Текст книги "Гений и злодейство. 26 рассказов авторов мастер-курса Антона Чижа в честь 225-летия А. С. Пушкина"

Анkа Б. Троицкая.
КОЗЫРНАЯ
(«Пиковая дама»)

Не важно, что тебе выпала хорошая карта. Важно, как ты её сыграешь.

Подслушано в английском клубе

Пока ты не откроешь глаза, я слеп, а пока ты не захочешь меня услышать – я нем. Ты приподнимаешь веки, и я вижу, как меняется твоё лицо в зеркальце. Ещё не поздно передумать, но ты привычно пробуешь разные выражения, и твои черты становятся глупыми и распутными. И вот последний мой луч гаснет между ресницами. Я успеваю заметить, как распахивается стеклянная дверь и ты идёшь на яркий свет. Моё место занимает что-то другое – отточенный и отрепетированный план, очередная роль, твой спектакль года.

А я… остаюсь полуслепым и полумёртвым наблюдателем.

 
* * *
 

– И непременно, чтобы шоколад был охлаждён, а пузырьки в шампанском были правильной формы… – последние распоряжения были брошены через плечо официанту.

Длинноволосый блондин с галстуком по-байроновски уже влетал в соседний зал.

– Где музыка? – забрюзжал оттуда его голос. – На дворе 2033 год, а связь с интернетом как в двадцатом веке!

– Что с нашим мажором сегодня? – спросил бармен за стойкой.

Официант всё ещё смотрел вслед блондину.

– Ты не поверишь. Она наконец согласилась. Наш Франц обычно только пальчиком поманит… А эта долго ломалась, – официант вздохнул и повернулся к бармену. – Поставь шампанское в лёд. И не какое-нибудь, а «Мадам Колейн».

Через час официант скучал у богато сервированного столика. Приунывший блондин ждал и потягивал из узкого бокала. Он быстро захмелел, поняв, что его гостья не придёт, оскорбив и его, и недоступный простым смертным билет в элитный отель «Червонный Туз», с пятью ресторанами и самым популярным в городе казино.

Однако в этот же вечер хозяин казино по кличке Граф, в шёлковом кимоно, которое не сходилось у него на животе, подошёл к застеклённому зеркалами балкону, откуда был виден весь игорный зал.

– Ну и? – спросил он.

Когда администратор указал ему на девушку в сиреневом шифоне, он засопел:

– Как?

– У неё билет VIP, – ответил администратор.

Прошла минута.

– Сколько?

Услышав выигранную сумму, он усмехнулся и сказал:

– Ко мне.

И медленно поплыл в свой шикарный номер, где любил жить в разгар сезона.

 
* * *
 

В коридоре отеля чисто, здесь не пахнет табаком и отвратительными модными духами. Тебе тесно в корсете, а вечернее платье тяжеловато из-за массы викторианских складок, вернувшихся в моду вместе с паровыми двигателями.

Ты вырываешь локоть из скользких пальцев охранника. Тебя грубо толкают и захлопывают дверь. Ты оглядываешься в богатой комнате и видишь перед собой противного толстяка в распахнутом халате и с почти пустым стаканом в руке.

– Не бойтесь, барышня. Вам здесь почти ничего не угрожает. Как вас зовут? – спрашивает толстяк.

Ты молча поправляешь шифоновые рюши на груди, где их помял охранник при обыске. Толстяк разглядывает тебя.

– Ладно. Я и сам могу именовать вас для удобства. Симпатичная, но тут вам не место. Эдакая Тотошка в Изумрудном городе… или как там её… Алиса в стране чудес! Хотя чудеса творите вы. Никому не позволено выиграть столько в моём казино. У вас нет гаджетов, нет сообщника. У моих людей глаз намётан. Вы ведьма? – он наклоняется, обдавая запахом, от которого я могу помутиться. – Выпускница известной школы? Как там её… Германа? Позвольте представиться! Александр Каннон, но все меня называют Графом.

