Текст книги "Феномен Локотской республики. Альтернатива советской власти?"

В.К. Морозов[89]89
  Морозов Владимир Кириллович – оперуполномоченный Мглинского РО НКВД. Являлся помощником начальника оперативно-чекистской группы, действовавшей при партизанских формированиях южных и юго-западных районов Орловской области. Воспоминания публикуются по: Морозов В.К. Врагу от нас не уйти / За линией фронта. Очерки. Тула, 1968. С. 125–143.


[Закрыть]. Врагу от нас не уйти

…Работники органов безопасности, находившиеся в партизанских бригадах, осуществляли значительную работу не только по обезвреживанию вражеской агентуры, но и по пресечению враждебной советскому народу деятельности изменников Родины.

Среди таких предателей выделялся некий К.П. Воскобойник, в прошлом преподаватель Брасовского лесохимического техникума. Это был очень коварный и хитрый враг. В декабре 1941 года он уже был обер-бургомистром созданного фашистами Локотского округа – начальником полиции и руководителем военной антисоветской организации.

Подлинное лицо этого немецкого холуя было раскрыто на допросе показаниями его жены.

Еще в 1921 году Воскобойник вступил в отряд белобандита Попова и активно выступал против советской власти[90]90
  В то время К.П. Воскобойник примкнул к антисоветскому повстанческому отряду бывших красных командиров К. Вакулина и Ф. Попова. Сражался в составе пулеметной команды. – Примеч. ред.


[Закрыть]. Ему удалось скрыться и обосноваться в Астрахани. Там по документам на имя Лошакова поступил на работу, получил квартиру. С целью изменения фамилии жены на Лошакову супруги вторично зарегистрировали брак. Родившаяся дочь тоже получила фамилию Лошакова.

Лошаков-Воскобойник закончил Институт народного хозяйства имени Плеханова и работал начальником электротехнических мастерских при палате мер и весов. Из-за боязни, что вдруг может открыться прошлое, Лошаков решился явиться с повинной в органы ГПУ и рассказать о своих преступлениях. С учетом его добровольного признания Воскобойник был осужден на три года. Отбыв наказание, уже под прежней фамилией будущий предатель выехал в Кривой Рог, где с ним в третий раз зарегистрировалась его жена, но теперь опять на фамилию Воскобойник.

При приближении гитлеровской армии чета Воскобойник получила документы для эвакуации в глубокий тыл, но предпочла остаться, чтобы работать на фашистов. Лютая ненависть к своему народу привела Воскобойника к гибели. Автоматная очередь, выпущенная одним из партизан, совершила правый суд.

Среди предателей, как правило, оказывались люди трусливые и малодушные. Завербованные немецкими разведывательными органами, они предавали честных патриотов, выдавали себя за партизан и провоцировали малоопытных в подпольной работе советских людей.

Борьба с агентурой врага была нелегкой, поскольку в партизаны шли тысячи людей.

В октябре 1942 года командованием отряда имени Димитрова Трубчевского района были направлены в разведку молодые партизаны М.Г. Воронин и С.С. Шилин. Не выдержав трудностей, эти люди перешли линию партизанской обороны и добровольно сдались представителю фашистской власти в деревне Колодезьки. Изменников направили в Трубчевск, где их завербовали работники немецкой контрразведки (группы «Виддер»), дали им задание убить командира партизанского отряда Шатохина и снабдили холодным оружием, запасом махорки. Воронин и Шилин возвратились в партизанский отряд.

Зоркие глаза партизан подметили, что Воронин и Шилин курили махорку, отличную от той, которой снабжались партизаны. Мы получали табак елецкой фабрики с этикеткой «Партизанам Брянских лесов», а у них были пачки той же фабрики с довоенным рисунком «Три белки». Эта мелочь и помогла нам разоблачить немецких лазутчиков, не дав им возможности выполнить террористический акт.

Однако возвращусь к основной теме рассказа. На первых порах развития партизанского движения отряды испытывали недостаток оружия, пистолеты-пулеметы пользовались заслуженной любовью, и поэтому нашим партизанам хотелось обладать таким оружием. Вот я и задался целью добыть ППШ или ППД. Помню как-то об этом я разговорился с партизанами, и один из них, Василий Абакумов, сообщил, что в селе Шемякино он знает старосту, которому наш офицер при выходе из окружения оставил ППД и просил его сберечь до возвращения нашей армии. В тот момент этот гражданин старостой еще не был.

