Текст книги "Тайна Северного креста"

Глава 2
Побратимы

Краков, столица Королевства Польского, осень 1399 года

Королева Ядвига, так любимая польским народом, только недавно скончалась, а к месту ее погребения уже стекались толпы людей, прося для себя защиты и помощи. Как к святому месту шли люди к ее гробнице, веря в то, что королева-заступница не оставит их в отчаянии и бедах.

В этот вечер перед местом упокоения королевы долго стояла на коленях девушка, горячо молясь и поднимая время от времени к слабо освещаемому огнями свечей потолку костела залитые слезами глаза. Если бы кто мог услышать слова молитвы, обращенной к почившей королеве, то немало удивился бы, ибо просила она о спасении жизни чужеземного рыцаря.

– Снизойди ко мне, святая королева, – молила девушка, стоящая на коленях, – не дай погибнуть тому, кого выбрало мое сердце. Пусть он и иноземный рыцарь, но он добр и чист душой, я чувствую это. Он хороший человек, и он дорог мне. Никто другой никогда в этой жизни не будет мне нужен, кроме него. Ты же знаешь, что это такое – потерять любимого. Пожалей же меня, пресветлая Ядвига, не ввергай в пучину отчаяния. Как смогу я жить на белом свете, если тот, кого люблю, сложит голову на поединке?

Молившаяся так истово и горячо девушка была дочерью мазовецкого шляхтича Збышека из Ягелонца, уже несколько лет пребывавшего при дворе Краковского короля Владислава Ягелло. А рыцарем, за которого она так слезно просила, был бургундский вельможа Раймонд де Клер, прибывший около полугода назад ко двору могучего короля в поисках новых приключений. Его путь, начавшийся во владениях ордена крестоносцев в Пруссии, привел его в Польшу, где, как он слышал, много сильных и умелых рыцарей, а охота такая, какой ни в одной стране Европы не найдешь.

Рыцарь де Клер довольно легко прижился при польском дворе и быстро стал понимать чужую для него речь. Говорить не пытался никогда, и его окружению и в голову не приходило, что он может разуметь их речи без толмача. Поэтому и не таились. А бургундец часто дивился про себя их наивности. Как могучие туры в их дремучих лесах, они полагались на свою недюжинную силу, не пытаясь даже плести сети интриг.

И случилось так, что после хмельного застолья в нечаянном разговоре было упомянуто имя сына герцога Бургундии Филиппа Смелого – графа Жана Невера. Совсем недавно наследник герцогской короны встал во главе французских крестоносцев, отправившихся на помощь венгерскому королю Сигизмунду в борьбе с турками. Крестоносцы сражались отчаянно, а граф Невер проявил такую отвагу, что получил прозвище Бесстрашный. Однако ему не повезло, и он попал в плен к туркам. И тут в разговоре какой-то молодой рыцарь, подогретый выпитым за столом, вдруг сказал, что эта смелость вышла боком Бургундскому герцогу, коль пришлось заплатить за свободу сына немерено дукатов – аж двести тысяч. Слишком дорого, мол, обошлась смелость. Этого рыцарь де Клер снести не мог, поскольку расценил как оскорбление Бургундскому двору. Он незамедлительно шагнул вперед и бросил к ногам говорившего перчатку. Тот удивленно посмотрел на возмущенного гостя королевского двора и быстро протрезвел, когда понял, что предстоит сразиться с чужеземным рыцарем. Перчатку он поднял, рыцарская честь не позволяла поступить иначе, но в душе осознал, какого свалял дурака. И зачем было обижать бургундцев, тем более что на трезвую голову он и сам понимал, что граф Невер был и правда смелым и решительным человеком, заслужившим прозвище Бесстрашный. Но вызов был брошен и принят, разрешение на бой получено, и время для него назначено.

Противником бургундского рыцаря в предстоящем поединке оказался молодой польский шляхтич небогатого, хоть и старинного рода, успевший завоевать рыцарский пояс и золотые шпоры. Звался он Янек из Збыховца и был парень крепкий, рослый и опытный в сражениях и в охоте на дикого зверя.

Утром другого дня, когда на трибунах вокруг ристалища собралось множество людей, было объявлено, что биться будут пешими и на мечах.

– И на смерть, не на плен, – добавил вдруг громко бургундский рыцарь на чистом польском языке (и когда только научился?). – Затронута честь Бургундского двора и моего герцога.

