Текст книги "Часть Чего-то. Повесть вторая"

Он остановился буквально на секунду. В глазах проснулось нечто незыблемо восторженное, чрезмерно ожидаемое и желанное – именно такое состояние вызвало в Казимире понимание того, что вскоре, уже совсем близко по времени, он наконец сумеет достичь того, к чему так долго и упорно стремился. Что все тайны будут разгаданы и зло искоренено… Это блаженное чувство заставляло и забыться обо всём, и сосредоточиться лишь на одной цели, о которой он спросил у своих подопечных, обернувшись к дюжине молодых людей да задав единственный возможный сейчас вопрос, ответ на который Коликова на самом деле в данный момент уже несильно волновал, ибо коль что дальше он готов был идти и один:

– Все помнят, что делать? – утвердительные кивки были ему знаком, сообщающим, что одиноким он в сие тайны «проникать» не станет.

Его очи, буквально моментом «скользнувшие» по лицам молодых людей, ещё больше воодушевили их, возвысив и так поднятый до неописуемых высот настрой на те уровни целеустремлённости, что, казалось, более двигаться в этом плане уже некуда. Их мировоззрение и «играло» сейчас в них всеми своими главенствующими целями, которые стояли как основополагающие догмы данного мероприятия, и в то же время были удалены от разума, ибо призыв к сопротивлению силам из вне, коль они будут противопоставлять себя движению вперёд, к необузданному нечто, также был на самом пике своей мощи в податливом организме податливых людей. Людей, к которым причислялась и Алина, что уже сейчас была готова и расплакаться, так на неё действовал каскад фактов: она впервые на Втором уровне, она вскоре узнает, что стряслось с родителями, она уже почти избавила общество от пороков современности, что были навязаны социуму отнюдь не по его вине и прочее-прочее. Но в то же время она была готова остервенело сражаться, и опять же ввиду тех же фактов, что вызывали и противоположные, более чувственные эмоции…

Ответ был получен. И не медля более Казимир тут же схватился за лестницу и начал подъём.

Открыв люк он первым оказался снаружи, глаза устремив ввысь, на теряющийся в «потолке» Второго этажа верх здания Института, представляющего из себя здесь, снизу, огромное по радиусу, круглое строение, имеющее по входу на каждые тридцать градусов окружности своего низа, что оставалась таковой вплоть да Третьего уровня Города, где края резко начинали сужаться в конечном и тоге образуя конус, увенчанный длинной антенной, устремлённой в небеса и оканчивающейся лишь на шестистах метрах над уровнем моря.

На данное грандиозное, пусть и монотонное в своём окрасе здание, чья серость словно отливала серебром в глазах людей просто ввиду самого величия строения, Казимир смотрел глазами, полными маниакальности ⁹Джефферсона Хоупа. Причём взгляд его был нацелен именно на невидимый отсюда, но уже столь яростно облюбованный общим вожделением Третий уровень, в котором для всех этих людей, представляющих из себя в эти моменты чистейшего ¹⁰Джонатана Смолла, пусть и не совсем-то и посвящённых в предмет своей страсти, там находились свои сокровища Агры.

Как только некоторая часть народа поднялась на поверхность, Казимир, в нетерпении, ринулся внутрь здания через двери, которые по понятным причинам не были закрыты: политика И. И. Н.И.М.П. всегда отличалась некоторой чрезмерной лояльностью к молодым гражданам, как к возможным универсантам, радушным приёмом новых учащихся, для которых организовывались регулярные дни «открытых дверей» и прочее, а также обыденная «жизнь» Института в эти дни тоже не была приостановлена, так как оставались и студенты, всё ещё сдающие сессию, и нескончаемые приготовления к очередному учебному сезону.

Оказавшись в пустом монохромном холле обширных размеров, Казимир осмотрелся, полностью обернувшись корпусом тела по кругу и сознав, что со своей группой является здесь первым из «Возрождения», а также единственным из людей: никого ни внутри, ни снаружи здания мужчина не заметил… И это заставило его пыл чуть поутихнуть.