Подумав, я решил вместе с Василием Абакумовым пойти в Шемякино.

Дом старосты хорошо знал мой спутник, который в этом селе около трех месяцев лежал после ранения. Рано утром мы подползли к дому и минут сорок наблюдали, что делается в селе. Абакумов вдруг толкнул меня в бок и сказал: «Смотри, староста Машуров пошел к колодцу». Я, забыв обо всем, встал во весь рост и окликнул старосту. У него от неожиданности оба ведра вывалились из рук. Я предупредил, чтобы он не пугался, что мы свои люди, что меня прислал командир за автоматом, оставленным на хранение.

Машуров пригласил нас к себе. Войдя в сени, он сказал, что автомат спрятан на чердаке и, подставив лестницу, полез наверх, а я остался стоять внизу, не подумав о том, что староста может меня с чердака прикончить из автомата. Но Машуров оказался добропорядочным человеком. Через несколько минут он дрожащими руками подал ППД и сказал, что у него есть и вторая «кателка» к автомату. Так он назвал запасной диск.

Машуров мне понравился, и я, как чекист, не мог упустить представившегося мне случая.

Разговор с Машуровым был весьма коротким. Я прежде всего спросил, какая нужда заставила его стать старостой, неужели он думает, что Красная армия покинула родные земли навсегда, неужели он, русский человек, хочет служить оккупантам? Машуров заплакал и сказал, что он готов сейчас же вместе со своей женой пойти в партизаны и вместе с ними воевать с ненавистным врагом. Затем он пояснил, что старостой села его избрали жители села на собрании. Я поверил Машурову, но брать его в отряд не решился, а предложил ему другое – помогать партизанам. Машуров снова заплакал, столовым ножом разрезал себе руку и на листе бумаги написал собственной кровью: «Я всегда с вами, всегда со своей Родиной и родной Коммунистической партией».

…Кровью расписавшись на обязательстве, Машуров установил с нами постоянную связь и оказывал партизанам громадную помощь.

Когда оккупанты приказывали ему собрать несколько десятков тонн хлеба, мяса и других продуктов питания, он это беспрекословно выполнял, но перед тем, как направлять обоз в поселок Локоть, сообщал нам маршрут и время движения. Всякий раз партизаны нападали на этот обоз и увозили с собой собранные Машуровым продукты.

Машуров снабжал нас и ценными разведывательными данными. День 1 мая 1942 года было решено отметить захватом немецкого гарнизона, размещавшегося в селах Тарасовка и Шемякино, расположенных друг от друга на расстоянии одного километра.

В ночь на 1 мая, имея пароль и отзыв, которые нам сообщил товарищ Машуров, мы небольшой группой, примерно в шестьдесят человек[91]91
  Здесь автор входит в противоречие с воспоминаниями Емлютина, который писал, что Тарасовку и Шемякино захватили три партизанских отряда и несколько групп самообороны. Количество участников этой операции было явно больше, чем 60 человек. – Примеч. ред.


[Закрыть], зашли в эти села, сняли постовых без единого выстрела, обезоружили караульных, а потом начали собирать остальных изменников Родины, в чем нам уже помогали обезоруженные солдаты.

Таким образом, к утру 1 мая мы взяли в плен 150 изменников и предателей Родины[92]92
  Среди этих 150 «предателей и изменников» находились также жены и дети членов полиции, которые стали жертвами партизанского террора. – Примеч. ред.


[Закрыть], захватили пять грузовых машин, несколько пушек и минометов, один танк и много боеприпасов.

Таков один пример. А их было немало. Ведь даже в тяжелое для партизан время майско-июльской блокады 1943 года советские патриоты совершали беспримерные боевые подвиги.

В одном из боев немцами был пленен партизан А.П. Елисеев, кандидат в члены КПСС.

В лагере пленных на станции Брасово Елисеев подвергался неоднократным допросам работниками немецкого разведывательного органа «Виддер» («Абвергруппа-107»)[93]93
  Речь идет об «Абвергруппе-107», у которой был радиопозывной «Виддер». – Примеч. ред.


