Текст книги "Сага о Ньяле"

LIV

Теперь надо рассказать о том, как Гуннар был на дворе в Хлидаренди и увидел, что к дому скачет его пастух. Пастух въехал во двор, и Гуннар спросил:

– Что ты скачешь так быстро?

– Я хотел сослужить тебе службу. Я видел, что вниз вдоль Маркарфльота едут восемь человек, и четверо из них – в крашеных одеждах.

Гуннар сказал:

– Это верно, Откель.

Пастух сказал:

– Я слышал от Скамкеля много обидных речей. В Дале он сказал, что ты плакал, когда они наехали на тебя. Я говорю тебе об этом, потому что мне не нравятся злые речи плохих людей.

– Не стоит обижаться на слова, – сказал Гуннар. – Но с этих пор ты будешь делать только такую работу, какую захочешь.

– Сказать мне что-нибудь твоему брату Кольскеггу?

– Ложись спать, – сказал Гуннар, – я скажу Кольскеггу сам.

Пастух улегся и тотчас уснул. Гуннар взял свое седло и оседлал лошадь пастуха. Он взял щит, привязал к поясу меч, подарок Альвира, надел на голову шлем и взял свое копье. Копье громко зазвенело, и Раннвейг, его мать, услышала это. Она вышла к нему и сказала:

– Сын, ты в сильном гневе. Таким я еще не видала тебя.

Гуннар вышел, воткнул копье в землю, вскочил в седло и ускакал. Раннвейг вошла в дом. Там было очень шумно.

– Вы говорите громко, – сказала она, – но еще громче звенело копье Гуннара, когда он выходил из дому.

Кольскегг услышал это и сказал:

– Это неспроста.

– Это хорошо! – сказала Халльгерд. – Теперь им приведется узнать, убегает ли он от них с плачем.

Кольскегг взял свое оружие, сел на коня и поскакал следом во весь опор. Гуннар поехал наискось через Акратунгу к Гейластовнару, а оттуда к реке Ранге и затем к броду у Хова. Там в загоне для овец было несколько женщин, которые их доили. Гуннар спешился и привязал коня.

Тут подъехали Откель и его спутники. На тропе у брода лежали плоские камни.[26]26
  Они помешали подъехавшим ускакать от Гуннара.


[Закрыть] Гуннар сказал подъехавшим:

– Теперь защищайтесь – вот мое копье! Сейчас еы узнаете, заплачу ли я перед вами.

Они быстро спешились и бросились на Гуннара, Халльбьярн первым.

– Погоди! – сказал Гуннар. – Тебе я меньше всего хотел бы причинить зло, но когда дело идет о моей жизни, я не щажу никого.

– Не могу, – сказал Халльбьярн. – Ты ведь собираешься убить моего брата, и стыдно было бы мне сидеть сложа руки.

И с этими словами он направил в Гуннара двумя руками большое копье. Гуннар выставил щит, но Халльбьярн пробил его. Гуннар с такой силой рванул щит книзу, что он воткнулся в землю, и так быстро выхватил меч, что глазом невозможно было уследить. Он ударил Халльбьярна мечом по руке выше запястья и отсек ему кисть. Скамкель забежал сзади и хотел ударить Гуннара большой секирой. Гуннар быстро повернулся к нему и сам ударил своим копьем по секире, так, что секира Скамкеля выскользнула из его рук и упала в реку. Затем Гуннар пронзил Скамкеля, поднял его на копье и бросил вниз головой на дорогу.

Аудольв выхватил копье и метнул его в Гуннара. Гуннар на лету поймал копье и тотчас швырнул его обратно. Копье пробило щит, прошло через тело норвежца и воткнулось в землю. Откель хотел ударить мечом Гуннара, он целился в ногу ниже колена, но тот подпрыгнул, и удар пришелся мимо. Гуннар пронзил его своим копьем.

Тут подбегает Кольскегг, бросается на Халлькеля и наносит ему своим мечом смертельный удар. Они убили всех восьмерых.