Также данную неурядицу приметила и Алина, ещё на улице отметив, что как-то совершенно немноголюдно. Она даже осмотрелась по сторонам, пытаясь вычленить из узких проходов строений вокруг хоть какой люд… Но так и не удалось. Тоже получилось и с авто – ни единой машины не было в радиусе по крайней мере двухсот метров так точно, лишь редкие гудки слышались вдали из-за безликих домов.

И вот теперь тревога по этому поводу наконец остудила разум, освободив не только инстинкты, но и мышление…

Страх заброшенности сего огромного пространства резко пронзил людей. Они были готовы, будто, к чему угодно. Их дух уже был нацелен на сопротивление, на некую не свойственное им действие… Но ничего не произошло. Они просто оказались внутри и.. и всё.

Внутри, стоя около входной двери, смотря на неимоверных размеров холл, группа людей приняла тот факт, что она одна здесь. Здесь, среди этих серых стен. Здесь, где посреди круглого пространства вверх подымался огромная по радиусу несущая колонна, что не только в конечном итоге укрепляла здание, но и содержала в себе учебные аудитории, коридоры, закусочные и прочее. Здесь, где на каждых девяноста градусах сего опорного гиганта также ввысь стремились широкие лестницы, каждая из которых словно была вымощена из гранита, но являлась предсказуемо металлической и, более того, обыкновенным экскалатором, разделённым посередине минималистичной железной трубкой – перилами. Одна половина сей конструкции в учебные будни двигалась наверх, другая, соответственно, вниз. Эти «лестницы» были винтовыми, почему, словно протыкая эту конструкцию, посредине их также к потолку уходили по ещё одной немалой в обхвате колонне, в которой находился обыкновенный лифт. Сейчас экскалаторы были остановлены, и это только больше дополняло антураж безжизненности этого места, что обычно так к себе влекло. Потолок словно начал давить своими полами верхних этажей, где также располагались всяческие кабинеты для разнообразных нужд – ко всем этим действам вели обыкновенные, как всегда бесконечные коридоры, имеющие своё начало у пролётов столь же бесконечных «подвижных» лестниц.

И от этого некоего не окончательного соотношения размеров дозволимых глазу пространств становилось ещё более неловко: вперёд можно было разглядеть многое, крайне многое, вплоть до стоявшей посреди основной колонны, перекрывающей собой около половины простора за ней. А вот при взгляде на верх сразу становилось понятно, что здесь очам «зацепиться» не за что, ибо буквально в трёх метрах над головой уже на сознание наседал серый, теперь кажущийся таким безвкусным потолок.

Казимир сомневался. Это ощущали и остальные, невольно пятясь к выходу и наблюдая за будто бы омертвевшими просторами, что так недавно влекли. Но они и влекли как раз тем, что здесь ожидает нечто ранее не испробованное, нечто не виданное и не испытанное… Но всё вышло совершенно не так, а как-то… Фальшиво. Так, как быть не должно или должно быть только в том случае, в котором всё однозначно окончиться нехорошо.

Первым от внезапного оцепенения избавился Сеня, шепотом, про себя, словно задавая вопрос лишь своему нутру, пробурчав:

– *Гэй… Стоп, а чаго гэта вы?… – данное возражение собственного внутреннего голоса краем уха уловила Алина, также «сорвав» с себя пелену оторопи.

(*перевод) Эй… Стоп, а чего это вы?…

– Казимир! – смело позвала она мужчину, тут же вздрогнувшего от такой неожиданности.