[Закрыть], среди которых был русский военнопленный Р.А. Андриевский.

На допросах Андриевский интересовался жизнью партизан, их боевой деятельностью и откровенно рассказывал, что он сам русский и, будучи раненым, попал к немцам в плен.

На последующих допросах Андриевский дал понять Елисееву, что группа «Виддер» набирает людей для направления их в разведку против партизан. Он обещал Елисееву принять меры, чтобы тот остался в живых.

Через некоторое время по рекомендации Андриевского Елисеев был завербован как разведчик для засылки в партизанские отряды.

Переброска на сторону партизан была поручена Андриевскому.

Возвратившись в партизанский край, Елисеев доложил обо всем, что с ним произошло, начальнику особого отдела товарищу Засухину. Наше командование предложило Елисееву вернуться в поселок Локоть для привлечения Андриевского к работе на партизан.

Андриевский охотно согласился на предложение Елисеева и вплоть до изгнания немцев с Брянщины помогал партизанам.

Андриевский проделал большую и весьма полезную работу, рискуя собственной жизнью. Наш оперативный работник товарищ Засухин писал ему: «Категорически запрещаю рисковать с разложением солдат “РОА”, это в определенное время может вас провалить, от этой работы откажитесь».

Такое указание явилось ответом на следующее письмо Андриевского:

«После нашей встречи я вернулся на станцию Холмечи, все благополучно. Решил выполнить начатое мною дело с армянским батальоном, который находился на станции Холмечи, а на 10/VIII-1943 года находился на станции Кокаревке.

Я от Вас, товарищ майор, поехал в Кокаревку, где собрал своих людей, которые давно меня ждали, так как я решил поднять восстание в случае, если не наладится связь с объединенным штабом. И так, на станции Кокаревке мои единомышленники мне заявили, что большая часть солдат на нашей стороне, то есть на стороне восстания и ждут сигнала.

Учитывая это, я не поехал дальше, а остался на станции Алтухово, где повел свою работу. Беседовал с командирами взводов, а также с командиром роты Хачатуряном Муссой, которому я дал карту, а для его помощника, по имени Володя, дал пароль: “Я люблю Кавказ, Борис “А”».

Привожу другое письмо Андриевского, написанное на первых порах работы с нами:

«…Вас, безусловно, мучит сомнение, но не сомневайтесь, с Вами имеют дело истинно русские люди, воспитанные советской властью, и мы отлично различаем цвета и их значение. Я при любых обстоятельствах оружия не сложу. Мое дело и идея – непоколебимы! Я раньше действовал самостоятельно в штабе врага. Я уже шесть лет подряд, как не выпускаю оружия из рук, а отдыхом пользовался только в госпитале… Так давайте тоже действовать так, чтобы враги и изменники получили свою “награду”.

Приведенные мной выдержки из писем Андриевского, я думаю, достаточно ярко и убедительно характеризуют весь облик этого смелого человека.

С отходом немецких войск Андриевскому и его товарищам было дано задание постепенно отходить с гитлеровцами в Белоруссию, чтобы продолжать свою работу. Там он и погиб.

…2 мая 1943 года 7-я немецкая армия[94]94
  Никакой 7-й армии в это время на территории Брянщины не было. Здесь находились части и соединения 9-й армии генерал-полковника Вальтера Моделя. – Примеч. ред.


[Закрыть], обученная ведению боев в лесных массивах и болотистых местах, снабженная самолетами, танками, артиллерией, минометами и другими видами оружия, начала наступление на партизан.

Вместе с 7-й армией действовали королевская дивизия[95]95
  Речь идет о 442-й дивизии особого назначения. – Примеч. ред.


[Закрыть], бригада изменника Родины Каминского и 18 гарнизонов полиции.

По полученным нами достоверным данным, против партизан была выставлена сила, вдвое превышающая их численность.

Фашисты направили против нас авиацию, танки и артиллерию.