Одна из женщин видела все и побежала домой. Она рассказала обо всем Марду и попросила его разнять их.

– Это, верно, такие люди, – говорит он, – что мне едва ли будет жаль, если они перебьют друг друга.

– Не говори так, – говорит она, – среди них твой родич Гуннар и Откель.

– Ты всегда болтаешь вздор, подлая, – сказал он и остался лежать дома, пока они бились.

Гуннар и Кольскегг после боя отправились домой. Они быстро поскакали по песчаному берегу, и Гуннар упал с лошади, но вскочил на ноги. Кольскегг сказал:

– Здорово ты скачешь, брат!

– Как раз этими словами поносил меня Скамкель, когда я сказал ему: «Ты наехал на меня».

– Теперь ты отомстил за это, – говорит Кольскегг.

– Не знаю, – говорит Гуннар. – Может, я не так храбр, как другие, потому что мне труднее, чем другим, решиться убить человека.

LV

Люди узнали о случившемся, и многие говорили, что этого и следовало ожидать. Гуннар поехал в Бергторсхваль и рассказал обо всем Ньялю. Ньяль сказал:

– Многое ты совершил, но и многое тебе пришлось вынести.

– Ну, а что будет дальше? – говорит Гуннар.

– Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе, – говорит Ньяль, – то, что еще не случилось? Ты поедешь на тинг, будешь пользоваться моими советами, и дело это принесет тебе большую честь. Это будет началом твоих подвигов.

– Так дай мне добрый совет, – говорит Гуннар.

– Хорошо, дам, – говорит Ньяль. – Никогда не убивай более одного человека из одного рода, никогда не нарушай мира, который помогли тебе заключить хорошие люди, а особенно в этом деле.

Гуннар сказал:

– Мне думается, что этого скорее можно ждать от кого-нибудь другого, чем от меня.

– Конечно, – говорит Ньяль, – однако помни, что если так случится, то жить тебе останется недолго. Если же этого не случится, ты доживешь до старости.

Гуннар спросил:

– А ты знаешь, что погубит тебя?

– Знаю, – говорит Ньяль.

– Что же? – говорит Гуннар.

– То, о чем люди никогда бы не подумали, – говорит Ньяль.

После этого Гуннар поехал домой.

К Гицуру Белому и Гейру Годи был послан человек, потому что они должны были начать тяжбу об убийстве Откеля. Они оба встретились и стали советоваться, что делать. Они решили, что тяжбу следует вести строго по закону. Затем они стали думать, кому из них вести тяжбу, но никто не захотел взяться за нее.

– Мне кажется, – говорит Гицур, – что одно из двух: либо один из нас начнет тяжбу, и тогда нам надо будет бросить жребий, кому ее вести, либо вира совсем не будет заплачена. Надо помнить, что трудно будет начать эту тяжбу, потому что у Гуннара много родичей и друзей. Поэтому и тот из нас, на кого жребий не выпадет, тоже должен будет ехать помогать и не оставаться в стороне, пока тяжба не будет кончена.

Затем они бросили жребий, и начать тяжбу выпало Гейру Годи. Вскоре после этого они поехали на восток, переправились через реки и добрались до места боя на реке Ранге. Они выкопали тела и показали раны свидетелям. Затем они объявили, сколько было ран и кто нанес их, и призвали десять соседей. Они узнали, что Гуннар дома с тремя десятками своих людей. Тогда Гейр Годи спросил, не поедет ли Гицур туда с сотней людей.

– Нет, не поеду, – отвечает тот, – хотя бы нас было и намного больше.

После этого они вернулись домой. Весть о начале тяжбы разнеслась по всей округе. Люди поговаривали, что тинг, наверное, будет неспокойный.

LVI

Жил человек по имени Скафти.[27]27
  Скафти, сын Тородда, – законоговоритель с 1004 по 1030 г. В то время как он был законоговорителем, были отменены поединки (см. стр. 52) и учрежден Пятый суд (см. примечание к стр. 609). По-видимому, отзвуком его борьбы против самовластья хавдингов, многие из которых были при нем изгнаны из страны, является отношение к нему со стороны рассказчика саги, который в этом случае основывается на том, что говорили враги Скафти.


