Текст книги "В театре солнца и луны (сборник)"

Ирина Явчуновская
В театре солнца и луны (сборник)

© Ирина Явчуновская, 2018

© Интернациональный Союз писателей, 2018

* * *

Родилась и работала в Крыму, живет в Хайфе. Окончила факультет романо-германской филологии Симферопольского университета им. Вернадского и факультет искусств Ливерпульского университета, Англия.

Автор девяти книг: это – сборники стихов и переводов, сборник переводов «С миру по нитке» и иллюстрированные книги для детей.

Финалист, призёр, лауреат и член жюри различных международных поэтических конкурсов, обладатель диплома им. Шекспира конкурса «Золотое перо Руси», лауреат премии им Давида Самойлова – 2017 г.

Член Союза писателей Израиля и Международного Союза литераторов и журналистов – APIA, Лондон.

«Не возлюби себя в поэзии…»

Самое ценное, что может дать людям поэт – это достоверность самого личного, истинно своего внутреннего мира. Если его откровение волнует, захватывает целиком и полностью, а перед глазами возникают образы – значит, перед нами художник слова.

Ни для кого не является секретом то, что для написания предисловия к книге, необходима начальная фраза, точка опоры, от которой можно оттолкнуться, чтобы взлететь.

Сборник поэзии Ирины Явчуновской «В театре солнца и луны» не очень большой, а впечатлений много! Перелистываю ещё раз, и вот уже «завертелось вишнёвым облаком дня цветастое кимоно».

Глаза выхватывают фразы, в которых «от влюблённости тает лёд», и я решаю так и начать – с любви – великой и всеобъемлющей, в самом полном значении этого слова! Мне безумно нравятся строки: «Не возлюби себя в поэзии, любя поэзию вокруг»!

Вчитываюсь в строки и понимаю, что для настоящего поэта нет несущественных житейских мелочей.

«Ослепи безразличия маски,

Вразуми неразумных нас», – пишет Ирина. И я уже понимаю – я на её стороне, мне это близко и понятно:

 
Кто верит, что крепок, силён
Хрустальный бокал неразбитый?
Кто знает, что звон – это стон
И страх расколоться о плиты?
Поверил весёлым глазам?
Смеялась, чтоб спрятать усталость.
Злословия сладкий бальзам
Испей, не оставив и малость.
Навею чарующий сон,
Козырную карту задаром
Не сдам, не спою в унисон.
Мой смех – это щит от ударов.
 

В этом сборнике поэзии, и философские размышления («Фигура умолчания»), и история иудеев, сказанная поэтическими словами – ненавязчиво, но красноречиво («Пурим») и то, что навеки вписано детским почерком в сердца людей разных национальностей открытых и благородных:

 
А колёсико Времени вьётся по улочкам мирным,
Где бродил ювелир, и флейтист надевал новый фрак.
Лёгкий дождь моросил, пахло свежестью, сдобой и сыром,
И с портфелем шла девочка –
                                    звали её Анна Франк…
Колесницы Времён не качнутся и не содрогнутся,
И кровавая туча опять не пройдёт стороной,
Если не захотим оглядеться, на миг оглянуться,
Если злоба и ненависть
                            с ложью в упряжке одной.
 

Листаю дальше. Здесь и контрасты светотени, и живое пламя языка, и боль, и какая-то внутренняя, кровная истина, извлечённая из самой себя. И как далёкое поэтическое эхо, пропущенное сквозь невидимое сито души, возникают афористичные строки: «Самый главный обман – это самообман».

Внезапно перед глазами возникают несущие свои воды, глубокие и широкие моря, беседующая с прошлым Венеция, тёплая Ялта, полюбившийся мне навеки, весь в бело-синих тонах остров Санторини:

 
Где над сизою оливой
Смотрят в зеркало залива
Купола в сиянье томном
Так торжественно и скромно…
 

Ах, спасибо Вам, Ирина!

Лирика Ирины Явчуновской – лирика тонкой, обнажённой души, в которой главенствует абсолютная свобода:

 
Трепещет в ночных шатрах
Небесное полотно.
Пожить на семи ветрах
Мне, стало быть, суждено.
 

Или:

 
Но мне не стать ручной синицей.
С крыла огромной вольной птицы
Ещё хочу глядеть на свет.
 

Именно в связи с этими строками, мне вспомнилось письмо Джека Лондона, написанное своему близкому другу Анне Струнской. Вот строки из него:

«Принимайте меня таким: неожиданным гостем на короткий миг вашей жизни, перелётной птицей, пахнувшей солёными ветрами…… привыкшей к широким просторам и огромным пространствам, и неприспособленной к уютному и упорядоченному существованию».

