Текст книги "Леди Шир"

Глава 6

Зимнее утро светило в окно новизной и белизной. Шир спала, а Марта уже ждала её пробуждения, она спокойно сидела на стуле возле кровати и терпеливо ждала, когда Шир откроет глаза. Марте не было ни скучно, ни грустно, и даже не было нудно, она просто сидела, сложив руки на коленях, и смотрела на Шир. От болезни Марты уже и следа не осталось, но она по-прежнему оставалась худенькой и выглядела младше своих лет. Марта стала весёлой и жизнерадостной, какой ещё никогда не была в своей жизни. У неё появилось множество всяких занятий развлечений и, конечно же, все эти занятия и развлечения происходили вокруг Шир, к огромному разочарованию Карин и на радость Эдуарду. Если погода позволяла, Марта и Шир совершали длительные прогулки. Обычно, это был поход на базарную площадь, там они покупали бублики, пирожки, там же их и ели, покупали разные безделушки: глиняные статуэтки; вышитые бисером подушечки; цветные ленточки и всякую другую мелочь, что стоила не дорого, но доставляла маленькую радость.

– Она водит твоего ребёнка на базарную площадь, где полно разного сброда и впустую тратит твои деньги, – шипела Карин теми редкими вечерами, когда оставалась дома.

Если Карин говорила о Шир, то всегда говорила шёпотом, она её не любила и побаивалась, хотя Шир была очень вежлива с Карин и старалась поменьше попадаться ей на глаза. Но хозяина дома – Эдуарда всё устраивало, в его понимании в доме наступила идиллия, с работы он спешил домой в надежде, что жена опять где-то у соседей и он сможет поужинать с Шир в гостиной. С появлением Шир в его доме, Эдуард начал чувствовать прилив свежих сил, трепетный интерес к жизни, и появилась неосознанная уверенность, что он находится в преддверии очень важного этапа его жизни, к которому он так долго шёл.

Как бы вежливо и осторожно ни вела себя Шир, уже одним своим присутствием она подавляла и вытесняла Карин. Карин это чувствовала, но ничего не могла с этим поделать, Шир любили все, кроме неё. «Я хозяйка в доме», – говорила себе Карин и выискивала малейший повод сказать об этом Шир. С течением времени Карин утратила свой беззаботный смех, она больше не выпекала ванильных печений и пирогов с корицей, но оставалась верна своим красным платьям, в которых она выглядела нелепо и вульгарно. Дни её были скучны, она мало занималась детьми и редко выходила из спальни. У Карин хватало ума понять, что она уже давно неинтересна своему мужу, но признать своё замужество неудачным у неё недоставало смелости. На рождественский вечер она разоделась по последней моде, приказала уложить себе волосы высокими коконами и, в присутствии гостей, заставляла себя улыбаться и постоянно старалась вынудить Эдуарда на внимание к ней. Но случился казус: во время танцев кто-то из гостей случайно толкнул слугу, и тот выплеснул на Карин приличную порцию грибного соуса. Карин замерла, не зная, как правильно себя повести, потом расплакалась и убежала к себе в спальню. Гости, немного помешкав, продолжили веселье, слуга присел на пол, чтобы собрать остатки соуса в подол, а Шир, она тоже была приглашена к праздничному столу, незаметно оставила гостей и пошла вслед за Карин.

– Убирайся! – крикнула Карин, когда Шир вошла к ней в спальню.

– Позвольте помочь вам, – попросила Шир и слегка поклонилась.

– Принеси мне горячей воды, раз уж пришла, – прикрикнула Карин всё тем же раздражительным тоном. – Я помоюсь и лягу спать, – зачем-то объяснила она.

– Глупости, гости ждут вас, Карин, если у вас хватает терпения выносить меня в вашем доме, то капля соуса это сущая мелочь, – сказала Шир с осторожной усмешкой.

Карин подняла глаза на Шир и тоже усмехнулась, но не так, как Шир, осторожно и сдержанно, а печально.

– Теперь понимаю, за что Эдуард влюбился в тебя, – с грустью сказала Карин.

– Это не так, господин адвокат просто очень ценит всё то, что я делаю для его дочери, – проговорила Шир, не поднимая глаз на Карин. – Позвольте, помогу вам одеться, Карин, и мы вернёмся к гостям.

