Текст книги "Тайга, море и немного таинственного"

Страж границы

«Чертова сойка! Мало того, что стрекочет без умолку над головой, так теперь еще и шишками принялась швыряться. Вздорная птица! Ах, как же мне горько! Бедные мои тигрятки…Я им даже имен дать не успела…Только-только научились мясо есть. Ох, как же железы молочные болят! Перегорает молоко, детками не высосанное. Тяжело вспоминать, как вот так же пахнущие, как и те, за кем я сейчас слежу, двуногие нашли мое логово. Огнем отогнали меня и забрали моих деток. Да, я боюсь этого кусачего пламени, уже была знакома. Потому и не смогла перебороть перед ним страха. Чинцы – это я уже потом узнала название этого гнусного племени двуногих, радовались, заталкивая в мешки моих тигрят. Смеялись и говорили, указывая на полоски и точки, появившиеся на их лбах: «Это царь, а это царица»! Что значат эти слова, я узнала гораздо позже, подслушивая разговоры двуногих, приплывающих с другого берега Большой реки. Искала запах похитителей. Ведь я не простая тигрица, а плод генетических опытов российских ученых. Я как раз вынашивала своих тигрят, когда эксперимент был внезапно прекращен. Один из двуногих, кормивший меня и проводивший какие-то эксперименты, похожие на игры, подошел к моей клетке и долго смотрел мне в глаза. Потом положил в мою миску кусок свежего мяса и ушел, оставив открытыми дверцу клетки и двери из помещения во двор. Так я очутилась в тайге, обретя свободу благодаря тому двуногому. Я запомнила его запах. Я ему благодарна.

Я гуляла по тайге, охотилась, пока не наступил Срок. Удобное логово нашла под корнями вывороченной бурей огромной сосны. Там и появились мои детки. А потом случилось то, что случилось. И я начала мстить, выискивая среди чистого таежного воздуха гнусный запах заречных чужаков. Других двуногих я не трогала. Не походил их запах на запах моих врагов.

Порвав, не знаю какого по счету, чинца, я случайно попалась на глаза взрослому русскому, жителю недалекого поселка. Русских, жителей этого берега реки, я отличаю от появляющихся здесь чужаков-чинцев. Или китайцев, как их русские называют. От этого человека я и услышала: «Наша Страж Границы еще одного китайского браконьера поймала. Надо участковому сказать». В два прыжка я скрылась в чаще.

Найдя укромное местечко, я улеглась на кучу палой листвы и принялась размышлять. Значит, кроме мести заречным людям я приношу пользу людям, живущим на моей стороне реки. Охраняю границу между двумя мирами. Не позволяю чужакам вторгаться на мою землю. Страж Границы. А мне нравится это имя!

Так рассуждала молодая тигрица, лежа под огромной двуглавой березой. Два месяца назад она лишилась своих детей, украденных китайцами-браконьерами, повадившимися шастать через границу за золотом и шкурами редких животных. Случайно найденное логово тигрицы с двумя тигрятами стало для них даром небес. Ведь части тигриной тушки служат в их медицине ингредиентами весьма дорогих лекарств. И пусть тигрята были еще очень малы. Узоры на их лбах четко повторили китайские иероглифы «царь» и «царица». Стоимость животных от этого возросла многократно!

С тех пор жажда мести поселилась в сердце тигрицы. Скольких китайцев она отловила и порвала – не считала. Материнская тоска затихнет еще не скоро. Ведь она не совсем животное, а первый представитель новой разумной расы пси-тигров, способных на уровне мыслеречи общаться с людьми, способными эту речь воспринимать. А еще, общаясь с человеком, пси-тигр способен получать информацию непосредственно из его мозга. Что делает полузверя способным к самообучению и более восприимчивым к социальному общению с хомо сапиенсом. По-существу, через два-три года тигрица со своими тигрятами образовали бы новую расу тигров разумных.

