Текст книги "Спящие Боги. Роман"

Глава 8

Поселок Мещерский располагался на юго-западе Москвы, сразу после пересечения с МКАДом. Интервью банкир назначил на пять вечера, и у них как раз оставался час, чтобы добраться до его дома.

Сидя на переднем пассажирском сидении, Маша открыла ноутбук и подключила мобильный Интернет. Через мгновение она уже бороздила сеть.

– А что такого в этом Миличевиче, что за ним все так гоняются? – искренне недоумевал Мартин по ходу дороги.

– Ты ведь знаешь, он один из богатейших людей страны, да еще и меценат.

– И что в нем особенного?

– Ну, просто он совсем не публичный, общается с прессой от силы раз в год. Такой шанс упускать нельзя!

Высшие круги Мартина никогда особо не интересовали, но он вполне верил тому, что говорила Маша.

Единственное, что он знал из газет о Миличевиче, – что тот коллекционировал картины и почитал искусство. Это, в принципе, ни о чем не говорило, разве что о его разносторонних интересах.

В это время они как раз проезжали по Большому Каменному мосту, двигаясь в сторону дома Пашкова и Библиотеки имени Ленина. Пробки на дороге еще не было, поэтому они свободно ехали в крайнем левом ряду.

Внезапно на лобовое стекло прыгнула темная тень, закрыв всю видимость пути.

– Черт! – Мартин вдавил по тормозам, виляя из стороны в сторону.

Тварь с красными немигающими глазами глухо шипела. Через секунду лобовое стекло облепило еще трое таких же.

Мартин не видел дорогу, потому крутанул руль влево, надеясь выехать на разделительную полосу и там остановиться.

– Что ты делаешь?! – закричала Маша.

– Ты что, их не видишь?

– Кого?!

Твари уже проникли внутрь через стекло. Они лезли откуда-то из пространства, словно просачиваясь сквозь эфир. Мартин судорожно пытался отшвырнуть их от себя, но Маша видела лишь как он с вытаращенными глазами колотит по воздуху руками.

– Мартин, что происходит?! Кого ты видишь? – орала она.

– Я не знаю!

Основной удар пришелся на левый задний бок. В них врезался джип, который на огромной скорости несся по разделительной полосе, отчего их отбросило на пять метров назад, прямо на полосы движения.

Время приостановило свой ход.

Будто в замедленной съемке Маша видела, как сзади к ним приближается черный джип с зажженными фарами дальнего света. Он пытается тормозить, но слишком поздно – внезапно свернувшая машина из левого ряда встает как раз на его пути. Джип врезается сначала в нее, а потом на полной скорости таранит их машину.

От удара их подбрасывает вверх. Мартин инстинктивно пытается закрыть Машу и касается своей рукой ее правого запястья. И в этот миг касания, когда машина летит в воздухе, она видит это. Это! Мартин окружен страшными черными тварями, похожими на покрытых жесткими волосами сгорбленных карликов с хищными, налитыми кровью глазницами.

У одной из тварей, висящей чуть сверху от головы Мартина, из пасти выдвигаются два белых конусообразных клыка, все более удлиняясь и заканчиваясь тонкими острейшими иглами. Она впивается в голубоватое сияние вокруг Мартина (да, теперь Маша его видит) и, словно дорвавшийся до свежей крови вампир, начинает жадно высасывать его энергию. Маша видит, как просвечивают и пульсируют сосуды на его лице, как губы его белеют, а глаза наполняются ужасом. Мартин снимает руку с ее запястья, и картинка тут же пропадает.

Машину с дикой скоростью крутит в воздухе, Маша видит лишь быстрое чередование неба, кремлевских звезд и потока машин.

Все это длилось не более секунды.

Они грохнулись на крышу «шестерки», которая проезжала в крайнем правом ряду, их снова отбросило назад, а ехавшая следом «Нива» толкнула их на пешеходную дорожку моста. От толчка они пробили железные поручни и, свесившись вниз правым боком, наконец остановились.

Натужный скрип кузова говорил о том, что любое неверное движение – и они упадут в реку. От воды их отделяли каких-нибудь пять-шесть метров.