Народ на трибунах затих, и сражение началось. Оба рыцаря были мужчины высокие и сильные, оба молоды. Однако бургундец был опытнее на ристалище, и это сразу стало понятно всем. Польский рыцарь был могуч, широкоплеч и крепко стоял на мощных, как молодые дубки, ногах. Но длинноногий, изящный бургундец упорно наседал на него, нанося удары огромной силы. От ответных ударов легко уходил, чуть отступая в сторону и делая едва заметный поворот туловищем. А достигшие цели удары смягчал, оттягивая на себя щит. Такой техники польские рыцари не знали.

Ожесточенная схватка длилась уже довольно долго, но зрители на трибунах сидели, затаив дыхание, слышен был только зловещий звон металла и звук шагов передвигающихся по ристалищу рыцарей. И вдруг Янек из Збыховца, споткнувшись, упал. Бургундский рыцарь тут же прыгнул на него, придавил коленом живот и вытащил из-за пояса кинжал-мизерикордию. Жизнь молодого шляхтича, как видно, подошла к концу. А умирать ему не хотелось.

– Пощади, – прошептал он в лицо склонившемуся над ним противнику, – пощади, я был неправ.

И тут как эхо разнесся над трибунами звонкий девичий голос:

– Пощади, пощади его, рыцарь.

Де Клер, не отпуская противника, поднял голову и с удивлением увидел вставшую во весь рост на трибуне высокую и стройную, как березка, девушку, отчаянно устремившую к нему дрожащие руки. Он перевел взгляд на короля. Владислав Ягелло сидел хмурый, поражение польского рыцаря явно пришлось ему не по душе. Но он взглянул на чужеземца спокойно и кивнул. Тогда бургундец легко поднялся на ноги и протянул руку своему поверженному противнику, помогая ему встать. Затем повернулся лицом к трибунам и громко сказал:

– Желание дамы для меня закон. Его жизнь теперь принадлежит вам, прекрасная панна. Он – ваш.

А на душе скребли кошки, поскольку эту панночку рыцарь хорошо знал и не раз любовался ее синими глазами и золотыми косами. Он даже мечтал, что когда-нибудь назовет ее, Ясенку, дочь польского шляхтича, своей. А она, оказывается, болела душой за молодого поляка.

– Моя жизнь, рыцарь, отныне принадлежит тебе, – возразил Янек из Збыховца, – я проиграл, а ты сохранил мне жизнь, и я готов теперь отдать ее за тебя. А панна та чужая мне, ей не нужны ни моя жизнь, ни мой меч.

На душе у рыцаря потеплело. Он бросил взгляд на все еще бледную прекрасную панночку, улыбнулся ей и повернулся к шляхтичу.

– Пусть будет так, рыцарь, – сказал тихо. – Ты хорошо дрался, но я отстоял честь своего герцога и больше зла на тебя не держу.

И они разошлись с поля битвы в разные стороны под громкие приветственные крики. Навстречу им бросились оруженосцы, каждый из которых болел душой за своего рыцаря.

А вечером, когда в королевском замке был дан пир по случаю такого красивого поединка с благополучным завершением, Раймонд де Клер улучил момент поговорить с прекрасной Ясенкой.

– Довольны ли вы, милостивая панна, что я сохранил жизнь дорогому вам шляхтичу? Он теперь ваш, – сказал, а глаза пытливо заглядывали в милое лицо, отыскивая признаки смущения.

Но синие очи смотрели ясно.

– Я не знаю этого молодого рыцаря, никогда раньше его не видела.

– Зачем же заступились за него, зачем спасли ему жизнь?

И тут на прекрасном лице появилось смущение, щеки заалели, как маков цвет. Ясенка на мгновение опустила глаза, но сразу же подняла их и смело взглянула на бургундца:

– Если хотите знать, пан де Клер, я не могла допустить, чтобы вы обагрили свой меч кровью поляка. Наш король никогда не простил бы вам этого.

Сердце рыцаря дрогнуло от нахлынувшей радости:

– Так вы ради меня это сделали?

– Конечно, ради вас. Мне совсем не хочется, чтобы вы покинули наши края.

– И я могу теперь открыто назвать вас дамой моего сердца?

– Почту за честь, – улыбнулась Ясенка.

Взаимопонимание и мир установились между двумя влюбленными сердцами, и впереди лежал нелегкий, но все-таки возможный путь к дальнейшему сближению.

