Текст книги "Моя Франция. Обратится ли сказка в кошмар?"

Праздник превращается, праздник превращается…

Вообще в моё первое посещение Франция запомнилась весёлой, праздничной страной, почти сказкой, где всё получается, всё хорошо и спокойно. Ведь жизнь воспринимается в относительности, даже писающий в стену церкви негр не мог испортить впечатления. На другой чаше весов была общая неустроенность жизни в Советском Союзе, проблемы с продовольствием, с товарами первой необходимости, с бытовой техникой и нарастание межнациональной напряжённости, уже тогда вылившейся в Сумгаит. Конечно, сравнение могло быть однозначно не в пользу СССР.

Иногда этот резкий контраст подводил меня к довольно неожиданным мыслям. Так, рассматривая при выборе подарков родным отдел аудио– и видеотехники в большом универмаге, я впервые захотел зарабатывать больше. Больше, чем у меня имелось на тот момент, больше, чем у меня могло быть через 5 лет, через 10 и так далее. Я уже писал, что готовил себя к обычной карьере преподавателя ВУЗа, года через два-три должен был защититься, потом получить однокомнатную квартирку, потом, наверное, двухкомнатную, наконец, трёхкомнатную (предел мечтаний). Лет в 40–45 выдать на-гора докторскую, стать профессором и получать рублей 400 в месяц. Огромные деньги, которые в моём тогдашнем понимании некуда было тратить. Потому что покупать машину, например, не собирался, слишком непривлекательной казалась перспектива проводить выходные в гараже, как это делали многие знакомые. Я даже в страшном сне не мог представить себя копающимся в моторе, чинящим стартёр, разбирающем отдельные узлы: тягой к технике никогда не обладал. Ну а детская мечта в виде дома на берегу моря всегда относилась к области фантастики.

Но вот во французском магазине, глаза разбегались, взгляд натыкался на все эти сименсы, филипсы, сони, ямахи, хотелось приобрести и то, и это. Увы, у меня было всего 4200 франков, официально обмененных после стояния в жуткой очереди во Внешэкономбанке (или в чём-то подобном) на улице Гоголя, нынешней Малой Морской. Так ещё для этого надо было специально ехать в Ленинград! 4200 франков – сумма немалая (Спасибо сталинскому официальному курсу рубля! И доллару за 67 копеек!). Она в то время немного не дотягивала до минимальной зарплаты француза, на которую можно было худо-бедно прожить даже в мире чистогана, если употреблять советскую пропагандистскую идиому. Но на стеллажах и прямо на полу лежало (стояло, вертелось, мерцало разноцветными огнями) множество разных, совершенно недосягаемых в нашей стране, вещей тысяч на 40! Только того, что влезало в чемодан! И для этого не надо было ехать в Ленинград или Прибалтику, изучать там, как выразились бы сейчас, состояние местного рынка и в результате всё равно почти ничего не купить. Как тут не родиться низменному желанию заработать? Вот и потратил я весь обменный фонд на подарки, благо жил у родителей жены в гостях в буквальном смысле как у тёщи, исполнявшей роль Христа, за пазухой.

Небольшое отступление. Сейчас модно вспоминать советское время и говорить, мол, то было лучше, вот это доступнее и справедливее. Спору нет, всегда, у любых режимов бывают определённые достижения. Даже при Гитлере в Германии. К примеру, Третий Рейх сумасшедшую безработицу эпохи Великой Депрессии победил за несколько лет. Первые автобаны тоже построили в те года, и немцы до сих пор по ним ездят. Нисколько не сомневаюсь в том, что в настоящее время в Северной Корее есть что-то такое (и от этого не надо бы отказываться), чего не будет тогда, когда наследственная монархия Кимов рухнет. Но я почему-то не ностальгирую по власти, которая издевалась над своим народом методом всевозможных очередей и «колбасных» электричек. Очень метко выразилась тогда одна знакомая, оправдывая своё желание, как сейчас говорят, «свалить»: «Я не хочу быть счастливой потому, что купила килограмм помидоров!»