Её голос, в необходимый момент зазвеневший сталью, отразился от стен, «загулял» между пролётов, раскатистым эхом распространился по пустынному строению. От неожиданности люди, что окружали девушку, сразу же чуть пригнулись и чуть было не потянулись к ремням, но успели одуматься, лишь удивлённо уставившись на девичью фигуру в черном одеянии, которая продолжила, твёрдо смотря на Коликова, который уже выпрямился и будто осознал всё необходимое по одному лишь решительному взору ясных карих глаз:

– Насколько я помню, мы сюда пришли, чтобы попасть на Третий уровень… Так какого чёрта мы ещё у дверей? – она напирала на Казимира специально, лишь бы передать ему то чувство вины за данную неурядицу, которая, по её мнению, лежала на нём, как на главном.

И он не сопротивлялся, тут же осознав да приняв свою оплошность, вновь зарождая в первую очередь в себе былую пылкость, унаследованную в данный момент от девушки, пышущей желанием добраться до неведомого, но влекущего конца. Коликов посмотрел, как и раньше твёрдым взором, на подопечных, после чего обернулся и, вновь осмотрев подвластный ему отряд да заприметив в голове, что никого из «Возрождения» так и не появилось вблизи, призвал к движению вперёд, поворачиваясь всем корпусом в направлении к обесточенным эскалаторам, в данном обездвиживании которые, особенно при вездесущем здесь мертвенно-бледном свете, исходящем словно из стен, казались истинно мраморными, некими монолитными, как и все нутро да наружность сего здания.

И тут сзади крайне отчетливо в данной тиши, которую на мгновение нарушили вновь решительные вздохи да выдохи двенадцати целеустремлённых людей, послышался звук отворяющихся дверей, а точнее ветер, «вошедший» внутрь сквозь открывшийся, причём, судя по всему, на довольно длительный период времени, лаз.

Молодые люди, во главе с Казимиром, вновь чуть подавшись страху, но уже собравшись оборонятся от любой напасти, в тот же миг резко развернулись на сто восемьдесят градусов, оказавшись лицом к предполагаемому врагу.

Который оказался совершенно противоположным по настрою к ним явлением: внутрь здания вошёл, понятное дело, торопясь, Алесь Дмитриевич – старый друг Казимира, с которым тот «внутри» редирума по важным и не очень вопросам советовался в первую очередь, ввиду чего данный человек, что был немного старше Коликова да являлся по профессии обычным надзирателем за безопасностью электросистемы Города, был частым гостем в группе бородатого кинокритика. Посему его Алина и узнала, сразу просияв радостью.

За Алесем внутрь медленно, словно чего-то остерегаясь, вошла группа людей, по численности сопоставимая с их сборищем.

Не ожидавший такого резкого движения со стороны некой толпы людей, которую в секунду признать не удалось, Алесь Дмитриевич также остановился и слегка затравленно уставился на толпу, нащупывая на ремне средства для обороны. Но уже в следующий миг, когда позади него собрался его же отряд, мужчина осознал, кто пред ним находится и его на удивление свежее для подобного возраста лицо, почти напрочь лишённое морщин, подверглось гримасе счастья, которая тут же на тонких сухих губах отразилась широкой улыбкой, а в зелёных ярких глазах блеснул лучик неподдельного расслабления, которое испытываешь, когда понимаешь, что нечто, что ты так хотел где-то обнаружить или найти, действительно там присутствует.

– А-а! А я уже подозревать неладное начал! – радостно вышел к очередным представителям редирума Казимир, направившись чётко к Алесю с распростёртыми объятиями.

Тот, будучи на голову ниже своего приятели, да притом ещё и гораздо уже в плечах, выразил подобные чувства надвигающейся на него немалой, по сравнению с ним же, фигуре, которую принял в свои вытянутые в лево и в право руки.

– Вообще-то, по плану, так и должно было быть, – заметил он, когда друзья сблизились в крепком объятии, которое отображало не столько долгую разлуку, сколько простое облегчение. – Наше место встречи выше, насколько я помню.

– Ну, так-то оно так, но только, сам понимаешь, как-то не по себе становится, когда вбегаешь вот в такое.. место, а тут ни единой души, ведь, всё-таки, внутри себя всегда желаешь, чтобы кто-то успел быстрее тебя в таком-то деле, – раскрыл тайну своего подспудного страха Казимир, держа товарища за плечи на вытянутых от себя руках.

