Текст книги "Преподобный Афанасий Высоцкий"

Иван Чуркин
Преподобный Афанасий Высоцкий

Допущено к распространению

Издательским Советом

Русской Православной Церкви

ИС Р14-412-1286

Художники Д. Поляков, О. Полякова

В Византии солнце, на первый взгляд, всё такое же, как и в берёзовом Серпухове. Оно всё так же светит и в онежской стороне. Вспыхнет ранним утром за горизонтом и разольёт малиновый цвет по всему Божиему свету. Куда ни глянь, везде полыхает его раздолье.

Только здесь, где бьётся о берег прозрачная волна Чёрного моря, оно сразу же набирает силу и палит, обжигает. Другое дело в серпуховской земле. Солнышко утреннее там будто гребешок в руки берёт: чешет густые волосы – прядку к прядке укладывает, и бегут по округе ясные лучики, скачут по земле, по низким облакам и веселят каждого, кто в это время проснулся.

В новгородском крае солнце будто из Онежского озера выходит. Покачается с боку на бок, заглянет в озёрное зеркало и наполнит простор своим удивительным светом.

– Хорошо-то как, Господи, – рыбари прямо в лодке молитву творят.

– Радость-то какая, – кланяются косцы.

– И вправду радость, – вглядывается в решётчатое окошко монах, поглаживая серые странички, по которым только что гуляло гусиное перо. – Вот и ещё одна страница переписана…

В онежской стороне

Андрюша любил проснуться рано. Его и не будил никто. Батюшка, бывало, выйдет на крылечко, глядит, а по тропинке, ведущей к озеру, бежит отрок, только льняные кудри развеваются.

– Не рано ли поднялся? – серьёзно спросит отец.

– Что ты, батюшка, я ведь так люблю по росистой траве побегать! – звенит в ответ голосок.

– Матушка спохватится, а нас с тобой нет, вот задаст нам обоим. Скажет, и молитву утреннюю пропустили, а на безделицу время хватило, – протягивает отец руки к сыну, а тот подпрыгивает, обхватывает родную шею и целует в пахнущую ладаном бороду.

– Пойдём, что ли?

– Пойдём, поторопимся, – да так с радостным смехом в избу и зайдут.

Отец отрока – священник Авксентий – вырос здесь, в Обонежской пятине¹ новгородской земли. То ли получилось так, то ли так Господу было угодно, только сызмальства манило его сердечко в храм. Сначала местному священнику прислуживал, молитвенного разумения набирался, а пуще всего засиживался за книгами. Что ни страница, то целая жизнь. Что ни книга, то мир открывается, как на ладони.

Пришло время, Авксентий женился на местной кроткой девушке Марии, а потом принял священнический сан. Молодые батюшка с матушкой жили мирно, в любви и согласии. И вскорости Господь даровал им сына. Нарекли его родители Андреем.

Как ходить начал, от батюшкиного подрясника ни на минуту не отрывался. Куда священник, туда и мальчик. За что ни возьмётся отец, рядом сын снуёт. А больше всего на свете полюбил Андрей, когда в доме звучала молитва. Тихо звучала, приглушённо. Не понимал ещё ни слова, но уже сам старался произнести молитву.

Проходили дни, а как постарше стал Андрей да поразумнее, батюшка и усадил его за бумагу с пером.

– Давай-ка грамоту постигать, – пододвинул к столу батюшка скамейку. Усадил на неё Андрея, книгу перед ним раскрыл.

– Будто дитя малое, – подсмеивалась над отцом матушка. – Взрослый человек, умом Господь не обидел, а кого ты так рано обучать решился.

Посмеивалась, посмеивалась, да в один из вечеров собственным глазам не поверила:

– Ты гляди-ка, батюшка мой дорогой, а ведь и на самом деле читает!

Андрюша чётко так, ладно по слогам первую в своей жизни молитву вслух прочитал. Прочитал, перекрестился, слез со скамьи и объявил:

– Теперь пойдёмте тишиной любоваться.

Заулыбались батюшка с матушкой. Смешно, ведь сынок и тон отцовский перенял, и слова повторил, что отец в тихие летние вечера произносил:

– Пойдёмте тишиной любоваться.