Со лба Маши стекала струйка свежей крови. Она взглянула на Мартина: бледный, но в сознании, он смотрел прямо перед собою.

– Мартин… – жалобно простонала она.

Ответа не последовало. Казалось, он все еще вел с этими химерами невидимую борьбу. Машина стала сильнее накреняться вниз. Маша с опаской посмотрела в боковое стекло. Если они упадут, удар об воду придется как раз на нее – от наклона ее прижало к правой передней двери, и, в отличие от Мартина, она была не пристегнута.

От нахлынувшей паники Маша попыталась как-то приподняться на сиденье, но это стало ошибкой. Правая дверь разболталась – верхняя петля крепления оторвалась, а нижняя еле-еле держалась. Через секунду последовал металлический скрип, и дверь с размаху распахнулась.

– Не-е-ет!

Вылетая из машины, Маша отчаянно цеплялась за все, что попадалось под руки, тем самым окончательно перевесив центр тяжести автомобиля. Она падала вниз, в реку, а сверху на нее неумолимо летела машина. В ужасе она закрыла глаза.

Но внезапно ее с силой дернуло вверх, как на тарзанке.

Открыв глаза, Маша увидела, что болтается над водой: сверху за руку ее держал Мартин, другой рукой ухватившись за нижнюю балку моста. Каким-то невероятным образом он сумел протащить ее сквозь салон автомобиля и не дать упасть в реку. Машина тем временем с оглушительным всплеском врезалась в воду и на глазах уходила на дно.

– Держись, – уверенно сказал Мартин.

Через мгновение они уже стояли на асфальте. Водители повыскакивали из своих автомобилей. Вокруг образовалась толпа, люди растерянно переговаривались. Со стороны Полянки приближалась патрульная машина с характерным воем сирен. В общей сложности разбилось около шести машин.

– Мартин, как ты это сделал? – обезумев от волнения, пролепетала Маша.

Он молчал, лишь тяжело дыша.

– Я видела их… – в ужасе прошептала она. – Когда ты коснулся моей руки, я на миг смогла их разглядеть. Как ты сумел их побороть?

– Сейчас это не имеет значения. Нам нужно как можно скорее отсюда уходить. Будет слишком много вопросов. Идем!

– Мартин, но моя машина?!

– О ней не волнуйся, мы вытащим ее позже. Уверяю тебя, я все улажу.

Он схватил ее за руку и потащил за собой. Они перебежали на противоположную сторону моста и направились к Знаменке, где быстро затерялись среди толпы прохожих. Оттуда добрались до метро Боровицкая и нырнули вниз, оставив свидетелей аварии на мосту и полицию недоумевать о случившемся.

Под землей они лишь прошли пешеходным тоннелем до станции Арбатская и выбрались на улицу. Оттуда было рукой подать до офиса Мартина.

Маша все еще не могла прийти в себя от пережитого, оттого не задавала никаких вопросов, а просто следовала за ним. И только когда они сели в машину Мартина, припаркованную возле крыльца его мастерской, она словно очнулась.

– Будет лучше, если мы сейчас поедем на твое интервью, – ровным тоном сказал Мартин. – Иначе ты будешь слишком много думать о том, что произошло. А у меня все равно нет ответов.

Маша опустила солнцезащитный козырек и посмотрела на себя в зеркало. Тушь смазалась, прическа растрепалась, на виске – рана от удара, из которой по-прежнему струилась кровь.

– Это мы уладим.

Мартин аккуратно положил свою ладонь на ее тонкую шею сзади. Она вздохнула и замерла. По всему телу растеклось тепло и легкое покалывание. Через секунду ее сознание очистилось, сил прибавилось, а разум прояснился. Когда он убрал руку, Маша была другим человеком: спокойным, решительным и волевым.

– По дороге приведешь себя в порядок, на лице осталась только кровь, раны уже нет, – он повернул ключ зажигания и вдавил педаль газа.

Глава 9

Оставшуюся дорогу до Мещерского они ехали молча и на этот раз без происшествий.