В это же время партизаны ввели в действие свои, хотя и незначительные, бронетанковые силы, которые состояли из двух танков Т-34, двух танков Т-26, четырех танкеток и трех бронемашин. Конечно, превосходство фашистов сказалось[96]96
  Преимущество немцев было подавляющим. На этом участке против партизан действовали части 4-й и 18-й танковых дивизий. Проводить в данном случае какие-либо танковые «дуэли» были просто абсурдно с самого начала. – Примеч. ред.


[Закрыть]. Наши бронетанковые силы были выведены из строя, и немцы при поддержке своей техники начали теснить партизанские линии обороны. Не приукрашивая действительности, замечу, что отступление партизан перед численно превосходящими силами противника шло без паники и с малозначительными потерями.

В конце мая 1943 года партизанами был убит офицер 7-й немецкой армии, у которого находился приказ Гитлера. В этом приказе командующему армией предлагалось к 25 мая закончить ликвидацию группировки брянских партизан и предписывалось после завершения операции прибыть на Орловско-Курскую дугу[97]97
  На самом деле операцию «Цыганский барон» планировалось завершить к концу мая 1943 г. – Примеч. ред.


[Закрыть]. Однако не так просто было ликвидировать группировку брянских партизан. Правда, в результате боев немецкие войска окружили нас со всех сторон, к концу июня мы занимали площадь не более шести лесных кварталов, причем немцы рассчитывали, что мы будем форсировать реку Десну, на правом берегу которой они предусмотрительно сконцентрировали большое количество войск. Немцы форсировали реку Неруссу и Навлю и, кроме того, они наступали со стороны Локоть – Селечня, тесня нас к Десне в направлении Трубчевска.

Положение партизан крайне осложнилось, в связи с чем командующий партизанскими бригадами подполковник А.П. Горшков, заменивший накануне на этом посту товарища Емлютина[98]98
  Емлютин был снят с должности командира объединенных партизанских бригад, так как не сумел организовать оборону «партизанского края» и поставил на грань уничтожения все партизанские формирования, действовавшие в этом районе. Емлютин был отправлен на самолете через линию фронта – в Елец, где находился Брянский штаб партизанского движения. – Примеч. ред.


[Закрыть], срочно созвал совещание и после обмена мнениями руководящего состава бригад приказал вести операцию по прорыву не в сторону рек Десны, Неруссы и Навли, а в направлении Локоть – Суземка, то есть в гущу немецких войск.

В ночь на 1 июля 1943 года ровно в четыре часа утра всем бригадам приказывалось перейти в наступление с целью прорыва вражеской блокады. Бригады «За власть Советов», «За Родину» должны были действовать сообща вместе со штабом объединенных отрядов, остальные – прорываться самостоятельно в разных направлениях. Это необходимо было для того, чтобы создать как можно больше очагов сопротивления и не дать возможности врагу установить направление движения основных сил партизан.

Весьма осложнило нашу задачу то обстоятельство, что вместе с бригадами находилось до сорока тысяч мирного населения, которые покинули родные места в связи с приближением гитлеровских войск.

Все стали готовиться к трудному бою. Нетрудно понять каждому, что значит под носом противника готовиться к прорыву на таком небольшом клочке земли, на котором мы оказались.

Обычно немцы с наступлением темноты прекращали военные действия. С учетом этого, как только окончилась стрельба, у нас началось приготовление к прорыву. Хозяйственные части раздавали оставшиеся продукты питания каждому бойцу, так как обозы могли не выйти из окружения.

В лагере партизан шум – кони ржут, коровы ревут, дети кричат. Немцы, конечно, догадались, в чем дело, и приготовились встретить нас во всеоружии. Мы тоже были к этому готовы.

Ровно в четыре часа, как и было предусмотрено, мы пошли в наступление.

Подпустив нас на самое близкое расстояние, немцы открыли шквал огня. Сначала лавина партизан, двинувшаяся на прорыв, дрогнула, так как мы потеряли сразу около 70 автоматчиков, но в это мгновение раздалось сзади громкое «ура», возгласы «Вперед, за Родину!», и дрогнувшая волна снова устремилась вперед. Яростного партизанского натиска немцы не выдержали, и первый их эшелон был разбит, второй эшелон оказал лишь незначительное сопротивление и также был смят, а третий, видя надвигавшихся партизан, бежал, не сделав ни одного выстрела. Однако гитлеровцы быстро опомнились и открыли по месту прорыва навесной фланговый минометный огонь.