Семейство Авксентия выходило на улицу, усаживалось на бережок и замирало. По всему Обонежью господствовал вечер. С дальней улицы женский голос звал заигравшуюся дочку. Голос летел, звенел гулко, а потом вместе с эхом таял в ивняке. В соседнем загоне вздыхала корова, укладываясь спать. Заиграла сторожевая колотушка, выбила несколько ударов и притихла, только дробь её полетела за горизонт.

На поверхности озера засветились звёзды. Около них выскочила рыбина и в сию же минуту нырнула в своё зеркальное отражение, оставив кружевную бахрому таять на водной глади.

– Господи, благо-то какое Ты нам даёшь, – молился батюшка, а вслед за ним Мария с сыном.

И месяцы так проходили, и годы, вырос Андрей. Родителями своими воспитан был в правилах христианского благочестия, обучен чтению, письму и церковному пению. Часто помогал Андрей отцу Авксентию и во время церковной службы. Да только ли это? Отрок брался приводить в порядок молитвословы – подправлял ветхие от времени страницы, так что книги принимали первоначальный вид. Испрашивал у батюшки благословения и пробовал на деревянной доске выписывать лик святого.

Получалось ли? Ещё как получалось, об этом все в Обонежской пяте говорили. А ещё любили в Обонежье, как по храму лился, скорбя и радуясь, голос отрока Андрея.

– Словно ангел поёт, – отмечали прихожане, и ходили многие в храм, чтобы послушать Андрея.

С ранних лет полюбил Андрей храм Божий. Решение посвятить себя иноческой жизни созрело в юноше во время богослужения. Однажды на Литургии Андрея поразили слова Господа из дневного евангельского зачала: Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною².

– К чему бы это, батюшка? – вопрошал Андрей.

Что тут ответишь, если сердце сына откликнулось на призыв к иночеству?

– Иди, куда Господь призывает.

В учениках преподобного Сергия

Каждый по-своему на этой земле богатство копит. Кто терема на века ставит, кто царь-пушки льёт, кто песни сочиняет. Есть и такие: над деньгами медными чахнут, считают их, пересчитывают, брата родного обманывают, их после смерти никто, даже самые близкие люди, и добрым словом не помянет.

Есть такие люди, которые имён своих не оставили, а сколько людей в благодарность им кланялись. Подойдут в храме к Божиему образу – молятся, поклоны кладут, и никто не интересуется, кто же дивный лик на доске кипарисной написал. Книгу с молитвами перед собой откроют – откровеннее собеседника и хранителя не находят. Кто записал молитвы, или житие, или поучение, об этом не задумываются. А ведь не это ли самое главное богатство?

Идёт Андрей из онежской стороны и внутри себя размышляет: насколько верный путь выбрал? И отвечает себе: по сердцу желание отправиться в далёкий путь к отцу Сергию. Уж сколько сын священника Авксентия слышал о Радонежском устроителе, который возвёл монашескую обитель и трудится там денно и нощно для Господа, для людей и страны многострадальной. А то, что нелегко Руси приходится, молодец насмотрелся за долгий пеший путь. И чего-то только не выпало на долю русского человека: и разорения татарские, и голод, и труд непомерный. Впору жаловаться, а он всё одно: «С Господом выживем». Живёт, строится, трудится, деток растит.

Вот с такими мыслями да с желанием иноком стать пришёл Андрей на Маковец. Частокол крепкий, крест поклонный, лампада горит над распахнутой настежь калиткою.

Андрей, не раздумывая, зашёл и направился прямо к храму. Время утреннее, служба идёт. Пришёл к отцу Сергию, пал на колени перед настоятелем Троицкого монастыря:

– Батюшка, благослови. Прими в святую обитель. Сердце моё радостью наполняется, что вижу тебя, и благодарю Господа, что привёл Он меня к тебе.

Отец Сергий легонечко так до молодецкого плеча дотронулся:

– Да ты вставай, вставай, устал с дороги. Пойди посиди пока, а после службы поговорим.

Да ведь и разговор-то оказался не длинным. Рассказал Андрей, откуда он родом и как возрадовалось его сердце, когда решил отправиться в Радонеж.

– Только многого постигнуть не могу в вере святой своим разумением, вот и отправился к тебе, не зная тебя. Сердце меня вело. Прими меня в свои ученики.

– Да как же не принять? Разум к свету позвал, так тому и быть. А к какому же делу у тебя прилежание?

