Текст книги "Большая Суета"

Глава 6
29 декабря Юсупа Курамагомедова

В начале двухтысячных его называли человеком с тысячей лиц. Выходя в свет, он действительно становился таковым, но, возвращаясь домой после тяжелых трудовых будней, глядя перед сном в зеркало, видел одно и то же уставшее лицо.

В последний месяц у него не было необходимости просыпаться в 7:00. Впервые за многие годы он мог позволить себе спать сколько хочется. По крайней мере пока не закончатся денежные накопления. Которых у него не было. Но ему казалось, что они есть. Надо было лишь в это поверить. Это задача любого актера, а актер такого уровня мог заставить себя поверить во все что угодно.

Однако сегодня Юсуп Курамагомедов все же проснулся в 7:00. Иса Исаевич в это время, намучившись от беспокойного сна, садился завтракать, Шамиль уже несколько минут смотрел внутрь холодильника, не совсем понимая, зачем его открыл, а Валерия допивала ту самую лишнюю чашку кофе.

Юсуп встал так рано, потому что понимал, что сегодня особенный день – день, когда он докажет ей, что способен на невероятные поступки. Мужские. Безрассудные. Страстные. Этот день должен был показать силу его чувств. Так он решил вчера (или даже сегодня), ложась спать ночью (или уже утром) в три часа. Он понимал, что ради такого обязан вновь проснуться в 7:00, чтобы в 8:00 быть в театре. Больше нельзя было тянуть. В последние месяцы ситуация слегка усугубилась, но случилось то, что должно было случиться, и пора было ему выложить все карты на стол.

Умывшись, честно в течение двух минут пошлифовав белые, как снег в высокогорных районах, зубы, размяв по привычке мышцы лица, издав самые что ни на есть странные звуки для балансировки голосовых связок, он сказал себе, глядя в зеркало на отражение пятидесятипятилетнего мужчины:

– Юсуп Курамагомедов, ты готов. Ты готов покорить ее сердце!

Чеканя шаг, как в былые времена начала девяностых, когда он считался одним из лучших танцоров ансамбля «Лезгинка», Юсуп пошел вдоль прибрежной части в сторону Кумыкского театра. Отметил для себя, что держать грудь колесом в его возрасте уже не так легко, но делать это он был обязан. Как же еще идти на священную битву ради всего, что дорого, если не чеканя шаг с выставленной вперед грудью? Нос, размерам которого позавидовал бы каждый носитель кавказского гена, улавливал соленый запах Каспийского моря. Когда-то Юсуп Курамагомедов комплексовал по поводу размеров дыхательного органа, длины ног (не то чтобы он стеснялся высоченного для среднестатистического жителя Дагестана роста 189 сантиметров, вопрос скорее был в непропорционально длинных по отношению к стандартному туловищу ногах), длинных пальцев рук, вытянутого лица. В общем, ребенком, а потом подростком и некоторое время студентом он был закомплексованным, но сцена исправила все. Как и Валерия, он решил проблему, изменив к ней отношение. Вместо того чтобы стыдливо прятать свой нос, он, будто орел, гордо выставлял его напоказ публике. Сперва в рядах национального ансамбля, а затем как ведущий актер Кумыкского театра.

Этим победным шагом он и прошел сквозь фойе театра в главный зал, а оттуда на сцену, чтобы свершить задуманное.

Через десять минут он покинул театр через черный ход (при помощи охранников – бывших собутыльников) с одной мыслью – провалиться сквозь землю, взлететь в небо и вспыхнуть в лучах солнца или хотя бы утонуть. И увидел перед собой море.

