Текст книги "Сказка о счастье"

Ирина Высоцкая
Сказка о счастье

© Ирина Высоцкая, 2019

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2019

Счастье

Хочу представиться сразу. Я Буратино. Создан на радость людям. Правда, тупой, как дерево, потому что очень долго доходит, что же им доставляет энту самую радость. В общем, по сценарию инкарнации, без ключика – никак. То есть, надо бегать за ним.

«Ну, побежали!» – подумала я после 20-летнего перерыва на рождение детей, постройку учебных заведений, театра и экспериментов над животными. Я так про себя ласково называю мужчин. Наиболее потрепанные эволюцией из них со мной соглашаются, говоря, что сытый голодному – не товарищ, и самодостаточным женщинам их, неизлечимо больных смертельной болезнью под названием «самолюбие», не понять никогда, – и это взаимно.

В последний раз, когда я бегала за ключиком, видимо, не хватило у меня умения любить. В результате – два перелома: сердце и мозг. Преследовавшие по этому вопросу сожаления заставили меня остолбенеть, когда 20 лет спустя я впиндюрилась в похожую фреквенцию, – Марго.

На меня смотрели глаза, в которых Вселенская боль, интеллект и любовь к людям светились прямо пропорционально. Это – большая редкость, обычно чегой-то – да не туда. Все три чакры фонили, зашкаливая за любой известный мне норматив, но боли было больше.

Услышав знакомую мелодию в нашем первом разговоре о погоде и природе, я, недолго думая, отписала всем своим преследователям, что теперь нахожусь в отношениях, и, в общем, «сорри». Мне поверили, подумав, что я наконец-то вышла замуж, и отстали. В общем, можно было спокойно подумать, чтобы никто не отвлекал.

А думала, я, собственно, только об одном. Как попасть в эту дверь. Пытаясь окончательно отделаться от привычки втягивать ни в чем не повинных людей в авантюры, о которых они не просят, мне было все равно, будем ли мы с Марго продолжать общение или эта дверь откроется другим образом. Позже она оценила, когда я ей сказала: «Похуй, какой это именно человек. Главное – какая сказочка». Попало.

Но, оглядевшись по сторонам, подумала: «Может, все-таки оригинал спросить – а может, она таки хочет? Получив ответ – «Хочу!» – я поняла, что Вселенная перестает быть для меня томной.

Если попробовать кратко описать, Марго – красивенная девочка 26 лет, как говорят, модельной внешности, оставившая эту затею вместе с Москвой и переехавшая в Петербург, чтобы там учиться Любить себя и других, под прикрытием создания школы медитации, делать Ничего, попутно работать главным инженером в крутой компании, петь, танцевать, писать картины и защищать диссертацию, которая позволит ей создать слой альтернативной реальности для трансформации масс. Последнее исключало из нашей беседы даже такие редкие мои любимые темы, как материализация мысли, вибрации и квантовая физика. Она и так все знает.

Мы решили провести выходные в Берлине, куда хотела Марго, и я уже, было, приготовилась молчать все два дня, пользуясь нашим любимым способом коммуникации – телепатией. Мысль о том, что я с этим чудом скоро встречусь, вдохновила меня на подготовку – подключиться и поподробнее покачать фреквенцию. Кучеряво стало сразу. Стало бросать вверх-вниз с перепадами температуры и открытием чакры энергетического сердца, которая болела так, как будто до этого не жила. Хотелось просто реветь на ровном месте. Я поняла, что мой Вселенский похуизм (который я, правда, люблю сочетать с вежливым поведением, пока не достанут) отступает перед натиском такой Любви. Мне явно было не все равно. Но надежда оставить безусловную Любовь как запасной аэродром меня не покидала. А полетать можно.

Надо отдать должное чувству юмора и актерскому таланту Марго. В Берлин прилетел немытый и нечесаный чудик с недокрашенными волосами, в джинсовой куртке с накидушкой неимоверных размеров и остатками туши на одной реснице. Хотя Марго меня сразу поправила: «На двух». Я поняла, что она старалась.