Искать нужный дом пришлось недолго. Самый высокий во всем поселке, с шестью заостренными башнями, буравящими небо, он больше походил на средневековый готический замок. Не хватало только глубокого рва и подъемного моста. Но здесь, как ни странно, забор почти вплотную примыкал к дому.

Маша аккуратно нажала на кнопку входного звонка рядом с коваными воротами. Пока ждали, она достала из рюкзака фотокамеру и повесила на шею Мартина.

– Я скажу, что ты фотограф, – объяснила она.

Спустя минуту ворота отворились, и перед ними предстала дородная округлая фигура в темном костюме, судя по застывшему лицу – охранник. Удостоверившись, что они приехали на интервью, он завел их в дом.

– Поднимайтесь на второй этаж. Иван Томиславович скоро выйдет, – сказал он и скрылся за дверью.

– Ничего себе! – не сдержалась Маша.

Дом и вправду походил на замок – такой, какие чаще встречались на страницах толстых архитектурных журналов.

Центром дома служила парадная лестница. Крытая красным ковром, она одним великолепным изгибом вздымалась на второй этаж и обрамлялась гладкими дубовыми перилами. У подножия восседали воинственно скалящиеся каменные львы.

Маша с Мартином поднялись наверх и вошли в просторный зал-гостиную с плотными золотистыми портьерами на окнах. Напротив них в камине трещал живой огонь. Рядом с камином стоял белого цвета диван и два кресла, посередине – столик на ножках в виде буквы «S». Взгляд моментально останавливался на его расписной столешнице, покрытой золотыми узорами.

– Попробую угадать, – протянула Маша, обходя вокруг столика и любуясь столешницей, – это начало XVIII века, эпоха Людовика XIV, стиль буль.

– …названный так в честь королевского фабриканта Шарля Буля, чей главный девиз гласил: «Неважно, насколько предмет маленький, он должен быть красивым». Добрый вечер, господа!

Перед ними с осанкой заправского дворянина стоял хозяин дома, Иван Томиславович Миличевич, один из крупнейших в стране банкиров и меценатов. Он был среднего роста, статен и подтянут. Весь его внешний вид и идеально уложенные волосы говорили о том, что слова «дисциплина» и «безупречность» знакомы ему не понаслышке.

– Должен заметить, я приятно удивлен, что журналисты стали разбираться в антиквариате, – обратился он к Марии, пожимая ее руку.

– О да, – бодро закивала она. – Антиквариат – моя страсть.

Упомянуть о том, что одно время она просто подрабатывала в мебельном журнале и курировала рубрику об антиквариате, показалось ей неуместным.

Миличевич добродушно поднял брови, обратив взор на Мартина.

– Это Мартин, наш фотограф, – поспешила объяснить Маша. – Редакция всегда приставляет к журналисту фотографа. Такое правило, что поделаешь.

– Ну, раз такое правило, – Миличевич крепко пожал ему руку. – Прошу, располагайтесь, и можете снимать, где хотите в доме, я не возражаю. Кстати, эта столешница, коль уж мы о ней заговорили, – он наклонился над ней и надел очки, – целиком сделана из черепашьего панциря. Видите – на ней буквально нет пустого места, она вся украшена тончайшими узорами. Таков стиль буль: пышный и торжественный. Иногда, кстати, весь стиль Людовика XIV так и называли – стиль буль.

– О да, да, конечно. Абсолютно верно, – вторила ему Маша, кивая головой

Обсуждая эпоху французского абсолютизма, они присели на диван. Мартин же тем временем, получив «зеленый свет» на съемку, решил прогуляться по дому.

Миличевич ему понравился: он был уверен в себе и полон собственного достоинства – единственные два качества, которые подделать было невозможно и которые являлись ключевыми компонентами харизмы еще со времен древних богов. Но и дом мог рассказать о своем владельце много интересного.

Справа виднелся проход в кабинет и библиотеку. Туда Мартин и направился.

