Текст книги "Осколок ордена"

2

Утро выдалось серое, ветреное. Андрей уложил снасти в лодку, с вечера вытащенную на песок, сел сам в нее: сталкивать в воду и плыть не спешил.

Он думал о той, которая притащила его из лесу в дом. Надо было хотя бы спасибо ей сказать. И за массаж. Знает толк в этом. Пальцы сильные. Откуда ее Вадик выкопал? Сейчас уже, наверное, ему доложила, что замысел не удался. Ну Панин, ну стервец…

– Что, клева сегодня не будет?

Андрей не поворачивается, лишь хмурится. Легка на помине. Значит, еще не уехала, решила деньги честным трудом отработать. Надо было у Мишки спросить, сколько ей Вадим отслюнявил.

– У вас, мадам, разносторонние интересы: от стриптиза до медицины и рыбалки.

Настя подходит к воде, в спортивном костюме, с маленьким рюкзачком за плечами, подбирает в лужице выброшенного волной малька, бросает его на глубину и спокойно реагирует на колкость больного человека:

– Рыбалкой не увлекаюсь.

– А вопрос о клеве – повод завязать разговор?

– Я договорилась с Сергеем Ивановичем, что он меня сегодня утром на остров отвезет, да, наверное, рано пришла. Вот и подумала: если поплывешь… Вы же все равно там обычно рыбачите?

Остров метрах в двухстах от берега. Он довольно большой: одна его половина заросла лесом, другая – открытая. Биологам там раздолье.

Андрей продолжает гнуть свое:

– Ты, выходит, экстремалка? Мне казалось, людям твоей профессии будуары нужны.

Он встает, подталкивает лодку к воде, затаскивает на борт якорь, жестом приглашает Настю сесть на корму и начинает грести к острову. Настя снимает рюкзак, ставит его к ногам:

– Ты так хорошо знаешь мою профессию?

– Сейчас о ней в любой газете пишут больше, чем о космонавтах и шахтерах. Не пыльно и денежно.

– Ну, я бы так не сказала.

– Что, Вадим мало заплатил? Доплатить надо?

– За что? – Она опять совсем перестала понимать этого с виду нормального парня.

– За профессию твою. Может, прямо в лодке и начнем, а? Или на травке покувыркаться хочется?

Андрей говорил зло, он даже грести бросил, и лодка, не дойдя до острова метров тридцать, стала разворачиваться по волне.

Вот что война с людьми делает, подумала Настя. Человеку и впрямь лучше сейчас побыть одному, он о чем-то своем думает, плохом и тревожном…

– Волны к берегу. Тебе домой легче грести будет.

– В каком смысле? – спросил он обескураженно.

– В прямом. Передай Сергею Ивановичу, чтоб забрал в два часа.

Она резко встала и прыгнула с кормы в воду, поплыла легко, по-мужски. Андрей схватился было за весла, чтоб догнать ее, но увидел, что девушка уже достала ногами до дна, идет к берегу, хотя воды еще по грудь.

– Ну и пошла ты… – сказал он себе.

Лодку понесло к базе, оставалось лишь чуть шевелить веслами. На глаза попался Настин рюкзак. Он развязался, и была видна пластиковая бутылка с водой и бутерброды с сыром.

Рыбачить не хотелось. Андрей решил пойти в дом и поваляться на кровати – что еще в такую погоду делать?!

У лодочной станции сидел Сергей Иванович.

– Настю жду. Любит, видно, девка поспать, ну и ладно, клева по такой погоде все равно не будет.

– Я ее на остров отвез, – сказал Андрей и почувствовал, что краснеет.

– Тогда хорошо. А забирать мне? И когда?

– Я же и заберу.

Двух часов он дожидаться не стал. К двенадцати ветер прогнал тучи, вовсю засияло солнце, но волны пошли большие, с белыми барашками.

На острове над высокой травой поднимался дым костра. Андрей причалил поближе к нему.

Настя в купальнике сидела у огня. Рядом с ней растянутая на кустах сушилась куртка.

– У тебя нет воды? – только и спросила она.

Он протянул ей рюкзак, в котором теперь лежали колбаса, котлеты, пепси, апельсин. Но Настя взяла лишь свою бутылку.

– Прости, я свинтус, конечно, – начал Андрей. – Но и вы с Вадимом… Я вам что, подопытный кролик?

– Если и вправду попросил прощения, то на этом и остановись, а то торг выходит. Я вас простил, теперь вы меня… Не надо.