Высокого Вам полёта, поэт по имени Ирина Явчуновская!

Валентина Чайковская, член СРПИ, НСП Украины и МГП, лауреат 4-х Международных литературных премий (Израиль, Украина, США).

«Мои сны цветные – они…»

 
Мои сны цветные – они
На волнах давних дней уплыли.
Время – меч, отрубает дни,
Отсекает шторма и штили.
 
 
Время, время, не торопи,
Слышишь, песня звенит – не спета.
Сети снов моих не руби,
Я ловец. Я иду по свету.
 
 
Я иду, раздаю улов,
Разнесётся он, не вернётся.
Мой улов – только горстка слов –
Да кому-нибудь приглянётся.
 

Стихи пришли

 
Говорят мне: «Стихи пришли».
По какой же такой дороге?
Где плутали? В какой пыли?
Как дошли они? Где их ноги?
 
 
Не подскажет и чистый лист.
Вот лежит, белизной сияет.
Так откуда стихи взялись?
Я не знаю. А кто-то знает?
 

«Ни к чему стихи о стихах…»

 
Ни к чему стихи о стихах –
это только пустой трезвон.
Ведь стихи, что птенцы в руках,
или пение в унисон
 
 
колокольчиков и стрекоз,
Птиц весёлых, степных ветров.
Ведь стихи – это громы гроз,
шелест листьев и моря рёв.
 
 
Если голос стихии стих,
потускнели вдали огни,
значит, день не сложился в стих.
А стихи о стихах – ни-ни!
 

«Что неправильно, что не так?..»

 
Что неправильно, что не так?
Не подскажут ни лесть, ни злоба.
Где слова отыскать мне, чтобы
Сердце сердцу стучало в такт?
 

«Наступит утро, всё начнётся снова…»

 
Наступит утро, всё начнётся снова,
Всё снова, будто с чистого листа.
А чистый лист, он вечно просит слова,
А в каждом слове истина проста:
Желаешь, чтобы поняли тебя?
Так пожелай себе понять другого.
 

«Укусами комариными…»

 
Укусами комариными
Пускай меня наградят.
Уйду от той камарильи,
И выращу тихий сад.
И будет в нём птица синяя,
Глубокий прозрачный пруд,
Над ним закат апельсиновый
И ёлочный изумруд.
 
 
С мостом поравняться радужным
На лодочке в том пруду
Мне так легко не взаправдашнем,
Но только моём саду.
Под соснами, кипарисами
И трепетом облаков
Рассыплюсь обычным бисером
В ладонях своих стихов.
 

Однажды весенним утром

 
Однажды весенним утром
Приснился мне странный сон:
Вода. Река Брахмапутра
И розовый небосклон.
 
 
На небе месяц печально
Вздохнул,
отработав ночь.
Рассвет, мол, уже причалил,
Пора удаляться прочь.
 
 
Его пригласила в гости,
Хотела поведать сон…
Над облаком сделав мостик,
качнулся… и скрылся он.
 
 
И вот предо мной страница…
Плывёт по строке весна.
И это мне тоже снится?
Иль в этом разгадка сна?
 

Листы календаря

 
Ты не сетуй на непогоду,
Мысли мрачные не таи…
Свет прольётся на все невзгоды.
Вот шкатулка – в ней только годы,
Эти годы – глаза твои.
 
 
Проплывают под небосводом
Ливни, горы, леса, ручьи –
Всё твоё. Лети через годы!
Крылья есть, значит, есть свобода…
Ну а годы – крылья твои.
 

И вот опять январь

 
И вот опять январь –
Волшебник и печальник,
Случайных солнц янтарь
И сумерек начальник.
 
 
От ёлочных огней
Таинственного бала
Река холодных дней
Берет своё начало.
 
 
Гудящие такси –
Дорожные стрекозы,
Дождь утренний в горсти
И авитаминозы.
 
 
Вдруг солнышко блеснёт,
А с ним придёт надежда,
Что будет новый год
Чуть-чуть добрей, чем прежний,
 
 
Что улетит февраль
За облака и горы,
Что зацветёт миндаль
Уже довольно скоро.
 
 
Тогда среди цветов
Под птичье песнопенье
Для мартовских котов
Устрою день варенья.
 
 
Ну а пока январь
Командует природой,
Листая календарь,
Вычёркивает годы.
 