[Закрыть] Его отцом был Тородд, а матерью Тородда была Торвар. Отцом Торвар был Тормод Рукоять, сын Олейва Широкого, внук Альвира Детолюба.[28]28
  Альвир Детолюб – получил свое прозвище благодаря тому, что он, как говорится в одной из саг, «запретил своим людям подбрасывать детей в воздух и ловить их на копья, как было принято у викингов».


[Закрыть] Скафти в его отец были большими хавдингами и хорошими знатоками законов. Тородда считали человеком ненадежным и хитрым. Они помогали Гицуру Белому во всех его делах.

С Фльотсхлида и с реки Ранги приехало на тинг очень много народу. Гуннара так любили, что все хотели поддержать его. И вот они все приехали на тинг и покрыли свои палатки. На стороне Гицура Белого были следующие хавдинги: Скафти, сын Тородда, Асгрим, сын Эллиди-Грима, Одд из Кидьяберга и Халльдор, сын Арнольва.

Однажды все пошли к Скале закона. Тут встал Гейр Годи и объявил, что он обвиняет Гуннара в убийстве Откеля, Халльбьярна Белого, Аудольва и Скамкеля. Затем он объявил, что обвиняет Кольскегга в убийстве Халлькеля. Когда он объявил все это, люди нашли, что он говорил хорошо. Затем люди пошли от Скалы закона.

Вот подходит время, когда суды должны начать разбор дел. Обе стороны собрали много народу. Гейр Годи и Гицур Белый стояли к югу от суда, Гуннар и Ньяль – к северу. Гейр Годи предложил Гуннару выслушать его присягу в том, что он будет честно вести дело, и принес такую присягу. После этого он изложил свой иск. Затем его свидетели подтвердили, что он объявил о ранах, которые нанесли обвиняемые. Потом он попросил назначенных истцом и ответчиком соседей занять свои места. Затем он предложил отвести лишних соседей. После этого он попросил соседей вынести свое решение. Те выступили, призвали себе свидетелей и заявили, что об Аудольве они вообще не хотят ничего говорить, потому что он норвежец и его настоящий истец в Норвегии, и поэтому им незачем высказываться по этому поводу. Затем они высказались по делу Откеля и нашли, что Гуннар виновен в том, в чем его обвиняют. После этого Гейр Годи предложил Гуннару начать защиту и назвал свидетелей всего, что упоминалось на суде.

Гуннар, со своей стороны, предложил Гейру Годи выслушать его присягу и его защитную речь, которую он собирался произнести. Затем он принес присягу. Гуннар сказал:

– Вот моя защита. Я назвал свидетелей того, что Откель нанес мне кровавую рану своей шпорой, и заявил им, что Откель должен будет поплатиться за это. Я возражаю, Гейр Годи, против того, чтобы в этой тяжбе меня обвиняли, а также против того, чтобы судьи меня судили, и весь твой иск объявляю неправильным. Я запрещаю тебе это запрещением бесспорным, верным и полным, как и положено запрещать по установлениям альтинга и общенародным законам. Но это еще не все, – сказал Гуннар.

– Ты, может, хочешь вызвать меня на поединок, как ты обычно делаешь, не заботясь о законе? – говорит Гейр.

– Нет, – говорит Гуннар, – я хочу обвинить тебя со Скалы закона в том, что ты незаконно обвинил меня в убийстве Аудольва, до которого вам нет никакого дела. Я хочу, чтобы тебя за это присудили к изгнанию на три года.

Ньяль сказал:

– Так дальше идти не может, потому что тяжбе так никогда не будет конца. Как мне кажется, обе стороны во многом правы. Ведь среди убийств, которые ты совершил, есть такие, о которых нельзя сказать, что ты за них не можешь быть осужден. Но и у тебя против него есть иск, по которому он тоже может быть осужден. Да и ты, Гейр Годи, должен знать, что не отклонено еще требование о твоем изгнании, и оно не будет отклонено, если ты не поступишь, как я говорю.