Ты поднимаешь глаза. Со стороны похоже, что ты задумалась. На самом деле в тебе происходит внутренняя борьба, закончившаяся не моей победой, потому что через миг ты улыбаешься. Голос твой тоже шифоновый, с хрипотцой:

– Можете называть меня как вам угодно. Пусть будет Германа. Угостите даму виски, ваше сиятельство?

 
* * *
 

Наутро весть о смерти Графа распространилась по «Червонному Тузу» как пожар. Персонал гадал полушёпотом, а гости судачили на все лады.

В разгар шума в отель прибыла сама Елена Мур в компании с репутацией специалиста по раскрытию громких дел. Репутация всегда появлялась на месте преступления первой. Елена была одета в модное пальто «Стимпанк» с латунными пуговицами в два ряда, а под собранной как занавес юбкой были видны броги на каблуках. Елену встретил старый знакомый, администратор отеля с фамилией Зудкевич, который привёл её в номер покойника.

– Кто нашёл тело? – спросила Елена деловым тоном.

– Горничная сегодня утром, – ответил Зудкевич. – Елена, умоляю, ты меня так выручила в прошлый раз. Не подведи и теперь.

Елена кивнула, отметив два пустых стакана на столике. Она подошла к кровати. На лице Графа застыло сплошное разочарование, а врач скорой помощи уже закрывал свой саквояж.

– На первый взгляд все признаки сердечного приступа, – сообщил он, не дожидаясь вопроса. – Уверен, ваши эксперты дадут вам точную причину и время смерти.

Елена повернулась к администратору:

– Как у потерпевшего было со здоровьем? И были ли у него враги?

Зудкевич помедлил, прежде чем ответить:

– Зная его стиль жизни, инфаркту не удивляюсь. И соперников было немало. Но вчера вечером здесь была женщина – гостья, выигравшая значительную сумму денег.

Елена поправила круглые очки в широкой медной оправе.

– Постоялица?

– Нет. Прибыла по особому приглашению. Такие выдаёт только сам хозяин или его племянник. Граф её точно не знал.

– Когда она покинула отель?

– Никто не видел, чтобы она выходила из номера.

– Номер не охранялся?

– В том-то и дело, что в коридоре всегда дежурит человек. Ник с двери глаз бы не спустил.

– А где сейчас племянник господина Каннона?

– Официант сказал, что он вчера напился. Ты лучше завтра с ним поговори, больше толка будет, – сказал Зудкевич и добавил раздражённо: – Франц всё время ошивается в отеле и не платит даже чаевых. Он плейбой и наглец. Однажды ударил меня по голове пепельницей.

– Вот как? – сказала Елена. – Давно?

– Третьего дня.

– Значит, память не отшиб. Мне нужно посмотреть записи с камер наблюдения за прошлую ночь.

Зудкевич побледнел. Рядом с миндальным лицом Елены под мелкими чёрными кудрями это было особенно заметно.

– Я боялся этого.

– Записи стёрты? Не записались?

– Нет, – ответил Зудкевич. – Всё на месте… Но той женщины нет на записях. С балкона я видел её своими глазами.

Елена нахмурилась, наблюдая за лицом Зудкевича. Он никогда ей не врал.

– Не пойму… Ты её видел, но на записях её нет?

– Нет. Либо я схожу с ума, либо тут мистика какая-то.

– А есть разница? – пробормотала Елена.

Она снова огляделась в номере. Стаканы уже забрал криминалист. Он и его помощник снимали отпечатки пальцев, искали признаки ночной гостьи. Спрятаться было негде, а с третьего этажа…

Елена шагнула к окну и вдруг заметила на полу прямоугольный кусочек бумаги с сиреневым узором. Пальцами в перчатке она подняла его и перевернула. Это была игральная карта пиковой масти. У дамы на карте был сложенный веер в руках и насмешливое лицо. Карты в «Червонном Тузе» – обычная вещь, и Елена обратилась к одному из криминалистов.

– А где остальные?

Но тот с удивлением уставился на неё, зато стоявший рядом Зудкевич сказал, что таких карт в отеле никогда не было.

– У нас постоянный поставщик одинаковых колод с жёлто-зелёной рубашкой. Эта дама не наша.