«Угрюмый февраль…»

 
Угрюмый февраль –
Мудрец или враль,
Туман за окном
                 белёс.
И грусть пролегла,
Как серая мгла,
Накрыв фейерверки
                     звёзд.
Простуженным днем
Тихонько вздохнём
В плену дождевых
                   сетей.
Спасает нас плед
от тысячи бед
И глупых смешных
                    затей.
Продрогший февраль,
Зря сеешь печаль!
Морочишь нас
               до поры!
Твой век не велик,
Ты скатишься вмиг
Снежком с ледяной.
                   горы.
Угрюмый февраль –
Мудрец или враль,
Не выкрадешь неба
                   синь.
Развей же обман!
Белесый туман,
Как створки окна
Раздвинь.
 

Заснеженный Израиль

 
Сюрприз приготовила зимняя фея,
                  и ловкая вышла у феи затея:
Ну где ещё кружит февральская вьюга,
                  и пальмы в снегу от Метулы[1]1
  Метула – город на самом севере Израиля.


[Закрыть] до юга?
На листьях зелёных, на желтых лимонах
                    снежинки мерцают, как лампы неона.
И людям, и клумбам, и кактусам ярким
                        зима на прощание дарит подарки.
Ловите, держите, сгребайте в охапки
                            пушистые мягкие белые шапки.
Февраль разыгрался: «Я лютый, я лютый!
Плачу вам по щедрому снежной валютой».
 

Цикламен

 
Был день и вечер в лохмотьях туч, дожди
                                       зарядили к ночи.
Вонзались молнии-бритвы в ночь,
                                  её разрывая в клочья.
Никто из нас не ждал перемен.
По стёклам гроза хлестала.
Продрог от холода цикламен, прижался
                                            к земле устало.
 
 
Как вдруг откуда-то из-под земли
                                   под утро явилось чудо.
Окрепли стебли, цветы взошли – неведомо
                                                  как, откуда.
Как знали крохотные ростки, что солнце
                                                 неодолимо?
Раскрыли крылышки-лепестки и победили
                                                         зиму.
 

Блюз

 
Словарь сегодня не открою,
Стремясь к эпитетам иным.
Да, было небо голубое,
И море было голубым.
Пел ветерок, в садах скитаясь,
Качая чаек и причал.
День, голубинкой растворяясь,
Плескался в зеркальце ручья.
В листве витали грусть и робость
И птичий блюз о тайне дня…
И день, скользя в ночную пропасть,
Голубизной накрыл меня.
 

«Как по синей скатерти сахаром…»

 
Как по синей скатерти сахаром,
Отражаясь в канве озёр,
Рассыпаются ветви сакуры –
В синеве кружевной узор.
 
 
Ветер с юной листвой венчается.
В светлой дымке клубится даль.
И тебе ни к чему печалиться –
Где-то рядом расцвёл миндаль.
 
 
Завертелось вишнёвым облаком
Дня цветастое кимоно.
Так весне в обновлённом облике
Перед миром предстать дано.
 
 
Всё вокруг синевой безбрежною
Наполняется, дарит свет,
Чтобы дни лепестками нежными
Распускались на кроне лет.
 
 
Если долгую зиму выстоял,
Ледяную сорвал печать,
Слушай трели весны неистовой,
Утоляй холодов печаль!
 

Всё в апреле устроить можно

 
Серый дым разлетелся пудрой.
Туча грозная – чёрный кот.
Но однажды апрельским утром
Уползёт она, уползёт.
 
 
Надо мною апрель колдует,
Звездочёт на тропу ведёт:
Наконец, по звезде найду я,
Что искала за годом год.
 
 
Мне поверить в апрель несложно,
Влиться в новый круговорот.
Всё в апреле устроить можно
Не как прежде – наоборот.
 
 
Вот такие метаморфозы…
Даже яд превратится в мёд,
Если пышным кустом мимозы
День негаданно зацветёт.
 
 
Будет небо из перламутра,
И печаль моя уплывёт,
Это только апрельским утром
От влюблённости тает лёд.
 

«Взорвалось утро птичьим пением…»

 
Взорвалось утро птичьим пением,
Дымок над кронами повис,
И брызги дождика в смятении
Летят и бьются о карниз.
 
 
Трава расстелена послушная
Прохладным шелком возле ног.
Что шепчет облако? Подслушаю,
На память сделав узелок.
 
 
По тропке змеевидной узенькой
Пройду и к дому поспешу,
Подумав, дней весенних музыку
Вот-вот вернусь и опишу.
 