Пожалуй, утонуть было страшновато. Страх – это эмоции, а эмоции имели для него важнейшее значение. Если выбирать среди способов самоубийства, утопиться в Каспийском море – идеальное решение. В общем-то, другие способы суицида он уже испробовал на сцене: вешался, стрелялся, уходил под землю в образе дьявола, улетал в небо и сгорал в образе ангела. Нападал на полчища русских в пьесах о Кавказской войне, вступал в переговоры с горцами в роли русского генерала. Однажды даже, лет тринадцать назад, умудрился совершить харакири на сцене Токийского национального театра. Я к тому, что Юсуп Курамагомедов был когда-то выдающимся актером и, как любой выдающийся актер, он проходил через сценарные тернии с максимальной отдачей, поэтому произнеся со сцены: «ЮРУШТЭ МАСДА!» – и протыкая себя катаной, он свято верил в собственную смерть. Именно поэтому теперь он предпочел утопиться в Каспийском море – это должно было стать его новым и последним эмоциональным опытом.

Но не утопился, потому что отвлекся. Так иногда бывает. Ты настроился на что-то: на то, чтобы писать статью, приготовить мясной рулет, убить себя прыжком со смотровой площадки на скалы в Каспийском море – а потом такой отвлекаешься на что-то, а потом еще на что-то и к вечеру, уже выключая игровую приставку, вспоминаешь про статью или идешь в кафешку за шаурмой, вместо которой предпочел бы на ужин, например, мясной рулет, или перед самым прыжком замечаешь женщину, видишь в ней символ некой свободы, вдохновляешься этим и решаешь прожить еще один день. А дальше – кто знает?

В последние годы память начала подводить его, но он точно помнил, что где-то в районе Большой Суеты был магазин алкогольной продукции. Обычно он снабжал себя градусом в специализированном магазине рядом с театром (этот магазин выживал только за счет театра и феноменальной работоспособности печени Юсупа), но тот уже остался далеко позади. А еще было прохладно. Особенно после того, как он посидел на пляже. Хотелось чего-нибудь согревающего. Такого, чтобы после ста грамм сразу в пляс или в бой, или еще во что-нибудь такое, чтобы все поняли, какого масштаба перед ними личность. Чтобы вспомнили! Чтобы помнили…

Пару лет назад он впервые почувствовал, что время утекает. Это случилось в самый обычный день. Юсуп уже не мог вспомнить, что они играли на сцене, но это было что-то серьезное, что-то эпическое, потому что после такого (и во время такого, что уж там) ему необходимо было разжечь в себе костер путем заливания в тело крепкой ликеро-водочной продукции. И тогда со сцены искры из его глаз, в свою очередь, разжигали костры в глазах и сердцах зрителей. Именно поэтому он был ведущим актером Кумыкского театра, а еще самым титулованным актером в истории дагестанского театра. Он был лучшим, и все это знали. Но…

Именно в тот день после непродолжительной пьянки за сценой в обнимку с охранниками и реквизитом он услышал оживленную речь. Пройдя на голос сквозь занавес, он вышел на сцену, где стояли два парня лет двадцати пяти. Они бурно обсуждали кинематограф и актерскую игру. Киношники, подумал Юсуп, местные, судя по растительности на лице, и неглупые, судя по разговорам, суть которых уловить ему было нелегко. Представившись, он поинтересовался целью пребывания в театре гостей из регионального кинематографа. Те рассказали, что вели кастинг для съемок нового фильма в репетиционном зале и во время перерыва решили взглянуть на сцену. Юсуп, всю жизнь мечтавший попасть в какой-нибудь годный фильм, но так и не получивший этой возможности, решил предстать перед парнями во всей красе: принялся рассказывать истории, поделился своим многолетним опытом игры на сцене этого и многих других театров, вспомнил и о том, что с камерами имел дело, снимаясь в каждой третьей рекламе республики. Парни были приятные, вроде слушали, вроде соглашались и признавали его величие, но, когда он поинтересовался фильмом и как бы вскользь упомянул, что не прочь бы сняться в чем-нибудь, те ответили, что были бы рады пригласить такого талантливого и опытного актера, да вот беда – нужны актеры моложе. Хотя бы ближе к пятидесяти годам. Он послушал, пожелал удачи в поисках, а потом вернулся к коллективу охранников, но до конца дня больше не проронил ни слова. В тот день ему исполнилось пятьдесят два. Он пришел домой, посмотрел в зеркало и подумал, что, вероятно, его жизнь плавно переходит в стадию кульминации. А за спиной слава, награды, премии, дипломы – и одновременно ничего.