Как узнать, зачем надо было тем канувшим в пучине перестройки ученым такой огород городить? К чему стране разумные животные? Вспоминается доктор Моро, наделивший разумом многих зверей и плохо закончивший в их зубах. Может, это чья-то детская мечта? Начитался фантастики о разумных животных, выучился и полез в дебри мозга. И у него получилось! Вот только довести эксперимент до конца не смог: прорвались во власть жадные и голодные, которым свой карман родней и ближе, чем страна, в которой выросли. И вот – распахнутая дверца клетки, беременная пси-тигрица в тайге. А ученые, ее создавшие, с огромными баулами ездят в Китай за дешевыми тряпками и стоят на рынках рядом с конструкторами станков и ракет, врачами и учителями, торгуют. Деньги себе и детям на пропитание зарабатывают.

Наконец сойке надоело стрекотать и она улетела. Но насладиться тишиной тигрице не удалось: чуткий слух уловил шарканье людских ног по опавшей листве. Тигрица замерла. На фоне опавшей и еще задержавшейся на ветках кустов и древесной поросли разноцветной листвы она была незаметна. Те, кто шли в ее направлении, охотниками не были, и ходить по тайге не умели. Но их запах тигрице был знаком: китайцы. Она их уже видела – четверо. Идут друг за другом, на спинах огромные тюки.

Два раза тигрица пробовала на вкус то, что несли в рюкзаках убитые ею враги. Предметы были разные. Вкусные, невкусные и противные. Однажды она прокусила мягкую емкость с жидкостью малинового вкуса и такого же запаха. Из интереса сделала пару глотков из образовавшейся лужицы…и едва смогла уползти в кусты шиповника. Ох, как ей было плохо! Почти сутки пришлось отлеживаться в зарослях. А потом, когда немного полегчало, переползла на берег маленького ручейка и едва не выпила из него всю воду. Гораздо позже она узнала, что эта жидкость – китайская водка ханьшин. А организм тигриный не приспособлен к ее переработке. С той поры мягкие емкости и пакеты тигрица рвала когтями.

Шарканье ног приближалось. И тут тигрица допустила оплошность. Она приподняла голову. За шарканьем ног она не расслышала шагов тихо подкравшегося к ней китайца с винтовкой. Раздался выстрел. Боль обожгла правое плечо тигрицы, но она не вскочила. Перекатом через спину нырнула в промоину между березовыми корнями за толстым стволом. Все-таки наличие разума дает преимущество перед тем, кто не предполагает его наличие. Второй выстрел принес пулю туда, где ее уже не было. Вот только судьба тигрицы незавидна: пять врагов против нее одной, к тому же тяжело раненой. Драться не может. Да и убежать на трех ногах, истекая кровью, проблематично.

Но судьба в лице поселкового участкового инспектора милиции лейтенанта Кузовкова распорядилась по-своему. Два быстрых выстрела из охотничьего полуавтомата – и оба китайца с дырками в головах рухнули на землю. Следом еще три выстрела, прозвучавших, как автоматная очередь, и на полянке затихли остальные несуны. Все-таки хорошо он стреляет! Недаром с малых лет в тайге с отцом.

Кузовков не торопился выходить к поверженным врагам. Наоборот. Быстро сменил место, добавил патронов в магазин и стал осторожно, по большому кругу обходить место побоища. Нашел тропу, протоптанную шаркающими отвлекателями. Нашел едва заметные следы кожаных мягких сапожек стрелка. Обнаружил и его большой рюкзак с привязанной поверх разборной правилкой для тигриной шкуры. Этот китаец целенаправленно шел за тигрицей, ее шкурой, костями, когтями и всем тем, что используется в чинской медицине. Но не повезло китаезам. У лейтенанта к ним свои претензии за старшего брата. Трупы он даже прятать не будет. Лисы и еноты с мышами разберут их и растащат по тайге. И искать узкоглазых некому. Запросы о пропавших браконьерах и контрабандистах Китай не делает.

И тут он увидел глаза раненой тигрицы. В них была злость, тоска и досада. Морда в крови, рану зализать пыталась, мощные зубы оскалены в предчувствии последней схватки. Лейтенант убрал ружье за спину и, придав голосу мягкие успокаивающие интонации, стал говорить:

– Успокойся, красавица. Врагов твоих я убил. Если позволишь, я твою рану обработаю. Позволишь? Тебе сразу легче станет. Ты на меня не скалься, я твой друг, хочу помочь тебе. Ты не против?