Внутренний монолог: «Хочешь есть – так вот, жри, если можешь» – читался в ее глазах. И наш межзвездный кораблик оторвался и полетел от Земли, так как надежда Марго на то, что я буду тупить, хотя и медленно, но тоже исчезала где-то в просторах космоса.

Я успокоилась, что секса не будет – здесь было просто не в тему – было понятно, что заебываться придется по-другому и масштабно.

Телепатию пришлось немножко отстранить, и после обмена несколькими фразами на русском, немецком, английском и японском наши кукушки договорились, и мы перешли на родной. Слова «дай» там не было, да и вообще словарь Ожегова худел со скоростью, с которой мы переносились в нелинейный мир нашей правды. Ощущение того, что Буратино раздвоился и со мной рядом идет версия из моей параллельной реальности, не покидало меня. Я не очень понимала – то ли я свернула не туда лет 20 назад, то ли времени нет вообще, но сказочка мне нравилась. Давненько я на родном языке не говорила. Соскучилась.

После воспоминания о других мирах, и инкарнациях, и сложности на этой планете научиться Любить агрессоров, – то есть тех, кто хочет войны в прямом и переносном смысле, – я поняла, что скорость движения возрастает, скоро пойдут сюрпризы, и времени мало, так что мне надо разрешиться в тоническое трезвучие по поводу цели моего визита, чтобы снять этот вопрос. Я быстро призналась в Любви, подарила свой любимый эфиопский крестик и сделала предложение. Мелочь, а приятно. Не могу ж я свалить, не повысив такому ангелу самооценку. «Ну, если Вы больше ничего не хотите, конечно», – как говорится. Ещё я, понимая, что после этого кораблик начнет трясти, на прощание воплотила свою мечту и растянулась в Tiergarten на осенних листьях, глядя в небо. Марго спросила, не без подвоха: «Все хорошо? Это то, что ты заказывала?» Обожаю ее чувство юмора.

В итоге свалила Марго. Сначала – в офис своей фирмы, потом молиться, а потом в ее любимый Бергхайн, куда мы поехали вместе. Колдонув и попав туда почти без очереди, по сравнению с бесчисленным количеством смертных, которые туда стремились, мы ходили по лестницам и громадным залам с гениальной подсветкой. Мое представление о том, как выглядит ад физически, принимало все более конкретные очертания. Я первым делом сорвала окольцовку в виде браслета с мыслью: «A чего бояться? Типа, не выпустят без него, что ли?» Этот случай еще раз доказал мне, что интуиция – важнее линейной логики.

В Бергхайне люди с завидным упорством пытались подражать моделям роботов, существовавших на заре робототехники, под музыку, бьющую ударной волной в чакру энергетического сердца, – видимо, с целью даже у роботов создать ощущение, что оно таки есть и может биться. Но оно у большинства танцующих в этом коллективном молебне на искусственный интеллект просто спало. Я тоже решила вздремнуть в закутке, так как до этого две ночи не спала. Я немного удивилась, когда ко мне подошел один из работников и сказал, что здесь спать нельзя и я должна покинуть это престижное заведение. Тогда я устроилась в баре, в соседнем зале, со стаканом просекко, сказав, что не уйду, потому что жду подругу. Я поняла, что мой милый вид и спокойствие в сочетании с непослушанием составляют реальную угрозу их мировоззрению и приводят в бешенство. Но я сидела, прикинувшись ветошью и делая вид, что не понимаю, почему мне, как всем людям, не дают просто побыть в баре. Хотелось дождаться Марго. Мое актерское мастерство не помогло. Пришел охранник, блондин-качок, – мне такие нравятся, из оперы «Ничего личного» про инстинкт, как говорит Марго, – и начал меня на ровном месте дубасить у всех на глазах. Лозунг «Непокорным – смерть» можно было на лбу не писать. Он фонил спонтанно. Окружающие одобряли. А точнее, им просто было все равно. Мне сложно было понять, о чем они конкретно думали, но в переводе на мой родной это звучало бы так: «Ну, зачем нам учиться на уроках истории, если можно еще музей построить – благо, пока в Берлине еще место есть. Вот если б его уже не было – мы, может быть, и задумались». Но я не могла долго продолжать мой внутренний монолог про борьбу человечества за ресурсы. Вечер явно был не томным, а мне нужно было отдать ключ от отеля Марго. Без него бы она не вошла, и словосочетание «все равно», которым страдали все окружающие меня в тот момент, не спешило заражать меня своей привлекательностью.