Библиотека вся была отделана красным деревом: массивные книжные шкафы подпирали потолок. Тысячи, тысячи книг. На полу лежал зеленый ковролин, стены украшали картины, в основном, как Мартин успел заметить, морские пейзажи. Рядом с письменным столом на полу стоял почти метровый глобус.

Мартин прошелся по комнате, читая названия книг. Да, они подбирались с особой тщательностью: философия, история, религия, наука. Каждая фамилия говорила сама за себя, каждый автор нес в себе целую вселенную. Платон, Шекспир, Бэкон, Декарт, Мильтон, Аткинсон, Ницше, Шопенгауэр… Следом шли Данте, Гете, Новалис, Бодлер, Вергилий, Блейк… Классики, гении, новаторы – здесь были собраны самые выдающиеся умы за всю историю человечества. Но ни одна из книг не вызывала сейчас у него желания ее пролистать: какую-то снова, какую-то в первый раз. В них содержались мысли таких же мятежных внутри, жаждущих истины людей, каким в настоящий момент был и он сам. В лучшем случае они поднимали наболевшие вопросы бытия, обнажали несовершенство человека. Точных ответов не давал никто, были лишь одни догадки относительно того, во имя чего стоит жить, во что верить, как любить. Загадку человеческой души никто из великих так и не смог до конца понять и разгадать.

Но, похоже, Миличевич коллекционировал еще и антикварные книги – на письменном столе лежало раскрытое Евангелие с зарисовками из жизни Христа, причем рукописное! Такого Мартин еще не видел. Для него, как специалиста, столь редкое издание представляло сумасшедшую ценность.

Он присел за массивный стол, с трепетом разглядывая старинный фолиант. Вдохнул так любимый им запах древности. Каждую страницу украшали причудливые буквицы, орнаменты из виноградных лоз, фигурки людей и ангелов. Выполненные с большим умением и мастерством, эти рисунки, казалось, переносили в другую эпоху.

Невольно Мартин стал читать – левая сторона книги начиналась с главы десятой Евангелия от Матфея. Впервые за день он осознал, что находится один и может наконец расслабиться. Было тепло и тихо, к тому же чтение Библии всегда успокаивало. Постепенно буквы стали сливаться, а глаза – закрываться сами собой. Только сейчас до него дошло, как сильно он устал за этот странный и непонятный день. И подобно рабочему, уставшему от тяжелого физического труда, Мартин вскоре уже не мог наслаждаться чтением – его мозг и тело жаждали покоя. И он провалился в сон.

Глава 10

Через секунду Мартин открыл глаза.

Сначала он ничего не видел: черно-белая картинка, нечеткая и зыбкая, рассеивалась в тумане. Но постепенно изображение налилось красками и появилось ощущение пространства.

Сверху над ним нависал стрельчатый свод массивного брусчатого потолка. Справа возвышался торец старинного деревянного шкафа, который примыкал к стене, сложенной из черного камня.

Перед ним стоял все тот же стол, однако его убранство изменилось. Посередине горел свечной фонарь. Возле него располагались рожки с чернилами, острый нож и пемза для лощения пергамента. На особой подставке покоился том большого манускрипта, заполненный написанными от руки строками лишь наполовину. Рядом лежал Псалтырь и несколько искусно оформленных томов Нового Завета, с одного из которых, вероятно, и шло переписывание. С правой стороны из чернильницы торчало большое серое перо.

Не понимая, где оказался, Мартин живо поднялся из-за стола и осмотрелся. Никакой обессиленности он больше не ощущал, но сознание все еще было спутанным.

Благодаря четырем сводчатым окнам все пространство комнаты заливал лунный свет. Он выглянул в окно. Внизу строение огораживала каменная стена, а извилистая дорога вела к деревянным, окованным железом воротам. Главная постройка имела три этажа, и, судя по ее готической архитектуре, он мог находиться в католическом монастыре и смотрел сейчас из окон его западной башни. Теперь сомнений не оставалось: он очнулся в древнем скриптории, мастерской по переписке рукописей. И учитывая то, что вместо бумаги использовался пергамент, не минул еще и XI век. При этом на Мартине по-прежнему были его синие джинсы и кеды.