Тигрица втянула носом воздух. Запаха живых врагов не почувствовала. Лишь сгоревшего пороха и русского мужика. Положила голову на траву и закрыла глаза. Она ощущала легкие прикосновения человека. Потом ее ноющее плечо укусил какой-то наглый комар, и боль почти ушла. «Человек сделал уколы, лекарства убрали боль». Что такое шприц, укол и лекарство тигрица узнала, когда еще пребывала в лаборатории научной станции. Сознание тигрицы затуманилось, но она не испытывала беспокойства: человек был с ней добр и искренне хотел помочь. Она ощущала это по флюидам его мозга. Сон навалился неожиданно. Сознанье тигрицы отключилось.

Лейтенант, купировав боль, принялся обрабатывать рану. Маленькими ножницами срезал шерсть вокруг входного и выходного пулевых отверстий. Продезинфицировал перекисью водорода. Подсвечивая в рану узким лучом фонарика, проверил ее чистоту, пинцетом вытащил попавшие внутрь шерстинки. Тигрица спала, но ее рана, растревоженная действиями лейтенанта, заболела вновь. Невольный фельдшер вколол в тигриное плечо еще одну ампулу обезболивающего.

Закончив с раненой, лейтенант занялся мертвыми. Трупы, освободив от рюкзаков и снаряжения, отволок метров за двести от поляны. Раздел, чтобы зверькам лесным, охочим до мертвой плоти, было до нее удобней добираться, и сбросил в узкий овражек. «Прах к праху». Так священники католические погребальную молитву заканчивают. Кузовков в богов не верил, а вот к духам лесным относился с уважением, но без фанатизма. Потому обратился к ним, попросив помощи в исцелении тигрицы. Отнес в кусты кусок лепешки с куском сахара и стал разжигать костер. Большой жечь не стал, еще не холодно. Огонь ему нужен только чтобы разогреть банку тушеной говядины с гречневой кашей да чайку заварить.

Вычерпал пахучую кашу из котелка полностью. Не став его мыть, зачерпнул из ручейка воды и поставил кипятиться. А когда вода забурлила, отставил его в сторонку, сыпанул горсточку заварки и накрыл крышкой. Вскоре по полянке разошелся аромат крепкого чая.

В сочетании немытого после жирной каши котелка и черного чая получился своеобразный таежный напиток. А как иначе? И котелок после кипятка будет чистым, и остатки каши, что ложкой не удалось зацепить, по назначению пойдут. В тайге каждая крошка пищи дорога, и пропасть не должна. Охотник или геолог, уходя в тайгу надолго, много еды с собой не берет, надеясь на природный приварок. Потому и бережет каждую крошку. И тесто для выпечки пресной лепешки замешивает прямо в мучном мешочке. Чтобы не терять налипшее в миске. Посуду от не совсем съеденных вкусняшек только в городе моют. Лейтенант это видел в Чите, в столовой школы милиции. Забайкальцы без претензий наливали чай в стаканы, из которых только что вычерпали сметану. Чай становился мутным, и это не всем курсантам, прибывшим из других краев и областей дальневосточных, нравилось. Не все они были таежниками и не знали, что в тайге каждая употребленная в пищу калория повышала шанс на выживание в экстремальной ситуации. Так что разбрасываться даже малой толикой пищи нельзя!

Спал лейтенант по-таежному – вполуха и в полглаза. Дважды поднимался, проведывал тигрицу. Но близко не подходил. Спала она беспокойно, едва слышно порыкивая и дергая лапой. Но не просыпалась. Утро покажет, легко она отделается или нет, если рана загноится. Вколет еще антибиотика, а уж от остального тигрице придется самой избавляться посредством языка. Ее слюна – природный антисептик, убивающая большинство именно гнилостных бактерий.

Утро наступило как всегда незаметно. Проснулся лейтенант и сразу к тигрице: как она? Тигрица была занята вылизыванием раны. Лежала уже не на боку, а на животе, поджав под себя три здоровые лапы и вытянув вперед раненую. Неожиданно в голове у Кузовкова прозвучали слова:

– Человек, я хочу пить.