– Хорошо. Мне нужно поговорить с ночным охранником.

Они направились в комнаты для персонала, где их ждал хмурый великан Ник. Он подтвердил, что женщина вошла в номер Графа, но не вышла. В её сумочке были только пудреница и несколько купюр.

– Опишите её внешность, – попросила Елена.

– Хорошенькая, лет двадцать пять, волосы коричневые. Рост пониже вашего, а кожа белее… – охранник возил глазами по самой Елене. – Платье взбитое, как теперь носят. Перчатки до локтей. Серьги здоровенные, как хрустальные люстры.

Большего добиться не удалось, но описание отличалось от данного Зудкевичем лишь личной оценкой. Да и в зале одни работники говорили, что она была молоденькая красавица, другие – что дурнушка средних лет. Помнили только серьги и что шатенке в сиреневом очень везло. Рабочий азарт Елены смешивался с недоумением. Работать было почти не с чем.

 
* * *
 

Маман счастливо повизгивает от огромных сумм на счету. Отец Томский целует тебя в лоб и говорит, что только ты оказалась достойной внимания духов предков и великой чести. Почему же тебе не радостно? Я знаю почему. Спроси меня – я отвечу. Я могу объяснить тебе, откуда взялась эта бездонная воронка в душе. И почему ты не можешь наполнить её тем, что, по словам отца, важнее всего на свете. Он ошибается. Нельзя ворованным наполнить то, что предназначено для заслуженного творчеством. Нельзя долго радоваться тому, что на самом деле не твоё. Но ты не хочешь слушать. Ты опрокидываешь стопку за стопкой, празднуя победу зла над принципом.

 
* * *
 

Вечером Елена пришла домой, кипя от досады. Криминалисты не смогли предложить ей ровным счётом ничего. Следов таинственной незнакомки не нашли нигде. Даже на карте, которую, вероятно, она принесла с собой. Отпечатки в номере Графа ничего не добавили, так как женщина была в перчатках. Стакан, из которого, возможно, пила гостья, был чист. Криминалисты искали её ДНК на покойнике и на руках охранника, но нашли только доказательство, что постояльцы и персонал пользовались дверными ручками. Через зал прошли сотни мужчин и женщин, двери которым открывал кто-то другой, их бокалы к утру были вымыты, окурки выброшены.

На кухне Елена сердито швырнула на стол свой рабочий блокнот, и из него выпала проклятая карта. Пиковая дама насмешливо уставилась на Елену сквозь пластик. От обиды Елена так гремела посудой, что не слышала, как пришёл муж. Он успокоил её, спросил, как прошёл день, и Елена с облегчением рассказала ему о загадочном происшествии и о том, что скорее всего дело закроют. Владелец отеля скончался от остановки больного сердца, а подозреваемых нет. И никто не верит, что женщину в сиреневом стоит искать. Елена пыталась убедить коллег и начальство, что невинные люди не протирают стаканы и не исчезают. Но все только пожимали плечами, мол, мир богатых полон прихотей.

Муж выслушал, задумчиво повертел пакетик с картой в руках, близоруко прищурился и провёл рукой по белоснежным с рождения волосам.

– Эта карта любопытна тем, что таких больше не делают, – сказал он. – Картон толстоват, возможно, она была реставрирована. Готов поспорить, что ей несколько десятков лет.

– Думаешь? Но у неё не такой уж и потрёпанный вид, – удивилась Елена.

– Обратись в наш музей. Там тебе подскажут специалиста.

– И что это изменит?

– Не знаю, но у тебя больше ничего нет.

Утром на сайте музея Елена нашла адрес пожилого коллекционера и поехала к нему. Пенсионер Виктор вынул пиковую даму из конверта, долго изучал и, наконец, сказал:

– Соглашусь, этой карте много лет. По изображению не скажешь, потому что картинки воспроизводились десятилетиями. А вот рубашка…

Он принёс потрёпанный альбом и показал Елене чёрно-белые фотографии бубновой семёрки с обеих сторон. Узор рубашки был такой же, как на её карте.