Она попила воды, стала одеваться, и Андрей не нашелся, что ей ответить. Права ведь.

– Идем к лодке? – Она подобрала охапку сорванной и уже успевшей подвянуть на солнце травы, длинной, с зонтиками.

– Борщ варить собираешься или огурцы солить? – спросил Андрей. – Зачем тебе столько укропа?

– Это, скорее, сельдерей, семейство зонтичных. Очень похож на сильфий, но…

– Не слышал о таком.

– Это понятно. Он рос во времена Македонского в окрестностях Кирены, из его корней лечебную смолу добывали. Ценился выше серебра, потому и быстро исчез.

– Так ты его что, найти хочешь?

– Почему бы и нет? Ученые из свиты Македонского пробовали рассаживать его на завоеванных землях, а завоевывал он много…

3

Мишка с сыном лежат на полу комнаты, отжимаются на кулаках по счету. Считает Олежка:

– Восемь, девять, десять! – И распластался на полу, но, отдохнув полминуты, говорит: – Папа, я еще один раз смогу.

– Верю. Но не надо. Тебе мышцы перегружать рано.

В комнату зашла Оля с чашкой чая, пьет его на ходу:

– Мужчины, я сегодня возвращусь поздно, вы на хозяйстве.

– У тебя же сегодня должен быть выходной? – спрашивает сын.

– Должен. Но еду клиентку обшивать, машина от нее уже пришла.

Мишка встает, смотрит в окно. Там стоит иномарка, а возле нее водитель лет сорока.

– Олежка, два-три часа один побудешь.

– Мне, папа, не привыкать. Только пюре свари.

– Картошка есть, масло есть… Вот молока у нас нет, – озабоченно говорит жена.

– На воде вкусней и полезней, так же, па?

– А ты куда – на два-три часа? – спрашивает жена.

– На собеседование приглашают.

– Серьезное предложение?

Мишка пожимает плечами:

– Как и сто предыдущих. Я вправду посчитал: сегодня иду сто первый раз пытать судьбу.

– Ничего! Не в сто первый, так в двухсотый, но найдем и прорвемся! Только никаких историй, ладно? И ни грамма!

Жена убегает, а Олежка говорит:

– Па, если что, я тебе жвачку дам, мне дядя Вадим много подарил…

В двенадцать Гречихин идет тропой через лесную поляну. За его спиной из-за дерева выскакивает человек с ножом, замахивается, но Мишка перехватывает его руку, бросает нападающего через плечо. Тут же подбегает еще один верзила, тоже с ножом, Мишка отклоняется от выпада лезвия и берет противника на болевой прием. Тот стонет, как боров…

– Брейк! – кричит стоявший чуть в стороне сам глава фирмы Виталий Эмильевич Ронкин. – Полегче, Гречихин, ты же ему руку сломаешь!

Мишка отпускает соперника, а сам остается сидеть на траве.

– Как стреляем? – спрашивает его Ронкин.

– Кандидат в мастера. Стрелял из «Скорпио», «Узи», «М-16». Могу из пращи.

– Это как?

Мишка достает из кармана пращу, закладывает в нее камень, делает несколько размахов – и камень летит точно в кепку одного из «противников», висевшую на кусте.

– Экзотика, – не слишком уверенно говорит Ронкин, но Гречихин не согласен:

– Не скажите. Находит практическое применение. – Ну, если ты еще и машины водишь…

– «Оку», «Мерседес», БТР… Но это уже никакого значения не имеет.

А сказал это Мишка так, потому что увидел идущего к Ронкину руководителя его охраны Писарева. Тот слышит последние вопросы и ответы и говорит:

– Вы, Виталий Эмильевич, спросите, за сколько секунд он стометровку бегает.

И шепчет что-то Ронкину на ухо. Понятно что. Ронкин закусывает губу, некоторое время молчит. Потом говорит:

– Пока свободны, о результатах сообщим.

Мишка поворачивается, уходит, сказав при этом:

– Понятно. Это мы уже ровно сто раз слышали.

Писарев кричит ему вслед:

– Что понятно? А если из-за твоей ноги шефа пришьют, тогда тоже все понятно будет?

На пути Гречихина стоит тот, у которого он первым выбил нож. Ухмыляется, подбрасывая нож на ладони. Мишка неуловимым движением ловит его в воздухе, делает при этом сальто и в прыжке швыряет нож в дерево, у которого стоит Писарев. Тот шарахается в сторону, чуть не сбивая при этом Ронкина. Ронкин попытался вытащить нож, но у него это не получилось.