С открывшимся от неожиданности ртом лейтенант едва не сел на уголья костра.

– Так ты та самая Страж Границы? Из лаборатории? С китайцами воюешь за похищенных щенков? Я слышал о тебе, но про месть думал – байка. Ты действительно мстишь закордонникам?

– Да, но ты много говоришь. Принеси воды. Много.

Лейтенант быстро сорвал несколько крупных листьев белокопытника, в народе известного как лопух. Соорудил из них неплохую чашу литров на пять и, прихватив и свой котелок, побежал к ручью. Не шоркнул ни один сухой листок, не треснула веточка. По тайге даже бегать надо бесшумно.

Тигрица с жадностью вылакала всю воду и даже сказала «спасибо». Кузовков все еще продолжал быть в изумлении от общения с говорящей тигрицей. И никак не мог поверить в ее разумность.

– Чем же мне тебя накормить, голубушка? Сама-то ты еще долго охотиться не сможешь, – подумал лейтенант, и тут же получил ответ:

– Километров пять вниз по реке пасется семья оленей. Вы их почему-то благородными называете. Два самца – молодой и старый, четыре матки и трое детенышей. Молодой самец в их семье явно лишний. Амбиций много, а опыта мало. Если он будет вожаком, волки семью за месяц уничтожат. Вот он-то нам с тобой и сгодится для пропитания. Тебе ведь тоже мясо есть необходимо. Еда из банок много сил для ходящего по тайге не даст. Скоро зима. Я ранена и в зимней тайге не выживу. Не успею до снега и холодов оправиться. На мышах силы не наберу. Так что если ты мне действительно хочешь помочь, то веди меня в свой дом. Там зиму перебедую. А весной уйду. Или ты против? Тогда дострели меня. Голодной смертью или от зубов волчьих умирать не хочу.

– Да что такое ты говоришь? – возмутился лейтенант. – Только тайком жить будешь. И дней по нескольку без меня. Служба. Пять поселков под моим приглядом. Люди в них в большинстве мирные, но и у них временами бзыки случаются, драки с поножовщиной. Но я тебе воду и еду оставлять буду, а дела постараюсь быстро решать. А ты соседям на глаза не показывайся. Даже ночью. Собаки учуют, будут лаять. А охотников хватает, быстро сообразят ночной лай проверить. Договорились?

– Конечно. Как мне тебя называть?

– Леша. Алексей я. А тебя как зовут? Или ты не знаешь?

– Когда в научной лаборатории жила – Мурой называли. А потом новое имя от людей услышала – Страж. Ты же меня так назвал?

– Да, так.

– Вот и славно. Мне нравится, – тигрица пошевелилась и тут же зашипела от боли. Перетерпев, она произнесла:

– Мне надо еще день полежать. Ты мясо добудь. Надо хорошо поесть. А потом пойдем. Далеко до твоего дома?

– Учитывая, какой ты сейчас ходок, за три дня управимся. Я мог бы тебя вывезти в коляске служебного мотоцикла, да только уж больно он вонючий для твоего нюха.

– Я знаю, что такое мотоцикл. Согласна, воняет он омерзительно. Оставим его на-потом, если у меня идти самостоятельно не получится.

На том и порешили. Выпив чаю, лейтенант отправился на охоту. Тигрица, прикрыв глаза, но насторожив уши, принялась ждать своего спасителя. И кормильца.

Лежать на животе было удобно. Тигрица положила голову на вытянутые вперед передние лапы и задумалась. Опять она в зависимости от человека. Опять будет жить в человеческом доме и есть принесенную им пищу. А что поделаешь? Сама виновата, что под выстрел китайца подставилась. И без вмешательства Леши она уже была бы мертва и на куски порезана. Но пришел он – и ее жизнь продолжается. Еще и лечить начал. Колол лекарства, от которых боль уходила, но голова была такая же, как после памятного знакомства с китайской водкой. Состояние не из приятных. Но она понимала, что это было необходимо. «Лечение должно быть правильным». Эту фразу она слышала от того человека в белом халате, что выпустил ее на свободу. Хороший человек. Жаль, судьба его неизвестна.