Возможно, он был прав, чувствуя в тот момент, что не сделал в жизни ничего такого, чтобы навеки вписать свое имя в историю искусств. А может, это был лишь момент слабости. Всю ночь после этого разговора он не спал, размышляя о том, что пора что-то менять, но только сейчас наконец решился. Ему уже пятьдесят пять. Он все еще актер театра, однако теперь – с надеждой. С цветком, что он вырастил внутри себя. С цветком, который сегодня, 29 декабря, был растоптан.

Дальше вы знаете: мысли о том, чтобы нырнуть глубоко и не возвращаться. Поход в район Большой Суеты. Там он сделал круг по парку, остановился рядом с Большой Суетой, о планах по уничтожению которой, конечно, знал, и, как истинный творческий, понимающий и чуткий человек, проникся судьбой дерева. Проникся – и вдруг понял, что вот он, настоящий момент его славы. Момент истины. Сейчас или никогда! И те многие годы на сцене Кумыкского театра, взгляды тысяч зрителей стали вдруг ничем. Нечто настоящее, ради чего стоило жить все это время, ради чего он сегодня сохранил свою жизнь, ждало его на высоте двадцать метров над землей.

План созрел, оставалось лишь произвести некоторую подготовку. Юсуп Курамагомедов снова пошел на поиски ликеро-водочного магазина и вернулся вечером, готовый совершить нечто судьбоносное.

Не обратив внимания на сломанный замок и лежащую на земле цепь, он ухватился за перекладину лестницы и мысленно ругнул себя за то, что слегка растерял форму, ведь ему предстоял не самый легкий подъем.

– Говоришь, нужен кто-то помоложе? Хотя бы лет пятидесяти, говоришь? Я тебе покажу, мелкий режиссеришка! – пробормотал он и полез наверх. Где-то на середине, признав, что сил почти не осталось, он на миг задумался о том, что, пожалуй, это слишком… Взглянул вниз и увидел ее глаза, а потом тот самый цветок, что она растоптала, цветок, который будто упал из его груди вниз, прямо на асфальт, и рассыпался, обратился в пыль. – Ну уж нет! Сегодня или никогда! Я тебе покажу, женщина! Меня не любить? МЕНЯ?! ЮСУПА КУРАМАГОМЕДОВА?! – взревел он на всю ночную Махачкалу и зачем-то кулаком погрозил бабуле, как раз проходившей под деревом. Та поспешно покинула площадку, а заслуженный артист Республики Дагестан продолжил свое восхождение.

Глава 7
29 декабря Натали

Самолет взлетел в 5:00 и приземлился в 7:30. Четко по расписанию. Когда Натали открыла глаза, все уже хлопали пилоту. Раз пассажиры такие радостные, видимо, самолет претерпевал некоторые трудности при входе в воздушную территорию Дагестана.

В момент, когда два дня назад ей в голову пришла та самая идея, Натали в первую очередь загуглила Дагестан. Точнее, не саму республику, а запрос такого содержания: «НУЖНА ЛИ ВИЗА В ДАГЕСТАН».

Получив ответ, она обрадовалась тому, что Дагестан – это часть Российской Федерации, а значит – нет, виза не нужна.

Итак, она проснулась в 7:30.

