Текст книги "Воскрешенное имя. Научно-фантастический роман"

Религиозный догматизм

2001 год. Баткен. Зал ожидания аэропорта был до отказа забит людьми, среди которых выделялась небольшая группа паломников, именуемых даватчы. Из толпы их выделяла не только бороды, у кого иссини черные, у кого седые, но и разношерстное одеяние. Не поймешь, то ли халаты, то ли удлиненные рубахи. Вот эта группа без зазрения совести просто оккупировала одну часть зала. Встав в два ряда, расстелив свои молитвенные коврики, они молились.

До вылета самолета оставалось еще два часа. Садыр и Айман решили пройти в чайхану, что недалеко от аэропорта. В жаркий летний полдень, чайхана был единственным местом, где можно было посидеть в тени старой чинары и наслаждаться терпким зеленным чаем. На соседнем топчане разместилась молодая семья, тоже видимо, ожидающая самолет. Глава семейства – молодой мужчина в таком же одеянии, как у паломников, на подбородке жидкая в три-четыре волосинки, бородка. Жена его, а также две девочки примерно семи и пяти лет, укутаны в чадру, с единственной разницей – мама в черную, а девочки – в белую.

Глава семейства вслух прочитал молитву «…. Нет Бога, кроме Аллаха одного! Нет равного Ему. Ему принадлежит власть, Слава Аллаху. Он дарует жизнь и Он умертвляет, а Сам живет, не умирает, в Его руке добро. Он самый Всемогущий…», а затем еще минут десять тихо долдонил дуа и только потом семья приступила к чаю.

– Айман. Вот ты знаешь об Ибн Сино все. Он был искренне верующим? – тихо спросил Садыр.

– Скорее он был безбожником, – ответила Айман. – Все его философские труды говорят о том, что в Бога он не верил.

– Но свои книги он начинал и заканчивал словами благодарности Аллаху. Разве не так?

– Когда теологи ссылаются на его высказывания о Боге, о религии, меня иногда передергивает, – возмутилась Айман. – Это, чистьейшей воды спекуляция. Неужели, он – величайший гений всех времен и народов, сумевший силой своей мысли объяснить глобальные законы мироздания, верил в Бога?

– Мне, как ученому также не хотелось бы в это верить. Хотя, факт остается фактом. Эйнштейн действительно был верующим. Как такое могло быть?

– Вполне допускаю, что даже гениальная мысль Эйнштейна возможно «уперлась» в необъяснимое глобального характера. Потому, до поры до времени он, вероятно был вынужден допустить самому себе иррациональное толкование. Как, впрочем, и Ибн Сино.

Как и Айман, Садыр всегда был убежден в том, что догматы мусульманской, а, впрочем, и христианской, католической, иудейской церкви беспочвенны, толкование их схоластично, а законы сковывают всякую свободную мысль. Но сейчас ситуация обострилась настолько, что есть угроза развала науки, культуры, образования.

– Медицина сейчас погрязла в бездуховности, – возмущалась вслух Айман. – Медики почти теряют не только сакральность, но и элементарное доверие, и уважение в обществе. А тут еще и религия со своим иррациональным подходом ко всему, что затрагивает ее интересы.

– Надо полагать, активизация деятельности экстрасенсов различных мастей, костоправов, шаманов, знахарей – это признак несостоятельность здравоохранительной политики государства.

– Разумеется, это верный показатель падения престижа официальной медицины и его людей. Причем, никто системно не борется с их проявлениями. А это следует расценивать как наше попустительство иррациональному восприятию мира.