Моему поколению достались только очереди, а ведь нельзя забывать о времени товарища Сталина, которое иные соотечественники, не жившие тогда и не способные осознать весь ужас той кровавой эпохи, называют временем великих свершений. Думаю, таким людям всегда кажется, что их бы не коснулось, ну лес рубят, ведь щепки летят. Ага, летят. Только так же считали и многие из голосовавших за смерть троцкистско-зиновьевским предателям и шпионам – они-то сами не предатели и не шпионы. Считали, потом и их сосчитали. Ну а свершения и достижения может, без крови-то быстрей бы свершались, а? Простая математика вообще-то: сколько талантов сгорело в ненасытном пламени несгораемой бумажки с текстом 58-й статьи УК? Слава богу, не довелось это пережить, а вот жить в одном километре от мясокомбината, наслаждаться при южном ветре ароматами протухших обрезков и при этом ездить за колбасой этого же предприятия в Ленинград – довелось!

Короче, на фоне слишком проблемной жизни в Союзе конца восьмидесятых годов Франция смотрелась даже очень прилично. Не один я ходил с раскрытым ртом по парижским (лондонским, римским, западноберлинским) магазинам. Быт не унижал человека товарным дефицитом, и испорченность людей «квартирным вопросом» занимала лишь нижние этажи в лестнице человеческих пороков. Поэтому всё и выглядело со стороны так красиво, ярко и правильно. Иногда казалось сплошным праздником. Кстати, и на настоящих праздниках пришлось побывать. Грянуло 14 июля – день взятия Бастилии. Лишь единицы французов могут сказать, что такое штурм Зимнего, а вот что такое взятие Бастилии знает, наверное, весь мир. Молодцы, ничего не скажешь, всех заставили вертеться вокруг себя. Парад ничем не поразил, техники прошло меньше, чем у нас, а особенно не впечатлило прохождение военных колонн. Ноги как-то поднимались неровно, не так красиво, как у нашей (и не только, манеру тянуть носок русские позаимствовали в своё время у пруссаков). То, что у нас называется чеканить шаг, совершенно чуждо французам, они называют это гусиным шагом. Хорошо это или плохо, не знаю, но на параде хочется ведь увидеть не только армию, но ещё и представление, своего рода спектакль. Так вот, у французов этот спектакль получается гораздо хуже.

Другой праздник я увидел в деревне: родственники жены крестили детей – двух симпатичных маленьких девочек. В церкви было даже весело, приходской священник, похоже, оказался не чужд современных веяний. Вместо церковного хора (которого, может, и не было за малочисленностью прихода) электронная музыка играла что-то напоминающее негритянский джаз. Я ещё раньше видел по телевизору службы для чернокожей паствы в Америке, но тут немало удивился, заметив, как у некоторых присутствующих на крестинах, ноги инстинктивно начали отбивать ритм музыки. «Ещё чуть-чуть и в пляс пойдут, – подумалось, – хорошо, это крестины, а не похороны!». Как-то совсем не вязалась увиденная картинка с моим представлением о строгой обрядности католической церкви. Правда, никогда больше такого экстравагантного действа я не наблюдал, наверное, мы всё же попали к кюре-экспериментатору. После службы начались посиделки с обильными возлияниями, а как стемнело, хозяева устроили для гостей впечатляющий фейерверк (во всяком случае, мне так показалось, ибо раньше я видел только разноцветные выстрелы из армейской ракетницы). Всё происходило на берегу какого-то пруда, куда подвыпивший народ добирался на машинах – далеко, целых полкилометра.