Тем не менее, в прорванную брешь ринулись все – и партизаны, и мирное население, находившееся с нами.

В этот момент прорвались и остальные бригады, каждая в избранном ею месте.

В.А. Засухин[99]99
  Публикуется по: Засухин В. Специальное задание / Фронт без линии фронта. М., 1970. С. 110–131.


[Закрыть]. Специальное задание

Начальник управления НКВД А.Д. Домарев представил меня А.П. Матвееву, секретарю Орловского комитета партии.

– Мы направляем товарища Засухина Василия Алексеевича в партизанский край для руководства чекистским аппаратом. Туда же будут переброшены молодые работники управления Ивченко, Драгунов, Кугучев, Гадаев – все коммунисты.

Мы познакомились. Матвеев спросил меня, где я работал до войны. Я рассказал, что работал в Бресте, в должности заместителя начальника отдела управления НКВД.

– Добровольно летите в тыл врага? – продолжал разговор Александр Павлович. – Или просто подчиняясь приказу?

– Добровольно, об этом я писал несколько раз рапорты на имя начальника управления.

– Работа в тылу чрезвычайно сложная, ответственная, требует большой воли и выдержки. Даже перелет через линию фронта опасен.

Матвеев говорил спокойно, даже несколько строго, перечисляя все трудности и опасности, с которыми придется столкнуться в процессе работы в тылу врага.

– Товарищ Засухин уже обстрелян, – вмешался Домарев, – дважды был в тылу врага и выполнял важные задания.

На прощание секретарь обкома просил передать сердечный привет партизанам. Начальник управления просил меня аккуратно информировать его о работе чекистов в тылу.

Расстались мы в четвертом часу ночи.

Вернувшись на окраину, в тихий, неприметный домик, где располагались мои друзья-чекисты, я долго не мог уснуть: смотрел в синий квадрат окна, думал о предстоящем полете через линию фронта…

Как руководитель группы, я вылетел последним. Самым неприятным оказался момент пересечения линии фронта. На высоте около полутора километров немцы обрушили на нас шквал огня. Пилот маневрировал: самолет то снижался, то быстро поднимался вверх.

С юго-восточной стороны Брянского леса мы увидели сигнальные костры. Я обрадовался.

– Это ложные сигналы! – крикнул летчик. – Их тут немцы зажигают каждую ночь. Только нас не проведут. У партизанских костров иной рисунок.

Наконец показались костры партизан. Самолет сделал круг и пошел на снижение.

Землянки и шалаши партизан находились недалеко от посадочной площадки. Мы еще не успели добежать до них, как немцы начали бить из орудий. Снаряды стали падать в расположение лагеря. Так как лагерь партизан был обнаружен фашистами, нам пришлось в ту же ночь перебраться в другое место, совершив марш в пятнадцать километров.

Мы наскоро соорудили из ветвей шалаши, накрыв их материалом от парашютов, из жердей сделали койки, стульями были чурки из брянских елей, стол сколотили из досок. Мох и мелкие сучья использовали в качестве матрацев. Во всяком случае, жизнь была налажена.

Во второй половине дня к нам в гости пришли командир объединенных партизанских отрядов Д.П. Горшков, комиссар А.Д. Бондаренко и секретарь подпольного окружкома партии А.Р. Сафронов. Мы узнали многое о жизни местных партизан, о их боевых делах, нам рассказали и о майском сражении, которое было самым тяжелым за все время оккупации немцами Орловщины. Беседа длилась до поздней ночи.

Незаметно пролетели два дня. Мы успели уже познакомиться со многими партизанами, освоиться с жизнью в шалаше, где засыпали и просыпались под шум берез.

– Обстановка тяжелая, – рассказывал Иван Ряховский, исполнявший до меня обязанности начальника партизанской разведки. – После того как немцы прочесали Брянские леса, мы недосчитались многих хороших людей. Андрея Елисеева помнишь? Он был послан собрать данные о немецком гарнизоне, разведать планы оккупационных властей по борьбе с партизанами. И… не вернулся. Судьба его неизвестна.

