Текст книги "Сердцевинум"

Украденные сердца

Собрание проходило вокруг обшарпанной мойки, в которой прямо на треснувшем блюдце разместился Кетутиль. Вид у Тима был немного пристыженный, наверное, из-за грязной посуды. А еще на дне валялся мелкий червячок, правда, ни он, ни посуда фамильяров не волновали. Существа животрепещуще обсуждали что-то свое:

– По-хорошему. Кьяф. Должен быть здесь, – проскрипел скелет.

– Я давно его не видел.

Это сказал Фаферон, задумчиво примостивший голову на лапках.

– Он всегда б-был лишним. Г-говорите новость, пожалуйста, – попросил Хехелар.

Рина с Тимом озвучили послание, и фамильяры очень расстроились.

– Нас бросили на произвол судьбы, – обреченно заключил бражник. – И это сейчас, когда сердце дома украдено и он может рухнуть в любой момент.

– Дом может рухнуть?.. – переспросила Рина. – Так вот почему он воет! И я была права, ему больно и плохо.

Фамильяры удивленно обратились к ней:

– Неужели уже и на той стороне слышно? Б-беда!..

– Он воет, это правда. Но звуки издает еще и что-то постороннее. Злое, – грустно объяснил Фаферон.

– Значит, и я был прав! – воскликнул Тим. – Злая сила.

Тут над кухней повисло напряженное молчание. Существа принялись многозначительно переглядываться.

– К-коллеги, не кажется ли вам странным, что Витольд передал эту новость с двумя неискаженными детьми? – спросил наконец Хехелар, и его голос стал особенно вкрадчивым. – Уж не их ли он предложил нам в качестве временной помощи?

Рина заметила, что ее неискаженный Лир очень обиделся и демонстративно отвернулся. В конце концов, это он нашел проход в дереве, могли бы и упомянуть.

– Мало что знают. Но чувствуют, – сказал Кетутиль.

По его интонации было не понять, поддерживает он старшего или нет. Но загадочные фразы про украденное сердце уже захватили Рину, и она очень хотела заслужить доверие существ.

– Расскажите нам, – попросила она. – Мы все равно пытались выяснить, откуда эти звуки, в том мире… а если их источник в вашем, то мы продолжим расследование здесь.

Фамильяры обменялись кивками – явно пришли к согласию.

– Расскажи ты, младший. Т-тебе речь проще всех дается, – попросил Хехелар.

Фаферон поудобнее устроился на мойке и начал:

– С тех пор как нашу прошлую хозяйку повысили, дом сиротствует. Прислали Кьяфа, но ведь он тоже фамильяр, к тому же необщительный. Постоянно пропадает, на общедомовые собрания не является…

Для многих такие беззащитные дома – лакомые кусочки. Вот и на наш кто-то глаз положил – украл его сердце и вытягивает жизненную силу, потому что дома, конечно, очень даже живые организмы. Какой-то маг-паразит. Сердце до сих пор здесь – без него здание развалилось бы сразу же. Но мы его не чувствуем. Оно в каком-то месте, недоступном для нас.

– Это может быть тайная комната? – предположил Тим и достал свою карту.

– Это может быть тайная комната, тайный шкаф и даже тайный сапог, – печально ответил бражник. – Дома, помещения и даже вещи здесь способны «разворачиваться» до отдельных слоев. Сердце может быть спрятано буквально где угодно…

В коридоре послышалось скрежетание ключа. Фамильяры переполошились не на шутку.

– Вы должны возвращаться к себе, – забормотал Фаферон. – Искаженные люди опасны для неискаженных. Мало ли что им взбредет в голову!

– Как же нам теперь уйти?

– Я отвлеку, – сказал Кетутиль. – Пойду бурлить в унитазе. Зайдет проверить. А вы – бегом.

Рина обрадовалась, что не оставила коробок в каком-нибудь укромном месте. Она вынула черную спичку для себя и еще две для Лира и Тима. Чиркнув о бок коробка, спички засыпали искрами – черными, дымящими.