– Этот альбом мне от прадеда остался вместе с коллекцией, – сказал Виктор. – Колоду он не приобрёл, но год изготовления указал – 1933-й.

– Значит, ей действительно сто лет.

– Хорошо бы, но мне кажется, что это подделка, хоть и вековая.

– Почему?

– Толстоват картончик. Так называемые «атласные» карты были шелковистые на ощупь и тоненькие. Хотя… погодите-погодите…

Старик вернулся к лампе. Он на минуту положил карту под какой-то зашипевший паром прибор, приподнял край рубашки и… снял с дамы пинцетом тройку треф. Под ней оказалось изображение длинношеей птицы.

– Не может быть! – прошептал он. – «Себя не жалея…» Императорский воспитательный дом!

Елена заглянула ему через плечо.

– Виктор, не повредите… Она нужна для следствия.

Но Виктор уже перевернул карту, бормоча:

– Не могу поверить, что держу в руках одну из первых… Александровская мануфактура… двенадцать рубликов за колоду. 1819 год. Конечно, неплохо бы было подтвердить возраст бумаги и красок, но взгляните…

Он выпрямился, на его лбу блестел пот, а Елена увидела старую, ужасно пожелтевшую пиковую даму с цветком в руке. Один её профиль был почти стёрт, будто его скребли ногтем. А старик шептал:

– У вас тут не одна карта, а три. Сзади приклеена тройка, а спереди пиковая дама. Обе карты – редкость, так как были изготовлены в прошлом веке. А между ними скрывается образец двухсотлетней давности. Обратите внимание на лубочный вид рисунка. А птица эта – пеликан!

Елена достала прозрачный пакетик, заметила выражение лица Виктора и сказала:

– Вы нам очень помогли. Когда следствие закончится, я попрошу, чтобы вам разрешили их забрать.

От Виктора Елена направилась в казино. Необходимо было как следует поговорить с племянником.

 
* * *
 

Тебе жарко от удовольствия. Когда мы остаёмся наедине, я делаю усилие напомнить тебе о последствиях. Но ты громко подпеваешь музыке и наклоняешься к полоске порошка на стекле. Значит, скоро я не смогу сказать ни слова.

Когда-то ты считалась со мной и умела сама выбирать, а теперь ты полностью доверяешь тому, что тебе говорят Маман и отец Томский. Их голоса звучат громко и чётко, тогда как я могу кричать и биться в твоей голове незамеченный. Мне одиноко. Даже по ночам ты душишь меня усталостью и шумом в наушниках, когда я пытаюсь сказать тебе… сказать тебе. Я уже не помню, что я хочу тебе сказать.

Открывается дверь, и Маман входит с таким видом, будто потеряла любимый чепец в твоей комнате. Тебя разбирает смех. Она что-то кричит про запрет отца на соцсети, но её голос далёк. Маман уходит, а ты засыпаешь, поняв только, что ритуал состоится завтра.

 
* * *
 

Франц, человек лет тридцати и постоянно страдающий от похмелья, встретил Елену без восторга.

– Что вам нужно? – спросил он, лёжа на диване. – Меня подозревают в инфаркте родного дяди?

– Мне важно спросить о женщине, которую вы пригласили в «Червонный Туз», – сказала Елена, пристально глядя на него.

Франц вздохнул.

– Я пригласил Ольгу, но я её почти не знаю. Мы встретились случайно, и она показалась мне необычной. Выходит, что она использовала меня, чтобы поиграть в рулетку.

Франц рассказал, как он увидел на площади девушку, которая задумчиво в одиночестве смотрела на светящееся табло с цифрами 2033 и что-то шептала. Вокруг все веселились, а она была грустна и прекрасна. Вид её говорил о скромных доходах, так как в платье было всего два слоя, пряжки – железные, а пальто – перешитая шинель. Он решил приударить, но она только раз взглянула на него и пошла по своим делам, не сказав ничего, кроме имени. Такого ещё не бывало. Франц долго шёл за ней и не мог смириться. Он сначала шутил, потом сыпал комплиментами, затем оскорблениями и, наконец, мольбами. Но когда перед его носом закрылась входная дверь старого особняка, его сердце было окончательно разбито.