В это время мэр Махачкалы Иса Исаевич въезжал на главную площадь и пытался сконцентрироваться на плане мероприятий, который ему любезно подготовила Галина Валерьевна. Все, к сожалению, начиналось с итогового, после всех проверок документации, обсуждения судьбы Большой Суеты. Шамиль в это время надевал кроссовки, затем положил в спортивную сумку тот самый черный пакет сомнительного содержания, а сверху разводной ключ, необходимый для насильственного захвата избушки. Валерия в это время очень внимательно изучала конкретный частный дом на конкретной улице в Махачкале через «Яндекс. Карты» и прикидывала, как бы к нему подступиться. Затем переключилась на «Гугл. Вью» и попыталась рассмотреть его на 3D-фотографии. Фотография была сделана летом. Через полчаса она планировала оказаться у ворот и сделать то, на что она в итоге так и не решилась. А Юсуп Курамагомедов тем временем шел по прибрежной части Махачкалы в сторону своего Кумыкского театра, вдыхая полной грудью ветер с моря. Возможно, он это делал просто наслаждаясь новым днем. Днем, когда он выложит все карты на стол. А может, потому что он ужасно нервничал впервые за многие годы. Ведь ему предстояло еще одно настоящее выступление, которое он, как мы уже знаем, провалит. Дышал он так глубоко, что в какой-то момент голову ему слегка закружило. Хорошее утро, чтобы начать новую жизнь. Или закончить старую. Всякое ж бывает.

– Мам, мы приземлились! Жду багаж.

Строго:

– Покажи мне, как выглядит аэропорт.

– Ну, обычный аэропорт небольшого города.

– Я посмотрела в интернете. В Махачкале, говорят, живет миллион человек. Не такой уж небольшой!

– Ну, так-то это каспийский аэропорт. Не помню название, «уй-что-то там». Короче, он относится к Каспийску. Это маленький город. Он в десяти километрах от Махачкалы.

Обиженно:

– Понятно…

– Ну что случилось?

– Зря ты туда поехала – вот что случилось! На что тебе сдалась эта Махачкала? Ты же знаешь, что там взрывают, воруют и убивают!

– Сейчас, секунду, выйду на улицу… Так… Вот смотри! Я вышла. Видишь? Вот. ЭТО. ОБЫЧНЫЙ. АЭРОПОРТ. Не вижу, чтобы кто-нибудь кого-нибудь взрывал. А ты?

– Сколько ты там будешь?

– Неделю. Может быть. Посмотрим.

Терпеливо:

– Одна не езди по горам.

– Я приехала не на горы смотреть! Я же сказала тебе, я тут по важному делу.

– Какому?

– Не могу сказать. Если бы сказала, ты бы меня не пустила.

– Замуж, что ли, собралась за местного?!

– Нет! А может, и собралась! Хватит уже, я не ребенок! Эта поездка изменит мою жизнь. И твою, кстати, тоже. У меня гениальный план. Всё, мне надо поймать такси. Пока.

– Ната…

Таксисты бывают разные. Их вообще можно разделить на красивых и некрасивых, на грубых и мягких, на аккуратных и не очень. Но самое важное в таксисте быть терпеливым. Ну или наоборот, быть вспыльчивым. В Дагестане таксисты вдвойне терпеливы, а все потому, что они вспыльчивые.

Этот таксист был не самым красивым, грубоватым, лихим за рулем и не очень терпеливым. Поэтому все те полчаса, что они ехали с Натали до Махачкалы, он пытался всяческими звуками, боковыми неодобрительными взглядами, похрустываниями пальцами дать понять, что устал слушать, как она трындит по телефону, словно кинозвезда.

Началось все с того, что она поприветствовала своих подписчиков и начала рассказывать, какое же замечательное место Дагестан. А еще она принимала поздравления и пожелания удачи, если судить по ее ответам на сообщения.