В разгар застолья громкие, рассчитанные на всю публику, а народу было никак не меньше двадцати человек, сентенции хозяина стали вызывать бурный смех гостей. Все веселились, я ещё не понимал французскую речь и был заинтригован, а чем же так забавляет присутствующих родственник Франсуазы? Жена объяснила, что он шутит о достоинствах своего полового органа, ну мы же, мол, в деревне, тут родня и соседи, все свои. Это никого не смущало, казалось, что присутствующих забавляли скабрёзные шутки. Мне, однако, такая экзгибиционистская тематика показалась неуместной, хотя ханжой никогда не был, а в своём кругу любил и люблю хлёстко пошутить на постельные темы. Но в этом плане многие внешне добропорядочные французские дамочки перещеголяют нашего отъявленного пошляка. Сами по себе «крепкие» словечки совершенно допустимы в общении, и в разговоре с Вами с виду очень приличная знакомая дама легко может употребить все возможные выражения. В принципе, нельзя переходить на подобную лексику только в общественных местах, магазинах и т. п., да и то лишь громко, а если между собой и в полголоса, то можно. А как я опешил однажды, когда жена с тёщей чуть ли не за столом начали обсуждать на полном серьёзе в каком положении им больше всего нравится мужской агрегат. Потом привык. Наверное, стал более толстокожим, более циничным или более открытым, более современным, более толерантным, как это правильно сейчас говорить?

Однако, в таком упрощённом подходе к строению, так сказать, человеческого тела есть и свои плюсы. О том, как они рождаются, дети не на улице узнают, а в мягкой форме от родителей. Обычно при помощи книг, где в варианте «софт» объясняются отношения мужчины и женщины и процесс появления ребёнка на свет. Нет никакого стеснения и при описании схожих вопросов у животных. Когда я уже вернулся в Россию, мы взяли у соседей сверху котёнка. Очень хотелось понять какого же пола маленькое создание. Тем более, что имели уже одну совсем юную кошечку из той же семьи. Понять никак не могли. Гёрлфрейнд соседа, фельдшер по профессии, безапелляционно заявила: «Кошка, видите, яиц нет!». Когда я рассказал о наших трудностях своему десятилетнему сыну, жившему с мамой во Франции (я регулярно навещал их), он сбегал в свою комнату и принёс иллюстрированную детскую книжку про животных. «Смотри, папа, – назидательно сказал он, – всё просто, если у котёнка сзади просто полоска – значит кошечка, если крестик – значит котик!» Оказывается, не все детали вырастают сразу. К несчастью для нас, наша новая кошка оказалась котом, воспылавшим в положенный срок любовью к своей старшей сестре…

Это о детях, ну а, повзрослев и потренировавшись на кошках, французы не забывают о теме. У основной массы населения там очень популярны всевозможные анекдоты и житейские истории о том, что они называют общим словом ж…а (не жена, нет). Видимо, это в крови, королевский двор, а за ним и вся знать с развращенной ею прислугой ещё в XVIII веке показывали чудеса либертарианства, падение Старого режима и снижение роли церкви только ускорило процесс. Пример одних не мог не вызвать подражание других, хотя бы в виде устного народного творчества. Ведь вольное словоблудие на данную тему возможно и есть некая сублимация самих отношений. Вопреки распространённому мнению французы не спят сплошь и рядом с жёнами знакомых и друзей, и фраза из известного анекдота, цитирующая француженку, увидевшую пьяного, лежащего на тротуаре: «Мужчинка! Свободный! Такси, такси, такси!», является не более, чем плодом безудержной мужской фантазии. Похоже, что не только французы сильны в таком подходе к изложению полового вопроса. Один знакомый физик-москвич, таскавшийся в 90-е годы по европейским университетам в поисках лучшей доли, так охарактеризовал отношение к половым связям в Англии: «У них оральный секс, они только говорят о нём!». Не знаю, сколько в этом разочарования от собственных неудач на женском фронте, а сколько правды…