Все шло не так уж плохо, и даже пан Збышек из Ягелонца не стал возражать против того, что чужеземный вельможа уделяет внимание его дочери. Де Клер показал себя истинным рыцарем и пользовался уважением при королевском дворе.

Однако вскоре в дело вмешались крестоносцы. Мессир де Клер, прибывший из далекой Бургундии в замок Мариенбург, резиденцию магистра Тевтонского ордена, привез с собой письмо от своего родственника, графа фон Шелленбурга, большого поклонника крестового движения. Немцы были уверены, что прибывший вельможа целиком и полностью разделит их устремления в этих краях и поможет в борьбе с ненавистными поляками. А тот, вопреки ожиданиям, отправившись в Краков, стал своим человеком при королевском дворе и, как говаривали, открыто ухаживает за польской панночкой. Даже рыцаря польского пощадил ради ее красивых глаз. А мог бы убить, имел полное право после победы на ристалище. Такого простить было нельзя, и на тайном совете особо доверенных рыцарей ордена, людей высокого звания и положения, бургундскому рыцарю был вынесен смертный приговор. Двое незаметных орденских служителей под личиной странствующих монахов отправились к Краковскому двору и стали выжидать удобного случая, когда можно будет нанести удар, не подвергая опасности ни себя, ни орден.

Подходящий случай представился в разгаре лета, когда была объявлена большая охота на вепрей в огромном лесу под Олькушем. Множество рыцарей съехалось к месту охоты. Загонщики обложили зверя и начали гнать его на вооруженных самострелами и мечами рыцарей и простых охотников с рогатинами. Всем было весело. Собаки, не утихая, лаяли с подвизгиванием, рвались на зверя. А два незаметных монаха на неказистых с виду лошадях старались держаться как можно ближе к рыцарю де Клеру – в такой суматохе никто не поймет, что случилось с бургундцем. А коль и догадается потом, то поздно уже будет искать пропавших монахов.

Однако молодой Янек из Збыховца, человек бывалый в лесу и на охоте, заметил нечто странное. Присмотревшись внимательнее, он понял, что двое незнакомцев кружат возле рыцаря де Клера. Это показалось ему подозрительным. Оруженосец бургундца Жан, малый весьма азартный, как оказалось, был уже весь в ходе гона, оставив без внимания своего господина. Но Янек догнал и сумел остановить его коня, схватив за уздечку.

– Будь внимателен, Жан, – быстро произнес он, – твоему господину, похоже, угрожает опасность. Не отходи от него ни на шаг. Я тоже буду рядом.

И они устремились туда, где виднелся среди охотников яркий плащ бургундского рыцаря. У Жана сразу вылетели из головы и вепри, и охота. Он весь был внимание и напряженно всматривался в находящихся неподалеку людей. Монахов он вычислил быстро. Они и ему показались подозрительными, уж слишком близко они подобрались к его господину.

Решительный момент настал, когда несколько крупных вепрей помчали прямо на охотников. Внимание всех было приковано к свирепым животным, несущимся через заросли, как ураган. Рыцарь де Клер с горящими глазами приготовился стрелять из самострела и выбирал себе цель. А в это время двое монахов подкрались к нему сзади и уже занесли ножи, чтобы поразить рыцаря, как вдруг были сбиты с коней и схвачены сильными руками. Одному из них в суматохе сразу сломали шею, но другого уволокли в кусты и принялись спрашивать весьма строго. Немец поначалу упорно молчал, но, когда опытный в таких делах Жан приготовился уже оскопить его, заговорил. Он рассказал все, что знал. И вышло, что это крестоносцы подняли руку на гостя короля Ягайло. Об этом скоро донесли каштеляну Краковскому, пану Тенчинскому, и передали ему в руки немецкого монаха. Король же страшно гневался, когда каштелян донес ему все, что узнал от Янека из Збыховца и сумел сам выведать у пленного. Того заковали в цепи и заточили в подземелье замка. А великому магистру ордена, Конраду фон Юнгингену, было направлено гневное послание короля, в котором он обвинял тевтонцев в покушении на жизнь его гостя. Магистр в ответном письме старательно открещивался от обвинений короля Владислава, объясняя происшедшее крайне неприятное событие личной враждой. Это, конечно, очень плохо, недопустимо, писал он, и если милостивый король соизволит передать имена лиц, причастных к этому происшествию, те будут примерно наказаны. Но орден здесь ни при чем. К счастью для тевтонцев, не было уже рядом с королем в Вавельском замке умной и прозорливой королевы Ядвиги, которая имела такие обширные родственные связи со многими монаршими дворами Европы. Дело не получило широкой огласки и постепенно заглохло, но оставило свой неприятный след в непростых отношениях между Польским Королевством и Тевтонским орденом.