В коридоре слышалась возня. Бабушка Тима, наверное, уже разувалась, а невидимость все не работала. Мальчик заметил Ринино волнение и украдкой показал ей ключ от входной двери; только хотел положить в карман, как его рука заклубилась и превратилась в летучее облачко. Рина едва успела подхватить Лира – пес растворился следом. Невидимые пальцы потрогали Рину за локоть, нашли ладонь и, как только Кетутиль исполнил свое обещание, потянули в коридор. Действия магии хватило, чтобы добежать до двора.

Рина и Тим хотели доложить хозяину лавки о том, что исполнили поручение, но обнаружили только закрытую дверь. Рина занервничала: значит тут, в Сердцевинуме, начался новый день, а попали они сюда еще вечером. Сколько времени ушло на расследование? Можно, конечно, свалить долгое отсутствие на внеурочную прогулку с Лиром…

Когда они с Тимом вошли в свой собственный подъезд, Рина заглянула в почтовый ящик – нет ли там все-таки прохода в другой мир? Вроде бы и мама с утра жаловалась, что в остальные ящики положили газеты, а у них – пустота. Но никакого прохода Рина не обнаружила, зато на дне ящика лежал конверт без отправителя и адресата.

Рина вскрыла конверт и достала один-единственный листочек. Крупными гневными буквами на нем было написано: «ПОЗОР! ВАШ РЕБЕНОК ВЫСТАВИЛ МУСОР НА КРЫЛЬЦО!» Рина ойкнула и треснула себя по лбу. Хорошо хоть успела найти письмо раньше родителей, а то в последнее время и без этого проблем не оберешься.

Возвращение блудной дочери мама восприняла нормально. Видимо, долгие прогулки с Лиром ей на нервы не действовали, да и мусорное ведро тоже вернулось на кухню в целости и сохранности. А вот заснуть после знакомства с другим миром оказалось ой как сложно. И зря они так быстро с Тимом распрощались. Пожалуй, Рине хватило бы и пяти минут обсуждения – только бы точно увериться, что все это действительно было.

На прикроватном столике больше не тикали часы, зато там лежала вещь, которая могла доказать реальность произошедшего еще около двадцати восьми раз, судя по числу, указанному на коробке.

И примерно треть из этого числа обещала самые что ни на есть вещие сны.

Рина решилась. Она сдвинула крышку, достала из коробка волшебную спичку, ловко зажгла ее – и ладони озарило нежное розоватое сияние. Язычок пламени, похожий на лепесток цветка, трепетал и выпускал в воздух крошечные блестящие искры. Веки резко отяжелели; очень вдруг захотелось сладко зевнуть и отвернуться к стенке. Рина успела только загасить огонь и шепнуть: «Жених». Просто чтобы добить уже эту жениховую тему.

Перед глазами пронеслась скучная комната, промелькнули сонные крыши домов с кривыми трубами и антеннами. Звезды взмыли вверх и обернулись пузырьками в бокале нарядной дамы. Дама прикоснулась к висящему на груди крупному рубину, и искристый камень вдруг раскрылся, становясь многогранной залой с насыщенно-красным убранством. В ее центре, как объемная иллюстрация меж книжных страниц, распахнулась сцена.

Луч прожектора выхватил симпатичного мальчишку, загримированного в живой скелет: черные круги вокруг глаз, черное пятно на носу, черточки-зубы. Даже на пальцах у него были нарисованы костяшки, а на голове кривовато сидел черный цилиндр. Мальчишка открыл глаза и вкрадчиво запел, прохаживаясь по сцене, как конферансье. Вслед за ним из темноты проступали замершие актеры, которые оживали и присоединялись к солисту, как только свет касался их.

Наконец мальчик остановился у края сцены, замолчал, но тут же всё вокруг взорвалось голосами и красками ярких костюмов. И вот мальчик уже закружил в танце девчонку, похожую на куклу, и в кукле Рина с восторгом и ужасом узнала… себя.

Важного вида люди смотрели представление со своих мест. Это был мюзикл.