Шир открыла шкаф и достала тёмно-синее шелковое платье.

– Вот, наденьте это платье, – сказала Шир, показывая Карин платье. – Синий цвет очень идёт к вашим черным волосам, Карин.

Карин покорно поднялась с кровати, она позволила Шир раздеть себя и облачить в синее платье. Но и после этого маленького происшествия Карин и Шир не стали подругами. Карин по-прежнему раздражало всё, что бы Шир ни делала, и как Шир ни старалась, у неё не получалось завоевать расположение Карин.

Как-то ненастным ветреным утром, когда прогулка на базарную площадь не могла доставить им удовольствия, Марта и Шир затеяли игру в пиратов. Это была любимая игра Марты; они расположились в гостиной, длинный диван преобразили в корабль, соорудив борта из ряда стульев и покрыв их одеялами. За окном гудел ветер, в гостиной было пасмурно, Шир раскачивалась на диване из стороны в сторону, а Марта, увлечённая игрой, безумными глазами смотрела вперёд и кричала:

– Рубите мачту! Мы все погибнем! Приказ капитана!

Шир сложила руки у лица в подобии подзорной трубы, прищурила один глаз и изобразила напряжение, затем подалась вперёд и, указывая пальцем в пустоту, прокричала, но не так громко, как Марта:

– Капитан, я вижу землю, мы спасены!

Марта оглянулась на Шир и в точности переняла её жест подзорной трубы.

– Земля! – закричала она ещё громче прежнего, – впереди земля, мы не погибнем!

Шир изобразила гребца, с усилием налегающего на вёсла.

– Остров окружён скалами, – говорила Шир, тяжело дыша, – нам необходимо найти бухту.

Марта опять сложила руки подзорной трубой и таинственно проговорила:

– Я вижу бухту, она стоит возле берега.

Шир вылезла из «корабля», встала на четвереньки и гордо сказала:

– Капитан, садитесь на вашего верного коня, мы на берегу, мы в безопасности.

Марта, ликуя от восторга, перелезла через стулья и уселась Шир на спину, как на коня. Шир подпрыгнула стоя на четвереньках, сделала несколько шагов, но запуталась в платье, они обе повалились на пол и покатились по ковру с визгом и смехом. Платок, под которым Шир прятала волосы, соскользнул с её головы, и её волосы прядями рассыпались по плечам. Шир, сидя на ковре, потянулась за платком, но Марта первая схватила платок, спрятала его за спину, подползла к Шир и стала гладить её по волосам.

– Ой, Шир, какая ты у нас красавица, – сказала она, с восторгом рассматривая Шир.

Эдуард стоял у входа в гостиную и с интересом наблюдал за игрой, на его губах блуждала улыбка, он забыл, что собирался в контору, забыл, что Карин опять не ночевала дома, он даже не пытался дать название чувству, что испытывал в тот момент. Но вернулась Карин и тут же напомнила о себе:

– Что здесь происходит? – нетерпеливо спросила она, – гостиная не место для игр, у тебя есть своя комната, Марта, вот там и играйте.

Шир хотела извиниться и сказать, что они сейчас же быстренько уберутся наверх, но Карин резко перебила её:

– Не перечь мне, Шир, я хозяйка в доме.

Шир поднялась с ковра, стащила одеяла со стульев, одним одеялом накрыла Марту, а вторым накрылась сама.

– Мы королевы, – сказала Шир Марте и подмигнула, – а это – наши королевские шубы, и мы отправляемся в опочивальню.

Они вдвоём побрели вверх по лестнице, волоча за собой одеяла. Эдуард провожал их взглядом, пытаясь представить, какой будет их следующая игра. В гостиной восстановилась тишина и уныние, ветер гудел за окном, по небу грузно ползли серые тучи. В комнате Шир предложила Марте почитать книжку про русалок, Марта согласилась. Шир читала, а Марта слушала её, но совсем без интереса, а потом спросила:

– Шир, а что такое бухта?

Шир приоткрыла глаза, и Марта тут же встала со своего стульчика и пересела на край кровати. Шир опять закрыла глаза и улыбнулась, но Марта поняла, что Шир уже не спит, и осторожно залезла к ней под одеяло. Шир притянула Марту к себе, обняла её и сонным голосом спросила:

– Какая там у нас сегодня погода?