Мне стало как-то не по себе. Неприятно заныло сердце, но надо было идти на первое оперативное совещание чекистов. На этом совещании мы должны были продумать, как лучше организовать выполнение поставленных перед нами задач. Вопросов, которые нужно было решать немедленно, накопилось порядочно. Во-первых, оказалось, что с некоторыми командирами бригад у нас отсутствует должный контакт в работе. Во-вторых, нужно было подумать о наших разведчиках, которые часто оказывались без пищи. В-третьих, враг менял тактику борьбы с партизанами, и в связи с этим должны были предусмотреть соответствующие действия и мы. Если раньше фашисты пытались разложить партизан, перетянуть их на свою сторону, то теперь, убедившись, что народные мстители непоколебимы, враги поставили задачу физического уничтожения нашего командно-политического состава. Чекисты были в ответе и за жизнь партизанских вожаков.

Помимо диверсионно-террористической и разведывательной деятельности в партизанском крае, гитлеровцы стремились засылать к нам своих агентов. Иногда это им удавалось.

Немецкий разведывательный орган, который засылал своих агентов в партизанские отряды Брянских лесов, находился в поселке Локоть – центре созданного оккупантами административного округа на Брянщине. Этот разведорган был филиалом шпионского центра «Виддер» в Орле и назывался абверштелле-107. Его агентуру задерживали и на Большой земле. Нам было известно, что абверштелле-107 возглавляет офицер фашистской военной разведки Гринбаум, а его помощниками являются изменники Родины Шестаков и некий Борис, тщательно скрывавший свою фамилию.

Перед нами была поставлена задача, и это была одна из главных задач, – парализовать подрывную деятельность вражеского гнезда в поселке Локоть, оградить партизанские отряды от его агентуры. Для этого требовалось внедрить в это фашистское логово наших разведчиков.

Но осуществить это было очень трудно. Однажды ранним июльским утром ко мне в шалаш вошел партизан Ишков и доложил, что меня хочет видеть какой-то молодой человек. Я вышел и был обрадован: передо мной стоял Андрей Елисеев.

– Так вот, товарищ начальник, – сразу начал Елисеев, – докладываю, что я теперь немецкий шпион, должен выполнять задания господина Гринбаума, о чем дал письменное обязательство. Одним словом, то, о чем мы неоднократно толковали, свершилось как нельзя лучше. – И Андрей рассказал историю, которая могла бы стать сюжетом для приключенческого романа или фильма.

Схватили его полицаи на опушке леса, когда он шел на выполнение разведывательного задания.

– Партизан?

– Да.

– Куда идешь?

– В деревню к родным. Партизаны с голоду мрут. Вот я и бежал от них.

Андрея отвезли в поселок Локоть, бросили в тюрьму. Там взялся допрашивать его сам Гринбаум, явились и его помощники – Шестаков и Борис.

– Ты – разведчик! – орал Гринбаум.

– Да, нам известно, что ты шел в разведку, – настойчиво повторял Шестаков.

– Говорите правду, – усталым голосом просил Борис, отводя глаза в сторону.

Гринбаум и Шестаков не смогли сломить упорство Андрея и добиться от него признания.

– Давайте попробую допросить его я, – предложил Борис.

Борис и советский разведчик остались одни.

В противоположность Гринбауму и Шестакову – типичным псам Гитлера, Борис вел себя совершенно иначе.

– Ты что же упрямишься, парень. Разве не знаешь, как поступают здесь с теми, кто не дает показаний? – произнес он как бы для того, чтобы сказать что-то новое, дополнительное.

Елисеев молчал.

– Ну ладно, ты, я вижу, твердый орешек, настоящий партизан. На, кури, – и предложил арестованному пачку сигарет. – Я ведь сам был в плену и знаю, как здесь тяжело.

Закурив, Борис стал расспрашивать про партизан. Но допрос вел формально, рассеянно. Потом вдруг спросил:

– Что делают партизаны с теми немецкими военнослужащими и полицейскими, которые переходят на их сторону – расстреливают или сохраняют им жизнь?

– А зачем расстреливать? – усмехнулся Елисеев. – Если человек перешел к партизанам, стал выполнять их задания, то его начинают уважать. Вот у нас были случаи…

И Андрей привел убедительные примеры.