Рина изо всех сил старалась увидеть все своими – кукольными – глазами, но все равно оставалась бестелесным наблюдателем. И чем настойчивее она рвалась вперед, тем сильнее ее затягивало обратно, во внекаменное пространство, а потом – мимо бокалов, звезд и крыш с антеннами – в собственную постель.

Оставшиеся в полусне вопросы долгим эхом бродили в ее голове и к утру совершенно заблудились.

За завтраком Рина попыталась подвести маму к правде о жутких звуках. Это оказалось неожиданно сложно – обычно чуткая ко всем опасностям мама вдруг сделалась как будто глухой.

– Я много домов повидала в своей жизни. Тебе ли не знать, – сказала она. – В них есть водомерные узлы, элеваторы… Масса других очень сложных устройств. Но совершенно точно, моя дорогая, у домов нет никаких, как ты говоришь, сер д е ц .

– Но ведь ты и сама утверждала, что дом может рухнуть… Так вот это правда! Нельзя ли нам на время перебраться куда-нибудь еще?

– Во-первых, утверждала это не я, а наши соседи, – размеренно ответила мама. – Во-вторых, тебе о таком волноваться совсем ни к чему. Это наша с папой забота, а не твоя. Ты бы лучше думала о театре.

Вот и все. Сказала как отрезала.

И на что Рина надеялась? Неужели думала услышать в ответ что-то вроде: «Регина, мы с отцом не хотели тебе говорить, но вот пришла пора… На самом деле мы семья путешественников между мирами»?..

В тот же день, несмотря на неважное настроение, Рине пришлось ехать на занятие. Уроки в театральной студии не прекращались даже летом, хотя в это время года группа учеников уменьшалась как минимум вдвое. Тем более странным выглядело ее неожиданное пополнение.

В раздевалке студии Рину встретил привычный пыльно-деревянный, лаковый и даже немного спортзальный запах. В кои-то веки можно было занять своими вещами всю скамейку – никакой душной толкотни. Рина уже сняла сандалии и как раз натягивала вместо них носки, когда в раздевалку зашла какая-то черноволосая девочка.

Незнакомка поздоровалась, и в ее ушах сверкнули алые сережки в форме сердец. Выбрав себе шкафчик, она сняла розовый жакет, под которым оказалась блузка – тоже целиком в орнаменте из сердечек. Никогда прежде Рина не видела таких «девочек-валентинок», и это напомнило о недавнем путешествии в Сердцевинум. Почти получилось себя убедить: наверняка раньше просто не обращала внимание, а теперь вот обратила. Чтобы отделаться от неприятного ощущения, Рина взяла коврик для занятий и вышла в зал.

Перед разминкой преподавательница Изабелла Зиновьевна, высокая и худощавая женщина с весьма эффектной внешностью, попросила новенькую представиться и рассказать о себе.

– Меня зовут Дарьяна Снежина, – сказала та. – Я люблю журналы и собираю все выпуски…

Ох и зря она про это начала, подумала Рина. Изабелла Зиновьевна даже книги не все одобряла, не то что журналы.

– Славно, славно, Дарьяночка, – перебила преподавательница. – Только ты серьги сними, у нас запрещено по технике безопасности. Кто-нибудь хочет провести разминку?

Разминка Рине не нравилась – отнимала драгоценное время у этюдов. Но каждое занятие в студии начиналось с нее «для разогрева тела и устранения зажимов». Зато потом переходили к активным упражнениям, и иногда было очень весело погонять с остальными ребятами по огромному залу. Правда, сейчас кроме Рины и новенькой занимались только четыре человека – особенно не разыграешься.

Наконец наступал момент, когда все усаживались в круг и переходили к актерским этюдам. На этот раз преподавательница попросила изобразить жизнь предметов.

Рине после недавних событий такое задание было – раз плюнуть. За несколько оборотов круга она показала чашку, зубную щетку и рыбий скелет. А вот Дарьяна все никак не могла включиться.