– Отче, с тех пор, как читать научился, больше всего меня тянет к книгам церковным. Читаю – не начитаюсь, только вот беда: не всегда до сути дохожу. Может, думаю, мне ещё и переписыванием книг заняться? Я всегда у батюшки просил перо да бумагу. То молитву переписывал, то житие святого. Когда пишешь, многое открывается, но всего не постигнешь без помощи. Вот и хочется мне здесь, в Троицкой обители, в иноческом облачении премудрости достичь. О том и молю тебя.

Отец Сергий улыбнулся приветливо:

– Мешать тебе здесь некому, а о божественном слове вместе будем говорить. Только вот что: нам в монастыре ещё много дел надо завершить. Не сробеешь?

– Каково сробеть! Не за тем прошагал тысячи вёрст, отмёл от себя тысячи сомнений, чтобы побояться какой-либо работы.

Настоятель для испытания назначил Андрею послушание – трудиться на поварне. Раньше не приходилось Андрею пищу готовить, а тут и воду из родника для похлёбки носит, и репу чистит, тесто месит, квас затирает³. И всё это ладно получается, с улыбкой на устах, будто ничего не в тягость. А как вечерняя молитва прозвучит, ноги сами несут в келью к отцу Сергию, и течёт духовная беседа до самого утра.

– Во всё время, пока ты был в монастыре, – говорил ему отец Сергий, – ты ни разу не оказал непослушания не только мне, но и братии. Быть тебе постоянно в обители нашей.

Молитвенно и благодарно принял Андрей от отца Сергия постриг и имя новое – Афанасий.

– Ты только помни, какое имя тебе достаётся, – положил руку отец Сергий на голову молодого монаха, – Афанасий, в переводе с греческого «бессмертный». Ты уж порадей для своего имени.

Ученики настоятеля Сергия, кроме обычных иноческих послушаний, получали его благословение на особенные церковные служения: переписывание книг, иконопись, храмостроительство. Это было подлинное воцерковление жизни, внесение в неё всей церковной красоты и поэзии, литургическое преображение Божиего мира. Излюбленным послушанием, которое возложил на себя инок Афанасий, было книгописание. Святые книги ставились наравне с иконами и были хранителями церковного благочестия и богослужебных текстов. Никто не думал тогда, как обитель преподобного Сергия тесно соединится с расцветом церковной книжности, с необходимостью взаимного обогащения Русской Церкви творениями Церкви Византийской, а богословов Византии – глубоким духовным опытом русских подвижников.

Монах Афанасий отличался среди насельников знанием Священного Писания и особой любовью к переписыванию книг. Видел настоятель, как бережно открывал инок монастырскую книгу, клал перед собой лист бумаги, обмакивал перо в густые чернила и выводил первое молитвенное слово.

Монастырская библиотека насчитывала немало книг. Каждая из них хранилась в обители в одном-единственном экземпляре, а братия очень нуждалась в большом количестве богослужебной и духовной литературы. Сам настоятель не столько требовал, сколько советовал: в каждой келье должны быть молитвенники, уставы, жития.

А где столько взять? Вот и решился инок Афанасий на это нелёгкое дело – переписывать книги. Послушание шло со смирением и любовью.

– Божие Слово к себе благоговейного отношения требует, – наблюдая за монахом Афанасием во время его работы над письмом, часто говорил преподобный Сергий. – На то и Его поучения, на то и наставления апостольские, чтобы человек в каждом слове видел главное. Одной буковкой неверной можно навредить Священному Писанию. Господь дал тебе разумение. Вот и работай, служи делу верой и правдой.

Инок Афанасий оставил в Троицкой обители много «доброписаний» своей руки и за начитанность и любовь к книгам особенно любим был отцом Сергием.

И зазвонили монастырские колокола

Зима 1373 года выдалась на Руси суровой. Вьюги гуляли одна за другой. Снега столько навалило, что ни пройти ни проехать. Бывало такое: из сугробов курились дымки, и только по запаху хлеба и щей можно было догадаться, что под каждым сугробом спрятана избушка.

В один из таких снегопадов прибыл в Троицкую обитель Серпуховской князь Владимир Андреевич со своей свитой. Как добрались, как не замёрзли, как дорогу нашли – одному Богу ведомо, но всё же добрались.

Отец Сергий встретил высокого гостя радостно, он давно знал этого благочестивого князя, радетеля за землю Русскую.