 
Да только как бы равновесие
Не потерять, не впасть в недуг –
Не возлюбить себя в поэзии,
Любя поэзию вокруг.
 

«В день второй голубого мая…»

 
В день второй голубого мая
Белым лебедем поднялась,
Закружилась над сценой Майя.
И кулису приподнимая,
Отворил Небеса Сен-Санс.
 
 
Незаметно – ни слёз, ни вздоха –
Под аккорды весенних гроз
На пуантах плывёт эпоха
Меж земных и небесных звёзд.
 

«Вот калитка, вот перила…»

 
Вот калитка, вот перила.
Тень густая, благодать…
«Сама садик я садила,
Сама буду поливать».
 
 
В этом что-нибудь плохое?!
Не в лесу, не на горе,
Вот герань, а вот левкои
В тихом маленьком дворе.
 
 
Не мираж и не картина,
Не Ван Гог, не Клод Моне…
Золотые мандарины
Рассыпаются в окне.
 
 
Если всё вокруг немило,
Биржа тонет, лето жжёт,
В том саду, что посадила,
Все как раз наоборот.
 
 
Мир всегда неладно скроен,
Но, невзгодам вопреки,
Я и вам секрет раскрою,
Как не скиснуть от тоски:
 
 
Можно жить легко и просто,
Гладить листья и траву.
Слушать море, видеть звёзды…
Просто помнить: я живу.
 

«Август, август, рыжий август…»

 
Август, август, рыжий август –
Солнца злобного гонец.
Я сама себе не нравлюсь,
Я в твоих объятьях плавлюсь.
Отпусти же, наконец.
 
 
Ветер, ветер, свежий ветер!
Облети земной покров,
Все застойное на свете,
Всё гнилое на планете
Отмети – и будь здоров!
 
 
Осень, осень! Паутиной
Вышивай цветной платок
И накинь на мир единый,
И высокий, и глубинный.
Август – это не итог.
 
 
Небо, небо! Слейся с морем,
Подари нам синий рай.
Дай душе раздвинуть шторы,
Дай покоя и простора.
Небо, ты не умирай.
 

«Лето – время палящего зноя»

 
Лето – время палящего зноя,
Сонных мух и жужжащих прохожих,
Это время густого настоя
Липких трав, проникающих в кожу.
Для меня – это время застоя,
Дни тягучие только итожу.
 
 
Мой спаситель – октябрь-кудесник –
Обрубил это жгучее жало,
Мандарины на ветках развесил,
И усталости как не бывало.
Новый день – и печален и весел –
Паутинкой повис у причала.
 
 
Сероватое тучное небо
Распороли высокие горы,
Снова облако – белая лебедь –
Распласталось на синем просторе.
 
 
Вот теперь прокатиться и мне бы
В белой лодке по синему морю.
Отведи, ветерок, все невзгоды
Опахалами пальм еле слышно.
Доплывём ещё до непогоды.
Дай нам маленькую передышку.
 

«Попрошайкою, осень…»

 
Попрошайкою, осень,
Ходишь, золота просишь,
Лист червонный и медный
Разменяла намедни.
Ветер в бешеной пляске
Стёр последние краски.
 
 
Время льётся рекою,
Ты осталась нагою.
И в изогнутых ветках
Всей судьбы твоей вехи.
Все дожди – твои слёзы,
Блики радуги – грёзы.
 
 
Но несмелое солнце
Золотится в оконце,
Значит, лучик последний
Золотой, а не медный.
Так что пой, улыбайся,
Нищеты не пугайся.
 
 
Нищеты не пугайся,
Наготы не стесняйся.
Будь бродягой лесною,
Будь любой, будь собою.
 

Осенняя правда

 
Стою средь высокого леса
Серёжками машут осины.
Прожилка над тучей небесной
Протянется росчерком синим.
 
 
В косынке шуршащей цветастой
По лужам шатается осень.
Привет от зимы безучастной –
На золоте лёгкая проседь.
 
 
Вот солнце из рыжего лета
Случайно блеснёт и растает.
Дубов оголённых скелеты
Уже вдалеке вырастают.
 
 
Всему, что пестреет и кружит
Когда-то дано обнажиться.
И ты проникаешь всё глубже
В до боли знакомые лица.
 
 
Как листья у бездны тумана,
Как дня уходящего краски,
Срываются в бездну обмана
Любые притворные маски.
 