Пришлось пойти ва-банк. Я положила руку на сердце охранника и сказала: «Taм, в десяти метрах отсюда, моя подруга танцует – без ключа она не попадет в отель. Пойдемте со мной – я отдам ей ключ и уйду. Не бейте меня. Я уйду». Переоценочка вышла собственных возможностей. Сердце спало, и человек явно дал мне понять, что лично мне его разбудить не удастся. Ну, пустяки, до свадьбы заживет. На лестнице я поняла, что со своими каблуками могу навернуться конкретно. Перед лицом риска, я остановилась и, сказав – «Стоп!» – уточнила, отдает ли он себе полный отчет в том, что я его пальцем не тронула, а он просто меня дубасит, ну, уж совсем на ровном месте, раз я и так к выходу иду (ну, думаю, в порыве гнева всякое помутнение бывает – может, день у человека не сложился). Но он сказал откровенно – да, отдает. Тогда у меня включилась опера «Достали»: я просто наорала, что «если ты, сука, меня сейчас с этой лестницы ебанешь, ты ж за моих двоих детей платить не будешь, так? Так вот я тебя щас тут на месте прикончу, если ты меня еще хоть пальцем тронешь. Хорошо усвоил информацию?» Видимо, трансляция материнского инстинкта, который мне действительно позволил бы его прибить на месте, помогла. Он офигел от тона и от того, что я вааще вот так могу, и чего ж я его до этого-то в заблуждение вводила своим послушанием не в том контексте, в котором здесь принято. В общем, до выхода я шла спокойно, но с видом, что он мне зело наскучил. Правда, тут он решил меня удивить и заявил, что я так просто не выйду. Я зависла и предложила ему определиться с желаниями. Но все-таки спросила, чем еще могу осчастливить. Он завис, но все же вспомнил, чем. «Браслет сними!» Боже, он надеялся, что я потом опомнюсь, соскучусь и вернусь к нему в рай. Выражение его лица, когда я, показав запястья, сказала, что их окольцовку порвала сразу после входа, доставило мне истинное удовольствие. Читалась неразрешимая загадка – монолог «Так зачем же ты тогда сюда приперлась?» И я таки спокойно отправилась к такси, вдоль безропотной очереди ожидающих входа в рай и под сладкие крики вдогонку: «Ты что думаешь, ты сама уходишь?!!! Это мы тебя вышвыриваем!» Орал он с пониманием – видимо, на уровне подсознания – зачем я была в его жизни. Значит, таки попало. Я была довольна, что что-то смогла для него сделать в этот вечер.

Цель мероприятия была достигнута. Я получила ответ на главный вопрос, который сводил меня с ума с того момента, как я увидела взгляд Марго – ну, как можно такого ангела бить, насиловать, убивать или издеваться над ним? В таком, иногда кажущемся «цивилизованным», мире. «Ну, вот так, например, можно», – объяснили мне. И всем пофиг. Ответ был понятен, и продолжать настаивать на этом вопросе больше не хотелось. Зато безумно хотелось сделать ее счастливой. Но я понимала, что никого сделать счастливым нельзя. Только себя. Сам себя. Мысль о том, как вообще заниматься любовью после этого, меня занимала.