– Хороший бросок. У нас его координаты есть?

4

Панин и Щербина вошли в приемную вместе, сразу же удалились в кабинет Вадима. Юля по просьбе милиционера поставила заваривать кофе, и тут у нее зазвонил телефон. Мужской незнакомый голос спросил, нет ли в сегодняшней почте для Станислава Викторовича конверта от Иванова.

– Сейчас посмотрю… Да, есть. Что сказать? Однокурсник? Так и передам.

И положила толстый белый конверт наверх.

А Щербина, едва переступив порог кабинета Панина, поделился новостью:

– Знакомая шефа твоего, ну, которая погибла, скорее всего не Антонина и не Ярема. Паспорт на это имя пропал два года назад в поезде у одной пассажирки. Так что никаких зацепок пока не находим, чтоб установить личность.

– По ворованному паспорту покупать авиабилет, – вздохнул Вадим. – Ни страха, ни конт роля. Бардак!

– Еще какой! У нас и не то происходит…

Дверь открыл Станислав Викторович, поздоровался с Паниным, Щербиной, спросил у того:

– Так понимаю, вы ко мне? По поводу этой погибшей?

– Так точно.

– Но я же ничего почти… Ладно, минут за десять я посмотрю почту, а вы пейте кофе и заходите.

Десяти минут ждать не пришлось. И даже кофе они допить не успели. Вбежала Юля:

– Шеф приглашает срочно. Обоих.

На столе Стаса лежал распечатанный белый конверт, оттуда выглядывали фотографии. Стас стоял у окна, скрестив руки на груди, и кивком головы показал на них:

– Вот, полюбуйтесь.

Панин поднял за угол конверт, и четыре фотографии выпали из него. Вадим не спешил взять их в руки, и Валерий Иванович заметил это:

– Если думаешь про отпечатки пальцев, то напрасно. Эту азбуку уже дети знают, а тут – игра по-крупному.

На трех снимках была запечатлена симпатичная девица – везде полуобнаженная, соблазнительная. На четвертом – она же, уже голая, лежащая на полу, в луже крови, с обезображенным лицом.

– Кто же ее мог сфотографировать? – спросил Панин.

– Так понятно ж, – ответил Валерий Иванович. – Ты ведь доказал, что там был снайпер. Кто убил, тот и сфотографировал. Только зачем?

– Это как раз не вопрос. Берут на испуг. Мы этот прием совсем недавно уже видели. Я сейчас другое имею в виду, Валерий Иванович. Зачем ее, мертвую, куда-то тащили, фотографировали, а потом возвращали труп назад?

Щербина уставился на снимок, ничего не понимая.

– С чего ты это взял?

Даже Станислав Викторович подошел к столу, вопросительно глядя то на фото, то на Вадима. Теперь он опустил руки, и Панин заметил, как мелко дрожат его пальцы.

– В бане половые доски – на сто двадцать, а эти, на которых труп лежит, по меньшей мере в два раза шире.

Щербина выругался:

– Да когда ж я все это замечать научусь?!

…С работы в этот день Панин возвращался затемно. К метро, как всегда, решил доехать на троллейбусе. Людей на остановке было немного, но водитель Рассадина, чья зеленая «Шкода» стояла метрах в сорока, у обочины, сказал озабоченно:

– Не потерять бы.

Волин, сидевший рядом с ним, кивнул:

– Постараюсь. Но ему вроде сейчас прятаться не от кого.

Они видят, как к остановке подходит троллейбус. Многие здесь выходят, все те, кто ждал его, заходят – тут работает лишь один маршрут. Троллейбус трогается, и Волин говорит:

– Гони на следующую остановку, я там подсяду.

Троллейбус они обогнали, ни на секунду не теряя его из виду. На следующей остановке транспорт ждала одна пожилая женщина. Волин вошел вслед за ней, убедившись, что из салона выпрыгнули лишь двое мальчишек. Двери закрываются, Волин осматривает салон и прислоняется лбом к холодному стеклу.

Панина в троллейбусе нет.

5

Рассадин остался себе верен, даже когда услышал подробности о том, как не состоялась встреча Волина и Панина. Докладывал ему о ней водитель, и Константин Евгеньевич только мудро улыбался и попыхивал сигарой:

– Это все о чем говорит? О том, какой у нас умный противник. Значит, надо как можно быстрее с ним встречаться и обещать те блага, которых он не имеет. А блага – это что?