– Какими судьбами, милый князюшко, по такой непогоде? – помогая освободиться от шубы, спрашивал настоятель Владимира Андреевича. – Али вьюга завела, али думы печальные?

Князь на образа святые перекрестился и присел на скамью, стоящую возле махонькой печки.

– С просьбой я к тебе, отче. Вся душа моя изболелась, исстрадалось сердце. Ни днём покоя нет, ни ночью. Самому тебе ведомо, что натворил Мамай в Рязанском княжестве. Разорил всё, живого места не оставил, а уж кровушки пролил – черпай, не вычерпаешь. Посмотреть, сердце от горя разорвётся. Я уж грешным делом думаю: может, так провинились, что и Господь на Святой Руси от заступничества отказался. Вот я и надумал у себя в сельце Серпуховском монастырь поставить. Появятся иноки, будут молиться, ведь монашеская молитва, и дневная, и ночная, и в самое трудное время радость и покой приносит.

– Дело ты задумал, князюшко, – присел рядом отец Сергий. – Ты только на Господа не ропщи, не Он повинен – мы грешные. В распрях своих забываем о человеке. А монастырь поставить да оживить его молитвой нескончаемой – это дело так дело. Что тут скажешь? Благословляю тебя да поясно кланяюсь.

Приподнялся отец, на икону Спасителя перекрестился и возложил правую руку на княжескую голову.

– А ко мне-то зачем?

– Затем, владыко, чтобы помог мне место под монастырь выбрать да определил бы из своей братии достойного устроителя.

Рассказал князь, как необходимо усилить оборону и в первую очередь прикрыть важнейшие пути со средней Оки к Москве. Место древнего поселения, каким было Серпуховское, обнесено дубовыми стенами. В версте к югу рядом с полноводной Окой христолюбивый Владимир Андреевич решил воздвигнуть монастырь. В случае вражеского нападения он мог бы служить предградием⁴, а в дни мира украшал и хранил бы новый русский град молитвой, – «бяше бо князь любяй монастри и честь велику въздая мнишьскому чину»⁵.

– Только сомневаюсь я с местом. Не поможешь ли, отче, и место выбрать, и настоятеля будущего определить?

По заснеженным дорогам, пешком, пришёл отец Сергий из Радонежа в Серпухов в сопровождении любимого ученика своего Афанасия. С великой радостью встретил князь гостей дорогих и желанных, да сразу к делу и приступили.

Место будущей обители избрали в версте от Серпухова, на возвышении. Оно издавна в народе прозывалось Высоким и находилось на берегу Нары, неподалёку от впадения её в Оку.

На том и решили.

– Что-то беспокоит тебя, Владимир Андреевич? – спросили князя монахи.

– Есть у меня одно желание. Хочется, чтобы обитель новая была посвящена Божией Матери, честному Её Зачатию праведной Анной, «дабы славилось имя Божие и Пресвятой Богородицы, а хотящие в крове Ея жити монахи Её чествовали, а о мне и о вручённых мне людях молили Бога, такожде и усопших о Господе души родителей и сродников и всякого чина христиан православне поминая в священнодействе»⁶.

– Да нужно ли сомневаться? Так и будет, – ответствовал преподобный Сергий Радонежский.

А как только снега сошли, Ока полноводная ушла в берега, пришёл в Серпухов отец Сергий.

Место, поросшее лесом, стояло чистёхонько – любо-дорого поглядеть. Стал на колени старец, воздел к небу руки и произнёс молитву на основание обители, а руководство монастырём поручил ученику своему Афанасию.

Не сомневался инок Афанасий: справится – не справится с новым послушанием? Если батюшка благословляет, значит, Господу так угодно, а Господь крест даёт по силам.

Как так получилось, нынче вряд ли узнаешь, только закрепилось за монахом Афанасием прозвище Высоцкий.

Он ревностно принялся за устроение монастыря с помощью благочестивого князя Владимира Андреевича, не жалевшего средств на строительство.

Ещё и келий не было, а молва привела насельников, и их число росло день ото дня. Пройдёт время, и все узнают в православном мире достойных учеников его, просиявших впоследствии святостью своей жизни: преподобных Никона Радонежского (будущего преемника по настоятельству преподобного Сергия) и Афанасия Высоцкого Младшего.

Так вот, 2 декабря 1373 года под Серпуховом на Высоком зазвонил в колокола монастырь, который по месту его расположения стал именоваться Высоцким.

