Текст книги "1941 – Своих не бросаем"

Глава 2

Сергей провозился с подготовкой информации для Хацкилевича почти до полудня – ощутимо дольше, чем собирался. Отчасти потому, что в процессе работы то одно – важное, нужное и полезное именно сейчас – вспоминалось, то другое.

Сначала еще более детально и тщательно нанес на штабные карты текущую оперативную обстановку, положение советских и немецких войск, динамику их перемещений в ближайшие дни. Потом занялся подготовкой материалов по организации уличных боев в практически окруженном немецкими войсками Минске.

Бои в городе – это сложно, особенно в крупном городе. Это, пожалуй, самый сложный, непредсказуемый и быстро меняющийся вид боевых действий, имеющий свою специфику и зависящий от множества трудно прогнозируемых факторов. Начать с того, что поле боя в городе является не двухмерным, как на открытой местности (в поле, в степи и т. п.), а трехмерным, куда добавляются бои на высоте за счет многоэтажных зданий. Это само по себе уже на порядок увеличивает сложность планирования и ведения боевых действий. Добавьте сюда большие сложности с использованием бронетехники и артиллерии, ввиду их уязвимости, особенно при атаках сверху и из засад. Добавьте сложную, изломанную и зачастую взаимно перемешанную линию обороны, возможность скрытых перемещений сквозь нее по подземным коммуникациям. Добавьте, наконец, определенные преимущества обороняющихся в случае возможности заблаговременно подготовить инженерные и минные заграждения, опорные пункты и узлы обороны и всяческие иные сюрпризы для атакующего противника. Учитывая эти факторы, атакующая сторона – при прочих равных условиях – как правило, имеет потери в три-пять раз больше, чем обороняющаяся. Вот на все эти преимущества обороняющихся перед атакующими и надеялся Сергей, подготавливая материалы по уличным боям за Минск.

В связи с недостатком времени на обучение и отсутствием опытных инструкторов, а особенно из-за катастрофического отсутствия связи уровня взвод-отделение-группа, что сделает невозможной или крайне сложной координацию сил и средств в уличных боях, сильно мудрить не стал.

За основу, как и собирался изначально, взял опыт и принципы ведения уличных боев во время Сталинградской битвы, как наиболее применимые к текущему уровню организации и вооружения советских войск. Опыт и принципы эти родились и были выкованы в горниле страшных и жестоких боев за город на Волге, носящий имя вождя, где противостояние велось даже не за каждую улицу, а за каждый дом, и где отдельные дома по нескольку раз за сутки могли переходить из рук в руки. Там же родилась и получила свое развитие тактика штурмовых групп. Точнее, тактика ведения уличных боев штурмовыми группами, поскольку сами штурмовые группы немцы применяли еще в Первую мировую. Применяют их и сейчас, но по старинке, для атаки и взятия дотов, а стройной тактики ведения именно уличных боев штурмовыми группами у них еще нет. Вот и будет им сюрприз…

Описав близко к тексту «тактику штурмовых групп в уличном бою», разработанную и внедренную в войска 62-й армии, оборонявшей Сталинград, ее командующим, генерал-лейтенантом Василием Ивановичем Чуйковым, Сергей добавил к этому еще информацию по организации оборонительных боев в городе и применению в этих боях легкой бронетехники из современных ему Боевых Уставов. Здесь, конечно, многое пришлось убрать или изменить применительно к современным реалиям развития вооружения, техники и связи, поскольку, для примера, бутылки с зажигательной смесью и гранаты совсем не равноценная тактическая замена ручному противотанковому гранатомету или ручному же пехотному огнемету.

Вспомнив, что Хацкилевич вроде бы собирался уговорить Павлова использовать в уличных боях десантников, специально для них описал тактику ведения боя звеньями, по три-пять человек, в составе снайпера, пулеметчика, одного-трех автоматчиков, они же метатели гранат и бутылок с зажигательной смесью. К ним, по желанию или возможности, можно добавить еще одного-двух саперов, но даже и без саперов эти мобильные атакующие звенья должны пехоту и бронетехнику Вермахта на улицах Минска очень сильно «порадовать».