Первый круг Изабелла Зиновьевна разрешила ей просто понаблюдать, а со второго пора было участвовать. И ведь ничего, если бы вышло плохо – у всех иногда выходило. От новенькой и не ждали ничего особенного. Но девочка-валентинка вдруг жутко порозовела, сравнявшись цветом с собственной повязкой для волос. Видимо, ее зажимы разминка так и не устранила.

После занятия Дарьяна забрала из шкафчика вещи и пулей выбежала в холл дворца культуры. Не обулась, прямо в носках и выбежала, сверкнув в дверях черным хвостом.

К тому времени Рина уже прониклась к новенькой сочувствием. Быстрым шагом она направилась по следам беглянки – утешить, а может, даже и подружиться.

В холле, как всегда, было темно и прохладно. Над головой нависал балкон второго этажа, и Рина заметила там розовую фигурку, спешащую вдоль резных столбиков деревянной балюстрады. Куда вел этот путь, Рина толком не знала, но твердо решила новенькую догнать и, повторив ее маршрут, осторожно выглянула из-за большой колонны. Ожидала застать Дарьяну заплаканной, но…

Она сидела, распотрошив перед собой вещевую сумку любимого цвета. Сверху на сумке лежал раскрытый мешочек, и новенькая сосредоточенно доставала оттуда то ли крупные бусины, то ли камушки, внимательно их изучала и вынимала следующие. Вот ей попалось что-то особенное: девочка прищурилась, разглядывая вещичку со всех сторон, а затем съела ее и довольно улыбнулась.

Леденцы? Но зачем забиваться в безлюдный угол, чтобы заесть стресс конфетой-другой?

Рина спряталась за колонну, потому что Дарьяна резко поднялась.

– Славно, славно, Дарьяночка, – сказала она. – Только ты серьги сними, у нас запрещено по технике безопасности.

Получилась точь-в-точь Изабелла Зиновьевна.

Снаружи моросил дождь, и Рина поспешно заняла местечко в старом-престаром трамвае. Трамваи, конечно, ходили очень медленно, зато останавливались прямо у дворца культуры, а до автобусной остановки нужно было еще идти. Сидя на потертом сидении, Рина смотрела на спешащих мимо прохожих. Вот мелькнула среди серости нынешнего лета розовая курточка…

Дарьяна шагала, не прячась от мороси, и улыбалась. Вскоре она перешла дорогу перед трамваем и скрылась из виду. Рина попыталась вытащить из рюкзака старенький плеер и наушники, чтобы, как обычно, немного помечтать – ей нравилось слушать песни и представлять, что она сама исполняет их.

Но тут трамвай тронулся и с жутким скрежетом ухнул куда-то вперед.

В первую секунду Рине показалось, что вагон слетел с рельсов. Все внутри нее перевернулось, да так и осталось вверх ногами. Рина огляделась: за окном плыл Старобельский проспект. Устланный металлическими листами дырявый пол трамвая все еще был на месте. Грузно восседала на своем «троне», чуть ли не растекаясь по его бокам, унылая кондукторша; на последних местах нахохлились прыщавые ребята, на вид старшеклассники. Сгорбленные фигуры в мокрых капюшонах, трости, газеты… Трамвай как трамвай.

Но почему-то Рине было здесь неуютно – до мурашек. Очень хотелось на ближайшей остановке пересесть на следующий. Рина поднялась – ребята в «хвосте» трамвая тут же повернули к ней кривые носы. Смотрела и карикатурная кондукторша – чего это она? За проезд Рина заплатила, вот и билет… где-то тут был…

Все пассажиры почему-то на нее уставились. Не люди, а имитация людей. Расплывчатые, фальшивые… искаженные. И когда это она успела перейти в Сердцевинум? А главное – как? Никаких спиралей на рельсах раньше не было – это точно. Ведь привычный трамвай провалился впервые. Значит, после первого путешествия что-то изменилось? Или что-то случилось прямо сегодня?..

Рина попятилась и уперлась спиной в холодный поручень. Бежать было некуда.