Но отношение к чужим грехам на сексуальной почве во Франции всегда гораздо более терпимое, чем у американцев. Никакие подвиги Билла Клинтона в Овальном кабинете не вызвали бы такой шквал негативной реакции вплоть до разговоров об импичменте и тому подобное. Известно, что Жак Ширак, ещё в бытность свою мэром Парижа не забывал публично демонстрировать свою супругу Бернардетту и при этом любил волочиться за молоденькими актрисочками, что не помешало ему стать Президентом Республики. Отметились адюльтером в своё президентство и Валери Жискар д’Эстен, и Франсуа Миттеран. Последнему даже приписывают одну фразу, сказанную во время президентской кампании 1974 года, о том, что из трёх главных кандидатов на первую должность в государстве лишь один спит со своей женой. Как это ни удивительно, в данном случае Миттеран зачислил себя в списки неверного жёнам большинства. И с годами ничего не менялось. Катастрофический рейтинг Франсуа Олланда никто даже не пытался объяснить его легкомысленными амурными похождениями, а на художества известного бабника по имени Доминик Стросс-Кан – в то время по совместительству Директора Международного Валютного Фонда – во Франции всегда закрывали глаза. И только в Америке распоясавшегося чиновника припёрли к стенке с чисто американской изощрённостью. Хотя тут, возможно, не обошлось без просьб со стороны одного заинтересованного французского политика, которому он казался самым опасным конкурентом на будущих президентских выборах.

Французы – вообще очень терпимые к чужим недостаткам люди, сейчас эта терпимость ещё подпитывается официальной идеологией толерантности, которая захлестнула европейские страны. Но далеко не все согласны путать терпимость с толерантностью, хотя по-французски это одно слово. Многим не доставляют удовольствия саморекламные гей-парады, разрушение современной моралью культурных и общественных основ христианского миропонимания. Ещё большее отторжение вызывает то, что приезжавшие сначала по приглашению правительства, а теперь без оного, иммигранты из Африки и Азии фактически создали в стране параллельное общество и параллельную культуру. В итоге, произошла некоторая эволюция в сознании людей. Раньше за Национальный Фронт голосовало 14–17 % французов, и сам этот факт многие считали позором для Франции. Не совсем понятно, правда, почему, ведь свободное волеизъявление неотъемлемый элемент признак цивилизованности общества. Теперь цифры другие: на выборах в Европарламент в 2014 году число голосов за фронтистов уже вплотную подобралось к планке в 25 %. Неужели они все фашисты? Ведь такой ярлык на них навешивают политические противники.

Писатель Мишель Уэльбек написал фантастическую повесть о том, как в результате второго тура выборов к власти в стране приходит исламистский президент, победивший националистку Марин Ле Пен. Пусть это фантастика и такой партии в Пятой Республике ещё нет, но позиции мусульманской части общества усиливаются. Книжка обещала стать событием начала 2015 года, но её выход совпал с расстрелом «Шарли эбдо», и, несмотря на явную связь двух событий (а может, как раз поэтому), её не заметили.

Праздник превращается… в Бог знает что, но погода хорошая

Однажды в майский день 2013 года, гуляя по Парижу, мы зарулили в кафе дабы промочить горло (взрослые) или насладиться вкусными французскими пирожными (дети). Моя нынешняя супруга любит фотографировать. И тут за окном кафе, на улице, ей чем-то приглянулась одна типичная для нашего времени группа из трёх французских девушек явно арабского происхождения. Одна была даже, как и положено мусульманской женщине, закутана во что-то по самые глаза. Я не силён в терминологии ислама, могу китаб с кебабом перепутать. Девушки о чём-то мирно беседовали, за сим и были «коварно» подловлены женой, её выдала вспышка, забыла отключить. И тут началось, некоторые ведь так толкуют вероучение Магомета, что лицо женщины должно быть скрыто от чужих глаз или, в крайнем случае, от кинофотосъёмки. Возмущённые «невиданной» наглостью девицы буквально ворвались в кафе и, не сдерживая себя в выражениях, стали требовать, чтобы жена удалила кадр. Напоминаю, дело происходило не в мусульманской стране, а в центре Парижа. Мы, естественно, ошалели от такой наглости и отказались, тем более, что технически сделать это было уже невозможно – совершив свой последний подвиг, села батарейка фотоаппарата.