Годи Тородд сказал:

– Нам кажется, что лучше всего было бы сейчас им помириться. Что же ты ничего не говоришь, Гицур Белый?

– Мне кажется, – говорит Гицур, – что нашей тяжбе нужна крепкая поддержка. Видно, что друзья Гуннара вблизи, и лучше всего было бы для нас, чтобы уважаемые люди решили наше дело, если Гуннар не имеет ничего против.

– Я всегда хотел мира, – говорит Гуннар. – Хоть вы п во многом можете обвинять меня, но я скажу, что был вынужден сделать все это.

По совету мудрейших людей дело было передано на решение третейскому суду. Дело решали шесть человек. Сразу же на тинге было вынесено решение. Было решено, что за Скамкеля виры, платить не нужно. Вместо виры за него зачелся удар шпорой. За всех остальных убитых надо было заплатить виру, как полагалось. Родичи Гуннара дали ему денег, чтобы за всех убитых было тотчас же, на тинге, уплачено. Затем Гейр Годи и Гицур Белый поклялись Гуннару жить с ним в мире.

Гуннар поехал с тинга домой, поблагодарил людей за помощь, а многим сделал подарки. Это дело принесло Гуннару большую славу. И вот он сидит у себя дома в большой чести.

LVII

Жил человек по имени Старкад. Его отцом был Барк Синезубобородый, сын Торкеля Связанные Ноги, который занял землю возле горы Трихюрнинг. Он был женат, и его жену звали Халльбера. Она была дочерью Хроальда Рыжего и Хильдигунн, дочери Торстейна Воробья. Матерью Хильдигунн была Унн, дочь Эйвинда Окуня, сестра Модольва Мудрого, от которого пошли Модольвинги. Сыновьями Старкада и Халльберы были Торгейр, Барк и Торкель. Хильдигунн Врачея была их сестрой. Они были люди крутого нрава, заносчивые и неуживчивые. Они не давали покою людям во всей округе.

LVIII

Жил человек по имени Эгиль. Его отцом был Коль, сын Оттара Шара, который занял землю между ручьем Стоталёк и озерком Рейдарватн. Братом Эгиля был Анунд из Тралласкога, отец Халли Сильного, который был вместе с сыновьями Кетиля Красноречивого при убийстве Торира из Хольти. Эгиль жил в Сандгиле. У него были сыновья Коль, Оттар и Хаук. Их матерью была Стейнвар, сестра Старкада. Сыновья Эгиля были высоки ростом, заносчивы и очень неуживчивы. Они всегда были заодно с сыновьями Старкада. Их сестрой была Гудрун Ночное Солнце. Она была очень обходительная женщина. Эгиль взял к себе жить двух норвежцев: одного из них звали Торир, другого – Торгрим. Они были в Исландии в первый раз. Оба были богаты, и у них было много друзей. Оба были храбры и искусны в бою.

У Старкада был добрый жеребец гнедой масти, о котором говорили, что в бою нет коня, равного ему.

Однажды случилось, что трое братьев из Сандгиля были в Трихюрнинге.[29]29
  Так называется не только гора, но и двор Старкада под этой горой.


[Закрыть] Они долго беседовали обо всех бондах Фльотсхлида, и речь зашла о том, решится ли кто-нибудь на бой коней с ними. При этом разговоре были люди, которые хотели похвалить их и подольститься к ним, и они сказали, что никто не решится на этот бой и что ни у кого нет такого коня. Тогда Хильдигунн сказала:

– Я знаю человека, который решится на бой коней с вами.

– Назови его, – говорят они.

– Гуннар из Хлидаренди, у которого есть бурый жеребец, наверно, решится на бой коней с вами и со всеми другими.

– Вам, женщинам, кажется, – говорят они, – что нет равного Гуннару. Но если дело кончилось позором для Гейра Годи или Гицура Белого, это вовсе еще не означает, что то же будет с нами.

– С вами будет еще хуже, чем с другими, – говорит она. И они стали ссориться.