– Ха! Это уж точно! – понимающе кивнул пожилой человек и двинулся вперёд, изучая вольготно расположившийся, подавшийся некоторому расслаблению, отряд Казимира, когда тот наконец отпустил его, да притом приговаривая: – А кстати, касательно «дела». Что там с окончательной частью? Я так толком и не понял…

Добрые глаза его приветливо «проходили» по лицам молодых «возрожденцев» группы Коликова, тогда как их негласный командир спокойно ответил на поставленный вопрос, что был задан таким тоном, будто Алесю просто хотелось поговорить. И ведь так оно по большей части и было, ибо данный мужчина крайне внимателен к деталям и людей, которым не доверяет, не слушает, посему коль он здесь и до сего переговаривался с Казимиром, то значит ему он уже полностью доверил свою жизнь, и не шибко ему важно, что там с окончанием мероприятия, так как уверенность в том, что Коликов со всем разберётся, не покидала ум данного человека, а вот потребность поговорить с давним другом, «разгрузившись» таким способом с содержательной на физическую нагрузку дороги, прямо-таки «рвалась» наружу.

– Когда окажемся на месте, я просто связываюсь с нужным человеком, и он уже со всем разбирается, – довольно туманно вымолвил кинокритик, смотря то на своих ребят, то на людей Алеся.

– Кратко и не понятно, – констатировал другой мужчина без сожаления. Затем повернулся к своему твоарищу и спросил: – А ты в этом инкогнито хотя бы уверен?

Казимир чуть призадумался, думая о теперешнем небольшом «недуге» Совранова, однако потом утвердительно ответил:

– … Да… Уверен.

– Ну тогда нам не следует здесь терять время, – Алесь Дмитриевич вновь оживился и, увлекая за собой своих подопечных, с небольшой улыбкой, устремившись к лестнице наверх, посмотрел на Казимира.

Тот понял намёк без слов и также заспешил к ранее оговоренному, «истинному» месту встречи.

Тут позади, с левой стороны, вновь раздался звук «вошедшего» в сие просторы наружнего ветра. Но теперь людей, численность которых заметно возросла, это не беспокоило: вся толпа, на удивление довольно грамотно расположившись по широкому подъёму, торопилась ввысь.

Алина приметила в иной группе Илью и сейчас, наконец, дождалась, когда он поравняется с ней: видимо он жил ближе к точке сбора Алеся Дмитриевича, почему и оказался в его отряде, ведь это только Алине с Мишей повезло, что они были рядом с Коликовым, иные получали координаты двенадцати точек сбора лично от девушки или Михаила, после чего сами добирались до туда, до куда им было удобней всего.

Хакер заметил и свою давнюю знакомую, и бежавшего рядом с ней студента сего загадочного, как оказалось, заведения, да на ходу поприветствовал их кивком с приятной небольшой улыбкой, на что Алина ответила тем же – что в данный момент делал Миша, она не видела. Но зато видела иное: модули Ильи были обесточены и сейчас абсолютно никак не обозначали себя, то есть не обыденного для них мигания и так далее не было, даже бы на минимальной яркости, которая обычно применялась в ночных операциях, они были бы заметны девушке.. но нет. Илья отключил их, дабы его не отследили – это Алина поняла однозначно.

Но тогда же в голову вновь пришла пугающая догадка, давно где-то на задворках деребенившая мысли: они-то, то есть Миша, она да Казимир, созванивались с людьми и решали вопрос касательно сего действа без какой-либо конспирации…

DEVELOPMENT 1…

Часть Вторая

На полтора часа ранее

– Максим Карпович, постойте! Максим… Погодите! Нам в другую сторону! – пытался дозваться до меня поспевающий сзади Аркадий.