Еще добавил тактические приемы и методические указания по ведению «снайперской» и «минной» войны, что тоже, как он надеялся, атакующих немецких солдат должно изрядно развлечь. И напоследок, в качестве завершающего штриха, нарисовал и подробно описал схему переделки стандартных гранатных запалов с замедлителем в запалы мгновенного срабатывания, а также приложил несколько принципиальных схем организации гранатных ловушек, как с использованием растяжек, так и без них. И совсем уж напоследок изобразил принципиальную схему «монки» (мины осколочной направленного действия), в изготовлении которой на мощностях промышленного минного производства никакой особой сложности нет, тут новизна только в самой идее, зато эффект от применения этих мин, да еще в условиях городской застройки, для немцев наверняка будет… фееричным.

Сергей писал, рисовал схемы и чертил эскизы, а сам волей-неволей вспоминал все то, что он знал об Обороне Сталинграда. Именно так, с большой буквы, потому что именно Оборона Сталинграда была тем критически важным сражением Великой Отечественной войны, в котором советские войска сломали хребет немецкой военной машине. Вспоминал эпизоды этого героического противостояния, как широко известные в его времени, такие, как ожесточенная оборона Мамаева кургана или дома Павлова, сражения за завод «Красный Октябрь», Сталинградский тракторный завод, артиллерийский завод «Баррикады», так и менее известные, но не ставшие от этого менее значимыми или менее героическими эпизоды обороны.

Дом Заболотного, Мельница, Дом железнодорожника, Сталинградский вокзал, Тюрьма, Молочный дом, Гвоздильный завод, Дом специалистов, Г-образный дом – все эти узлы обороны, где героически сражались и гибли, но не сдавались защитники Сталинграда, как и дом Павлова, тоже получили на картах свои собственные имена. Но помимо них были еще многие и многие узлы и точки обороны по всему городу, где не менее героически сражались с врагом советские бойцы. А ведь были еще и не менее доблестные, и ничуть не менее жестокие, бои на подступах к городу. А еще – каждодневные подвиги моряков Волжской военной флотилии, которые постоянно, днем и ночью, под бомбами и снарядами, словно челноки, метались с одного берега на другой на своих маленьких и практически небронированных катерах, обеспечивая снабжение боеприпасами и остальным, вывоз раненых и какую-никакую огневую поддержку защитникам города с воды. Не будь этих каждодневных, ставших привычно будничными для моряков, но от того не переставших быть героическими, челночных рейсов туда-обратно через широкую и красивую, но тогда словно кипящую от близких разрывов великую русскую реку, – как знать, смогли бы защитники Сталинграда держать оборону так долго и так эффективно.

Но это армия. А еще были простые, ни разу не военные жители города на Волге, которые тоже внесли свою лепту в героическую оборону. И народное ополчение, и рабочие отряды самообороны при заводах, и сами заводы, которые даже во время боевых действий, под постоянными обстрелами и бомбежкой, продолжали ежедневно выдавать для обороны города вооружение и боеприпасы. И, наконец, жители Сталинграда, по возрасту или здоровью не попавшие ни в ополчение, ни на заводы, но все равно желавшие хоть как-то помочь в обороне родного города. Они копали оборонительные рубежи на подступах, строили баррикады, помогали тушить пожары и разбирать завалы – словом, делали все, что могли…

Вспомнил Сергей и еще один итог героической, но слабо подготовленной в результате «ошибок и просчетов командования» Обороны Сталинграда… Огромные, поистине ужасающие потери – более 600 тысяч только бойцов и командиров Красной армии. И плюс к этому страшные, да еще и бессмысленные для военных целей, жертвы среди мирного населения, которое высокомерные и высоколетающие фашистские ублюдки (они же арийские сверхчеловеки) преспокойно бомбили на общих основаниях, абсолютно не заморачиваясь ни правилами ведения войны, ни всякими глупыми, по их мнению, конвенциями, запрещающими уничтожение мирного населения…

Вспомнил и с мстительным удовлетворением подумал о том, что теперь, в этом варианте истории, Сталинград, ставший для них ужасом в той реальности, может, пожалуй, начаться для этих расслабленных арийских сверхчеловеков уже совсем скоро и прямо здесь, в Белоруссии. Начаться в Минске, в Могилеве, в Витебске, в Смоленске… и далее со всеми остановками, в каждом городе, куда попробуют засунуть свое похабное рыло немецко-фашистские захватчики на их пути к завоеванию сначала «нового жизненного пространства» для своей «исключительной» нации, а потом и к последующему мировому господству.