Старкад сказал:

– Я бы меньше всего хотел, чтобы вы задели Гуннара, потому что трудно вам будет идти против его счастливой судьбы.

– Но ты разрешишь нам, – говорят они, – вызвать его на бой коней?

– Разрешу, – говорит он, – если вы постараетесь ни в чем его не обмануть.

Они пообещали это.

И вот они поехали в Хлидаренди. Гуннар был дома и вышел во двор. Кольскегг и Хьярт вышли с ним. Они учтиво поздоровались с подъехавшими и спросили, куда те держат путь.

– Не дальше этих мест, – отвечают те. – Нам сказали, что у тебя есть добрый жеребец, и мы хотим вызвать тебя на бой коней.

– Не с чего ходить рассказам о моем жеребце: он еще молод и ни разу не испытан.

– Ты все же, наверное, не откажешься устроить бой коней, – говорят они. – Хильдигунн сказала, что ты гордишься своим жеребцом.

– А почему вы говорили об этом? – спрашивает Гуннар.

– Потому что были люди, – говорят они, – которые сказали, что не найдется никого, кто решился бы на бой с нашим жеребцом.

– Я решусь на бой, – говорит Гуннар, – хоть и кажутся мне недружелюбными эти речи.

– Значит, мы договорились? – спрашивают они.

– Вам хочется, чтобы все было по-вашему. Я все же хочу попросить вас, чтобы от боя наших коней и другие люди получили удовольствие, и вы сами – никаких неприятностей. Еще я хочу, чтобы вы не позорили меня. Однако если вы поступите со мной, как вы поступали с другими людьми, то я, конечно, отплачу вам. Я поступлю с вами так же, как вы со мной.

Затем они поехали домой. Старкад спросил их, как они съездили. Они сказали, что Гуннар принял их вызов.

– Он согласился на бой коней, и мы договорились, когда будет этот бой. Было видно, что он боится остаться в проигрыше, и он пытался отказаться.

– Увидите, – сказала Хильдигунн, – Гуннара трудно вызвать на бой, но он очень упорен, если уж ему не уклониться от боя.

Гуннар поехал к Ньялю и рассказал ему о бое коней и о своем разговоре с сыновьями Эгиля.

– Как ты думаешь, чем кончится этот бой коней? – спросил он.

– Ты одержишь верх, – сказал Ньяль, – но многим этот бой принесет смерть.

– Может быть, и мне? – спросил Гуннар.

– Нет, тебе этот бой смерти не принесет, – сказал Ньяль, – но эту старую ссору они припомнят, когда начнут новую ссору. Тебе не останется ничего кроме как защищаться.

Затем Гуннар поехал домой.

LIX

Тут Гуннар узнал о смерти своего тестя Хаскульда. А через несколько дней Торгерд, жена Траина, разрешилась в Грьоте мальчиком. Тогда она послала к своей матери человека с просьбой решить, как назвать мальчика, – Глумом или Хаскульдом. Та выбрала имя Хаскульд.

У Гуннара и Халльгерд было двое сыновей. Одного звали Хагни, а другого Грани. Хагни был искусен во всем, молчалив, недоверчив и правдив.

И вот люди поехали на бой коней. Народу собралось очень много: там были и Гуннар с братьями, и сыновья Сигфуса, и Ньяль со всеми своими сыновьями. Приехал и Старкад со своими сыновьями и Эгиль со своими. Они сказали, что пора пускать лошадей. Гуннар сказал, что согласен. Скарпхедин спросил:

– Хочешь, я буду натравливать твоего коня, Гуннар?

– Не надо, – говорит Гуннар.

– Это было бы лучше, – говорит Скарпхедин. – Тогда с обеих сторон были бы люди неуступчивые.

– Не много тебе нужно сказать или сделать, – говорит Гуннар, – чтобы разгорелась ссора. Если же я сам буду натравливать своего коня, то дело не так скоро дойдет до ссоры, хотя все равно ссоры не миновать.