В течение многих дней душевных мук он не мог поверить, что какая-то простолюдинка отвергла его… Его! Наследника игорной империи. Он отправлял в особняк цветы, подарочные ваучеры и был уверен, что влюблён.

Любовь прошла, как только девушка стала подозреваемой в смерти дяди, который, оказывается, успел перевести весь свой личный капитал какой-то благотворительной организации с названием «Себя Не Жалея».

Всё это грустный Франц поведал Елене Мур в своём номере.

– Моя жизнь потеряла смысл. Мне остался лишь «Червонный Туз», – вздохнул он. – Бизнес – это не моё.

Унаследованное от отца карамельное лицо Елены изобразило глубочайшее сочувствие. Она записала адрес того особняка и спросила:

– Но всё-таки, Франц. Как вам удалось её уговорить?

– Просто на мой номер вдруг пришло сообщение от неё, и я отправил билет с QR-кодом.

– А вы сохранили её послание?

– О да!

Франц показал Елене сообщение: «Пригласите меня в ваш отель, и если мне понравится, я тоже стану вашей. Ольга».

Не мудрено, что парень голову потерял.

– Перешлите мне его вместе с номером, пожалуйста.

– Конечно. Больше у меня ничего нет… Для чего мне жить?

Елена уже собиралась уходить, но в коридоре её остановил взволнованный Зудкевич.

– Елена, ты должна это видеть!

В офисе Зудкевича Елена увидела на экране компьютера один из кадров записи с камер наблюдения, застывший на паузе.

– Это она. Она! – Зудкевич тыкал пальцем в одну из женщин в группе у рулетки.

Елена прищурилась на брюнетку в фиолетовом платье.

– Но…

– Фильтр-ры!!! – прорычал Зудкевич, вскинув скрюченные пальцы перед лицом Елены. – Я сначала тоже искал в толпе шатенку в сиреневом. Потом заметил, что наши игральные столы ярко-зелёные, а на записи они темнее. А кресла! Они у нас жёлтые, а тут почти оранжевые. Я фотографией раньше увлекался и вспомнил про поляризаторы. Только здесь работа хакерская, дистанционная. Смотри!

Он почти оттолкнул Елену и прижал на панели блестящий шарик мышки. Изображение на экране сильно побледнело. Столы стали изумрудными, кресла – жёлтыми, чёрные волосы – каштановыми, а фиолетовое платье – сиреневым.

– А ещё у неё меняется лицо, когда она переходит от стола к столу.

– А почему ты раньше не заметил? Ты уже сколько лет здесь работаешь?

– Я был в стрессе.

– Ну как там погода? Что это за фокус с фильтрами?

– Это вопрос к твоему эксперту. Можешь связаться с ним здесь. Я выйду.

Бедный Зудкевич не знал, что дело уже закрыли.

Оставшись одна, Елена проверила сообщения и увидела тревожную новость от мужа. Ему сообщили в музее, что коллекционер Виктор в больнице. Он чуть не умер от инфаркта. Неужели это как-то связано с картой? Здесь явно не хватало важного звена, но не переслушивать же показания работников отеля? Их слишком много. Она уже знает, что там есть. Она хочет знать, чего там нет… Стоп!

Елена схватила телефон.

– Зудкевич? Сколько в отеле номеров?

– Сто пятьдесят.

– Сколько горничных было здесь в тот день?

– Пятнадцать.

– И у меня пятнадцать показаний уборщиц. Той, что нашла Графа мёртвым, среди них нет. Которая из них должна была убирать его номер?

– Я так сразу и не скажу.

– Одна девушка думала, что это было поручено ей, но когда поднялся шум, решила, что ошиблась. Ник ещё был на посту. Вот чего мне не хватает в его показаниях.

Зудкевич опять повёл Елену по коридорам, и её вопрос застал охранника врасплох:

– Вы случайно не задремали той ночью, когда умер Граф? Нет? Тогда расскажите о приходе горничной в номер. С какой стороны она появилась?