Завязалась перепалка, длившаяся минут десять, кстати сказать, девушка в платке не проронила ни слова, видимо, две её подруги как более светские представительницы прогрессивной арабской молодёжи были лучше адаптированы к реалиям французской жизни. Они прекрасно знали свои права, а скорее не права, а возможности. Картина получилась крайне неприятная, на нас орали две обнаглевшие франко-арабки. В ответ орал я и мой старший сын – в то время ещё свято веривший, между прочим, в «правильные» современные идеи и европейские ценности. Возмущённые мусульманки таки ретировались в итоге ни с чем. И только после их ухода к нам подошёл смущённый официант и извинился за происшедшее. А пока распоясавшиеся девицы буянили, ни один из гарсонов, хотя все они, как и положено по определению этого слова, были мужеска пола, не осмелился остановить безобразную сцену, которая наверняка не обрадовала остальных посетителей заведения. Девицы не были вооружены в прямом смысле, нет, они были вооружены чувством полнейшей безнаказанности, такое им всегда сходит с рук. И это пока, пока ещё нет мусульманской партии, которая, если верить Уэльбеку, победит на президентских выборах в две тысячи двадцать каком-то году. Мне кажется, что больше в Париж мы не поедем. Любой фильм лучше смотреть в оригинале, а не в испорченной версии 33-его римейка.

Не поедем в Париж не означает, что закрываем для себя Францию. Как и Москва у нас совсем не то же самое, что Россия, так и Франция достаточно многообразна, и ещё не все её уголки удалось испортить современному мейнстриму. Помню, как в 1988 году я уезжал из этой страны восхищённый совершенной красотой городов с уходящими в небо шпилями соборов, безукоризненной чистотой улиц, высоким уровнем жизни и так далее. Это восхищение, правда, не смогло предотвратить появление чувства ностальгии. Меня хватило месяца на полтора в центре европейской цивилизации. Однако доминировало желание вернуться ещё, остаться подольше, чтобы лучше узнать и понять тамошнюю жизнь. Теперь же хочется увидеть то, что ещё не попадало в поле моего зрения, пока оно существует в своём нынешнем виде. Иногда кажется – всё меняется так быстро и не в лучшую сторону, что можно не успеть. В мае 2015 года ехали на поезде из Генуи в Ниццу и любовались чудесными береговыми пейзажами – синее море, многочисленные пляжи, зажатые между горами, красивые домики, тут и там разбросанные по побережью. Через несколько месяцев увидели те же места по телевизору и ахнули – море было то же, домики те же, а по загаженному берегу бродили хлынувшие в Европу мигранты. Похоже, их тормозили на французской границе, и тёплый берег Средиземного моря стал вынужденным лагерем переселенцев. Наверное, сейчас ничего подобного нет, как-нибудь проблему решили, но осадочек остался.

Кстати, чем-чем, а климатом Франция не обижена. Хотя многие французы жалуются на долгую и дождливую зиму и мечтают о том дне, когда они поедут «au soleil» (к солнцу), в тёплые края, ассоциирующиеся у них с отдыхом на море, обычно в пределах родной страны. Но, на самом деле, тамошняя зима, с температурами, нынче доходящими даже севернее Луары до градусов 15 тепла, кажется нам, русским (особенно неизбалованным погодой питерцам или каким-нибудь северянам), просто паузой в долгом лете с переполненными террасами кафе и людьми, нежащимися под жарким солнцем в шезлонгах на придомовых участочках – садах, как их там называют. Иметь свой сад, jardin, мечта, наверное, каждого коренного жителя Франции.

Повторюсь, зимы в нашем понимании, то есть периода с устойчивым снежным покровом, во Франции нет. То бишь, есть, но только в горных районах, хорошо известных нам по зимним видам спорта и по скандалам, которыми регулярно снабжают публику некоторые обезумевшие от огромного количества денег сограждане.