Сам же рыцарь де Клер был поражен, узнав о том, что произошло на охоте. В пылу погони за крупным секачом, которого он выбрал для себя, и радостного опьянения от славной победы он не заметил того, что творилось за его спиной. И только по завершении охоты Жан поведал обо всем, что довелось совершить ему и польскому рыцарю, оберегая жизнь господина. Рыцарь обнял за плечи своего верного оруженосца и от всего сердца поблагодарил его, вызвав краску смущения на худом и некрасивом, но сияющем лице. И отправился искать своего главного спасителя.

Бургундец нашел Янека из Збыховца уже в Вавельском замке, где тот вел спор с Краковским каштеляном относительно дальнейшей судьбы плененного им немца. Молодой шляхтич был настроен на скорую казнь тевтонца, старый и мудрый Ян из Тарнува отстаивал решение о его пожизненном заключении в подземелье замка – может статься так, говорил он, что немец еще пригодится, хлопот-то с орденом и впредь не избежать.

Раймонд де Клер горячо обнял молодого поляка и с глубоким чувством поблагодарил его за спасение от руки подлых убийц.

– У нас, славян, говорят, что долг платежом красен, пан де Клер, – сказал, улыбаясь, шляхтич, – вы пощадили меня прошлой осенью, хотя жизнь моя была полностью в вашей власти, я отблагодарил вас этим летом. Но мое обещание отдать при случае за вас жизнь остается в силе, поскольку я назвал вас своим побратимом.

– Красивое слово «побратим», – ответил на это бургундский рыцарь, – и вы отныне мой побратим. Что бы ни случилось, никогда мой меч не обратится против вас, но будет служить для вашей защиты и пользы. И я позволяю вам, как близкому человеку, называть меня отныне просто по имени, как и я стану звать вас Янеком, если вы не против.

– Договорились, Раймонд, – сказал на это тронутый шляхтич.

Так вот случилось, что двух людей, выросших далеко друг от друга и в совершенно разных условиях, затейница судьба не просто свела в жизни, а связала узами, не менее крепкими, чем братские. И все, что ожидало их впереди, еще неведомое и скрытое, все трудности, какие встанут на их пути, они готовы были разделить поровну.

Побратимы помогали друг другу в совершенствовании воинского и охотничьего мастерства. Янек научился премудростям западной техники рукопашного боя. Раймонд освоил незнакомые ему прежде конные выпады, которые Янек узнал у плененного им венгра, большого мастера верховой езды, и научился ходить с рогатиной на медведя.

А потом случилось так, что в небольшой схватке с разбойничавшими на границе силезскими немцами был тяжело ранен пан Збышек из Ягелонца. Умирая на руках дочери, он дал согласие на ее брак с бургундским рыцарем, дорогим ее сердцу, назвав его своим наследником в мазовецком поместье. Владение над Вислой оказалось большим и прибыльным, а земли вокруг поражали глаз своей красотой. Молодая жена доставляла рыцарю столько радости своей любовью, что он решил совсем осесть в этих краях. Раймонд де Клер продал свои бургундские владения, не слишком-то и обширные, если говорить по совести, и вложил полученные средства в процветание так полюбившегося ему Ягелонца, превратив его в прекрасно защищенную крепость. Шел год за годом. Рыцарь де Клер был весьма доволен своей жизнью. У него подрастали уже двое сыновей – Збышек и Филипп, и жена готова была одарить его третьим ребенком.

Янек из Збыховца, поднабравшись в дополнение к своей природной могучей силе воинских умений и тонкостей ведения рукопашных сражений, стал известным рыцарем, славным победителем на многих ристалищах и во многих сражениях. Он был задирист и частенько вызывал на бой других рыцарей, особенно тевтонцев. Поскольку он носил меч и золотые шпоры, отказаться от поединка с ним удавалось редко кому из немцев, тем более что он умел наступить на больную мозоль и задеть гордость крестоносцев. Таким образом, он завоевал себе множество трофеев и укрепил свое состояние. А потом вернулся в родной Збыховец, где из всех родичей остался только престарелый дядя, едва справлявшийся с управлением обедневшим поместьем. Янек приложил свою кипучую энергию и привезенные средства к восстановлению хозяйства, а потом удачно женился на дочери довольно богатого соседа, прибавив к своим владениям добрый кусок пахотной земли с работающими на ней селянами и большой лес. Сидеть на месте долго он не мог, однако, покидая родной Збыховец, был уже спокоен – воспрянувший духом дядя Войцех отлично справлялся теперь вместо племянника. Да и жена его, Марыля, была женщиной хозяйственной.