Ник покачнулся и онемел. Елена тоже молчала. Этому трюку её научил муж: чтобы другие заговорили, иногда нужно помалкивать. Наконец, Ник опустил глаза.

– Я действительно… кхм… отвлёкся на минуту под утро. Меня разбудил стук горничной в дверь номера.

– Которой?

– Эту толстушку я не знаю. Она вошла, а потом как заорёт… и как побежит…

Но тут заорал сам Зудкевич:

– Вон из отеля! И чтоб ноги…

 
* * *
 

Похожий на книгу в кожаном переплёте искусственный анализатор, который сама Елена называла ИА, собрал вместе всё, что Елене удалось найти, – все описания, показания, аудио– и видеозаписи, – и выдал результат.

– Хм, – сказала Елена. – Так никакая она не Ольга, а особняк тот – бывший сиротский дом? План был попасть к Графу, заставить его перевести деньги якобы на благотворительность. Он должен был умереть, и орудие убийства – карта. Утром, услышав храп охранника, она вышла из номера. Почему просто не ушла? Есть версия?

ИА ответил голосом мужа:

– Есть. Дверь стукнула, охранник проснулся, и она притворилась, что пришла убирать.

– А во что она была одета?

– Не могу знать, но ходить по отелю она могла только в форме.

– Ладно, потом спросим. По лицу удалось установить личность?

– Подозреваемая гримасничала, но по строению лицевых костей можно узнать гражданку Лизавету Томскую из соцсетей. Есть адрес родителей.

– Знакомое имя, – сказала Елена.

– В 1933 году некая шулерка Лизавета Томская попала в «Городские ведомости», выиграв крупную сумму в карты и исчезнув.

– Интересные совпадения. Ровно сто лет назад. Можно дело заново открывать.

 
* * *
 

Ритуал уже начался, когда громкий стук в дверь и крики: «Полиция!» заставляют Маман сорваться с места и спрятать все атрибуты обратно в сундук. Однако, вместо того чтобы потушить свечи, она разбивает одну из ваз на полке, и комната наполняется дымом.

– Беги! – кричит тебе отец Томский.

В комнату врываются полицейские. Они зажимают носы в сладковатом дыму, но поздно. Ты знаешь, что они видят твоих неподвижных родителей, которые медленно растворяются в сером облаке. Вместо них перед глазами сильных мужчин появляются страшные лица, на собственных руках они видят кровь и застывают на месте от ужаса. Один вдруг падает, воя от страха, другой бьёт товарища по лицу и сам же кричит от боли. Это твой шанс. Ты устремляешься к задней двери. Вокруг шум и хаос, но перед тобой возникает чёрная женская фигура, у которой вместо лица уродливая маска с двумя круглыми стёклами. Её рука в перчатке хватает твоё запястье с неженской силой. Ты слышишь глухой голос:

– Лизавета Петровна, вы арестованы.

 
* * *
 

Вечером ты разглядываешь её, начинаешь машинально пересчитывать её пуговицы, но останавливаешь себя и произносишь:

– Вы красивы. Я тоже хочу быть такой через двадцать лет.

Женщина смотрит на тебя без выражения.

– Лизавета Петровна, через двадцать лет вы ещё будете сидеть, а в тюрьме салонов нет. Помогите мне сократить грозящий вам срок и расскажите, как вы убили господина Каннона?

Ты поднимаешь глаза.

– Я его не убивала. Я ему показала фокус с картой, а он упал.

– Вы не позвали на помощь. Он мог выжить.

– Он умер.

– Нет, – смуглая женщина нахмурилась, – любой школьник в наше время знает…

– У меня были частные учителя.

– Почему?

– У родителей спросите.

– А где сейчас ваши родители?

Ты многозначительно вздыхаешь.

– В Париже. Или в Брюсселе. Они не будут сидеть и ждать, пока вы карету за ними пришлёте.

– А карту вы намеренно оставили?

– Нет.