Марта, как травинка, обвила Шир тонкими руками и утонула лицом в её груди.

– Ох и толстушкой ты стала, Шир, – сказала Марта и ещё плотнее прижалась к Шир.

Погода была вполне подходящей для прогулок, на небе ни единого облака, ночной ветер разметал остатки снега и подсушил мостовые. Когда Марта и Шир спустились к завтраку, дом был пуст, хозяева разошлись по своим делам, Дина суетилась во дворе, только они, две бездельницы, всякий раз пробудившись поутру, придумывали себе развлечения.

К завтраку они спустились на кухню, где едкий запах чеснока боролся с запахом поджаренной яичницы и плавленого сыра. Всякий раз, особенно поутру, их, Марту и Шир, подстёгивало чувство нарушения общих правил жизни: им не надо было никуда спешить, у них не было никаких дел, и они обе были здоровы и достаточно молоды, чтобы придаваться развлечениям.

– Пойдём на площадь? – спросила Марта, пережёвывая свой завтрак и раскачивая ногой.

Шир лениво подняла глаза и посмотрела в окно. В полуподвальном помещении кухни окно находилось под потомком, и в него можно было увидеть только ноги Дины и её мужа, если хозяева этих ног вертелись на заднем дворе.

– Да, пойдём, – ответила Шир лениво.

Путь от дома Эдуарда до базарной площади был в двух часах небыстрой ходьбы. Марта обожала эти два часа пути больше, чем само время пребывания на площади. По дороге можно было говорить с Шир, о чём угодно, и Шир принадлежала только ей. На базаре у прилавков Шир постоянно отвлекалась разговорами с кем бы то ни было, люди заговаривали с ней так, как будто только её и ждали, и выдумывали всяческие темы для разговоров. По началу Марта удивлялась тому, как много у Шир знакомых, но потом поняла, что это совершенно незнакомые Шир случайные люди, хотя со временем некоторые из них уже начали узнавать Шир и вежливо с ней здоровались. Марту восхищала, как легко и непринуждённо Шир умеет держаться с посторонними и говорить им первое, что на ум взбредёт.

И вот сделано уже немало шагов по магическому пути к базарной площади, протяженность которого два часа, а у Марты всё никак не получалось придумать долгий разговор. «Вот так всегда бывает», – думала Марта, она так долго ждала этого похода на площадь: давно не было подходящей погоды. Марта собирала и откладывала, как в шкатулку то, о чем будет говорить с Шир во время их пути, но вот оно пришло это время, и всё как ветром выдуло из головы. А Шир, казалось, ничто не заботит, она идёт своей непринуждённой походкой и разглядывает прохожих, дома, деревья, небо, как будто видит впервые.

– Мне бы так хотелось жить с тобой на острове, – сказала Марта, она крепче сжала руку Шир и даже подпрыгнула от удовольствия, что наконец-то придумала, о чём они будут говорить.

– На острове? – переспросила Шир, казалось, эта идея её не очень привлекала.

– Да, Шир, на острове, только мы двое, ты и я, и мы сможем разговаривать целый день и вечер, пока не уснём.

Шир не ответила, она старалась представить, как они с Мартой живут на острове.

– Мы будем делать, что захотим, – это звучало так, как будто Марта её уговаривает и ждёт ответа, и оттого, что ответит Шир, зависит – они отправятся на остров или останутся там, где они есть сейчас, – и будем пиратами, и будем жарить мясо на огне, и у нас будет наш корабль.

– Нет, Марта, если б мы оказались на острове, у меня бы не было времени говорить с тобой с утра до вечера и играть в пиратов, мне пришлось бы ухаживать за тобой, добывать нам еду, заботиться о нашем доме, – Шир сказала это очень серьёзно, она вдруг сделалась задумчивой.

В своём понимании она не исключала такой возможности, где они с Мартой предоставлены сами себе, но в то же время ограждала себя от подобных мыслей, сторожем которого звали «Этого никогда не произойдёт».

– Вот ещё, – произнесла Марта медленно и немного разочарованно, – тебе же хорошо со мной вместе дома и на острове будет хорошо.