А хороший человек в это самое время бродил по территории разграбленной и частично разрушенной бывшей научной станции. Стал он за прошедшие четыре года солидным американским ученым-генетиком. Получил гранд под свою научную разработку, разрешение на использование станции и организацию ее работы. Но, как выяснилось, станции, как таковой, уже нет. Брошенное, значит, ничейное. А ничейное быстро обретает новых хозяев.

Станцию надо было строить заново. И в чем проблема? Деньги есть. Нанять бульдозер, кран и экскаватор не проблема. Купить и привезти стройматериалы? До райцентра всего 120 километров. Зимник здесь лучше городского асфальта. И работники имеются. Не все мужики деревенские на промысел зимой в тайгу уходят. Кто уже не выдюживает тяжелой таежной работы, кто ей никогда не занимался, и заниматься не хочет – дома остаются. И скучают в полный рост. Леха-участковый самогонщиков в поселках повывел. Местного частного торговца Кима, корейца или китайца – еще не понял, крепко штрафанул два раза за торговлю контрабандной китайской водкой. Потому сидят бездельные смурные трезвые мужики или у телевизоров, или изводят окрестные липы на всевозможные поделки. Скупает их тот же хитрый Ким, рассчитываясь сахаром, табаком, мукой и прочим, необходимым в хозяйстве. Хороший же человек предложит строителям хорошие деньги за работу. Так что народ местный пойдет станцию строить с удовольствием!

Артур Сергеевич Хрусталев (хороший человек) умел организовывать работу, потому старая станция была снесена, а на сохраненных фундаментах очень быстро вырастали новые корпуса лаборатории, жилых домиков и подсобных помещений. Мужики работали с охоткой. Тем более, что тайком от участкового Артур Сергеевич стимулировал строителей каждодневными утренними «наркомовскими» ста граммами, и вечерними ста пятьюдесятью. Но, самолично разливая горячительное, моментально уволил двоих мужиков, пришедших на работу с сильнейшего похмелья. Это Ким подсуетился, продав возжаждавшим продолжения банкета свою китайскую бурду. Едва-едва жены выпивох уговорили Артура Сергеевича вернуть тех на работу. Сжалился хороший человек, вернул. Назначил штрафников подсобными рабочими: подай, принеси, пошел на… с половинным окладом строителя. И тому штрафники были несказанно рады.

Станция росла. Осталось возвести некоторые подсобные помещения да территорию сеткой рабица огородить. Стал приезжать научный и обслуживающий персонал, в основном штатовцы. Привезли оборудование, о каком советский ученый Хрусталев и не мечтал. Наконец прибыли и объекты для будущих экспериментов – четверо тигрят, два самца и две самочки. Вот только были они не уссурийцами, а, как говорится, с бору по сосенке. Те, кого в штатовских зоопарках купить удалось. Тамошние «зеленые», каким-то образом узнав, что тигрят берут для генетических экспериментов, подняли такой вой, что заинтересовавшимися экспериментом инвесторами было принято решение лабораторию на территории Штатов не организовывать. Хрусталев предложил восстановить советскую. Благо на территории «перестроенной» до неузнаваемости России можно было делать почти все, что захочется тому, у кого денег много.

Лейтенант Кузовков в три дня уложился и довел раненую тигрицу до дома. Устроил ее в дальней комнате пристройки, отапливаемой собственной печью-голландкой. С отцом-охотоведом сходил на охоту, предварительно оплатив лицензию на добычу лося. Леха рассказал отцу, что за зверя (или уже не совсем зверя?) он привел в дом. Кузовков-старший наслышан был о тигрице, убивавшей исключительно китайцев, пришедших с той стороны реки. Думал, прихоть звериная. Но тигрица его заблуждение развеяла. Рассказала, за что так невзлюбила зареченцев.

– Теперь мне понятно, чем занимались те ученые, которые у Рыжего ручья жили, – сказал он сыну, когда они сидели за ужином.