– Ну, и здесь, в окрестностях Белостока, мы тоже, того… Чем сможем – поможем немчикам как можно быстрее преодолеть легкую эйфорию двухлетней победоносной войны в Европе и осознать, что воевать дальше для них будет очень больно, очень обидно и очень-очень смертельно… – сказал Сергей сам себе.

Придя от таких позитивно-оптимистических мыслей в приподнятое настроение, он быстро закончил с материалами по уличным боям, а потом в темпе накидал еще несколько мыслей и идей, которые пришли ему в голову по ходу работы и могли помочь в организации обороны, причем не только Павлову в Минске, но и Хацкилевичу здесь, в Белостоке.

На этом, казалось бы, все его обещания генерал-майору Хацкилевичу на сегодня были выполнены и даже перевыполнены. Но оставался еще один вопрос – очень важный вопрос, который Сергей поставил сам себе и который считал настолько приоритетным, что без колебаний принял решение задержать отъезд генерала, пока не подготовит и не передаст тому все материалы еще и по этому вопросу, а именно – по организации производства мобильных зенитных средств ПВО. Поскольку Сергей не только был твердо уверен, но еще и абсолютно точно знал, и в теории, и на практике, что без организации эффективной и мобильной системы ПВО построение мощной и действенной обороны в условиях применения противником авиации практически невозможно. Да еще и здесь, под Белостоком, где в скором времени, вдобавок к господству в воздухе немецкой авиации, ожидаются и бои в условиях ограниченного маневра в результате охвата оборонительных рубежей превосходящими силами немецких войск.

Вот только уверенности в том, что представители местного «верховного командования» в лице генерал-майора Хацкилевича и дивизионного комиссара Титова поняли его правильно и также убеждены в необходимости первоочередного построения системы ПВО, причем именно мобильной ПВО, у Сергея сейчас не было. Почему? Да потому, что еще во время утреннего совещания, рассказывая о путях и способах организации мобильной ПВО путем переделки отдельных образцов бронетехники – даже не танков, а всего лишь танкеток, к настоящему времени уже сильно устаревших и непригодных для использования на поле боя в своем основном качестве, он ощутимо почувствовал, что эта идея особого энтузиазма ни у Хацкилевича, ни у Титова не вызвала. Скорее всего, потому, что оба они, что называется, «настоящие танкисты» – любая бронетехника для них вершина развития боевой техники и основное средство достижения победы на поле боя. Поэтому мысль переделывать их обожаемые гусеничные бронированные машины во что-то другое для них… скажем так, является очень необычной и трудно усваиваемой. Инерция мышления, однако… даже после того, как они совсем недавно, в ходе попытки контрудара под Гродно, собственными глазами видели, что без ПВО эти их танки при встрече с немецкими пикировщиками очень быстро превращаются из грозной боевой техники в бесполезный металлолом, не годный даже на запчасти.

Сергея такая инерция мышления не устраивала категорически. В первую очередь потому, что вот здесь, под Белостоком, учитывая подавляющее превосходство немецкой армии в авиации, сейчас никакая оборона без ПВО долго не продержится. Причем именно без мобильной и маневренной ПВО, способной быстро перемещаться по театру военных действий и концентрироваться в местах текущей активности вражеской авиации. И эту инерцию мышления необходимо преодолеть, иначе все благие начинания по организации оборонительного укрепрайона пойдут прахом.

– Отсюда вытекает что? – бормотал себе под нос Сергей, не отрываясь от работы. – Отсюда вытекает необходимость и обязательность убедить этих упрямых танкистов в том, что их обожаемые танки, будучи переделанными в мобильные зенитные средства, по существу так танками и останутся, только вооружение у них поменяется, причем это совсем не обязательно ухудшит их боевые качества и изначальное предназначение.

Причем именно танки – по зрелом размышлении Сергей решил не «оттягивать мучительно конец» и не «рубить хвост по кусочкам», а сразу решать вопрос с выбором базы для зениток наиболее оптимальным способом. Танкеткам найдется и более подходящее для них применение, а мобильные зенитные средства нужно сразу делать на базе легких танков Т-26.