– На острове не будет Дины, которая за нами убирает и готовит, не будет Эда, который привозит дрова и продукты, и не будет твоего отца, который за всё это платит. На острове всё придётся делать мне.

Марта только вздохнула в ответ, немного помолчала, а потом вдруг спросила:

– А ты бы хотела выйти замуж за моего папу? – и будь Марта взрослой, Шир бы ответила ей, что вопрос её не уместен, но Марта была ребёнком, поэтому с ней незачем было лицемерить.

– Этого просто не могло произойти, – ответила Шир, заранее понимая, что Марта так просто от неё не отстанет.

– Это ещё почему? – спросила Марта по-взрослому, но с детской непосредственностью, специально, чтобы Шир не могла отделаться словами «не твоё дело» или «вырастешь – поймёшь». – Вот если бы после смерти мамы папа подождал и не женился на Карин, он всё равно её не любит, это я точно знаю.

Шир усмехнулась:

– Чего подождал? Пока умрёт мой муж?

Марта пожала плечами.

– Твой папа, он бы спросил вначале, хочу ли я стать его женой, а я бы ответила, что нет.

– Почему? Тебе не нравится мой папа? Мне кажется он красивый, – Марта уже забыла про остров, теперь она представляла, как было бы здорово, будь Шир её второй мамой.

– Когда я выходила замуж за Милоша, я любила другого человека, или мне тогда казалось, что любила, но все мои мысли были о нём, о другом.

– Тогда зачем ты с ним не поженились?

– Он не захотел.

– Не верю, кто угодно захотел бы с тобой пожениться, – Марта говорила совсем, как взрослая, Шир даже забыла, что Марта маленькая девочка и при разговоре с ней надо подбирать понятные для неё слова.

– Мы и хотели пожениться, но в последний момент он передумал, он меня предал, а Милош не задавал никаких вопросов, он просто сказал, что теперь я его жена.

Ещё не придя в себя после болезни, которая чуть не убила его, едва оправившись после ночного жара, задыхаясь от интимного удовольствия, Милош вцепился Шир в запястье жилистыми пальцами и хриплым шёпотом сказал, что теперь она его жена. «Будь что будет», – подумала тогда Шир и молча кивнула, но её ответа Милош не ждал, для него уже всё свершилось и, чтобы хоть как-то смягчить своё бесповоротное решение, он притянул к своему лицу ещё влажную руку Шир и сказал:

– Мне Бог тебя послал, я чувствую, что мы будем с тобой счастливыми.

На базарной площади было как всегда людно, шумно, кричаще и грохочуще: продавцы зазывали покупателей; повсюду сновали совершающие покупки горожане. Особой популярностью в зимние дни пользовалась чайная лавка, где не только продавали сухие веточки и листья чая, но ещё разливали в бокалы горячий чай и подавали покупателям. Чай пили, стоя у прилавка, поближе к большому горячему самовару, испускающему клубы белого пара. Полуденный час – самый разгар базарных дел, счастливчикам уже удалось распродать первую часть товара и теперь их помощники, разгоряченные, в одних рубахах, стаскивают мешки с телег, взваливают их на спины, а затем высыпают на прилавки свежий товар. На базаре продаётся и покупается всё что душе угодно: хлеб и мясо, овощи и фрукты, одежда и утварь для дома; ещё можно купить зверей, нанять работников; продают даже золото, драгоценные камни и волшебный чёрно-серый камень антрацит, но Марту и Шир привлекала безлюдная лавка музыкальных инструментов.

Всякий раз, завидев Шир ещё издалека, хозяин лавки музыкальных инструментов вежливо кланялся Шир, почтительно с ней здоровался, хотя заранее знал, что Шир не купит у него ни скрипку, ни виолончель. Шир нравилось рассматривать музыкальные инструменты, прикасаться к их лакированной поверхности, это всё, что она могла с ними делать, играть она не умела ни на одном из них. Музыкальные инструменты представлялись Шир идеалом формы, независимости и величия. Грациозная скрипка в футляре. Казалось, она уже сама по себе музыка, и музыкант ей не нужен, это она нужна музыканту, это он отдаст за неё последние деньги, чтобы обладать ею, иметь возможность созерцать её, прикасаться к ней, разделить с ней восторг музыки и таланта. «Будь у меня скрипка и умей я на ней играть, весь остальной мир мне был бы уже не нужен», – так думала Шир, осторожно придавливая пальцами струны. К лавке иногда подходили музыканты. Как правило, денег на инструмент у них не было, и хозяин разрешал им поиграть на инструментах, что выставлены на прилавке.