Как ни странно, этот монастырь он прекрасно знал и помнил. Он был твердо в этом убежден, хотя и не знал почему.

Сильное внутреннее беспокойство погнало его прочь из скриптория. Он отворил затвор тяжелой дубовой двери и очутился на площадке винтовой лестницы, которая спускалась вниз по спирали. Внизу трепыхался факел, едва освещая путь.

Мартин аккуратно стал спускаться по скрипучим ступеням. На ощупь стены казались влажными и шершавыми, местами блочные стыки поросли густым холодным мхом. Где-то вдалеке капала вода.

Пройдя ровно три оборота лестницы, он вышел в длинный каменный коридор. Дальняя его часть терялась во тьме, в другой пробивался свет факелов и доносились голоса людей. Туда Мартин и направился. Но не успел он сделать и двадцати шагов, как из бокового прохода внезапно на него выплыл высокий худощавый монах в коричневых орденских одеждах. Он явно куда-то спешил и при этом был чуть навеселе. Увидев Мартина, он остановился и, приподняв переносной фонарь, осветил его лицо.

– Что такое буква? – прямо с ходу бросил он, и не дав ни секунды на размышления, молвил ответ сам:

– Страж истории. Что такое слово? Изменник души. Кто рождает слово? Язык! – монах неотрывно смотрел на Мартина. – Я – Гораций Флакк, – наконец резво представился он. – Но вы можете называть меня просто Алкуином. Я настоятель этого галлийского аббатства, а по совместительству поэт и богослов.

В знак приветствия Алкуин отвесил легкий поклон. Мартин, недолго думая, последовал его примеру.

– Не далее как вчера, – оживленно продолжал аббат, – я имел удовольствие вести беседу с Карлом Великим. Иногда он советуется со мной по богоугодным вопросам. Хотите знать, на чем мы сошлись? А впрочем, не сейчас, не сейчас, мой друг! Я должен спешить в библиотеку. Меня ждет Библия блаженного Иеронима! – с этими словами он ринулся дальше по коридору, продолжая чеканить свои словопрения, точно выбивая искры из кремня: – Что такое сон? Образ смерти. Что такое тело? Жилище души. Что такое мозг? Хранитель памяти…

Мартин озадаченно наблюдал за удаляющимся настоятелем монастыря, гостем которого невольно оказался. Когда тот наконец скрылся в темноте, он продолжил путь. Вскоре коридор уперся в массивную дверь, и миновав ее, он вышел на открытую террасу второго этажа. Звездное небо и луна освещали эту прогулочную территорию аббатства.

По левой стороне шла аркада из арок, по правой стояли резные скамейки. В нескольких местах в нишах стен горели свечи. В арочных проемах гулял легкий теплый ветерок, и Мартин несколько минут зачарованно смотрел на лунную равнину, вдыхая аромат ночного неба.

– Все в этом мире относительно, – раздался приятный голос сзади. – Истинна лишь красота, доброта и правда.

Мартин обернулся. На одной из скамеек сидел Альберт Эйнштейн и курил трубку. В вязаном домашнем джемпере, без галстука и пиджака. Его седые пышные усы искрились в разреженном свете луны.

– Вы знаете, – задумчиво продолжал Эйнштейн, – меня все еще занимает вопрос о том, был ли у Господа Бога выбор, когда он создавал этот мир, – он указал трубкой в сторону усыпанного звездами неба. – Ведь и при стихийном возникновении, и при сознательном сотворении все равно получается, что все записано в некой Книге Бытия. Но на каком языке? – он слегка покачал головой. – Может быть, на языке математики, как вы считаете? Пифагор говорил, что мир состоит из чисел, а числа создают геометрию, которая в свою очередь создает физику. Вы не находите?

Мартин уже собрался вступить с ученым в диспут, как его эмоциональный всплеск прервал решительный мужской голос:

– Не слушайте его! Это лишь его проекция. Идея, которую он так и не решил.

Около одной из арок стоял мужчина, облаченный в черную мантию из грубой шерсти, с накинутым на голову капюшоном. В его взгляде читалось только одно – Сила. Глаза его глядели так пристально, что, казалось, проникали внутрь и выведывали все тайные помыслы.