Настоятель Афанасий ревностно принялся за благоустроение вверенной ему обители. Многие русские подвижники прошли здесь, на Высоком, высокую школу иночества.

По учению отца Афанасия, быть иноком – нелёгкое дело. Он часто повторял монахам:

– Обязанность инока в том состоит, чтобы бдеть в молитве и в Божественном поучении до полуночи, а иногда и всю ночь; ничего не есть, кроме хлеба и воды, и то с умеренностью; масла же и вина вовсе не употреблять.

Многие приходили к нему в обитель на Высоком, подвизались там, «но потом обленились и, не стерпев трудности постнического воздержания, убежали». Тем выше было иноческое достоинство оставшихся. Потому-то в обитель к своему ученику и сопостнику Афанасию преподобный Сергий Радонежский направил для пострижения и наставления в иноческом подвиге своего будущего преемника, преподобного Никона.

Отец Афанасий учил монаха Никона:

– Иноков называют добровольными мучениками. Святые мученики многие в один час пострадали и скончались, а иноки каждый день терпят страдания не от мучителей, но внутри, от собственной плоти и от врагов мысленных, бывают боримы и до последнего дыхания страдают.

Одновременно с этим отец Афанасий стяжал себе славу учёного мужа и хорошего книгописца, много трудившегося для возрождения утраченной на Руси за годы татаромонгольского пленения преемственности византийской церковной культуры. Он особо развивал в своей Высоцкой обители книгописание, благодаря чему она скоро стала центром церковной учёности на Руси.

8 сентября по ст. ст. / 21 сентября по н. ст. 1380 года на Куликовом поле русское воинство одержало великую победу над Золотой Ордой. Исход сражения решил Засадный полк, а им как раз руководил Серпуховской князь Владимир Андреевич, прозванный потом в народе за проявленную доблесть Храбрым (Донским). По возвращении благоверный князь в стенах Высоцкой обители предал погребению останки воинов-серпуховичей. Над братской могилой в память о великой победе был воздвигнут белокаменный собор в честь Зачатия Пресвятой Богородицы святой праведной Анной.

Уж как ликовал князь Владимир, уж как радовался настоятель Афанасий, уж с какой радостью благодарил Господа преподобный Сергий Радонежский!

Келья моя дороже мне почестей

Не думал настоятель Высоцкого монастыря Афанасий, что будет время, когда он окажется в Константинополе. О византийской стороне молитвенник знал многое, особенно о собрании ценнейших для Православия книг и особом письме святых икон. Ещё будучи молодым иноком, он видел, с какой любовью относился к византийскому письму преподобный Сергий Радонежский.

– Смотри-ка, как могут они буквицы выписывать, – раскрывал книгу настоятель Троицкой обители. – Заглавные буквы уже настраивают меня, грешного, на молитву или постижение подвига святого. Нам бы так.

– Так давайте пробовать, – горячился тогда инок Афанасий. – Чего мы ждём?

– Думаешь, это просто? Нет, к этому византийские монахи веками шли, а мы хотим быстро и сразу. Вот дойдёшь умом, поймёшь сердцем, Господь наставит. А пока пробуй.

И Афанасий пробовал. Буквицы ему поддавались, книга переписанная будто походила на византийскую, а трепета не случалось.

– Учитесь. Молитву переписывайте с молитвой. Переводите на наш родной церковный язык с православного греческого, не выронив не только ни единой буквы, но и ни единого звука. Молитва ли, житие святого ли, поучение ли должны на сердце ложиться, словно материнская любовь. Тогда нас услышат Господь и его святые апостолы.

Видимо, неспроста так волновался монах Афанасий.

В 1378 году на Русь прибыл новый митрополит – Византия прислала сюда святителя Киприана.

Московский князь Димитрий Донской не захотел принять Киприана, поставленного Константинополем первоиерархом, а вот настоятель Троицкого монастыря Сергий и ученик его настоятель Высоцкого монастыря Афанасий были несказанно рады этому событию. Куда деваться князю? С послушанием он подчинился своим духовным наставникам.

Получилось ли по велению Господнему, или святитель почувствовал предназначение инока Афанасия, только в одну из поездок в Константинополь Киприан позвал его с собой.