– Шир, посмотри, – говорила Марта шёпотом, широко раскрыв глаза, когда им удавалось застать у лавки кого-то, кто умеет обращаться с инструментом, – это настоящий музыкант.

Как-то к лавке подошёл дедушка в обветшалой одежде, его руки дрожали, но как только в его руках оказалась скрипка, движения его рук стали уверенны и плавны. Он обнял скрипку, как вечно молодую любовницу, и скрипка запела в его наморщенных руках. Марта заворожено следила за движениями рук старого музыканта, а потом, когда скрипка на миг умолкла, Марта вдруг спросила:

– И как это люди смогли придумать музыку, для чего она им была нужна?

Шир тихонько засмеялась, Марта была так наивна и умилительна в своём непонимании.

– Не знаю, – сказала Шир, – наверно, музыка нужна, когда хотят сказать больше, чем можно выразить просто словами.

– И ты понимаешь, про что нам говорит эта музыка? – спросила Марта.

Можно было так легко соврать и сказать: да, понимаю, музыка нам говорит о вечном, о бесконечном, о звёздах. Шир посмотрела на старенького скрипача, который упивался своей игрой, поглядывая на рядом стоящую женщину с девочкой. Он бы мог просто с ними заговорить, но, наверно, он хотел сказать больше, и нет таких слов, чтобы всё это выразить, поэтому он взял в руки скрипку. Понимала ли Шир, о чём им хочет поведать этот старый скрипач?

– Иногда у меня получается понимать, – сказала Шир, но как только она это сказала, время на мгновение замерло, и Шир расслышала отдельный звук, одну ноту, и та несла в себе неизмеримую глубину мыслей и эмоций, но тут обрушился целый поток звуков, с которым ничтожный человеческий разум едва ли мог справиться. Шир испугалась, она вдруг поняла, что понимать музыку ей не по силам, а Марта тихонечко сказала:

– Мне кажется, я понимаю.

Шир не была уверена, что Марта понимает музыку, но то, с каким восторгом Марта слушает исполнение Шир, приятно восхищало. Несколько раз Шир пыталась рассказать Эдуарду, что Марта интересуется музыкой, но Эдуард не придал этому особого значения. Чувство вины перед Мартой его более не мучило, он купил ей живую игрушку, и теперь Марта стала для него просто старшей дочерью от первой жены.

Шир ещё была под впечатлением от случайного музыканта у лавки, который играл на скрипке очень виртуозно, по мнению Шир, да так, что у неё сами собой потекли слёзы. Шир поспешно вытерла их, ей не хотелось, чтобы Марта заметила, что она плачет. К ним подошла женщина маленькая и изящная, как скрипочка, на ней была аккуратная черная шапочка с вуалью и серое суконное пальто, туго затянутое в талии кожаным ремешком. Женщина распахнула объятия и тихонечко, но весело, проговорила:

– Шир, ты ли это?!

Шир и представить не могла, кто бы это мог быть, она почувствовала себя несколько неуклюже и ещё раз прикоснулась к своим щекам убедиться, что на них не осталось слёз. Женщина слегка сдвинула вуаль с лица и с улыбкой восторга и удивления спросила:

– Ты меня уже забыла, как ты могла, это же я Гольда?!

Шир её вспомнила:

– Гольда!

Они обнялись, и это знакомое чувство – Шир почувствовала себя непомерно крупной и неуклюжей – теперь уже Шир не была уверена, вспомнила ли она Гольду сама, или это чувство неуклюжести напомнило о ней. Только при общении с Гольдой Шир чувствовала себя несколько нелепой и преувеличенной в размерах, в жестах, в словах.