Борис задумался.

Елисеев почувствовал себя уверенней. Заметив на груди Бориса немецкую медаль, он даже поинтересовался, за что Борис был награжден. Тот махнул рукой:

– История длинная.

– Долго ли меня будут держать? – спросил Елисеев с уже проснувшейся надеждой. – Что меня ждет?

Борис прищурился:

– Что-нибудь придумаем.

В камере после допроса Елисеев все время думал о странном поведении следователя: он анализировал и оценивал все его слова, вспомнил, что на шее у Бориса он заметил ожоги и шрамы – значит, тот был когда-то ранен. Неужели это наш, советский человек? А может быть, хитрый и коварный враг?

Прошло несколько дней. Время тянулось бесконечно долго… Елисеев, как и другие арестованные, находился в постоянном напряжении, в ожидании конца. Каждую ночь из тюрьмы увозили куда-то одних и сажали в камеры других.

Наконец его вызвали в лагерную комендатуру. За столом следователя сидел Борис. Опять они встретились с глазу на глаз.

– Андрей, – начал Борис тихим и взволнованным голосом, – я знаю, что ты комсомолец, активный партизан, пользуешься доверием у партизанских командиров и даже представлен к правительственной награде. В нашем районе ты оказался, конечно, не из желания повидаться с родными и сытно поесть.

Эти слова следователя вновь озадачили разведчика. «Да, он знает многое обо мне, – думал Елисеев. – Но почему не допрашивает как следует, почему не добивается признания, не устраивает очных ставок?»

– Я убедился, что тебе можно доверять, – продолжал Борис, – и поэтому будем откровенны. Я ненавижу поработителей нашей Родины и давно ищу возможности связаться с партизанами.

Тон разговора, взволнованность и прямой открытый взгляд Бориса убедили партизана, и он спросил:

– Что нужно делать?

– Надо стать немецким агентом. Да, да, агентом. Только таким путем можно вернуться тебе к партизанам и договориться с ними о совместных действиях. Разведывательный орган, в котором, как ты видишь, я работаю следователем и вербовщиком агентуры, занимается засылкой агентов в партизанские отряды. Сейчас мы как раз готовим очередную партию агентов, и я постараюсь включить тебя в эту группу. В лесу ты явишься в объединенный штаб партизанского движения и там расскажешь обо мне.

Елисеев принял предложение Бориса, и они тут же договорились о линии поведения разведчика на предстоящем допросе у Гринбаума и Шестакова.

Через несколько дней Андрея Елисеева ввели в знакомый ему кабинет. В нем находились Гринбаум и Шестаков. Арестованного посадили на табурет.

Гринбаум спросил:

– Ты жить хочешь?

– Хочу, – ответил Андрей.

– Мать и отца любишь?

– Очень люблю.

– Если хочешь, чтобы семья жила спокойно, а сам ходил на свободе, должен нам оказать серьезную помощь.

Елисееву как раз и нужно было такое предложение. Но чтобы не вызвать подозрения, он начал отказываться.

– Не пугайся, – успокоил Шестаков. – Дело нетрудное. Пойдешь обратно в партизанскую бригаду и принесешь нам некоторые сведения.

– Мне же нельзя обратно, там считают меня дезертиром, – возразил Елисеев.

– Ничего, скажешь, что ходил к родным за продуктами.

– Что же делать, давайте попробую.

Гринбаум довольно ухмыльнулся:

– Очень хорошо. Давно бы так.

Тут же Андрею было дано задание: установить истинное положение дел в партизанском крае. Дело в том, что весь май 1943 года фашистские кадровые войска вели крупные карательные операции по уничтожению орловских партизан, действовавших в Брянских лесах. Им нужно было обезопасить свой тыл перед началом наступления на Орловско-Курской дуге. В связи с этим разведку немецко-фашистских войск интересовало, в каком состоянии находятся партизанские силы после проведенных операций, их дислокация, вооружение, как снабжаются они продуктами питания, поддерживается ли связь с Большой землей, есть ли у партизан аэродромы и в каком они состоянии, способны ли партизаны проводить крупные боевые операции и диверсионные акты. Нужны были и фамилии командиров, политработников, сотрудников чекистских органов, планы партизанского командования на ближайшее время и сведения о забрасываемых к ним советских разведчиках.