Ещё в конце 80-х – начале 90-х годов, когда холодное время года в Европейской части России хоть чем-то напоминало то, что называется русской зимой, я почти не видел во Франции снега, тем более в Париже. Зато немало молодых людей, экономя на тёплой одежде, в прохладные дни просто повязывало шарфик поверх пиджака и в таком виде добиралось до работы или учёбы. Правда, народ постарше, помнивший послевоенные хотя бы годы, рассказывал, что снег был частым гостем на парижских улицах, а национальный кинематограф в фильмах о прошлой жизни для пущей правдивости картинки любит показать заснеженные французские города.

Бывало холодно во Франции и на памяти моего поколения. Начну издалека. В январе 1987 года в Ленинграде несколько недель стояли морозы под 40 градусов, и в нашем общежитии с огромными, от пола до потолка, стеклянными окнами на первом этаже (говорили, что это передовой чехословацкий проект) полопались батареи. Тогда все срочно обзавелись электрообогревателями. Но они не могли хорошо нагреть комнаты. Самым надёжным способом спасения от холода была возможность найти себе партнёра противоположного пола, чтобы спрятаться вдвоём под стандартным шерстяным одеялом.

В те дни холод докатился и до Франции. В пригородах Парижа температура опускалась аж до минус 18! Тут, конечно, в пиджачке с шарфиком не походишь, парижане страдали, но мужественно терпели. Десять лет спустя под Новый Год выпал снег и тут же почти растаял, но затем ударили морозы. В наших местах (а тогда моим местом был городок примерно в двухстах километрах западнее Парижа) холода до минус двенадцати держались почти две недели, замёрзли неспешные речки и тихие пруды. Местное телевидение показывало изумлённым французам обрадовавшуюся погодной аномалии голландскую семью – она в полном составе каталась на коньках по льду какого-то озерка, служившего местом летнего отдыха окрестных жителей. Вот и я тоже, не имея коньков, выводил своего четырёхлетнего сына скользить ногами по десятисантиметровой толщины льду замёрзшей реки, разбежался и катись! Редкое удовольствие в стране тёплых зим. Но отвыкшие от студёных дней французы смотрели на эту картину со смесью удивления и тревоги, хорошо ещё не звонили в полицию!

Однако такие морозы бывают редко, более частый гость – снегопад при нуле или лёгком плюсе. И это сразу становится сюжетом для теленовостей – в городе снег, смотрите, не выходите на улицу в летних туфельках! Ещё одна приятность января или февраля: за ночь ветровое стекло автомобиля полностью покрывается льдом (влажный вечер плавно перешёл в слегка морозное утро). Помнится, я чуть ли не каждый день просто ладонями растапливал два пятна на стекле и трогался – пока доеду до трассы всё и растает. Реагентом дороги обрабатывают крайне редко, поэтому трёх-пяти сантиметров снега хватает, чтобы создать серьёзные трудности автомобилистам и общественному транспорту. Сам видел, как грузовики не могли взять небольшой подъём после светофора (резина-то у всех летняя, её никто не меняет!). Образовался затор, полностью парализовавший движение. Наиболее смелые объезжали его по совершенно заснеженной, вертлявой просёлочной дороге (но асфальтированной и без ям), я тоже последовал их примеру.

Справедливости ради, хочу сказать, что не только во Франции в нынешнюю эпоху глобального потепления не Бог весть какой по нашим меркам снегопад порождает много проблем. Вот в январе 2013 года в славном германском городе Франкфурт-на-Майне и его крупнейшем в Европе аэропорту выпало сантиметра четыре мокрого снега (я даже запечатлел этот «гигантский» слой на каком-то навесе у аэропорта). Казалось бы, всего ничего, о чём разговор, но, видимо, немцы сильно экономили на снегоуборочной технике. Эта снежная «буря», как наверняка её назвали в местных новостях, практически парализовала аэропорт почти на сутки. Нам удалось улететь из него в 14 часов вместо 9 утра, но мы были просто счастливчиками, потому что с нами отправились пассажиры, которые должны были ещё накануне вечером оказаться в Питере. Не знаю, как справляются со снегом аэропортовые службы Франции, не приходилось попадать в похожие ситуации, но, судя по тому, что творится на улицах, наверное, не лучше.