Гольда зналась в медицине, и будь она мужчиной, – её бы называли врачом, но Гольда была женщиной, поэтому её называли кто повитухой, кто колдуньей, и лишь некоторые – врачевательницей. Она приходила в дом старика Шамалэ, приносила ему лекарственные травы, шлифованные полудрагоценные камни способные хранить тепло, мази от боли в спине, сиропы от кашля, а для Шир и Лены приносила кремы, белила для лица, пудру для тела, румяна для щек. Шир очень привязалась к Гольде, они подолгу разговаривали, Гольда умела слушать, и Шир могла обо всём рассказывать Гольде. Гольда всегда давала ей простые и верные советы, которые, казалось, лежали на поверхности, но их мало кто замечал. Шир всё нравилось в Гольде: её мудрость, её осторожная красота – прозрачные зелёные глаза, тоненькие рыженькие волосы в пучке на затылке, миниатюрная точёная фигурка и её серые платьица изящного покроя. Но самым притягательным в Гольде была ее любовь к жизни, любые невзгоды Гольда могла так объяснить, что они невзгодами быть уже переставали. Гольда была и оставалась женщиной без возраста. Ни тогда, ни сейчас, спустя годы, невозможно было угадать её возраст: или ей под тридцать, или давно за сорок. Гольда представляла загадку для Шир. За все годы общения Шир рассказала Гольде о себе всё, что было можно и чего нельзя, но Гольда оставалась для Шир шкатулкой с секретом, приоткрывшись слегка, она тут же захлопывалась, и старания были тщетны, нужно было только терпеливо ждать следующего случая.

Шир по своей беспечности и простодушию частенько рассказывала Милошу про Гольду, о их дружбе, иногда пересказывала ему их беседы, и у Милоша зародилась ревность, он того не понимал и не мог объяснить на словах, но инстинктивно чувствовал, что Гольда стала значить для Шир слишком много и представляет собой соперника для него, хоть и является женщиной. Милош не мог запретить Шир разговаривать с Гольдой в те нечастые случаи, когда Гольда навещала их дом, но когда они построили свой собственный дом вдали от деревни, за лесом, Милош наотрез отказался приглашать Гольду, он понимал что делает больно Шир, но ревность была сильнее:

– Это нехорошо, ты говоришь с ней про наши дела, другие люди не должны знать, мы будем сами справляться, – так сказал Милош, и с тех пор Шир уже не напоминала ему про Гольду и больше не виделась с ней.

Гольда не была особенно разговорчивой и теперь, на базарной площади, она не стала задавать вопросов, а лишь, таинственно улыбнувшись, спросила и сама ответила:

– Всё хорошо? Выглядишь прекрасно, значит всё хорошо, – затем посмотрела на Марту, которая прижималась к плечу Шир и прятала лицо, и сказала. – Доченька на папу похожа, передавайте вашему папе мой добрый привет.

Гольда ещё раз обняла Шир, улыбнулась на прощание и растворилась в воздухе, как волшебная фея. Ещё какое-то время Шир стояла неподвижно, но улыбка замешательства уже сменилась на её лице на улыбку печальной иронии. Марта почувствовала, что настроение Шир поменялось, но не могла понять почему.

– Я похожа на маму, – тихо сказала Марта.

Шир опять как-то странно печально улыбнулась, кивнула, но ничего не сказала.

Марта уже подустала и ей хотелось домой, но если они пойдут домой сейчас, когда Шир охвачена столь непонятным настроением, все два часа долгожданного пути Шир, скорее всего, будет молчать.

– Шир, давай что-нибудь купим, это будет весело, – предложила Марта.

Шир взяла её за руку и просто пошла вперёд, натыкаясь на прохожих.

– Хочу булочку с изюмом и чай, – сказала Марта, чтобы придать Шир хоть какое-то направление.

Но Шир, казалось, её не слышала, она продолжала идти вперёд, не обращая внимания ни на прилавки, ни на столпившихся покупателей.

Лавка ремесленников кожаных изделий пустовала, парень зазывала то и дело выбегал из-за прилавка, приглашая покупателей. Когда Шир и Марта проходили мимо, парень перегородил им дорогу, вежливо поклонился и сказал:

– Прошу вас, леди, у нас вы можете найти много интересных вещей.

Шир остановилась, она смотрела парню в глаза, не моргая, парень не смог быстро определить для себя выражение её лица и поэтому немного смутился.

– Если купите две вещи, то заплатите меньше, – протараторил он заученную фразу.