Честно сказать, не думаю, что он особо стремился меня нагнать, ибо коль бы он этого хотел, то давно бы уже сделал: он явно понимал мою раздосадованность и злость да препятствовать сим эмоциям не очень-то хотел. А они не собирались задерживаться внутри моего тела: всё словно пылало, создалось такое чувство, что одновременно под ребрами развернулись арктические холода, а в районе сердце разверзся вулкан. Я чувствовал себя обманутым, хоть и не до конца понимал, что произошло, но отчего-то немыслимая обида поразила меня в сей момент.

Да, я не до конца осознал действия горящего человека, также, как и его слова, но главенствующую их тему я уловил, и вот она-то мне совершенно не понравилась, хоть сперва показалась абсолютно загадочной. Лишь когда Аркадий тащил меня наверх, к посадочной площадке, я медленно начал обрабатывать полученную информацию выявляя вывод, который никоим образом не сходился с теми данными, что с таким благочестивым видом «давал» мне старший из Алмыковых.

Ну а дальше уже подействовали обыкновенные эмоция: моя природная неприязнь к этому человеку, его вечно прищуренные глаза и заострённые скулы на исхудалом лице – всё это никогда не связывало его с образом хоть мало-мальски честного да благородного человека. И вот сейчас, когда мною были услышаны слова, взывающие к толпе от человека, потерявшего надежду, тогда как я эту самую надежду пытаюсь даровать людям, притом мирным путём, я понял, что Алмыков-то честной «игры» и не ведёт, явно переиначивая мои просьбы под свои, мне не понятные нужды. Ведь, коль речь идёт о толпе и её разрозненности во взглядах, притом в довольно масштабном плане, коль посмотреть на деяние сего несчастливца, то что ещё может прийти на ум, как не догадка о демонстрациях, о стремлении одних людей к старому строю власти, а других к поддержанию теперешнего.

Вот только как эти стремления выражены – это важнее всего. И я всегда пытался в своих целях Алмыкову выразить их как минималистично милитаристические, даже нет, не так: совершенно не связанные хоть с какими-то военными действиями либо агрессией, неважно какого локального размаха. Но почему тогда так произошло, и что вообще происходит на самом деле, и происходит ли это по моей вине либо по вине Алмыкова, и может ли быть, что это совершенно иное народное движение, что мне не ведомо? Меня раздирали изнутри эти вопросы, ответов на которые жаждало само моё естество в данный момент.

То бишь момент, когда я уже успел заглянуть в кабинет для переговоров и, не найдя там Алмыкова, направился теперь вниз в главный деканат университета – он либо там, либо в актовом зале, до которого спускаться гораздо дольше и мы бы с Аркадием, когда подымались наверх, в таком случае его бы явно встретили. Посему выбор не большой… Хотя, по сути, на самом деле он может быть сейчас где угодно, мне просто так казалось, что он именно в деканате: я знал архитектуру Института, что возвышается на Третьем уровне, довольно хорошо, посему коль что, обратиться к кому-либо с вопросом касательно главы И. И. Н.И.М.П., а затем самостоятельно найти его труда не составит.

Однако в следующее мгновения я понял, что это не обязательно: дверь в необходимый мне кабинет была отворена, и в проёме я сразу разглядел две фигуры, одна из которых была мне необходима для объяснения (справа) а другая облачена в охранную форму – слева.

– Откуда такая информация? – я услышал именно начало очередной фразы Алмыкова, выражающей вопрос к человеку, с которым тот вёл диалог уже явно какое-то время, ибо взгляд бал напряжен и сам властный его силуэт выражал некую нетерпимость.

– От компаний мобильной связи. Все они передают, что на разных частот были услышаны разговоры, темой которых было скорое нападение на Институт, – ответил человек в форме.

– Вот так вот. Без прикрытия и прочего?

– Ну… Свидетели выделяют особенно торопливую речь и…

– Ладно, это понятно. Ну, тогда что именно вы хотели предложить?