Постепенно две разумные расы притирались друг к другу в бытовом плане. Жить в комнате с печью, в которой раз в два дня полыхало пламя, тигрица привыкла. Но вот пользоваться в качестве горшка большим алюминиевым тазом у нее не получалось. Тигрица извинялась, объясняла, что понимает, как она неправа, но природа назначает срок и «Велком на горшок». Таз летит в сторону, пахучая струя – в угол, а остальное зарывается в ворох ваты из разодранного матраса.

Решить проблему помог отец. Привез из тайги заготовленный для лесных зверей стог сена. Звери с голоду не пропадут, сена Кузовков-старший им много по таежным полянкам накосил. Леха на вопросы удивленных появлением на его дворе стожка односельчан заявил, что хочет коровенку завести. Да и жениться, мол, пора. Надолго хватило кумушкам разговоров-обсуждений, кого же участковый в жены брать удумал? О сене все дружно забыли.

А жениться Алексею было действительно пора. Возраст подошел, 24 парню. Кандидатура имелась – волоокая красавица Маруся. Толстая русая коса до середины попы, в меру широкие бедра при узкой талии, серо-голубые «северные» глаза. Леха и сам не сморчок, гирю двухпудовую 40 раз выжимает, на турнике «солнышко» крутит. Стреляет отменно. Мог бы стать хорошим промысловиком-охотником, но пошел в милиционеры. Привил ему батька уважение к закону и неприязнь к преступлениям. И дружно взвыли местные и заречные браконьеры. Кое-кто даже стрелять в блюстителей порядка вздумал. Кто это был? Кузовковы знают, но молчат. А тайга умеет тайны хранить.

Дом у лейтенанта хороший, большой, но запущенный. Им обоим, лейтенанту и дому, женская рука нужна. И для ласки, и для порядка. Достался он Лехе «по наследству», от прежнего участкового, капитана милиции Сочина. Тот уволился по инвалидности, получил пенсию и квартиру-двушку в райцентре. Забрал семью, распродал скотину и убыл, подарив дом своему молодому преемнику Лехе.

Инвалидом капитан стал, получив ранение не от бандита людского, а от медведя, шатуна лесного. Возвращался он из поселка Веселки по лесной дороге. Мотоцикл в очередной раз сломался, потому шел пешком. Было это около трех часов пополудни, но зимой темнеет рано. Шел капитан, о жизни думал. И о службе дальнейшей. Выслуга уже 25 лет, потолок. На этой должности капитанское звание – крайнее. Должность старшего участкового, а с ней майорские погоны и перевод в райцентр, не светит. Деньги есть, бедствовать на небольшую пенсию не придется. Сына весной в армию призовут, второй школу-интернат в райцентре заканчивает. Да, надо увольняться. Да и надоело, откровенно говоря, таскаться вот так, пешком, из села в село. хоть и не стар еще, 45 всего, но болячек поднакопилось. И усталости. От тупости людской, хамства, жадности. Когда за стакан самогонки сосед соседа стреляет. А протрезвев – громко плачет и кается.

Деньги есть, да. Это деревня! Только ленивый или непроходимый дурак будет голодать в ней. Кругом натурпродукт. Не ленись, собирай, добывай, выращивай! Только не воруй и не браконьерствуй.

Семья капитанская была дружная и работящая. Жили в достатке. Два сына, дочка десяти лет, мамкина помощница. Хозяйство – корова с телкой, свиноматка с поросятами, кур полон двор, огород большой. Излишки продуктов сдавали перекупщикам. Те, побаиваясь милицейского капитана, с закупочными ценами не шутили, платили приемлемую обеим сторонам цену.

Отвлекся капитан от действительности на думы свои, потому и не заметил, как метнулась к нему тень. Спасло капитана то, что от полноты предвкушения удачной охоты рявкнул шатун, не допрыгнув до своей добычи буквально двух шагов. Капитан успел кувыркнуться через плечо и допрыгнуть до могучей ели. Только взобраться не успел: медвежьи когти достали его левую ногу, распоров от бедра до голени. К счастью, только мускулы, до крупных вен и артерий не добрались. Пока медведь занимался сорванным валенком и обрывком меховых штанов, слизывая с них кровь, капитан сумел забраться на елку. Кое-как устроившись на смолистой ветке, он выдернул из ножен финку и разрезал штанину. Кровь из разорванных мышц сочилась обильно. Перевязать нечем. Выдернув из портупеи узкий наплечный ремешок, перетянул им ногу выше ран. Кровотечение прекратилось.