Когда они заехали в город, ее энтузиазм поубавился. Город оказался не очень. Она покривила рот, не стесняясь таксиста, обругала хаотичную застройку и назвала Махачкалу свалкой (которой та, справедливости ради, не являлась). Вначале таксист усмехнулся, когда понял, что ожидания красотки-туристки не оправдались, но затем ему стало несколько обидно. Ну не нравится – и не нравится, но не говорить же об этом так грубо… кому бы она там ни говорила у себя в телефоне. А когда она объявила: «Ура, нас смотрит почти тысяча человек! Люблю вас всех! Я в Махачкале!» – таксист даже как-то занервничал. Это чего эта дамочка о нашем городе тысяче людей рассказывает? Вообще-то он не такой уж плохой! Он просто обычный! Таксист был опытный, успел пожить в нескольких провинциальных российских городах и знал, что Махачкала мало чем от них отличается. Разве что пробки душат из-за совершенно не продуманной дорожной системы. А эта курица сидит тут и ругается на город, хотя ее нога еще даже не ступила на наш растрескавшийся асфальт!

Когда эфир завершился, водитель искренне обрадовался, а завершился он примерно так:

– В общем, дорогие мои, мне надо сейчас заехать в отель. Я буду выкладывать все интересное в сториз! И знайте, сегодня ночью вас ожидает настоящая бомба! – Тут таксист немного напрягся. – Не могу говорить об этом открыто, сами понимаете – меры предосторожности, ведь задуманное мной – настоящий героизм. Такого вы больше нигде и никогда не увидите. Это вам не Дуди всякие. Подписывайтесь, рассказывайте обо мне друзьям и ждите новостей! Это будет страшно и незабываемо! С вами была Натали Саншайн, пока!

Оставив вещи прямо в прихожей номера, Натали направилась в кафе на первом этаже.

– Здравствуйте! – сказала она, натянув дежурную улыбку.

– Здрасте, – ответил ей мужик за стойкой, обдав недружелюбным выражением лица.

– Я посмотрела меню у вас на столе.

– Ну?

– Я… не поняла… В общем, у вас там написаны названия блюд, но нет их состава. Например, это… – Она взглянула на стойку, где лежало такое же меню. – Вот это «чу́ду», например. Оно с чем? Или оно что?

– Чуду́? Ну, это тесто. Лепешка. Внутри мясо. Фарш. Бомба.

– Эм… «Бомба». Понятно. А это что? Бо-ти-шал. Да.

– Это тоже чуду. Только с творогом. Он такой тянется, как сыр. Мощная тема.

– С тестом, наверное, в масле, все такое, да?

– Да, да. Точно, в масле. Делаем?

– Нет, нет. Я еще смотрю.

Вдруг на стойку почти упал один из посетителей кафе. На вид тоже натуральный кавказец, но акцент был какой-то другой. Что-то армянское, как ей показалось.

– Ну, братишка, – взмолился он, сделав жалобное лицо. – Ну пожалуйста! Совсем нет ничего?

– Я тебе уже три раза сказал, товарищ, – закатив глаза, ответил мужик. – Нет у нас тут алкоголь. Совсем. Никакой нет. И пиво нет, и водка нет, и вино-мино тоже нет.

– Ну тогда, может, я на улице возьму?

– Возьми где хочешь и пей тоже где хочешь, тока не тут. Договорились?

– А если я там накачу, а потом сюда приду кушать? Ну, если я уже буду пьяный? – спросил тот, всеми своими пальцами указывая на то место, где он собирался присутствовать конкретно в этом кафе.

– Так ты уже пьяный!

– И хочу быть еще чуть-чуть пьяней! А то что такое получается? Ни туда ни сюда!

– Давай-ка ты лучше не сюда, а вон туда, понял? На выход. – Мужик за стойкой указал пальцем в конец зала.

– Я тебя понял, – обиженно ответил клиент и отошел.

– Извините. – Мужик вновь обратил внимание на Натали.

– А что, у вас тут нельзя пить?

– Тут – это где?

– В Дагестане.

– Можно.

– А в Махачкале?

– Можно.

– А тут, у вас?

– Не-а. – Мужик повторил коронный жест рукой и снова указал пальцем, но теперь вверх. Прямо над стойкой на стене висела табличка «АЛКОГОЛЯ НЕТ! ВООБЩЕ!».