Несколько раз приезжал Янек к побратиму. Он и привез тревожные вести. Король Владислав Ягелло поступил мудро, когда заключил мир со своим кузеном Витовтом, яро сражавшимся за собственные права на корону княжества Литовского и даже в былые времена готового заручиться поддержкой Тевтонского ордена. Те-то всегда рады были вбить клин между Польшей и Литвой – уж очень сильны были эти государства вместе. Однако последние годы Витовт постоянно воюет с крестоносцами, а они считают его своим главным врагом. И теперь мудрый Ягайло сделал Витовта великим князем литовским, хотя верховенство оставил за собой, как за единым монархом обоих государств. Такое решение устраивало всех, кроме тевтонцев, которым это было как кость в горле. И тут обострилось положение дел в Жмуди.

Эти земли, лежащие на севере Литвы, находились под управлением крестоносцев. Однако местное население с самого начала не желало признавать их власть и постоянно бунтовало против немцев.

– А недавно я услышал жуткую историю, – рассказывал Янек. – Случилось это, почитай, лет семьдесят назад. Тогда в начале зимы в замок Растенбург, одну из множества крепостей, что выросли, как грибы после дождя, на просторах вольно раскинувшегося на Балтийском побережье Тевтонского ордена, прибыли гости. Гроссмейстер Дитрих фон Альтенбург был весьма доволен. Среди прибывших он увидел рыцарей из нескольких европейских стран, и был среди них хорошо известный своими подвигами на ристалище Жан де Ксавье. Рыцари уже погостили в замке Мариенбург у великого магистра, приняли участие в знаменитом орденском рыцарском турнире, который высоко ценился в Европе, и пожелали посмотреть жизнь рыцарей в глубинке. Они привели с собой свои отряды, что было на руку герру фон Альтенбургу, поскольку значительно увеличивало его возможности в борьбе с ненавистными жмудинами, упрямыми и воинственными язычниками.

– Жаль, что сейчас зима и мы не можем насладиться сполна охотой, – заявил как-то с улыбкой пожилой рыцарь Гуго фон Лихтенвальд. – Леса здесь знатные, и охота должна быть отменной.

– Не сожалейте об этом, герр рыцарь, – с ответной улыбкой отозвался хозяин замка. – Летом здесь непролазные топи и болота, да и злокозненные жмудины не дают нам покоя, как комары налетают, только успевай отбиваться. Малыми отрядами в лес выходить не решаемся. А вот зимой у нас раздолье – поезжай куда хочешь по замерзшей земле, к тому же жмудины сидят по своим углам, в шкуры закутавшись. Дикари, что с них взять.

Гроссмейстер расхохотался, веселясь в предвкушении того, что он задумал. Потеха будет редкая.

– Но я хочу вам предложить нечто лучше, чем простая охота, – он окинул взглядом своих гостей, сидящих за щедро накрытым столом и попивающих отличное вино, которого немало хранилось в подвалах Растенбурга. – Мы отправимся охотиться на язычников и возьмем их тепленькими прямо в их логове.

Подогретые вином гости оживились и зашумели. Когда? Как? Где?

– А, через пару дней и отправимся, – ответил довольный хозяин. – За это время кнехты все подготовят. Тут неподалеку замок жмудинский стоит, Пиленай называется. Крепкий замок, но и у нас нынче сила немалая собралась. Возьмем его и потешим душу. Язычники все равно что звери лесные, но бабы у них сладкие.

Он снова рассмеялся в предвкушении. Любил он забавы эти. Вон сколько сел пожгли осенью в округе. И скотом разжились неплохо, да и зерна захватили немало. Ну, и душеньку потешили, само собой, за босоногими жмудинами на конях гоняясь.