– Не шевелись, а то ка-ак набросятся, – прошептал кто-то позади нее.

От неожиданности она дернулась и пролепетала:

– Что мне делать?..

– Смириться со смертью! – хохотнули в ответ. – Да ладно, никогда их не видела? Они к тебе не пристанут, меня побоятся.

Голос был заносчивый. Уф, издевается! Рина хотела было повернуться и спросить, кто этот тип такой, чтоб его боялись, а потом подумала, что он, вероятно, только того и ждал. Поглядит свысока, представится кем-нибудь до смерти важным…

Нет уж, так не пойдет! Как учит достопамятная Изабелла Зиновьевна, ожидания нужно уметь обманывать. Трамвай как раз замедлил ход, лязгнули двери, и Рина молча бросилась наружу. Выйти ей, однако, не дали.

– С ума сошла! – крикнул мальчишка и дернул ее за руку, втаскивая обратно; его ладонь оказалась неприятно холодной. – А сколько их там на улице по сравнению с этим вагоном, не подумала? Чокнутая!

Он уселся на место, кутаясь то ли в пончо, то ли в длинную пелерину – изрядно потрепанную. С его плеча медленно сполз ремень, пристегнутый к деревянному ящику. Было бы ради кого из трамвая выскакивать: веснушчатое лицо, нос вздернутый, простецкий.

Поняв, что его рассматривают, мальчишка отпустил руку.

– Да не чокнутая я, – насупилась Рина. – Я обратно хочу. Мне здесь не нравится.

– Это потому, что ты не освоилась. Выделяешься, вот они на тебя и смотрят.

Рина промолчала, и он спросил примирительно:

– Тебе до какой остановки? Проход найдешь?

– Через одну. Проход я знаю.

– Не ворчи, я же по-хорошему. Мало проходы знать, они иногда закрываются.

– Тот не закроется, – сказала Рина, чувствуя, что права. – Он помечен, как будто давно там. Не пойму только, как я вдруг сюда попала… Полжизни в этом трамвае провела – и первый раз такое.

Мальчишка пожал плечами.

– Слушай, ну я-то понятно, почему тут еду, – переключилась Рина. – А ты с чего в трамвай уселся? У вас что, транспорта своего нет? Диковато как-то ты здесь в этом наряде выглядишь.

– Сама ты выглядишь диковато, – прозвучало резко. – Я… всегда тут езжу. Каждый день. И никто еще не жаловался.

– Просто так катаешься? – усомнилась Рина. – Вот же скучная жизнь у людей бывает.

Мальчишка отвел взгляд.

– Не жизнь. Жизнь-то у меня была интересная. Пока я под эту самую штуку не угодил.

– И умер?.. – ахнула Рина. – А похож на живого. Как же так вышло?

– Случайно, – нехотя признался он. – Не хочу рассказывать.

– А как тебя зовут?

– Кристоп.

– И что, Кристоп, неужели тебе совсем нельзя покидать этот вагон? – спросила Рина с искренним сочувствием. – Это ведь так скучно…

– Нельзя, – подтвердил мальчишка и понуро окинул взглядом свои скромные владения. – Конечно, скучно. Ты – самое интересное, что случилось со мной за долгое время. Может, не будешь выходить?..

– Нет. Выходить мне, к сожалению, все-таки надо. Но подожди-ка… – Она подключила наушники к плееру и протянула его Кристопу.

Не самый щедрый подарок – безнадежно устаревший, немного сломанный. И в то же время очень дорогой, потому что, даже если и сказать, что потеряла, нового от родителей точно не дождешься.

– Что это? – изумился мальчик.

Рина показала ему, как включать разные песни. Вид у Кристопа был растерянный, но счастливый, бледные щеки засияли розоватым румянцем.

– Только он не навсегда, разрядится… а зарядки у меня с собой нет, да и негде тут заряжать. Но ты все равно возьми, на день хватит.

– Не надо. Мне нечего дать взамен, – вдруг сказал мальчишка и расстроился от собственных слов.

