла свои данные из компьютера, забрала копию паспорта. Наняли её без разрешения на работу, обещали платить в конверте. А сотрудники фамилию и не знают, Гуля и Гуля. И портрет вряд ли удастся составить точный – для них азиаты все на одно лицо. И потом, когда всплывёт вся подноготная о Камаевых и их гостях, дело получится громкое. У местной полиции будет что расследовать и без неё. Скандал на всю страну! «Так что можно будет и домой спокойно вернуться. И заживём, как раньше…» Но в глубине души Гульнара понимала, что «как раньше» уже не будет. Никогда.

Молодая женщина за рулём восьмёрки тряхнула головой и включила погромче радио. Там играла её любимая радиостанция «Классика». Мощно, грозно и светло звучала Токката и фуга ре минор Иоганна Себастьяна Баха. Гульнара неожиданно весело и задорно улыбнулась. «Фуга и фугу… А что? Похоже! Ну, что ж… да здравствует фугу!»

…Пыль заволжских степей поднималась за «Ладой» -восьмёркой, смешивалась с дымом выхлопных газов, клубилась. Эта смесь образовывала причудливые контуры странных существ, как будто гнавшихся за двумя молодыми женщинами в машине. Потом, когда автомобиль выскочил с просёлочной дороги на асфальтированное шоссе, пыльные фигуры остались позади и слились в плотный дымный занавес, закрывая собой всё, что произошло с сёстрами совсем недавно, разделяя их жизнь на прошлое и будущее.