– О как! – удивилась она.

– Хотите пить?

– Я? Нет, конечно, нет! Я – ЗОЖ! – гордо объявила она.

– А я Махмуд. Что заказываем?

– Ой да. А вот это что?

– Это тоже чуду, – ответил он.

– И ботишал чуду. И это – че-па-лгш тоже чуду. И там выше еще четыре вида чуду?

– Да. Творог, мясо, тыква, зелень, картошка.

– А почему этот чепалгш, если он тоже чуду, не называется чуду, как остальные, а называется чепалгш?

– Потому что это чеченский чуду. Только для чеченцев это не чуду, а чепалгш. Вот если я, табасаранец, буду стоять в Москве среди вас, русских, я буду табасаранец, но тоже человек. Как и вы, так? – спросил он.

Не совсем улавливая ход мысли собеседника, Натали кивнула.

– Вот и этот чепалгш среди остальных на столе тоже чуду. Только он чеченский и поэтому чепалгш. Понятно?

– Да… Наверное… А в чем разница? Кроме того, что он чеченский чуду.

– Один – чуду с простым творогом. Второй – чуду с творогом, но другим, как сыр. Тянется. Это ботишал. А третий – чуду чеченский, который чепалгш, тоже с творогом. Но другой рецепт. Вкус атомный!

– Тоже с маслом?

– Там еще больше масла! Когда уже приготовил с маслом, потом еще сверху наливается. Вообще…

– Мощный. Я поняла.

– Выбирайте, какой хотите. Все вкусные.

– А есть что-нибудь без масла… и без теста? И желательно без мяса?

Мужик каким-то кавказским жестом руки взял небольшую паузу для загрузки условий, которые должен был усвоить его мозг, и переспросил:

– Еда без мяса?

– Да.

– И без теста…

– Ага.

– И без масла…

– Желательно.

– А где тогда еда будет? Кушать что тогда? Воздух, что ли? – он впервые усмехнулся.

– Ну понятно, – выдохнула она.

– Мухуч! Иди сюда! – крикнул мужик куда-то вглубь позади себя. Подошел мужчина в фартуке, такой же смуглый, такой же круглый, такой же обильно растительный и вообще точно такой же. Только другой.

– А?

– Тут девушка заказ хочет. Только без мяса, говорит, без теста и без масла.

– Без мяса? – переспросил удивленно Мухуч.

– Да, – одновременно ответили мужик за стойкой и Натали.

– А кушать что тогда? Воздух, что ли? – рассмеялся Мухуч.

После некоторых усилий Натали нашла современную кафешку, в которой, к своему удивлению, наткнулась на какую-то хипстерскую молодежь. Взяла вполне приличный кофе, съела салат с креветками и вышла на прогулку. Но не лишь бы куда, а именно туда, где находился объект ее интереса. Городская достопримечательность – самый большой и, вероятно, самый старый бук Европы. От местных она узнала, что дерево называют Большой Суетой. Увидела его сразу, как только оказалась в парке: в центре там была площадка, а в центре площадки – он.

Вживую дерево было еще больше, чем на фотографиях, а вблизи так вообще казалось ненастоящим, каким-то сказочным, будто из мира гигантов.

Рядом разгорался спор. У Натали, как у истинной блогерши, был нюх на такие вещи, она мгновенно достала телефон и начала съемку.

– Юсуп КУ-РА-МА-ГО-МЕ-ДОВ, теперь записал? – спрашивал какой-то эпатажный мужчина у полицейского.

– Да.

– И что, совсем меня не узнаешь, товарищ полицейский?

– Нет, не обессудь. Лицо знакомое, а так нет, не помню. И кто ты будешь?