Рина немного поразмыслила. Она сама не любила подарки, за которые не могла ничем отплатить, – одна неловкость от них и почти никакой радости. Но с бедного Кристопа и взять было нечего.

– Придумала! Расскажи мне за это свою историю. – Она решила, что в лоб про смерть спрашивать некультурно.

Кристоп задумчиво посмотрел на Рину, затем на плеер и зажмурился.

– Ну, слушай, – согласился он. – С чего бы начать?.. Тут у меня переносной проигрыватель для винила, в этом ящике. Семейная ценность. Но вот пластинок у нас никогда не водилось, зато у соседа их было много. Его звали Баечник, или просто дед Бай, и жил он в доме номер тридцать два, это мы как раз скоро проезжать будем. Я к нему часто заглядывал, потому что у нас было временное соглашение. Только мы не могли договориться, что включать: дед считал, раз винил его – ему и выбирать, а я всегда ворчал, пускай бы он тогда свой винил без моей вертушки слушал, но приходилось уступать… Он тот еще был сказочник, любил пригрозить дружбой с Господином Друмом. Хотя такой старый был, что я б не удивился, если бы они и впрямь оказались ровесниками…

– С Господином Друмом? Это кто? – перебила Рина.

– А, у вас про него не говорят? Это сон, и у него есть фамильяр по Снам – Лулио. Господин Друм посылает Лулио вперед себя, и тот приходит с метлой, чтобы вымести из головы все мысли – иначе не уснешь.

Ага, подумала Рина, так вот кто виновник. Бывает, пытаешься какую-нибудь полуночную мысль сохранить, но к утру она все равно пропадает.

– Некоторые оставляют под кроватью мешок для мусорных мыслей – считается, если Господин Друм находит такой мешок, то в награду за аккуратность насылает только приятные сны… И вот этим знакомством дед Бай грозил постоянно. Мол, за пререкания даст мне перед старым приятелем самую нелестную рекомендацию, и буду я до конца дней видеть во сне всякие кривые зубы. Я когда-то ляпнул, что зубов боюсь…

Так вот. Однажды дед Бай завел сказку про заколдованную пластинку. Которую много людей могут слушать, а слышать каждый будет свою любимую музыку. Мне это показалось отличным способом пресечь наши споры, но вредный дед не соглашался ее доставать – слишком ценная была. Пару недель он меня дразнил этой пластинкой, до помешательства довел. Мне уже не нужен был остальной его винил, лишь бы заколдованный поставил. Признаться, я и сам не знал, какая музыка моя любимая.

В общем, когда он выудил ту пластинку из конверта, я ее отнял, схватил проигрыватель и бросился наутек. Дед вопил всякие проклятья, а они, как известно, работают, если проклинаемый их слышал. Так что я бежал изо всех сил, боясь услышать, что Господин Друм больше не пошлет ко мне Лулио, и тот не выметет мысли из моей головы, и сны в нее никогда не поместятся. Бессонницы я боялся, так бежал, что угодил под колеса. Пластинка разбилась. Сижу тут с этой махиной, а слушать нечего… Было. Спасибо.

– Тебе спасибо, Кристоп, – сказала потрясенная рассказом Рина.

Тем временем трамвай прибыл на нужную ей остановку. Она вышла на улицу, размышляя: сказать о произошедшем Тиму или нет?

Сплетничать про новенькую Тим не станет, да и про Кристопа необязательно поверит, зато ему наверняка станет любопытно, как же выглядят искаженные.

Сама Рина еще долго их не забудет – кошмар наяву! Неужели все без исключения люди в Сердцевинуме становятся жуткими и злыми, даже самые хорошие? Если так, то ей грозит большая опасность: вдруг неожиданный переход повторится? В другой раз не будет Кристопа, который может помочь.

Как же Рине повезло сесть в нужный вагон! Как будто кто-то подстроил, чтобы она осталась цела. Возможно, тот же человек создал и саму опасность…

Рина старательно составила список новостей, но очередная неожиданность их совершенно затмила.