Я не понял толком темы данного разговора, лишь фраза касательно нападения на Институт ненадолго сбила с меня спесь. Но уже в следующее мгновения я вспомнил свою цель и с громким возгласом, не доходя до открытого кабинета, обратился к своему, как мне тогда казалось, однозначному неприятелю:

– Алмыков! – да, это было проявлением чистого не уважения к более старшему и явно опытному в общем по жизни человеку, но злость раздирала меня и данные чувства требовали выхода, потому я не стал себя сдерживать.

Не привыкший к такому тону в свой адрес, да и к такому обращению к себе, глава учебного заведения повернулся ко мне и глазами своими сообщил мне, что крайне сильно желал, чтобы именно меня здесь не было:

– Инаев?… Что вы себе позволяете и что вообще тут…?! – начал было он, полностью развернувшись ко мне всем телом.

Но я не дал кончить фразу:

– Вы мне сейчас всё объясните! Слышите! Всё! – я подошёл вплотную к нему и, завидев данное «сухое» лицо прям пред собой вновь, ещё более распылился в злобе.

– О чём вы?! Я ничего не собираюсь вам рас… – охранник сзади спешился, он явно не знал что делать, ибо разговор с Алмыковым был прерван, а судя по тому, как он смотрел на меня, мой профиль ему был знаком, как и статус, посему вторгаться в новую образовавшуюся беседу на повышенных тонах он не решался.

Я расслышал, как сзади подоспел Аркадий и, более не проявляя себя, кроме как отдышкой, просто начал выслушивать сей разговор, дожидаясь… Пока я освобожусь?

– Что здесь происходит?! Что происходит на Первом уровне Города?! Какого черта люди жгут сами себя, списывая вину на разделение во взглядах?! И не то ли это «разделение», о котором я думаю?! А, Алмыков, скажите мне, что вы тут наворотили?!

– Я?! Вы в своём уме?! – это его крайне сильно задело: в глазах блеснуло безумие, мне даже стало на секунду страшно от его и так постоянно холодного, а теперь ещё и лишенного рационализма взгляда. – Я наворотил?! – изначально жестикулируя в свою сторону, чуть ли не барабаня по груди, он тут же отставил палец на меня и ощутимо ткнул его в солнечное сплетение. – Это вы, молодой человек, наворотили! Я лишь делаю то, что вы.. нет, не так, ты мне сказал, парень. И попрошу больше уважения, не с ¹¹Афоней разговариваешь.

Он начал было уже поворачиваться обратно к охраннику, явно намереваясь продолжить разговор.

– Но я такого не говорил. Я говорил… – вновь начал я, уже менее раздосадованный и обвиняющий во всех смертных грехах одного человека, который одним лишь взором как раз-таки и сумел мой пыл немного утихомирить.

– То, что вы говорили, останется между нами. Мы ещё всё обсудим, Максим Карпович, а сейчас возвращайтесь домой, тут и без вас дел хватает, – жестко сказал Алмыков, не смотря на меня и сразу после обращаясь к охраннику: – Так что вы хотели сказать, Дмитрий Степанович?

– Ну-у… Во-первых надо срочно всех гражданских вывести из здания. Также мы уже связались с…

Я оборвал статного, пусть и немолодого, охранника на полуслове, четко обозначив, как мне казалось, своё требование:

– ¹²Сергей Пантелеевич, – как можно спокойней и жёстче сказал я, твердо вознамерившись всё-таки получить требуемые ответы. – Я хочу получить доступ ко всей информации, касающейся деятельности Института с начала нашего сотрудничества.