Ведь тот же легкий пушечный танк Т-26 – он изначально кем был? Если совсем изначально это был английский «Виккерс 6-тонный», легкий танк сопровождения и поддержки пехоты, пулеметный, двухбашенный. В таком виде он и начал производиться у нас – именно как легкий пехотный танк огневой поддержки пехоты с двумя башнями и противопульным бронированием. Это уже потом наши отечественные теоретики и практики танкостроения принялись мудрствовать над его конструкцией, последовательно усиливая броню и вооружение, устанавливая в одну из башен малокалиберную пушку Гочкиса, а потом и вовсе меняя две малые пулеметные башни на одну большую, с 45-миллиметровой пушкой в ней. Пытались превратить легкий пехотный пулеметный танк во что-то универсальное, способное уничтожать и пехоту, и бронетехнику, и защищенные огневые точки (идеи универсализма в те годы еще прочно сидели в головах у многих, причем не только у «высоколобых интеллектуалов-теоретиков военного дела», но и у конструкторов, в том числе весьма одаренных). В результате закономерно получилась перетяжеленная и малоэффективная машина со слабым бронированием и недостаточной для новых задач огневой мощью, да еще и с постоянно ломающейся в результате запредельных перегрузок трансмиссией и ходовой частью.

– Ну, а мы этот танк вернем немного назад, к его изначальному пулеметному варианту. Но вернем назад не полностью. Точнее, в полном соответствии с утверждениями классиков марксизма о развитии всего и вся по спирали, назад-то мы его вернем, но вернем на качественно новом уровне, – продолжал размышлять он вслух. – Пушечную башню вместе с подбашенным броневым листом и винтовым поворотным механизмом долой. Этот узел можно потом будет либо устанавливать прямо в сборе на другие танки вместо поврежденных башен, либо также в сборе устанавливать во вновь построенные бетонные доты оборонительных узлов, либо просто – на запчасти. Подбашенный броневой короб, да и вообще всю верхнюю броню совмещенного боевого отделения и отделения управления тоже снять, оставить только бронирование моторного отделения сзади и трансмиссионного спереди.

Дальше, собственно, новаторские переделки. Боевое отделение по периметру оборудовать откидывающимися наружу броневыми бортами, при этом высоту бортов подобрать так, чтобы стоящий на днище боевого отделения человек был защищен поднятыми бортами на высоту чуть выше своего роста (в среднем). А в центре боевого отделения, прямо к его днищу, закрепить стандартную тумбовую счетверенную зенитную пулеметную установку М4 (образца 1931 года, такие установки сейчас устанавливают в кузовах обычных грузовиков). Ну, или самодельную, собранную из тех же четырех, или, учитывая их отнюдь не изобилие, трех станковых пулеметов в местных мастерских, – там все не так уж и сложно в техническом плане.

Почему борта откидные? Так для того, чтобы из пулеметной установки не только вверх, по самолетам, огонь вести можно было, но и, при откинутых бортах, горизонтально, по вражеской пехоте, например. А для повышения уровня защищенности пулеметчика в обоих случаях стандартную пулеметную установку необходимо будет дооборудовать броневым щитком. И еще – надо будет на днище боевого отделения какую-нибудь решетку предусмотреть, чтобы стреляные гильзы под ногами по полу не катались, а в щели решетки проваливались. Причем решетку сразу делать съемную, чтобы гильзы и всякий мусор потом оттуда собирать удобно было.

Вот, собственно говоря, и все переделки. Объем работ относительно небольшой, техническая сложность их тоже не запредельная. В результате танк изрядно скинет вес – только за счет снятой башни, как минимум, тонну, – следовательно, резко прибавит в надежности и ресурсе ходовой части и трансмиссии, да и мотору полегче будет, отсюда опять же и повышение его надежности, и увеличение моторесурса. И получится из устаревшего, перетяжеленного и малоэффективного пушечного танка вполне так даже ничего себе новая боевая машина – более надежная, с ощутимо увеличенным техническим ресурсом и межремонтным пробегом, а главное – гораздо более эффективная в боевом применении, причем не только по самолетам, но и по вражеской пехоте. Впрочем, если уж у «настоящих танкистов» рука не поднимается курочить пушечные Т-26, можно пока начать переделки с их совсем устаревших – двухбашенных пулеметных и пушечно-пулеметных модификаций, тех, у которых в левой башне пулемет ДТ-29, а в правой 37-миллиметровая пушка Гочкиса установлена. Думается, на это ревнивые поборники бронетехники согласятся скорее.