Эйнштейн тем временем встал и с бесхитростной улыбкой направился назад по коридору.

– Индивидуальная точка зрения – бормотал он, удаляясь, – всегда надежнее, чем официальные заявления. Люди здравомыслящие должны об этом помнить и не позволять себе сердиться…

– Кто вы? – спросил Мартин незнакомца, когда Эйнштейн скрылся из виду.

– Такой же, как и вы. Практик в этом мире теней.

Он откинул капюшон. Темные густые волосы каскадом упали на высокие мужественные скулы. Над правой бровью виднелся небольшой шрам, красивое строгое лицо выражало какую-то княжескую доблесть.

– Простите, но где я нахожусь? – спросил Мартин.

– Вас что, сюда выкинуло?

Мартин не знал, что ответить и кто стоял перед ним на сей раз.

– Считайте, что вы в другом пространственном измерении, – наконец произнес незнакомец. – Но, судя по вашему уровню Силы, вы должны понимать, где находитесь.

– Знаете… – он запнулся. – Скажите мне, я жив?

– Но ведь вы мыслите.

Мартин поперхнулся.

– Смею предположить, – продолжал путник, – что и вы и я сейчас физически находимся на земле. Вы, учитывая вашу растерянность, возможно, спите. Я – нет.

– Значит, это мой сон?

– Отнюдь. Это параллельный, если хотите, отраженный мир. Но я не приверженец вздорных оккультных названий. В месте, где мы с вами находимся, реальность порой в тысячу раз превосходит земную. Но смертные, за редким исключением, не попадают на этот уровень случайно.

– Параллельный мир находится на территории древнего галлийского монастыря? – искренне изумился Мартин.

– Этот мир бесконечен, каждый оказавшийся здесь видит что-то свое. Вы, по каким-то вашим внутренним причинам, зафиксированы на оси времени древних аббатств и видите его сквозь призму средних веков. Я же нахожусь в темноте вечного космоса, окруженный Плеядами. Это моя излюбленная обстановка для работы. Здесь нет ни времени, ни пространства. Каждый видит то, что выдает ему подсознание.

– Здесь совсем отсутствует время? – спросил Мартин, и голос его прозвучал необычно для него самого.

– Время – это лишь способ сознания охватить пространство, в котором находится тело. Ваше тело в данном пространстве не стареет. Оттого движется здесь не время, а само сознание, в религиях это зовется душой.

– Тогда насколько этот мир реален?

– Ответа на этот вопрос не знает никто, – сказал незнакомец. – Так же как люди до конца не знают, насколько реален их физический мир. Существует лишь один подлинный мир, который отбрасывает свои бесконечные отражения. Я перемещаюсь по некоторым из них, для меня они реальны. Но чтобы подняться выше, необходимо слишком большое количество энергии. Кстати, о душе. Вот, взгляните…

На мгновение Мартин застыл в полном смятении.

Из глубины прогулочной галереи к ним неспешно приближались две величественные фигуры. Замотанный в лохмотья, с простым деревянным посохом шел Иисус Христос и оживленно беседовал с Буддой. Словно сошедшие с фрески Рафаэля «Афинская школа», заменив собой Платона и Аристотеля, они шествовали, исполненные достоинства и не замечая ничего вокруг.

– И все же, достопочтимый Гаутама, – молвил Иисус, – я считаю, что буддизм, в отличие от христианства, ислама и иудейства, больше относится к настоящему магическому мировоззрению, чем просто к мировым религиям.

– Невежество, равви, – вторил ему Будда, – есть величайшее зло в мире. Должен признать – святые всех религий приближаются к уровню сознания магов, так как творят чудеса. Религия – это путь духовного развития, предназначенный для всех без исключения, и ведет он туда же, куда и первые ступени магов.

– Не смотрите так, – видя растерянность Мартина, пояснил незнакомец, когда Пророки минули их. – Это лишь их мыслеобразы. В этом мире мысли людей приобретают особый ментальный конденсат, который зачастую принимает облик их создателей. Их сила и долговечность зависит от веры в них людей.