После этого коней вывели и поставили друг против друга. Гуннар приготовился натравливать своего коня, которого держал Скарпхедин. На Гуннаре была красная одежда, а в руке он держал большую палку. И вот кони сшиблись и стали так яростно кусать друг друга, что их и не нужно было натравливать. Все были очень довольны. Тут Торгейр и Коль решили ударить своего коня так, чтобы тот толкнул коня Гуннара, и посмотреть, не упадет ли Гуннар. И вот кони сшиблись, и Торгейр и Коль тут же подскочили сзади к своему коню. Но Гуннар заставил своего коня рвануться навстречу, и Торгейр и Коль упали навзничь, а их конь поверх них. Они сразу же вскочили и бросились на Гуннара. Тот увернулся, схватил Коля и швырнул его на землю так, что тот лишился чувств. Тогда Торгейр, сын Старкада, ударил Гуннарова коня и вышиб ему глаз, а Гуннар ударил Торгейра палкой, и тот лишился чувств. Гуннар подошел к своему коню и сказал Кольскеггу:

– Прикончи коня! Незачем ему жить кривым!

Кольскегг отрубил коню голову. Тут Торгейр вскочил, схватил свое оружие и хотел кинуться на Гуннара, но ему помешали, и началась свалка. Скарпхедин сказал:

– Надоело мне толкаться. Нам гораздо более пристало биться с оружием в руках.

Гуннар был так спокоен, что его держал всего один человек. Он не сказал ни одного злого слова. Ньяль пытался помирить дерущихся или успокоить их. Торгейр сказал, что он не желает мириться, а хотел бы видеть, как Гуннар погибает от его руки. Кольскегг сказал:

– Гуннар стоит на земле слишком твердо, чтобы упасть от одних слов. Так будет и на этот раз.

И вот народ разъехался с боя коней по домам. На Гуннара никто не напал. Так прошел год.

Летом на тинге Гуннар встретил своего шурина Олава Павлина, и тот пригласил его к себе в гости, но велел быть осторожным:

– Ведь они готовы на все что угодно. Никогда не езди один.

Олав дал ему много добрых советов, и они очень подружились.

LX

Асгрим, сын Эллиди-Грима, предъявил на тинге иск к Ульву, сыну Угги. Однако в этом иске Асгрима, что часто случалось, было слабое место. Дело в том, что вместо девяти соседей он призвал всего пять. Поэтому его противники объявили иск неправильным. Гуннар сказал:

– Я вызову тебя на поединок, Ульв, сын Угги, если ты не уступишь в этом справедливом деле. Ньяль и мой друг Хельги могут рассчитывать на то, что я не оставлю тебя в трудном деле, Асгрим, даже если их и нет здесь.

– Я не с тобой сужусь, – говорит Ульв.

– Но тебе придется иметь дело со мной, – говорит Гуннар.

Дело кончилось тем, что Ульву пришлось заплатить все сполна. Тогда Асгрим сказал Гуннару:

– Я хочу пригласить тебя к себе летом, и во всех тяжбах я всегда буду только на твоей стороне.

Гуннар поехал домой с тинга. Вскоре после этого он встретился с Ньялем. Тот сказал Гуннару, чтобы он был осторожен, потому что, как ему говорили, люди из Трихюрнинга собираются напасть на него. Он посоветовал Гуннару, чтобы тот никогда не ездил без достаточного числа спутников и всегда был при оружии. Гуннар пообещал последовать этому совету и сказал, что Асгрим пригласил его к себе.

– И я собираюсь поехать к нему осенью, – прибавил он.

– Пусть никто этого не знает, пока ты не выедешь из дому, а также того, сколько времени тебя не будет дома. И предлагаю тебе, чтобы с тобой поехали мои сыновья.

Так они и порешили.

Вот наступает восьмая неделя лета. Гуннар сказал Кольскеггу:

– Собирайся в дорогу, поедем в гости в Тунгу.

– Послать за сыновьями Ньяля? – спросил Кольскегг.

– Нет, – ответил Гуннар, – незачем их беспокоить из-за меня.