Сергей, увлекшись творческим процессом и стараясь при этом не обращать внимания на бригадного комиссара Трофимова, который уже несколько раз заходил и прозрачно намекал, что командование укрепрайона торопится и пребывает в нетерпении, подготовил принципиальную схему переделки Т-26 в мобильную зенитную установку и несколько эскизов такой переделки в разных проекциях. Теперь предстояло еще раз попытаться убедить Хацкилевича…

– Нет, ну вы сами рассудите, товарищ генерал! Вот представьте себе – идет, допустим, ускоренным маршем механизированная колонна – танки, бронемашины, тягачи с артиллерией, грузовики с бойцами и имуществом. Или, к примеру, просто танковая колонна – это вам, как танкистам, ближе. Идет к переднему краю, где потом эта боевая техника, вооружение и имущество должно быть использовано по прямому назначению – в бою с фашистами. Идет без прикрытия своей авиации, с наличием и боеспособностью которой у нас сейчас катастрофа. И без зениток, которых у нас сейчас тоже почти нет. А те зенитки, что были в наличии и чудом сохранились, либо нечем буксировать, либо, если вдруг найдется чем буксировать, нужно прилично времени, чтобы на марше развернуть их из походного положения в боевое. И все, идущие в колонне, по опыту первых дней этой войны уже знают, что в любой момент в небе могут появиться немецкие самолеты, которые методично, как на учениях, спокойно и безнаказанно будут бомбить и штурмовать эту беззащитную от удара с воздуха колонну. И, скорее всего, уничтожат ее всю. Знают, тоскливо ждут этого почти неизбежного момента и страстно желают, каждый из них, чтобы их миновала эта незавидная участь беззащитных мишеней. Так, кстати, в большинстве случаев сейчас все и происходит в реальности – немецкие самолеты буквально охотятся за нашими колоннами, передвигающимися по дорогам, в результате чего перемещение войск и их снабжение днем практически парализовано, и это как раз один из немаловажных факторов наших поражений сейчас.

Вы только представьте себе их морально-психологическое состояние и уровень боевого духа в этих условиях, товарищ генерал. Хотя, чего там представлять, вы же совсем недавно сами были под немецкими бомбами, наверняка бессильно ругаясь от ненависти и злобы на собственную беспомощность, так что просто вспомните свои чувства. А теперь представьте себе немного иную картину. Идет по дороге все та же механизированная колонна, или любая другая, это уже не принципиально. Только идут они не беззащитной для атак с воздуха жертвой, а в сопровождении, скажем, пары-тройки мобильных и даже слегка бронированных зенитных установок со счетверенными станковыми пулеметами «Максим», в лентах которых либо все патроны бронебойные, либо, для экономии, каждый третий-пятый. Пулеметные расчеты этих зениток, имея открытые боевые рубки и хороший обзор, внимательно наблюдают за небом и постоянно готовы к открытию заградительного огня по самолетам противника. Причем огонь они могут вести не только с места, но и в движении, не превращая колонну в удобную неподвижную мишень. И все люди в колонне знают, что они уже не беззащитны перед немецкой авиацией, что в случае авиационной атаки идущие в колонне зенитные установки как минимум не дадут вражеским самолетам спокойно и прицельно отбомбиться или безнаказанно расстреливать колонну из своих пушек и пулеметов.

Вопрос, в каком случае у колонны больше шансов добраться до пункта назначения и в каком состоянии, я не задаю – это ведь очевидно, не так ли, товарищ генерал? Идем дальше. Предположим, что колонне очень сильно повезло, немецкая авиация пролетела мимо, и все они благополучно добрались до переднего края. Влились соответственно в оборонительные порядки и приготовились к бою. Танки, пехота, артиллерия – будем считать, что все имеют высокий боевой дух и готовы беспощадно сражаться с врагом. Они ждут, когда противник пойдет в атаку, и готовы драться с ним вплоть до рукопашной. Но как они будут драться с немецкой авиацией, которая, будучи недосягаемой, волнами, раз за разом, бомбит и обстреливает наши позиции, оставаясь при этом неуязвимой. А наши бойцы только бессильно наблюдают, неся безответные потери и теряя боевой дух… Отсюда, товарищ генерал, мы сейчас имеем в войсках первого эшелона обороны границы и неоправданно высокие потери, и крайне низкую боевую эффективность противодействия наступающим немецким войскам. Отсюда же имеем случаи паники, а вместе с ними самовольное оставление оборонительных позиций и еще много негативных факторов, которые вы опять же сами могли лично наблюдать совсем недавно, пытаясь провести контрудар под Гродно. И хотя оправдать этих паникеров, а также бегущих за ними со своих позиций бойцов, никак нельзя, но понять их отчасти можно – когда с неба то и дело прилетает смерть, от которой нет спасения, поскольку правильно и глубоко окапываться личный состав не обучен, очень легко поддаться панике и безнадежности.