Мартин покосился им вслед.

– Но они… разумны?

– Они имитируют разум. Главная их задача – вытягивать из людей чувства и эмоции, за счет которых они продлевают свое существование. И вам повезло, что сейчас Пророки разговаривали друг с другом. Иначе вам было бы не отвертеться.

– Зато теперь понятно, откуда берутся навязчивые мысли и идеи, – проронил Мартин.

– Вы правы. Это подобия живых организмов, которые обитают в своем особом мире. Но суть их жизни сходна с любой другой: они рождаются, борются за существование и погибают среди себе подобных. У них есть зачатки разума, а главное, ими можно управлять так же, как в физическом мире более разумные управляют менее разумными.

Незнакомец помолчал.

– В любом случае я должен идти, – он рывком накинул капюшон. – И мой вам совет: при общении со здешними обитателями задавайте сначала простые вопросы, на которые знаете ответ сами. Большинство из них могут излагать только чьи-то идеи, обычно своего создателя, но они прекрасно имитируют простой задушевный разговор. Их интересует только ваша Сила, а она у вас слишком бросается в глаза. В любом случае будьте начеку.

– Постойте, как вас зовут? – спросил Мартин.

– Христоф, – ответил тот, сделав ударение на первый слог.

Он чуть помедлил, потом сунул руки в рясу на груди, где она складывалась в некое подобие сумки, и вынул посеребренный компас.

– Сходите в лабиринт, поговорите с Мудрецом, – он протянул ему компас. – Держитесь всегда севера.

– Но зачем? – удивился Мартин.

– Он даст ответы на ваши вопросы. Например, почему вы оказались в средневековом монастыре. Возможно, здесь кроется какая-то тайна, которая прольет свет на ваше положение. Только помните, Мудрец – это не человек. Это древнее существо, способное видеть прошлое и будущее и наделенное сверхсознанием. Ответы на вопросы будут достаточно абстрактными, так как очень многое в вашем образе жизни ему чуждо. Идите!

Он подтолкнул его к противоположному концу коридора, но потом остановил.

– Да, и еще. Сначала вам придется пройти через Пандемоний. Как бы это место ни выглядело для вас, там собираются все обитатели этого мира, чтобы пообщаться, обменяться новостями, если угодно. Постарайтесь пройти его как можно быстрее, иначе растратите слишком много энергии. Но учтите: элементарные правила вежливости еще никто не отменял. Сразу за ним вы окажетесь в лабиринте. Прощайте!

С этими словами он ускорил шаг, и его высокая фигура быстро скрылась в темноте галереи.

Мартин постоял несколько секунд в нерешительности, сжимая и разглядывая компас, затем сунул его в карман и смело двинулся вперед по террасе. Раз здесь не было пространства, значит, этот Пандемоний, чем бы он не являлся, мог быть где угодно.

В конце террасы располагалась дверь – тяжелая, большая, обитая медью. Он потянул ручку на себя, и дверь со скрипом отворилась. Его тут же обдало теплом освещенного факелами зала. Отовсюду раздавался шум и обрывки разговоров, в нос ударил запах жарящегося мяса.

Мартин шагнул внутрь. Конечно, он находился в трапезной аббатства. Где еще в древних монастырях могли встречаться все вместе? За длинными столами сидело около ста братьев-монахов, все они оживленно говорили и спорили между собой.

По левую сторону полыхал необъятный камин, возле него стоял трапезник в рясе и крутил на вертеле лоснящуюся от жира тушу барана.

На секунду Мартин представил, как то же самое место мог видеть повстречавшийся ему странник – наверное, в форме огромного прозрачного купола вокруг рассеянных звездных скоплений. Впрочем, гадать не имело смысла.

С правой стороны виднелся вход на кухню, и можно было незаметно обогнуть столы, не привлекая внимания. Туда Мартин и направился.

Но из двери кухни тотчас же показался суровый монах с выпяченным пузом, преградив ему дорогу.

– Я Вильгельм Турский. Келарь, – бойко представился он. – Прошу пожаловать на нашу вечерю. Вы кем будете?