Водитель поднял глаза к потолку:

– Ну, выпить хорошо, и чтоб машина была, за границу съездить, их жизнь посмотреть…

– Это все и у тебя будет. – И уже жестче не говорит, а диктует: – Завтра, не откладывая на вечер, найдите возможность встретиться с Паниным. Очень надеюсь, что ты и Волин принесете мне более радостные вести. Иначе я задумаюсь, не напрасно ли плачу вам деньги.

Вот поэтому на следующий день, едва Панин отъехал от офиса Станислава Викторовича на его серебристом «мерсе», в хвост ему пристроилась зеленая «Шкода».

– Знаешь, куда бывший твой командир путь держит? – спросил Волина водитель.

– Этого пока никто не знает.

– А хочешь на спор? К Алану он едет, к дружку своего шефа.

– Откуда тебе это известно?

– Бислан, охранник его, уже потихоньку сдавать начал своего хозяина. Еще хорохорится, но скоро совсем на нас работать станет. Сука. Хотя это жизнь. Девка у него завелась – на деньги дюже жадная. А у кавказца жесты широкие, да кошелек тощий.

Панин действительно подъехал к ресторану Алана. Припарковываясь, отметил, что сзади остановилась «Шкода», которая некоторое время исправно на одной дистанции следовала за ним.

Алан ждал его у входа, повел за сервированный уже столик:

– Легкий завтрак не повредит? Вино не предлагаю, знаю, что ты за рулем, но «Боржоми» выпьем, так? Есть омлет с ветчиной, хороший мясной салат, шашлыки…

– Алан, давай без восточных тонкостей. За завтрак спасибо, что подашь, то и съем, но говорить будем конкретно. Зачем звал?

Появилась официантка, подала им еще дымящиеся шашлыки, потную бутылку воды и бутылку коньяка.

– Тебе презент, – сказал ресторатор. – Не польская подделка.

– Я взяток не беру, Алан, на всякий случай запомни это на будущее.

– Это просто подарок…

– Нет.

Алан вроде никакого знака не подавал, но тотчас появился парень, унес бутылку со стола.

Панин показал на часы:

– На беседу – от силы десять минут.

– Уложусь, – кивнул ресторатор. – Если не секрет, сколько ты получаешь у Стаса?

– Хочешь перекупить? – усмехнулся Вадим.

– Нет. Знаю, что это бесполезно. Но я хочу, чтоб у меня тыл был прикрыт так же, как у него. Я надеюсь, ты подскажешь, кого мне взять для этого и сколько ему платить. Конечно, лучший вариант – чтобы ты сам ко мне пришел, я знаю твой послужной список. Это не будет предательством по отношению к Стасу, я с ним на эту щекотливую тему сам переговорю и тебе сейчас обещаю, что о переходе не пожалеешь…

– Исключено. Если у тебя все…

– Найди мне людей, пожалуйста, Панин! Бислан будет прислушиваться к их советам, он будет лишь номинально руководителем…

– Так не годится, – сказал Вадим. – В любой силовой структуре командир должен быть один и не номинальный.

– Ладно, и на это согласен. Но ты такого командира мне можешь найти?

– Если найду, дам знать…

Садясь в машину, Вадим отметил, что зеленая «Шкода» опять тронулась вслед за его «мерсом». Он тут же достал сотовый:

– Коленька, меня, кажется, ведут. Ты где? Там универмаг «Весна» недалеко? Вот и отлично, встретимся на втором этаже. Помнишь, я тебе о шутке с кошельком рассказывал? Воплотим в жизнь.

Возле «Весны» Панин припарковался и вошел в магазин. Заехала на автостоянку и «Шкода».

– Будем ждать? – спросил водитель.

– Конечно. Он ведь никуда не денется, машина-то здесь. Как только выйдет из магазина, я к нему и подойду.

– Нет, лучше в магазине. В толпе: мол, встретились случайно, привет, как жизнь…

– Панин в случайные встречи не верит. Я даже не исключаю, что он нас уже вычислил: мы же ехали за ним как привязанные.

– Нет, я за другие машины прятался… Знаешь, я все же пойду, присмотрю за ним. Что-то на сердце неспокойно.