Я вернулась в мой рай – гостиницу с милой террасой, шампанским и уютной постелью. Успокоившись к 10 утра, что Марго жива и спит у подруги, я вспомнила, что есть я. В моей голове абсолютно офигевшего Буратино было ясно только одно. Я СЧАСТЛИВА. Безумно. Как никогда. Ключик подошел. Ну, а что 20 лет отдыхала – так со всяким бывает. Значит, не на те кнопки нажимала – которые не те двери открывали. Так мне и надо. Думать надо, прежде чем по кнопкам лупить.

Счастье. Безумное количество боли, которую ощущает громадная светлая душа Марго, циркулировало по всем дорогам моей психики, сознания и даже крови. Вспомнилось ее «Хочешь есть – так вот, жри, если можешь». Я посмеялась и ответила моей любимой фразой у Марго: «Хочу!»

Жить хочу. Жить = любить = понимать = становиться тем, кого люблю.

А Марго у меня оптимист. «Вот и с тобой будет, как со всеми, – потрутся два камешка друг о друга, изменят форму друг друга и разбегутся – ведь нет ничего навсегда». Отпустить, чтобы не было боязно и больно? Лучше не запирать. Ведь мы же знаем, что именно этого «навсегда» вообще нет. Ну, не видел его еще никто никогда, а байки рассказывают, типа:

 
Исхятрись-ка мне добыть
Tо, чаго не может быть.
Запиши себе названье,
Чтобы в спешке не забыть…
 

А вот другое «навсегда» есть. Любовь – навсегда.

Становиться

Оказалось, непростое занятие. Точнее, болезненное. Очень. Но боль приятная. Странное сочетание. Хотя понятно, что душа растет и просто происходит перестановка энергоблоков. По ходу меняются привычки, тело, определения, и пласты реальности отчаливают, как сгоревшие уровни межзвездного корабля земных технологий XX века. Похоже на долгое состояние невесомости, как будто кто-то кинул монетку и она бесконечно крутится в воздухе, – и решение, на какую версию планеты Земля ей упасть, не спешит меня осчастливить. Пустяки – лучше так, чем истуканом расхаживать. В общем, перекрывать информационный поток не хотелось. Наперекрывалась уже. Лучше терпеть. Блин, еще бы… так нырнуть в душу. Конечно, сначала больно. А потом плывешь себе… Наверное… Пока еще не знаю… Но то, что думать надо поопрятней в целях самосохранения, – знаю: выбросить может в два счета, и неизвестно – куда. А что нырнулось свысока и глубоко – так вид спорта такой, привыкнуть бы пора. Счастье – что есть, куда нырять.

За этим гениальным занятием меня и застал Сашка и спас, вытащив в ресторан (мне надо было заземлиться), внимательно и с хохотом читая предыдущую главу «Счастье», пока мы ждали заказ. Мне льстило, что нерафинированный продукт моего сознания находит отклик в сердце читателя.

У Сашки развитая душевная структура в силу жизненного опыта и рода занятий (он актер), а также несколько налаженный обмен информационными потоками с моей персоной в силу пары прецедентов и, как он говорит, моего притяжения.

Заземление немножко помогло, и мое элегичное состояние обрело какой-то внутренний эквилибр, – до этого просто лихорадило.

Соблазнившись тем, что Сашка что-то понял из моего повествования, мне стало интересно – что именно. Но он решил отдать дань классике мужского жанра и спросил, не хочу ли я поставить Марго перед фактом, что он будет с нами спать, ну, или хотя бы висеть, сидеть или стоять в углу, прикинувшись ветошью, и не отсвечивать, пока мы занимаемся любовью, – и мне пришлось-таки сознаться, рискуя его расстроить, что не только не Хочу, но еще и не имею возможности. Такую планку моральной ответственности мне вот так просто, с разбегу, не взять никак. Видимо, не по тому виду спорта тренировалась. Потом добавила, что на данный момент не понимаю еще, по какой фреквенции, собственно, к Счастью швартоваться, – а без этого мой процесс похож на попытку примирения с мыслью о том, какими аргументами мне придется себя уговаривать, чтобы вообще заняться любовью с Марго, даже без чьего-либо присутствия (ну, может, кроме ангелов, на которых тогда и будет вся надежда). Переговоры непростые. Характер у меня упрямый.