Медведь подошел к елке, посмотрел на капитана и злобно зарычал. Обошел несколько раз дерево и, ухватившись за нижнюю ветку, попробовал забраться. С громким треском ветка сломалась. Медведь шлепнулся в снег и снова заревел. Вот тут обуяла капитана злоба лютая! Знал он, что может до следующего утра, когда по этой дороге люди из Веселок на работу поедут, не дожить. И из-за кого?! Шатуна проклятого! Достал капитан свой ПМ, посмотрел скептически на убогую стрелялку со слабым патроном и решил: «Отомщу!». Будь что будет, а в этого мохнорылого я свой боекомплект расстреляю. Заодно и сигнал подам. Вдруг кто припозднившийся по дороге поедет. Услышит и выручит. Это он, глупец, по тайге с пугачом шляется. И ведь ни разу за 20 лет в подобную ситуацию не попадал! Остальные люди умнее, с серьезными стволами путешествуют. Даже по поселкам ходят. Он, участковый, поначалу гонял таких. Но когда в поселок прибежала больная бешенством лисица и покусала двух собак, их уложил пятнадцатилетний пацан, шедший по улице с одностволкой за плечами. После этого инцидента гонять народ за ношение оружия в населенном пункте лейтенант перестал.

А всевозможного стреляющего железа в таежных поселках хватало. русского, английского, японского производства. Это из более-менее современного. А еще кремневки, со ствола заряжаемые. С шестигранными коваными стволами, начиная с калибра эдак десятого и заканчивая мортиркой деда Федота, что на дальней озерной заимке живет. Дед свою мортирку на утиной охоте использует. Зарядит, всыпав в ствол жменю дымного пороха, две жмени самодельной дроби из аккумуляторного свинца. Запыжует обрезками старых валенок. Засядет в лодке в камышах, выставив на воду штуки три самолично вырезанных из липы чучел кряковых уток. Ляжет на фуфайку и в манок покрякивает. Прикинет, что достаточно уток приманил, и на спусковой крючок нажимает. Замок кремневый до сих пор работает исправно, а кремень взамен изношенного, в каменной россыпи найти не сложно. Сноп искр, грохот, клубы черно-серого дыма – и дед опять лежит на фуфайке, только уже в прострации от удара прикладом. Отдача у мортирки – будто конь лягнул. Очухавшись, дед приступает к сбору добычи. Составляет она от пятидесяти до почти сотни уток. Заряд сильный, дроби много, рассеивается она широко. Потому подранков почти нет. А может они успевают уплыть, пока дед в себя приходит. Подранки остаются озеру. Водящиеся в его глубинах щуки тоже хотят утятинки. Четыре дедовых вдовых дочери с добычей быстро разделываются: мясо засаливается в бочках, а потом коптится, пух идет на продажу в виде подушек. И копченая утятина, и подушки пользуются бешеным спросом не только в райцентре. Перекупщики их даже в столицу края отправляют. Но дед за деньгами не гонится. Делает за осень два-три выстрела, и все. а весной вообще не достает свою мортирку. «Весна! Пора любви. Щепка на щепку лезет. Как же я могу кого-то убить в это время?». Так он говорит, наблюдая, как расфуфыренные крякаши гоняются по озеру за серыми невзрачными уточками.

Отвлекся капитан, вспомнив чудаковатого деда, да медведь о себе напомнил. Толкнул плечом дерево, рявкнул недовольно. Толчок разбудил задремавшую на морозе боль. Вместе с ней взметнулась и злость. Капитан был хорошим стрелком. Взял пистолет обеими руками и четырьмя быстрыми выстрелами выбил шатуну оба глаза. Пробить толстый череп пули ПМ не смогли, но зрения зверюгу лишили. Медведь с размаха сел на задницу и буквально заорал. На злобный рев этот ор был совсем не похож. Слишком много было в нем боли и безысходной тоски. Прижав к пустым глазницам лапы, медведь всхлипывал почти как человек и раскачивался из стороны в сторону. Потом лег на брюхо и замер, продолжая стонать.