– Будь ты культурным человеком, знал бы! Тьфу! – Мужчина разочарованно махнул рукой в сторону полицейского. Второй патрульный что-то шепнул первому, и тот продолжил:

– В общем, уважаемый, брат, имейте в виду, что распитие алкоголя в общественных местах нехорошо. Закон такой есть.

– Что? Да как вы могли обо мне такое подумать? Еще сотрудники правопорядка называются. Я не собирался… – возмущался высокий, размахивая своим немалых размеров носом во все стороны.

– Вы пытались открыть крышку бутылки, которая у вас в пакете. Мне так показалось. И бутылка у вас какая-то очень похожая на алкоголь.

– Вот именно! Вам так показалось. А даже если открою? Что с того? В парке запрещено открывать крышки бутылок?

– Нет.

– Прекрасно! Мы закончили?

– Возможно. А возможно, и нет.

– Передаю вам свой привет, – парировал обиженно мужчина, зафиксировал носом направление и ушел, чеканя шаг.

– Какие тут все колоритные… – пробормотала Натали, провожая эпатажного взглядом, и остановила съемку.

Следующие несколько часов она гуляла по центральной части Махачкалы, обдумывая свой план, а потом запиликал телефон, оповестив, что наступил момент, когда пора было выходить в эфир. К этому делу она относилась серьезно. Подписчики были ее сокровищем, которое она жадно копила и оберегала.

– Привет всем, с вами Натали Саншайн! Угадайте, где я нахожусь! – Показала подписчикам Большую Суету на заднем фоне. – Да-да! Это тот самый бук. Самый большой бук в Европе, который местные почему-то называют Большой Суетой и который в ночь на первое января будет срублен какими-то подонками, заплатившими, видимо, огромную, как это дерево, взятку, чтобы заполучить это место. Смотрите, это площадь в парке. – Она крутанулась вокруг своей оси, показывая окрестности. – Вокруг парк, и в центре наш бедный бук! Да, они собираются его срубить! Или выдернуть, или сжечь! Я не знаю! Вообще не понимаю, как они могут на такое пойти. Власть прогнила, вот что я вам скажу, мои котики. Власть прогнила! Ну ничего, я не оставлю это дело так. Не волнуйтесь, котята, у меня есть план. Сейчас я пообедаю, затем все обмозгую! Ой, нет, дорогая! Нет, эту шапку я заказала из Италии месяц назад. Правда, классная? Нет, это шиншилла. Да, грызун такой красивый, лапочка. Да-а-а, да-а-а. В Африке, наверное, не знаю. Спасибо шиншиллам за такие шапочки! Ну ладно, будем бороться за самый большой бук и не позволим его уничтожить! Котята, не забывайте подписываться и ставить…

Какой-то парень со страшной черной бородой схватил ее за предплечье и оттянул назад. Через мгновение перед ней пролетела машина.

– Лучше на дорогу смотрите, – буркнул парень.

– Ой! – воскликнула она.

– Дорога, – добавил угрюмый парень еще раз.

Натали поглядела ошеломленно на него, потом на машину, через мгновение скрывшуюся за поворотом, а потом на тысячу триста семьдесят два подписчика, смотревших эфир.

Парень ушел. А она отключила эфир.

Вечером Натали вернулась в свой номер. Раздевшись, упала на кровать и уснула, а ночью снова пошла в парк. Большая Суета виднелась вдалеке.

Людей в парке почти не было, но какая-то темная невысокая фигура быстро ковыляла в ее сторону. Натали напряглась, однако, когда угроза оказалась под светом фонаря, выяснилось, что это бабуля, испуганно оглядывавшаяся на дерево. Натали подождала немного, но никакой активности на площадке больше не было, и тогда она медленно направилась к Большой Суете.

Она понимала, что настал ее звездный час – во всех смыслах этого слова. Больше такой возможности может и не представиться. Сделав тяжелый взволнованный вдох, она подошла к лестнице и насторожилась, увидев под ногами сломанный замок и металлическую цепь, а потом выдохнула и начала взбираться наверх.