Все эти данные Андрей обязан был собрать в течение недели, а затем вернуться и доложить обо всем Гринбауму.

Тот напомнил, что семья Андрея будет уничтожена, если он попытается нарушить обязательство.

Убедившись, что Елисеев задание усвоил хорошо, Шестаков сказал:

– А теперь мы вас подвезем на автомашине до вашей деревни. Побываете у родных, покажетесь на глаза двум-трем жителям села, а через день возвратитесь к нам. Если партизаны будут проверять вас, односельчане подтвердят, что вы действительно были в деревне.

В установленное время Елисеев вернулся в поселок Локоть. Оттуда через сутки он был направлен в район действий партизан…

Недельный срок, данный немецкой разведкой для выполнения задания, Елисеев находился в бригаде, вместе с партизанами принимал участие в диверсии на железной дороге. Это делалось для того, чтобы ответы Елисеева, в том случае если бы немцы захотели его проверить, выглядели правдоподобными.

В соответствии с заданием, которое получил Андрей от Гринбаума и Шестакова, командованием партизанской бригады была разработана дезинформация для передачи немцам. В то же время мы тщательно продумали вопрос о привлечении Бориса к разведывательной работе в пользу партизан и пришли к выводу, что риск, на который мы шли, доверяя Борису, должен быть оправдан.

Было решено, что к Гринбауму Елисеев явится на сутки позже установленного срока, объяснив эту задержку трудностями ухода от партизан.

Когда подготовка разведчика для возвращения в Локоть была закончена и все вопросы выяснены, он отправился в обратный путь.

Работа аппарата Особого отдела партизанской бригады разворачивалась по всем линиям. Квалифицированные разведчики и диверсанты, подготовленные на Большой земле, перебрасывались самолетами в наш партизанский край и затем уходили от нас на задания по дорогам Украины, Белоруссии, Орловщины. На железнодорожных магистралях Гомель – Брянск, Брянск – Орел, Середина Буда – Навля полетели под откос немецкие эшелоны с живой силой и техникой. На шоссейных дорогах подрывались десятки автомашин. Разведчики доставляли нам ценные сведения о дислокации вражеских частей и их вооружении, которые немедленно передавались по рации на Большую землю. Наша авиация бомбила скопления немецких войск, ее удары были точными. От советского командования за всестороннюю и точную информацию чекисты получали одну благодарность за другой.

Я никогда не забуду имена чекистов, проявивших в тылу врага мужество и героизм и не раз смотревших смерти в глаза, – товарищей Абрамовича, Морозова, Лазунова, Кугучева, Силина, Недосекина, Николенко, Кожемяко, Власова, Зарайского, Котова. При взрыве немецкого военного склада погиб отважный чекист-диверсайт Баздеркин. Не вернулись с войны подполковник Суровягин, капитан Коновалов, старшие лейтенанты Пилюгин и Гичкин, радистка Нина и другие наши товарищи: они пали смертью храбрых, защищая свою Родину.

Помимо разведчиков и диверсантов, прибывших с Большой земли, в оккупированных районах создавались разведывательные группы также из местных жителей. В задачу таких групп входило: сбор сведений военного характера, выявление вражеской агентуры и предателей, советская пропаганда среди населения и другие виды нелегальной работы. Этими группами руководили чекисты. Хорошо действовала разведывательная группа в городе Севске и в соседних с ним селах. Группа образовалась уже в дни оккупации. Для ее создания в Севск был послан бесстрашный разведчик М.С. Григоров, проживавший в этом городе до его оккупации. Находясь на нелегальном положении, он умело использовал личные довоенные связи; за короткое время он привлек для работы служащих немецких административных органов, медицинских и ветеринарных работников, учителей. Группа собирала и передавала нам военно-политическую информацию, выявляла немецких агентов, предателей и изменников Родины, распространяла сводки Совинформбюро, партизанские листовки и газеты. С большим риском для жизни советские патриоты саботировали выполнение немецких приказов и распоряжений, которые требовали отправки молодежи в Германию, изъятия скота и продовольствия у населения и т. д.