Шир без интереса подошла к лавке, Марту она продолжала держать за руку, поэтому Марте ничего не оставалось, как пойти следом. Лавка была вполне приличной, защищённой от дождя и снега соломеной крышей. На самом прилавке лежали сваленные в кучу кожаные мешки, всевозможные кошельки и сумочки, ремешки, шкатулки, обтянутые кожей, уздечки, украшения из кожи для лошадей и для людей. На полу у прилавка громоздились одно на другом сёдла разных размеров, рядом стояли несколько пар сапог из грубой кожи.

– Пожалуй, куплю этот поясок, – сказала Шир и вытащила из-под груды товара кожаный ремешок с пряжкой.

– О, леди, отличный выбор, пряжка серебряная, ручной работы, – парень был весьма рад, что леди не только подошла к прилавку, но и выбрала себе покупку.

Шир услышала слово «серебряная» и тут же вернула ремешок на прилавок. Ей не нужен был никакой ремешок, и уж тем более с серебряной пряжкой, она подошла к прилавку лишь потому, что парень-зазывала не оставил ей другого выбора. Откуда-то из глубины, издалека, послышался печальный плач скрипки. Шир не была уверена – музыка звучит в её голове или опять какой-то бедный музыкант взял в руки скрипку у прилавка музыкальных инструментов. «Она ничего не знает, – подумала Шир, – она продолжит себе идти в окружении своего солнечного мира, где всё хорошо и не узнает, да ей это и не надо, она наверняка уже забыла, как назвала Марту моей дочкой. Она мне не дочка, я её нянька». Шир захотелось догнать Гольду, взбудоражить её спокойствие и прокричать ей в лицо: «У нас не было детей, Милош умер, меня выгнали из дому, и теперь я служанка». Шир представила, как догоняет Гольду, хватает её за плечо, та оглядывается, вся в своей невозмутимой улыбке, и парирует какой-нибудь своей несокрушимой фразой: «Всё будет хорошо, вот увидишь» или «Всё что ни происходит – происходит к лучшему», или ещё что-то похожее. Но Шир не стала догонять Гольду, да и чем Гольда была виновата, она случайно проходила мимо и поздоровалась.

– Леди, это совсем недорого, хотите примерить? – паренёк старался привлечь внимание Шир. – Позвольте вам помочь.

Шир не заметила, как расстегнула пальто и позволила парню обмотать её ремешком вокруг талии.

– Нужно ещё дополнительную дырочку для застёжки, – сказал парень, не скрывая восторга и азарта.

Шир одобрительно кивнула. Парень проткнул шилом дырку в ремешке и опять стал примерять ремешок на Шир, уже не дожидаясь её разрешения, но не рассчитал: талия Шир оказалась тоньше, или ему просто хотелось задержать Шир у прилавка подольше.

– О леди, у вас восхитительная фигура, – сказал он, затягивая ремешок на талии у Шир в очередной раз.

Пожилой мужчина, хозяин лавки, всё это время молча наблюдавший примерку ремешка, вышел из-за прилавка, усмехнулся и похлопал по плечу своего помощника, который, присев на корточки, возился вокруг талии Шир.

– Леди, – обратился он к Шир, – могу я предложить изящную сумочку вашей спутнице?

Шир кивнула, даже не посмотрев в его сторону, она неотрывно следила за прокалыванием дырочек в ремешке.

– Да уж, наверно вы любите вашу работу, – с едва заметной иронией в голосе сказала Шир парню, вернее, его темечку, потому что сам парень внимательно отслеживал, как ремешок опоясывает талию Шир и где надо будет проколоть следующую дырочку.

Но паренёк был из простых и никакой иронии в голосе Шир не расслышал.

– О да, леди, – простодушно ответил он, – я счастлив, что у меня есть работа, и скоро я тоже стану мастером.

– А ваш хозяин, он хороший?

– А как же, он мастер и меня учит, он про кожу всё знает: и как протравливать, и как дубить, а если угодно чтобы кожа была красной, то надо в отвар кору дерева добавить…

Парень был польщён тем, что леди завела с ним разговор о его работе, и Шир во время бесконечно долгой примерки ремешка довелось выслушать, что необходимо знать каждому кожевнику. Но выделкой кожи пришлось ограничиться. Возможно, если бы Шир решила купить ещё один ремешок, то узнала бы, как правильно наносить на кожу узор, какие для этого используют краски, какие нити используют при сшивании и многое другое. Но последняя дырочка была проколота, и она идеально подходила для талии Шир, а Марта уже выбрала себе маленькую сумочку с узором какого-то невероятного павлина – пришло время прощаться с лавкой кожаных изделий.