Повернувшись ко мне, лишь одной головой, с таким видом, словно ему послышалось, Алмыков-старший сказал, впоследствии оборачиваясь полностью и словно надвигаясь на меня:

– Уважаемый Максим Карпович, я ещё раз повторю: убирайтесь домой. Вы сейчас ничего не получите, а всю информацию касательно деятельности И. И. Н.И.М.П. вы и вовсе никогда не получате, чьим бы сыном вы не являлись, понимаете. Это – частные данные, доступные лишь определённому кругу людей, в который вы не входите. И на вашем бы месте я благодарил управителей этого заведения уже хотя бы за то, что вам открыт доступ почти ко всем дверям Института. И коль вы не желаете лишиться уже хотя бы этой власти, то я настательно советую вам покинуть это здание… – в этот момент он будто снова отстранился и, так и не достав руки из-за спины, вернулся к совему былому собеседнику, вместе с тем говоря: – Тем более, судя по всему, вскоре это сделают все гражданские лица. Так ведь, Дмитрий Степанович?

– А?… Да. Да, также я хотел сказать, что мы связались с правоохранительными оргнами, с целью вызова дополнительных подразделений на защиту Института, но у них там почти все отряды высланы на Первый этаж из-за какой-то шумихи, потому к нам уже прислали только пару человек. Но этого хватит, если мы окружим в суммарном количестве здание только по периметру.

– То есть внутри, кроме персонала, никого не будет?

– Ну, от персонала, если честно, желательно тоже избавиться, Сергей Пантелеевич… – охранник словно был неуверен.

– Хо-хо. Так, Дмитрий Степанович, давайте приказ касательно эвакуации и слушайте, у меня есть идея получше окружения… – подойдя к, явно, начальнику охраны, Алмыков-старший повёл его из парадной сего клуара в свой кабинет, дверь в которй была тут же сбоку.

Он явно не хотел покидать Институт… Но почему? И что это вообще такое ему грозило?

Я так и остался на пороге, думая, с потеренным взором и разрозненными мыслями, что делать дальше.

– Максим Карпович?… – чуть тихо и будто предлагая мне продолжить, сказал немного приблизившийся ко мне Аркадий.

Я протестующее поднял палец кверху, тем самым требуя тишины, пытаясь разобраться в том кавалькаде мыслей, что сейчас бурлил в голове. И первой на очереди была та, в которой предстояло решить, оставаться ли здесь или же всё бросить и покинуть это место… Нет, отчего-то так я поступить себя заставить не мог. Точнее, мог, но не так просто: я хотел более чем сильно, основательно, конструктивно и действительно серьёзно, безо всяких угроз и повышения голоса (стратегия агрессии была не лучшей с моей стороны) поговорить с Алмыковым. Посему первое, что пришло мне в голову касательно своего друга и родственника, я решился озвучить ему, медленно опуская согнутую в локте руку с поднятым указательным пальцем:

– Знаешь что, Аркадий… Подожди меня в машине, договорились? – я обернулся к нему и, дыба ещё более уверить в своей искренности, смотря в глаза пообещал: – Я скоро приду, хорошо?

Пожилой человек презрительно поглядел на меня, затем на дверь за моей спиной, и словно безразличным кивком, мол, «ну как желаете», дал мне полную свободу касательно данной своей прихоти, когда сам отправился на площадку, дожидаться конца ещё не состоявшегося разговора.

Когда спина Аркадия скрылась в глубине коридора среди редко снующих в разные стороны людей, я вновь с интересом посмотрел на запертый прямоугольный проём, за которым находилась комната с требуемым мне человеком, да затем, поняв, насколько устал от беготни, неких переживаний да и вовсе излишнего избытка чувств, сел на стул секретаря, которого в данный момент на своём рабочем месте не было, как и любых иных его вещей, кроме рабочей утвари, то есть некоторого количества электронных договоров и прочего, возглавляла весь этот хаос табличка с должностью, именем, фамилией и отчеством работницы. Как-то рефлекторно я прочел: «Истаева Алана Сергеевна» далее её местом в данной иерархии абсолютно как-то не заинтересовавшись, наверняка потому, что о нём догадывался…

«Что ли чай с тортом где-нибудь пьёт?» – сразу отчего-то в голову забрался единственное известное мне свойство подобных людей, которое вполне возможно могло быть безосновательным стереотипом. Но всё-таки… Торта захотелось сразу же после сего безответного вопроса.