Капитан поменял полупустой магазин на полный и прицелился. Он знал медвежью анатомию, хоть сам на них никогда не охотился. Охотовед Кузовков показал как-то на добытом им медведе, где у зверя основание черепа и первый от него, самый уязвимый, позвонок.

– Хоть и скрыт он жиром под толстой шкурой, но легко ломается, если пуля точно попадет. У мишки тогда лапы отнимаются, и он уже не может сопротивляться, – говорил Кузовков и тыкал веткой в холку своей добычи.

Прицелился капитан в лежащую тушу и с максимальной скоростью выпустил все восемь патронов. Быстро выкинул пустой магазин и вставил тот, в котором остались четыре последних. Прицелился, но стрелять не стал. ждал реакцию медведя.

Медведь в агонии приподнялся на передних лапах. Но правая тут же подогнулась, и медведь упал на бок. Несколько раз скребнул когтями по покрытой снегом земле и затих. Прижатые к голове мохнатые уши медленно расслабились, показывая, что шатун мертв.

«Ну, что ж, – подумал капитан. – На дереве я до утра точно замерзну. А внизу лежит пышущая теплом туша. Читал я в одной сынулькиной книжке, как чукчи в пургу в брюхах свежезабитых оленей руки отогревали, чтобы суметь костер в палатке разжечь. А я попробую целиком спрятаться в тепло. Медведь-то вон какой большой. Не скоро остынет».

Слезть с дерева не получалось, тело закоченело. Капитан, неуклюже поелозив по ветке, потерял опору и упал. Снег смягчил падение. Капитан пополз к туше. Вытащил финку и принялся вспарывать мохнатое брюхо. Работал долго, даже вспотел. Из разреза вывалились исходящие паром внутренности. Перемазавшись кровью и слизью, капитан отодвинул медвежьи внутренности в сторону и ногами вперед залез в опустевшее брюхо. Весь не поместился. Кое-как пристроив раненую ногу, подгреб продолжавшие куриться парком кишки к себе, натянул поглубже шапку, сунул руки в рукава служебного тулупчика и моментально заснул.

Ранним утром, трясясь на неровностях дороги, катил на совхозном «Беларусе» записной пьяница, но безотказный работник, Федя Полстакана. Погоняло у него такое. За любую левую работу требовал не пузырь прозрачной, как остальные нормальные механизаторы, а всего полстакана горькой. Самогон или водка, хотя бы и китайская, ему было все равно. Выпьет – и работает. А потом еще полстакана в горло, домой и в люлю.

Катит он с утренней дойки. В тележке штук двадцать алюминиевых бидонов с парным молоком. Едет Федя и вдруг замечает: под большой елкой, растущей возле дороги, лежит туша медведя. А возле брюха медвежьего на куче кишок лежит голова человеческая. Федя резко остановил бег своего трактора, на что бидоны в тележке возмущенно брякнули. Сделав пару шагов, он увидел человека, торчащего из медвежьего брюха.

Старенький трактор влетел в поселок метеором. Бросив технику у ворот председательского двора, Федя в три прыжка заскочил на крыльцо, крича:

– Медведь участкового заел! Голова да рука из брюха торчат!

И кулаком по двери! Председатель был человеком ко всему готовым. Поселок-то таежный. Потому спасательную экспедицию организовал быстро. выехали на председательском УАЗе-буханке и на японском грузовике с кран-балкой. Отыскали место побоища быстро. Напал шатун на капитана буквально в паре километров от поселка. Участковый был жив, но без сознания. Возникла проблема: как его из медвежьего брюха вытащить. Замерзла шкура намертво. Ладно, кишки. Их изрубили топорами и отбросили в сторону, на радость воронам. А как быть с замерзшей брюшиной? От ударов топора она только вибрирует. Зато топор звенит!