 
Лесной маскарад, угасая,
Исчезнет. И, день подытожив,
Осенняя правда нагая, босая
Вонзается в кожу.
 

«Неужто небо грозовое радует?..»

 
Неужто небо грозовое радует?
Внезапно утро громом разразилось,
Посыпались булыжниками градины.
Как неожиданно всё приключилось.
 
 
Как этот путь от ясного до хмурого
Ничтожно мал. Как зыбки все начала.
Быть может неизбежность новой бурею
Давно грозила – я не замечала?
 
 
Давно грозила, но пока мы выжили.
И не устали верить в перемены.
На солнце тают градины-булыжники,
И тает день под зонтиком вселенной.
 

Вечер ноября

 
Снова стук в пустоту,
Снова ночи без дна,
Я куда-то иду
Не одна и одна.
 
 
Так иду прямиком.
Не парю, не лечу,
Не грущу ни о ком,
О себе не грущу.
 
 
Я покинула плен,
Плен иллюзий и снов,
Ну и что же взамен?
В чём основа основ?
 
 
Разрываю капкан,
Избавляюсь от ран.
Самый главный обман –
Это самообман.
 
 
Не в аду, не в раю,
Где он есть – этот рай?
А почти на краю,
Где-то есть этот край.
 
 
Разрываю капкан,
Избавляюсь от ран.
Самый страшный обман –
Это самообман.
 

«Дни прошедшие не раскручивай»

 
Дни прошедшие не раскручивай,
И мгновения отпусти.
Снова небо набухнет тучами,
И размоет дождём пути.
Но влетит ветерок из прошлого,
И отвесит щегол поклон,
Перья яркие гость непрошенный
Распушит. Ну и щёголь он!
И тогда, маетой измученный,
Ты спроси у него всерьёз:
– Что ни делается, то к лучшему?
Он ответит на твой вопрос.
 

Пробуждение

 
Уплывает ночь. В переливах алых
Свет, рождаясь, золотит поля.
Брызнули лучи в серые кварталы.
Снова пробуждается земля.
 
 
Гулкие шаги, отголоски речи.
Каблучки, такси, кабриолет.
Что затеет день? Что пророчил вечер?
Свет на это нам прольёт рассвет.
 
 
Осторожно ночь раздвигает дали,
В свой чертог заре даёт войти.
Грезится тебе, будто ты в начале
Неисповедимого пути.
 
 
Строят облака странные гримасы,
На асфальте пляшет чья-то тень,
Но не карнавал это, не проказы,
Утро – это новая ступень.
 

Не чёрное, не белое

 
Не знаю, почему, но не сумела я
Всё поделить на чёрное и белое.
 
 
Со всех сторон кричат «коты учёные»:
– Туда нельзя! Там чёрное, там чёрное!
 
 
Но вижу в чёрно-белой фотографии
Цветные миги, но не строки эпитафии.
 
 
Твердят: «Гляди ты лучше во все стороны,
И будешь знать, где белое – где чёрное».
 
 
Гляжу: в пушистых лапах снега белого
Вновь золотится солнышко несмелое.
 
 
Кого-то вижу белого, пушистого,
Нет, серый он, когда вглядишься пристально.
 
 
Подводит, видно, зрение упорное.
Да что ж оно такое непокорное!
 
 
Как ни крути, себя не переделаю…
Смеётся радуга: «И я не черно-белая!»
 

Не так и не эдак

 
Нынче всё и не так, и не эдак.
В моде новые аксессуары.
Прошлый век, подмигнув напоследок,
Удалился писать мемуары.
 
 
Так живём: без перчаток из лайки,
Странных шляпок и туфелек бальных.
Но зато видим новые «лайки»
В паутине сетей социальных.
 
 
Где же вы, крепжоржеты, нейлоны,
Где вы юбки торчком от крахмала?
Что грустить: есть планшеты, смартфоны,
Скайп и твиттер. Нам этого мало?
 
 
Мы пока всё на той же планете.
То же небо, и море, и суша…
Просто мы теперь – мудрые дети.
И у нас много новых игрушек.
 

О чём глаголят глаголы…

 
Что посеяли, то пожали.
Разбежались, рук не пожали.
Поезд гулким гудком ужалил.
 
 
Годы мчали – не замечали.
А вчера на большом причале
Взгляды встретились… помолчали,
Точно так, как тогда, вначале.
Но не наш пароход отчалил.
 
 
Что посеяли – то пожали.
 

Не ведьма и не королева

 
Не ведьма и не королева,
Судьба – не бал, не маскарад.
Свернёт карета вправо, влево
И не воротится назад.
 