Вот такие мрачные мысли одолевали Садыр и Айман при виде медиков, втянутых в религию. Им хотелось бы надеяться, что они разберутся не столько в вопросах – верить им в Аллаха или нет, сколько придут к пониманию, что не следует слепо воспринимать постулаты и догмы Ислама. Иначе, им придется поверить и в то, что земля плоская, а звезды вращаются вокруг нас, и что Аллах создал нас из глины, а мир сотворил за семь дней. А процесс то запущен. Не трудно будет себе представить, как студенты-медики будут заучивать ритм сердца, как звучание «Аллаху-акбар, Аллаху-акбар Аллаху-акбар Аллаху-акбар Аллаху-акбар…» или же, как звучание «Ман-ас, Ман-ас Ман-ас Ман-ас…. Даже дело дошло до того, что в стенах медвуза создали молельные комнаты (!?). Мракобесие и параноя, да и только!

Попив чаю, молодая семья верующих вновь минут десять долдонили на арабском молитву и лишь потом пошли своей дорогой. Вот так, даже на многотысячных айт-намазах, муфтий и его имамы говорит заученные вещи, густо перемешивая свою речь словами из Корана. Между тем, ничтожное число людей, слушающих его проповедь, понимают смысл арабской речи, но все собравшиеся на айт-намаз, как один, стелясь ничком, повторяют за ним раз за разом «О-омин!», как бы подписываясь под каждую строчку его речи. Парадокс в том, что не каждый государственный деятель или академик может, похвалится тем, что может так владеть умами и сердцем многотысячной толпы людей. О, сколько у него в это время высокопарности, экстаза. Еще бы. Перед ним целое море людей, внемлющих малейшим его интонациям.

– Ислам берет свое и в медицине, которая, как известно, всегда была самым последовательным и самым грамотным оппонентом любой религии, – вслух размышляла Айман. – Медики, как никто понимают суть человека как психо-био-социальное существо и очень обидно, когда они сами вдруг начинают долдонить всякую религиозную чушь, вопреки всем канонам медицины.

– Согласен. Им бы вспомнить свою высокую миссию – исправлять недостаток природы, которую в религиозной среде не могут ни отрицать, ни проигнорировать, ссылаясь на один из хадисов о том, что Аллах создал человека, а затем лекарям вложил в руки нож, чтобы они могли переделывать его творение. Разве это не признание медицины?

– Даже в те далекие времена, когда процветал религиозный фанатизм, Ибн Сино вскрывал трупы, чтобы постичь природу болезней, оперировал, чтобы излечить недуг. А сейчас… – махнула рукой Айман. – А знаешь, что самое обидное? Это то, что священослужители прямо и без обвиняков отвечают на вопрос «как постичь Аллаха?» – Смотреть на мир, ничего при этом не анализируя.

– Согласен. Это странный тезис, – задумался Садыр. – А ведь мало кто из последователей Ислама задумывается над этим, молча и безропотно штудируя священный Коран, в которой говориться о том, что человек появился раньше растительного и животного мира.

– Смешно и грустно, когда даже ученые сами твердят «Если позволит Аллах», «Дай Бог!», «Слава Аллаху!». Но самое страшное то, что народ заблуждается, когда снисходительно относятся к росту религиозности в обществе. Некоторые думают, что, мол, пройдёт пятнадцать – двадцать лет, всё образуется, повысится образовательный и культурный уровень людей, они сами рассудят, где и с кем быть. Но это бесплодные надежды. Это иллюзия! – возмущалась Айман.

– Вот посмотри на тех даватчы. Именно они, за счёт отработанных до тонкостей технологий агитации и пропаганды, оболванивают народ.

– А ты знаешь, меня почему-то не покидает тревога. Что-то должно произойти – вражда, ненависть, упадок, гибель. Вера верой, но лишь бы не заболели всеобщей дереализацией мира. А ты знаешь, каковы признаки этой болезни?

– Представляю. Мир станет неотчетливым, странным, тусклым, застывшим и безжизненным. На фоне Аллаха мирская суета покажется чем-то мелким и не нужным. Да и сама настоящая жизнь станет ложной, а истинная жизнь «переместится» почему-то в мир иной.

– Вот-вот. Так и хочется крикнуть: Опомнитесь! Для чего вы явились в этот мир? Вы же дитя природы, а не комок грязи! – возмущалась Айман.