Сашка на всякий случай уточнил, связан ли этот диагноз с обделенностью со стороны Вселенной вниманием девчонок, – и, поняв меру избалованности обеих сторон, вовлеченных в вопрос, он посмотрел на меня загадочно, с заботой врача и констатировал, что, видимо, я просто люблю пострадать. А вот он – нет. И кувыркаться надо. Я мысленно призналась себе, что действительно пока не вижу в кувырканиях панацею от страданий, и выразила опасения, что при такой интенсивности обмена энергией есть риск так кувыркнуться, что может и вырубить. Меня от одного прикосновения Марго, заряженного интенцией, подбрасывает, как осенний лист. Но Сашка заверил, с видом эксперта: «Не вырубит». Да, мне явно еще придется поработать над моей верой в собственные силы. А Сашка очень мил. У него всегда есть для меня ласковые слова, юмор и пожелание добра. Перед уходом он произнес торжественный тост, пожелав мне от всей души энтого самого душевного здоровья и сказал, не без юмора, что записки из палаты нужно продолжать писать. Я ответила взаимностью и мысленно пожелала ему стать ангелом в контексте его развивающихся, хоть и в привычной плоскости, жизненных амбиций.

Наверное, Сашка прав – диагноз неутешительный. Но я подумала, что просто чуть подуспокоиться надо и не бояться вообще, – все само в жизни происходит, как следствие состояния и сложившегося мировоззрения. И решила продолжить работу со складом.

Версии планеты Земля, как вероятности, продолжали крутиться в моей голове. Спора между ними особо не было, но их разнообразие меня поражало – на личном уровне были мои песни на сцене; новый бизнес и много денег; режиссура кино в Лос-Анджелесе; медитация в доме с двухэтажными окнами у Аосты с видом на заснеженные горы; Рим мой любимый; писательская деятельность в Санкт-Петербурге; путешествие к семье и друзьям в цивилизацию Эссассани у звезды Ша или созвездие Плеяд; монастырь, непонятно где (это меня немножко напрягало – я имею в виду то, что монастырь, а не то, что непонятно где, – мелькал-то он частенько); или все же Париж, раз уж инкарнация такая. Но ни одна из версий не вызывала привычного для меня неудержимого желания действовать; и как раз ответ на вопрос – какая же она, моя инкарнация – уже не был так ясен, как на всем протяжении этой самой инкарнации до этого момента.

Хотелось понять, что же оно – то Самое, и есть ли оно вообще, раз все – только отражение моего сознания, которое передвигается в соответствующую ему версию Вселенной, где есть только «Хочу сейчас».

На планетарном уровне в этой инкарнации мне хотелось всегда одного: единой мирной цивилизации с развитой эмпатией и логикой, ну, хотя бы на уровне 12-летнего ребенка, – для начала. В общем, «во избежание фатального столкновения с последствиями подражания роботам, убедительная просьба всех пассажиров планеты Земля отстать от изнемогающих программистов и включить собственные сердце и мозги».

А может, фиг с ними, с пассажирами?.. Пусть остаются на своей версии планеты, раз им так нравится. Что я тут раскомандовалась, в самом деле… А я – на свою, под лозунгом «мир через примирение», то есть взаимопонимание.

Из-за осознания зеркальности мироздания, которое решило-таки сменить набеги на мое сознание продолжительным визитом, другого лозунга мое воображение нарисовать не могло. Благодаря этой самой зеркальности я и чувствовала, как Марго тоже ныряет в меня и как ей больно и сладко одновременно. Мне хотелось ей сказать, как и она мне: «Держись, я с тобой».