Покидая рыночную площадь, Шир порхала лёгкой походкой по каменной мостовой, туго подпоясанная кожаным ремешком, а у Марты на плече болталась кожаная сумочка с узором чудо-птицы.

«…И Гольда опять была права, – с улыбкой подумала Шир, – ведь у меня и вправду всё хорошо». Шир пожалела о том, что уже навряд ли встретится с Гольд ой, Шир частенько недоставало её мудрости. Но слепая богиня случайностей и совпадений подарит им ещё одну встречу по прошествии нескольких лет. Это произойдёт ранней весной, тоскливым мартовским утром на площади у бывшего ресторанчика Лео, Шир попросит извозчика остановить карету, чтобы на прощанье взглянуть на то, что стало с домом, где когда-то жили Лео и его сын Марсель, Гольда будет проходить мимо, и они опять встретятся.

– Девочку выдали замуж, а мне нашли другой дом. Думаю, там я буду нужнее, – с грустью скажет Шир. Гольда задумается на мгновение, она сразу всё поймет, но потом со своей неизменной улыбочкой оглянется на экипаж, из которого вышла Шир и, казалось, совершенно не к месту весело произнесёт:

– Тот, кто оплатил тебе такой шикарный экипаж, не станет посылать тебя в плохой дом, и потом, знаешь ли, не снаряжают в дорогой карете того, с кем не собираются уже встречаться.

На этот раз Шир не будет в мыслях догонять Гольду и кричать о своей печали, она ей поверит. Следующий дом, в котором Шир тоже научиться быть счастливой, станет её домом, и уже последним, где Шир встретит свою старость и возле которого будет похоронена. Ну а пока ей предстоит ещё долгий путь, и не только по дорогам своей судьбы, но и по дороге домой с базарной площади.

Зимой уже после полудня день начинает смеркатться.

– Неплохо бы добраться домой до темноты, – сказала Шир.

Они уже покинули улицы суетного города и теперь шли по промёрзшей ухабистой дороге вдоль осиротевших зимних полей. Озорное зимнее настроение блудило в Шир от похолодевших ног до красных обветренных щёк. Марта едва поспевала за ней, она размахивала своей новой сумочкой и чувствовала особенное счастье, которое обычно испытывают только дети, катаясь на качелях.

– А помнишь, ещё давно ты говорила, что покажешь мне Бога? – сказав это, Марта забежала вперёд, чтобы видеть лицо Шир.

– Не помню, – сказала Шир, – но ты сама его можешь увидеть и без моей помощи.

Ну, пожалуйста, вспомни, у меня тогда был поломан палец, и мы были в больнице.

Шир приостановилась, взяла Марту за руку, чтобы та не забегала вперёд и не заглядывала ей в лицо, и начала свой рассказ:

– Когда-то, очень давно, люди не знали про Бога, они жили разрозненно, каждый в своём маленьком домике. Каждый сам для себя охотился и выращивал хлеб. Матери не знали, кто отцы их детей, а дети, вырастая, уже не знали, кто есть их братья и сёстры. Сильные обижали, грабили и убивали слабых. Выживали только сильные. Люди были подобны зверям. И тогда пришёл к людям особенный человек, он был очень мудрый, умный, а ещё очень добрый. Ему захотелось помочь людям, научить их другой жизни, где сильный не обидит слабого, а, наоборот, защитит его. Этот мудрый человек верил, что люди должны жить по законам добра, и тогда они будут счастливы, а значит, жизнь их будет иметь смысл. Но как объяснить это диким людям, как заставить их поверить? И тогда этот мудрый человек придумал: огромную и сильную любовь к людям, что жила в нём, он назвал Богом. Он вышел перед людьми и сказал, что добрый и сильный Бог любит их, желает им добра и хочет научить их любви друг к другу. Ещё мудрый человек сказал, что Бог огромный и живёт высоко на небе, поэтому не смог прийти сам, а послал своего сына. Так мудрый человек назвал себя – Сыном Бога.