– Я Мартин, – после некоторого колебания ответил он и потом на всякий случай добавил: – Человек.

Хмурый взгляд келаря стал еще более тяжелым. Он грозно осмотрел Мартина с ног до головы, но потом все же смягчился и сказал:

– Хоть братьям и не велено испивать броженых напитков, за аббатским столом все же допускаются некоторые вольности, – он лукаво подмигнул одним глазом. – Не могу не похвалиться отменным качеством нашего вина. Испробуйте его! Но помните слова Экклезиаста, – тут он понизил голос и заговорщицки поманил его к себе, – вино способно совратить и праведников!

С этими словами он отпустил Мартина и отправился в сторону кухни.

По правде говоря, Мартин и не собирался испивать никаких напитков, да и голода он не ощущал. Шагая вперед, он обратил внимание, что сидящие за столами пищу не употребляли.

И тут, засмотревшись на монахов, он со всего размаху налетел на мужчину в строгом черном сюртуке в точности по моде начала XX века. Жестко накрахмаленный воротник подпирал жилистую, уже в морщинах шею. В левой руке он сжимал складную палку-трость.

Мартин поспешил извиниться, про себя удивляясь, как мог его не заметить.

– Зигмунд Фрейд, – деловито представился мужчина, глядя исподлобья.

Мартин на мгновение опешил, но виду не подал и почти не запнулся:

– Очень приятно. Мартин.

– Вам приятно, а мне все равно, – Фрейд продолжал смотреть на него с подозрением. – Вы новенький? Раньше я вас не видел.

Мартин оглянулся по сторонам. Потом коротко кивнул.

– Из какой страны будете? – сурово спросил Фрейд.

– Из России.

– Россия? Советский Союз? Ха! Вы мне неинтересны. У вас нет никакого бессознательного.

– Как это – нет?

– Его выбили из вас путем методичного насаждения коммунистической идеологии. Все ваши творческие подсознательные порывы закодированы в образах сновидений. Отсюда и сопутствующие вам неврозы.

– Но, позвольте, – не удержался Мартин, – коммунизм сошел со сцены более 30 лет тому назад.

– Неважно, – отчеканил Фрейд. – Даже здоровый человек является потенциальным невротиком оттого, что совершенно не умеет властвовать над своим подсознанием. А ведь это и есть самая настоящая жизненная сила, сверхсила! Вы, Мартин, разве не из-за нее здесь находитесь?

Кто сейчас стоял перед ним? Для мыслеобраза Фрейд рассуждал слишком логично. Глаза его казались немного нечеловеческими, но здесь все выглядело каким-то странным.

– Так зачем вы здесь? – вновь спросил Фрейд. – Вы, смертный, что вы здесь ищете?

– Пытаюсь понять, кто я.

– О-о-о, – с издевкой протянул Фрейд, улыбаясь. – Какой запущенный случай…

– Нет, вы не так поняли, не в этом смысле, – стал оправдываться Мартин. – Я вполне здоров и нормален.

– Каждый человек нормален лишь отчасти! А в вашем случае вы даже не понимаете, кто вы, – желчно заметил Фрейд.

Спорить не имело смысла. Впрочем, в словах Фрейда присутствовала и доля правды. И все же Мартин решил на всякий случай проверить.

– Господин Фрейд, – спросил он, сощурив глаза, – соизвольте ответить: сколько пальцев на моей левой руке? – с этими словами он протянул вперед свою ладонь.

Фрейд за секунду весь налился пунцовой краской.

– Вы, что же это, молодой человек, смеете издеваться надо мной? – с негодованием выпалил он. – Думаете, я – безмозглая мыслеформа? Кто вас на это надоумил?

Его возмущению не было предела. Мартину казалось, что еще чуть-чуть, и он будет больно побит складной тростью.

Но Фрейд сделал пару глубоких вдохов и взял себя в руки.

– Вижу, вы еще не разобрались, что к чему, – сквозь зубы процедил он. – А уже дерзите! Ладно, давайте присядем. Мне придется вас немного просветить.