Да, мирной версии планеты мне хотелось очень-очень. И я понимала, что хотя бы для этого выныривать нельзя.

Понимать

Я оказалась у новой двери.

Сказали, что доходил до нее мало кто. От этого стало как-то не по себе. Было ощущение перехода за какой-то важный порог сознания и того, что даже не всю информацию об этом переходе можно «сливать». Партизан из меня никакой – значит, будут резать: либо чувства, либо память. Пришлось вспомнить Филиппа Круазона и выдохнуть. Доплывем.

Некоторые параллели с «Алисой в Стране чудес», написанной пионером квантовой физики Чарльзом Доджсоном, не покидали меня с момента знакомства с Марго. В общем, перед этой новой дверью было даже не очень понятно, расти надо или уменьшаться – так как ее размеры и даже местоположение определить было невозможно. Между тем, квантовая запутанность между мной и Марго работала.

Зеркальность, зеркальность… иногда с обратным знаком, но только отражение того, что я Сама создаю. Дабы не съехать с дороги на обочину, я решила запереть эту мысль на замок в своем сознании и не отпускать.

Последствия этого не заставили себя долго ждать. Началось веселье. Стали лезть в голову утверждения: «Я ее не люблю», «Она мне безразлична», «В ней нет ничего особенного», «Она ничего не понимает», «Она мне не нужна». Откуда приходил этот антагонистический абсурд, сразу я понять не могла. Как будто кто-то бросал семена, которые должны прорасти, если я дам им хоть чуть-чуть энергии, – а уж если буду поливать, так дело пахнет оранжереей, – пусть и под стеклом, но все же сад. Все эти утверждения несли энергию пустоты и безразличия. Источник такого излучения вызывал мой глубокий интерес. Меня осенила догадка – та версия Вселенной, где все это и есть моя правда (а такая версия, несомненно, существует), пыталась заполонить собой мое сознание. И если в этой реальности я думаю, что я Белая Королева – ну, раз сама ее создаю и хочу видеть светлой, то логично предположить, что в той я – Черная. Материализация этой догадки тоже не заставила себя долго ждать: появилась сама Черная Королева. В ее взгляде читались мудрость, цинизм, юмор, который мог бы уничтожить меня в один момент под любым ракурсом, и безумная внутренняя элегантность. О внешней говорить излишне. Королева властно одним движением указательного пальца позвала меня к себе.

Но я совершенно не хотела в ту версию Вселенной, где Марго мне не нужна. Перспектива променять Счастье на уверенность в себе (а на тот момент выбор рисовался мне именно так) меня не прельщала.

Я хотела было попрощаться с Черной Королевой, но тут осознание того, что понять другого можно, только поняв себя, как молния, ударило в сердце и озарило меня всем спектром своего блеска.

Да… придется беседовать. И я сделала глубокий вдох.

Черная Королева была прекрасна, ничего не скажешь. Но счастливой ее назвать было нельзя. В лучшем случае – удовлетворенной.

Я уже понимала, как она пробуждает своим безразличием любовь в людях, которые начинают гоняться за ней, как ошалелые. И понимала, какой рай она для меня приготовила: «Махни рукой на Марго и увидишь, как ее будет крутить, – а все пойдет в работу над собой. Шикарная личность будет – закачаешься. И тебя боготворить будет. Напомни-ка мне, что ты там говорила про то, кто из нас – Черная, кто – Белая. И кстати, у тебя как там дела продвигаются в твоем раю?»

Разговор начала я:

– Добро пожаловать.

– А что – у тебя и трон есть?

Трон появился.

– Располагайтесь, Ваше Величество.

Она поняла, что хоть мне самой и непринципиально, но для нее мне трона не жалко. Хотя садиться на него она не спешила. И я заметила хорошо скрываемый, но все же не ускользнувший от меня, ее интерес побеседовать со мной.