Я делаю попытку докричаться до тебя. Я взываю к твоим привычным чувствам… к досаде, к твоей постоянной зависти… Они бросили тебя! Они уехали, даже не наняв адвоката на деньги, которые ты же добывала… Но ты бьёшь себя кулачком по виску несколько раз с зажмуренными глазами, и я умолкаю.

Женщина ждёт. Она не знает, какая борьба происходит между нами. Наконец, садится и спрашивает:

– Лиза, что они с вами сделали?

– Ха! – восклицаешь ты и, к моему ужасу, делаешь это искренне. – Зря стараетесь! Мне повезло с родителями. Они дали мне редкое образование и великую честь стать носителем древнего духа. А это возможно только раз в сто лет. Они дали мне свободу…

Но смуглая женщина перебивает тебя:

– Лиза, вы в тюрьме.

Похоже, мы с ней на одной стороне. Но как убедить тебя? Ты молода, у тебя ещё есть шансы… Но ты снова бьёшь себя по лицу.

– Вы ничего не понимаете, – шипишь ты, и я не знаю, обращаешься ты к ней или к нам обоим, – это невозможно понять. Только дух знает истину. Он говорит мне, что делать.

– Лиза, а что он говорит вам сейчас?

Ты прислушиваешься, но теперь я молчу. Может, ты поймёшь, что кроме меня здесь никого и никогда не было.

– Вы ему мешаете.

– А он знает о вашем аресте? Вам почти тридцать. Судьям всё равно, сами вы убивали или вам кто-то велел.

– Значит, так надо, – уверенно отвечаешь ты. – Он вызволит меня отсюда. Вот увидите.

Женщина кивает задумчиво. Ты готовишься к шквалу вопросов. Сейчас она будет сыпать подробностями и просить тебя прокомментировать, вспомнить, рассказать, ответить, объяснить… Ты готова отражать любой выпад, любую каверзу и любой подвох… Но она встаёт и спокойно выходит из камеры, а охранник щёлкает замком.

Ну, что же? В наступившей тишине я понимаю, что у меня есть только один способ спастись от правосудия. Прости. Я старался как мог, но я вынужден предать и покинуть тебя. Теперь тобой займутся врачи, а не судьи, и я жалею только об одном… Что, как ты, не сделал этого раньше.

 
* * *
 

Зудкевич стоял посреди ресторана в сиреневом вечернем платье и весело призывал ко вниманию. Сидящие за столиком гости, а именно всё районное отделение сыскной полиции города, притихли. Они были любезно приглашены в «Червонный Туз» новым владельцем отпраздновать окончание дела.

– Я назвал этот фокус «платье-перевёртыш». Наши работницы не разобрались с механизмом, поэтому пришлось мне.

Администратор наклонился, пошуршал складками юбки и задрал её выше головы. Когда он снова опустил руки, вместо сиреневого шифона на нём оказалась длинная форма горничной отеля, а сам Зудкевич вроде как растолстел.

Полицейские поаплодировали и посмеялись, а старший офицер постучал вилкой по рюмке.

– Да, кроме этого платья и пудры-транквилизатора, мы много интересного нашли в доме Томских. Но остаётся загадкой, как преступница выигрывала такие деньги? Следователь Мур?

Но Елены в ресторане не оказалось. Навестив Виктора, она уже давно стояла на набережной в объятьях высокого мужчины с совершенно белой шевелюрой. Они наблюдали за танцем фонарных отблесков в чёрной воде, пока мужчина не спросил:

– Насколько глубоко?

– Не знаю пока, – ответила Елена мужу, – кроме галлюциногенов, на карте были препараты, способные вызвать сердечный приступ даже у здорового человека. Наши медики нашли их и у Каннона, и у Виктора. Голыми руками к карте прикасались только они.

– Нам повезло. Но отследить Томских будет сложно. Особенно после того, как их дочь лишилась рассудка. У этой семьи могут быть связи во многих странах.

– У меня есть козырь – организация «Себя Не Жалея». Да и ты мне поможешь, правда?

– Я устарел.

– Что? Рон, да ты лучше всего моего отдела вместе взятого.

Оба рассмеялись, а в небе над ними пронёсся ветерок, холодный и резкий, как неприкаянный древний дух.