Теперь представьте себе, что на том же поле боя у нас будет хотя бы пара-тройка таких вот механизированных пулеметных зенитных установок? Картина ведь будет совсем иная! И немецкие пикировщики как минимум уже не смогут отбомбиться по нашим позициям прицельно, если вообще не сбросят бомбы где-нибудь в сторонке и не улетят – у асов люфтваффе, понимаете ли, сжимательная мышца в самом низу спины тоже отнюдь не из железа сделана. Более того, когда немецкая авиация улетит, этим пулеметным зениткам и на земле, на поле боя, тоже дело найдется. Вы, товарищ генерал, конечно же представляете себе эффект применения по атакующей пехоте и кавалерии станкового пулемета Максима? А если их сразу четыре? Или пусть даже, с учетом определенной ограниченности ресурсов, хотя бы по три пулемета на установку? А если на участке вражеской атаки таких вот многоствольных пулеметных установок хотя бы пара, и расположены они, скажем, по флангам, для организации фланкирующего огня по наступающим бравым немецким воякам? А если, имея высокую подвижность и маневренность вследствие наличия гусеничной ходовой части, эти пулеметные установки могут еще и быстро перемещаться по полю боя? И как вы думаете, товарищ генерал, в какой из этих двух описанных мной ситуаций мы будем иметь более эффективно организованную оборону и высокий боевой настрой личного состава?

Пока Хацкилевич хмурился, обдумывая слова Сергея, попутно действительно снова вспомнив свое состояние бешенства и бессилия под немецкими бомбами, в разговор вклинился дивизионный комиссар Титов, до этого молча сидевший за столом для совещаний в кабинете генерала и слушавший Сергея со скептически-недовольным выражением на лице.

– И что, лейтенант, там, у вас, во время этой войны тоже танки непонятно во что переделывали?

– Нет, товарищ дивизионный комиссар, – тяжело вздохнул Сергей. – Не переделывали. Может, именно поэтому и потери такие дикие в начале войны были. Нашей авиации в небе почти нет, зенитных средств еще меньше, чем авиации, технику никто не окапывает и не маскирует, бойцы навыкам полевой фортификации не обучены или обучены совершенно недостаточно, над нашими позициями практически постоянно висят немецкие самолеты, бомбят и расстреливают цели на земле в комфортных условиях отсутствия зенитного противодействия… Недооценивали тогда у нас, а вот сейчас и у вас, важность и полезность системы мобильной ПВО. Это уже потом, ближе к концу этой войны и как раз на ее опыте, начали активно разрабатывать мобильные зенитные средства на колесных и гусеничных платформах – сначала, как водится, немцы, а потом и наши. И калибры там уже посерьезней были…

– Так, может, и нам, раз уж ты танки уродовать предлагаешь, тоже калибры посерьезнее сразу ставить, а не потом? – Титов, судя по его скептически-подозрительному тону, явно не собирался верить Сергею на слово и готовился «разъяснить» этого мутного предсказателя с его странными идеями.

Сергей вздохнул: ну как же тяжело с ними, особенно с этим чрезвычайно подозрительным особистом, который везде подвох ищет. Придется объяснять подробно, а это опять ненужная сейчас задержка их выезда…

– Ну, хорошо, товарищ дивизионный комиссар, давайте рассмотрим вопрос организации ПВО фронтового уровня более подробно…

– Не надо более подробно, лейтенант, мы и так сегодня задержались намного дольше, чем планировали, – Хацкилевич, оторвавшись от своих дум и взглянув на часы, недовольно поморщился. – Понял я уже все про эти твои мобильные пулеметные зенитки. Согласен, дело нужное и полезное, в Белостоке отдам соответствующие распоряжения по переоборудованию части легких Т-26 в соответствии с твоими предложениями. А теперь давай, что ты там подготовил. Нам уже давно ехать пора!