Как решили, так и сделали. И рано поутру в назначенный день большой отряд крестоносцев, похожий скорее на маленькую армию, выдвинулся из замка и взял курс на восток. И вот цель их похода предстала перед глазами крестоносцев. К удивлению рыцарей из Европы, это была не дикая берлога, как они ожидали, а вполне достойный замок на невысоком холме, окруженный мощной стеной из неотесанных дубовых бревен и обведенный глубоким широким рвом.

К осаде подошли по всем правилам военного искусства. Взяли замок в кольцо, чтобы никто не ускользнул, и приступили к штурму. Осажденные бешено сопротивлялись, кололи мечами тех, кто умудрился взобраться на стену, лили на головы наступающих кипящую смолу, закидывали их камнями. Так продолжалось три дня, но потом сопротивление крепости ослабело.

– Все, – спокойно заметил фон Альтенбург, – они выдохлись. Теперь можно и передохнуть, пока они сами не откроют ворота. Другого выхода у них все равно нет.

И крестоносцы расположились на отдых, ожидая дальнейшего развития событий.

Как стало известно потом, оборону замка держал князь Маргирис, владыка здешнего края. А в замке было слишком много людей, но недостаточно тех, кто способен держать в руках оружие. Со всех сожженных немецкими рыцарями деревень стекались сюда все, кто выжил, – со своим скарбом, семьями, детьми и даже некоторые со своей скотиной. В замке буквально ступить было некуда, и запасы еды кончились очень быстро. Но сдаться врагу князь считал недостойным себя и своих людей. И приняли они решение, которое кому-то может показаться диким. Но именно так поступали их предки, когда не могли совладать с врагом.

Крестоносцы же со своих позиций дивились тому, что ворота замка все никак не открываются. Потом увидели большой костер, запылавший посреди дворища. Но когда факелом вспыхнул княжий терем, поняли, что здесь что-то неладно. Кинулись снова на штурм, однако им никто более не оказывал сопротивления. Ворвавшись, наконец, во двор замка, они замерли, потрясенные открывшимся их глазам зрелищем. На земле аккуратно были уложены трупы – женщины, старики, дети. А вокруг костра, соединившись в последнем объятии, лежали попарно воины и простые мужики, вонзившие ножи в тела друг друга. И среди них был сам князь, обнявший своего верного слугу. А над ними полыхал огромный ритуальный костер, уносящий в лучший мир души недавно умерших, как они верили.

– Да, хорошо вы воюете здесь с язычниками, – зловеще тихо произнес Жан де Ксавье. – Отлично справляетесь с делом исцеления заблудших душ.

– Какая разница, как изводить язычников, – огрызнулся Дитрих фон Альтенбург. – Главное, получить результат. А он как раз и достигнут. Мертвы все.

Как оказалось потом, людей в замке Пиленай было без малого четыре тысячи человек. И все ушли в мир иной.

– Разница в том, – подняв голос, молвил француз, – что настоящему рыцарю не к лицу убивать женщин и детей. Мне противно быть в числе палачей, хоть и невольно. И ни одной минуты я не желаю больше оставаться в вашем обществе, герр гроссмейстер. Я увожу своих людей немедленно.

Он вскочил на коня и быстрее ветра унесся на запад. За ним устремились его люди. А следом двинулись другие рыцари со своими отрядами. На необычном поле боя остались лишь крестоносцы из замка Растенбург, но и им было не по себе. А над местом добровольного побоища догорал огромный ритуальный костер. Упрямый замок предпочел уничтожить себя сам, но врагу не сдался.

Раймонд слушал рассказ Янека с напряженным и бледным лицом. Такое плохо укладывается в голове, но не верить другу он не мог.

– Теперь это противостояние превращается в настоящую войну, – продолжал Янек. – И князь Витовт поддерживает жмудинов словом и делом. Очень неспокойно сейчас на границе, и похоже, будет-таки большая война с орденом. В этом году, как я узнал, умер старый магистр Конрад фон Юнгинген, пытавшийся хоть как-то поддерживать видимость мира, и на место главы ордена встал его младший брат Ульрих фон Юнгинген. Говорят, он не отличается ни большим умом, ни дипломатическими способностями, ни умением управлять людьми. Но рубака лихой и люто ненавидит нас, поляков. Так что надо готовиться к грядущим битвам.

Янек уехал, а у бургундского рыцаря, ставшего мазовецким шляхтичем, вскоре родилась дочь, которую назвали Ядвигой. Девочка была совершенно очаровательна и покорила сердце отца с первого взгляда своих голубых глаз.