– Отправляйся в путь, – перекрестил монаха Афанасия в дорогу отец Сергий. – Исполняй так же трепетно, как и всегда, новое данное тебе послушание. Вижу, что дело, которое ты сейчас делаешь, откроется тебе с новой стороны.

В это время отец Афанасий с учениками работал над составлением списка «Пандектов», написанных антиохийским монахом Никоном Черногорцем в конце XI века и содержащих в себе отрывки из древнего Иерусалимского устава. По благословению его же, отца Афанасия, диаконом Вунько на Афоне был сделан список на двухсот десяти листах. К ним сам преподобный Афанасий добавил восемь листов своего письма монашеско-учительного содержания, ставших образцом «наказаний» (правил) для иноков монастырей Руси.

Не думали тогда переписчик и церковный писатель, что их труд явит единый Русский церковный устав, которого так ждали в монастырях и храмах Руси. Не ведал отец Афанасий, что этому уставу он посвятит жизнь свою до самой кончины.

– А монастырское послушание оставь на своего надёжного ученика, – посоветовал ему преподобный Сергий.

И отец Афанасий наказал ученику своему, тоже Афанасию, которого в монастыре называли Младшим, строго исполнять обязанности настоятеля Высоцкого монастыря.

С тем и отправился в далёкий путь. А путь-то и не показался далёким. В постоянных беседах со святителем время и вёрсты мелькали незаметно. Незаметно переплыли путники воды Чёрного моря. Только на византийском берегу почувствовал отец Афанасий необыкновенный трепет: наконец-то он здесь, куда просилась душа постоянно, а он никак не мог понять этого необыкновенного желания.

Не знал он тогда, что здесь, среди православной премудрости, ему предстоит прожить целых двадцать лет.

Он поселился в монастыре святого Иоанна Предтечи. Шёл 1387 год.

Святитель Киприан готовился к возвращению на Русскую землю – не сегодня-завтра подадут корабль. Отец Афанасий пал перед святителем на колени:

– Отче мой, разреши твоего дозволения остаться здесь. Не из лености, не из негости – видит Бог, как я люблю Русь мою, только сердце просит постичь премудрости византийской школы иконописи и как следует научиться книгописанию. Для моей родной земли буду трудиться и денно, и нощно.

Не стал возражать святитель, только и произнёс:

– Игумен наш Радонежский меня поймёт. Оставайся.

В Царьграде, в том же монастыре Иоанна Предтечи, приобрёл отец Афанасий себе келью и жил с несколькими пришедшими с ним учениками, занимаясь молитвенным деланием, богословием, переписыванием книг.

Около двадцати лет прожил он в столице тогдашней церковной образованности – в неустанных трудах по переводу с греческого языка и переписыванию церковных книг. А потом он отправлял их на Русь, вместе с этим научая монахов каллиграфии и иконописанию в школе, что открыл сам в Высоцком монастыре, научая, как надо писать графику, миниатюру книжную, чтобы они не расходились, а дополняли молитвенные и житийные тексты.

Живя в Константинополе, отец Афанасий продолжал трудиться для Русской Церкви, для своей Родины.

В одну только Высоцкую обитель было им прислано десять икон лучшего греческого письма.

Им и его учениками переведены на славянский язык и переписаны «четыре сотницы глав» преподобного Максима Исповедника, главы Марка о церковных службах, слова преподобного Симеона Нового Богослова.

А ещё по благословению и совету отца Афанасия ученики его собрали в Предтечевой царской обители Константинополя сборник отеческих сочинений – четыреста глав преподобного Максима Исповедника, главы преподобного Марка, Слово Симеона Нового Богослова, несколько Слов Иоанна Златоуста и Исаака Сирина.

Один из учеников Афанасия, списывавший по его воле сборник, вот что писал впоследствии на Родину: «Сию книгу писал я по благословению и совету моего старца, священночестнейшего между иноками Афанасия, бывшего прежде начальником общежития и братии в монастыре на Высоком. Рассмотрев жизнь рассудительным умом своим, оставил он монастырь и всё, что было дорого ему, родных, знатных знакомых и удалился в Константинополь; здесь пребывает он, как один из убогих; забывая всё земное, печётся только о будущем. Митрополит Киприан сильно упрашивал его, чтобы согласился идти в Россию и принять там почётную должность. Но он отказался. “Келья моя дороже мне тех почестей”, – так и ответствовал он святителю».