 
Всё, что ушло, не повторится,
Что будет завтра – то секрет.
Но мне не стать ручной синицей.
С крыла огромной вольной птицы
Ещё хочу глядеть на свет.
 
 
Ещё тасуется колода,
Щекочет жизни кутерьма.
А где тюрьма и где свобода?..
Вопросов – два, ответов – тьма.
 

Пурим

 
Балагурим? Балагурим!
Наполняй вином бокал!
Что случилось? Пурим, Пурим!
Веселитесь, стар и мал!
День весенний, шутки, пляски,
Кубки, полные вина.
Карнавал, костюмы, маски.
Не смущайся, пей до дна!
 
 
А могло быть всё иначе:
Злого умысла венец –
                 истребленье.
Был назначен
Час, когда придёт конец.
Полыхал закат кровавый,
Предвещавший реки слёз,
И драконом многоглавым
В темноте зиял погост.
 
 
Только то ли солнце в небе
Раскололось пополам?
То ли всё решает жребий?
То ль и впрямь –
            «шерше ля фам»?!
 
 
Так тасуется колода.
Кто там знает наперёд:
 
 
Солнце, гром, тюрьма, свобода?
Жребий брошен! Что нас ждёт?
 

Поэты и критики

 
Как по клавишам
чёрным по белому
Разгулялась твоя душа.
– Выходи! Мы тут дело делаем,
Ну, выкладывай, не спеша.
 
 
Тот, кто может, пускай осмелится
Выйти из закутка на свет,
Всем, что ноет, болит поделится.
– Обнажайся! Дадим совет!..
 
 
А теперь наберись терпения.
Что нахохлился, как птенец?
Где тут рифма, где ударение?
Что тут нового, наконец?
 
 
Загудят голоса скрипучие,
Словно ножиком по стеклу,
Как легко по такому случаю
Душу враз пригвоздить к столу.
 
 
Если был ты одет с иголочки,
Обнажался зачем, поэт?
Всё, как надо, теперь – по полочкам…
Ну а песня? А песни нет.
 

Фигура умолчания

 
Над бездной и отчаянием,
как будто бы нечаянно,
вдруг вырастет молчание –
притворство изначальное.
Над блеском и сиянием,
волны с волной слиянием,
теплом и обаянием,
призваньем и признанием
стеной встаёт жеманное
плечами пожимание.
Фигура умолчания –
что может быть печальнее!
И что бы там ни прочили,
и что бы ни пророчили,
но выдержать нет мочи мне
немое многоточие.
 

«Кто верит, что крепок, силён…»

 
Кто верит, что крепок, силён
Хрустальный бокал неразбитый?
Кто знает, что звон – это стон
И страх расколоться о плиты?
 
 
Поверил весёлым глазам?
Смеялась, чтоб спрятать усталость.
Злословия сладкий бальзам
Испей, не оставив и малость.
 
 
Навею чарующий сон,
Козырную карту задаром
Не сдам, не спою в унисон.
Мой смех – это щит от ударов.
 

«Я – ведьма с глазами меди…»

 
Я – ведьма с глазами меди,
Я – зелья густой настой,
Раз хочешь, я буду ведьмой.
Что толку в игре пустой!
 
 
Была, но исчезла фея,
Податлива и легка.
Знать, ветер иной повеял,
И сжалась моя рука
 
 
В кулак. И не будет сердце
Мучительно долго ныть.
Скрипит ледяная дверца:
«Довольно! Пора остыть!»
 
 
Я – ведьма с глазами меди,
Закат золотой мечты.
Отныне я буду ведьмой, –
Страдай теперь лучше ты.
 

Бессонница

 
Бессонница, бессонница.
Висит немая ночь.
Без солнца?
Да, без солнца.
И ночи не помочь.
 
 
Слоняется, слоняется
Луна. Темным-темно.
Склоняется,
Склоняется,
И смотрится в окно.
 
 
Ждём вместе,
Замаячит ли
За облаком рассвет?
А утро обозначит ли,
Что сбудется, что нет?
 
 
Весь мир,
Как поволокою,
Опутан темнотой.
Но видится далёкое,
И слышится: «Постой!»
 
 
Постой!
Пусть ночь томительна,
Она не так мрачна.
В ней звёзды – ослепительны,
Ей спутница – луна.
 
 
Луч первый,
Полоснув слегка,
Потянется к волне
И, выскользнув из облака,
Засветится в окне.