Я продолжила:

– Большая честь.

– Оставь.

Обрезала она резко, и я поняла, что планочку уровня обмена придется поднять.

– Вы красивы. Я люблю Вас. Чем обязана?

– Становись мной, если любишь.

Я вспомнила свое «любить = становиться тем, кого любишь». Ну, знала, с кем общаюсь.

– От Вашего Величества не могло ускользнуть наше сходство. Так что, некоторым образом, я и есть Вы.

Она села на трон, но так, как будто это был обычный стул, положив ногу на ногу и подперев подбородок рукой, что придало ее взгляду все свойства самурайского меча.

– Ну, а от тебя, я думаю, не ускользнуло наше различие. Кстати, как ты его видишь?

Eе взгляд был готов прикончить меня на месте, и я понимала, что она намекает на то, что черное и белое – относительные понятия, ведь, преследуя цель пробудить души людей, я со своим раем, по сравнению с ней, отстаю по успеваемости, ну, просто до неприличия. И я решила уйти с ответом в другую плоскость.

– Вам не бывает больно.

– Как ты смеешь …

Попало. Но почти сразу ее сдержанный гнев сменился холодно-циничным, с оттенком иронии, комментарием:

– Может, скажешь, что я и любить не умею?

Да… глупости моей предела нет… Я вдруг почувствовала, как ей больно. Безумно. Хотя только от одного. От моего непонимания, то есть – как она это видела – от низкого качества моей, так называемой, Вселенской Любви. Меня осенила ужасная догадка – она ведь не может не осознавать, что если я перейду в ее реальность, то она попадет в мою. И она Этого Хочет. Тут я увидела, как она смотрит на меня из своего королевства и какой свет от нее идет в этот момент. Господи, как она умеет Любить…

Именно ее Любви я обязана своим существованием. От этого осознания меня в два счета вывернуло наизнанку и сразу выключило.

Ну, вот и наступил тот момент, о котором меня предупреждали, – на этом кадре отрезали и память, и чувства. Думаю – к лучшему. Там с глузду двинуться можно в рекордные сроки… Когда сознание вернулось, мне удалось, несмотря на безумную боль, продолжить беседу.

– Простите, Королева. Вы – Любовь моя. И Жизнь. В Вашу честь сегодня будет праздник. Но сейчас я к Вам не пойду, не обессудьте. Благодарю, что осчастливили визитом.

– Как будет угодно. В любое время.

Королева исчезла, вместе с троном, и появилось зеркало, – окно в ее королевство. Бывают зеркала, в которые и шагнуть можно. В нем я видела параллельную реальность со всем тем гениальным, что только может породить в людях мое равнодушие. Я закрыла зеркало шторой. Но, подумав и поняв, что я без нее все равно не смогу, открыла снова. И приказала себе: «Смотри! Она будет с тобой всегда».

Да, встреча была короткой, но по делу. Одна ошибочка – и навернуться можно было на века. Я подумала, что у всех есть своя Королева другого цвета – ну, или Король. И бывают они в каждую встречу разными, как и мы.

Символ инь и ян стоял у меня перед глазами. Две его составляющие смотрели на меня тоже, как два глаза с диаметрально противоположными зрачками. Марго эти глаза в разных ипостасях видит везде, – и я знала, что она тоже думает о своей Королеве. Догадка, что коммуникация между двумя маленькими точками в каждом из миров инь и ян и есть наша узкая специализация, посещала меня не в первый раз. Лозунг «мир через примирение» плавал между двумя полярностями, переливаясь из одной точки в другую, любуясь собой то черным из белого, то белым из черного, и блистая вовсю на шикардосном фоне…

Обещанный в честь Королевы праздник тоже был шикарным. Я понимала, что на Земле есть один гениальный способ подарить ей Любовь, которую она так Хочет, – секс.