Панин был уже у двери магазина, водитель вцепился взглядом в его темную ветровку и помчался следом. В людской толчее потерять нужного тебе человека можно запросто, потому водитель исхитрился сократить дистанцию между ними. Панин направился на второй этаж. Это к лучшему, там вроде покупателей меньше…

Кто-то попридержал водителя за рукав:

– Простите, вы кошелек уронили.

И юноша всовывает в его руку потрепанный толстый бумажник. Ни фига себе! Если б вытащили, то можно понять, но вручать, да чужой, да толстый – это что ж творится?!

Водитель машинально раскрыл его. Пачка каких-то бумажек, денег нет. Вместо них – фотография Альберта Эйнштейна, на которой он смеется, высунув язык.

Водитель потерянно вертит головой: темной ветровки нигде нет. Стоп, мелькнула у выхода…

Он мчится туда, но в похожей ветровке совсем другой мужик.

А Волин сидит в «Шкоде» и с горькой усмешкой видит, как к серебристому «мерсу», на котором приехал Панин, подходит молодой парень, спокойно садится за руль и отъезжает. Волин со зла бьет кулаком по коленке, потом поднимает большой палец: хорошо сработал, Панин!

6

Мишкина жена Ольга не просто шьет, а любит шить. Работает она обходчицей в Мосгазе, неинтересная и неденежная эта работа, а все свободное время – за машинкой. С деньгами тоже получается неважно, не умеет Ольга торговаться и рвать с клиентов, но хорошо хоть то, что эти клиенты есть, передают ее из рук в руки.

Сейчас Ольга выходит из подъезда дома с огромным и тяжелым баулом, чуть ли не волоком тащит его к машине, у которой стоит Валерий, водитель. Он спокойно курит и помочь женщине не пытается, даже тогда, когда та старается впихнуть этот баул на заднее сиденье. Впихнула, потирает уставшие руки, и лишь после этого Валерий бросает курить, выплевывает окурок и занимает место за баранкой. Ольга сама открывает дверцу, садится рядом.

– Ну и как? – спрашивает Валерий.

– Все подошло, тютелька в тютельку. Вот шубу еще дала укоротить и два плащика переделать.

Шофер криво усмехается:

– Да мне до фени, довольна она или нет. Мне надо, чтобы мы с тобой довольны были. Как, говорю, насчет моего предложения? Посидеть, то да се? За мой счет, естественно. И плюс сверху.

Он вытаскивает стодолларовую бумажку, небрежно бросает ее на колени Ольги и трогает машину с места.

– Кстати, девочка, я научу тебя, как с моей хозяйкой надо строить отношения, – вот тогда будешь получать! Договорились? А ресторанчик хороший, уютный, с номерами…

– Мне в ресторан не в чем идти.

Он хохочет и одной рукой пробует обнять Ольгу, но та отстраняется.

– Совсем не в чем? Ну и хрен с ним, с рестораном! У меня хата есть, там нам будет не хуже. А раз не в чем, то еще лучше, раздевать не надо…

Его рука теперь лезет к Ольгиной коленке, но она решительно отбивает ее.

– Направо сейчас.

– А то ж я не знаю!

Ехать к общежитию, где живет Ольга, недалеко, минут пятнадцать, и все это время Валера ведет разговор на одну и ту же тему:

– Ты пойми, милая, шефиня будет тебе платить, я платить буду – настанет малина, а не жизнь! И твой хромоножка ничего не узнает! Ну?

Вот и общага.

Ольга выходит из машины, открывает заднюю дверцу, пробует вытащить баул. Валера с переднего сиденья тянется к ней, хватает за запястье руки, пробует притянуть к себе:

– Завтра, договорились? Ой, красавица, ну дай я тебя чмокну…

Дверца с его стороны распахивается, Мишка одной рукой, как редиску из земли, выдергивает Валеру из салона, а другой тут же бьет в лоб так, что тот плашмя падает на капот. Говорит при этом жене:

– Оленька, сумка тяжелая, не возись, я вытащу. – И уже Валере: – Ты полежи малость, я сейчас вернусь и договорим. Насчет чмокнуть.

Мишка обегает машину сзади, забирает у жены баул, ставит его на тротуар, хочет вернуться к Валере, но тот уже за рулем и рвет с места.

– Ну вот, и не поговорили, – расстроенно сказал Гречихин.

7

Стас зашел в кабинет к Панину, когда тот укреплял на стене фотографию в тонкой металлической рамке. На переднем плане – бравый, с двумя орденами, капитан, рядом с ним девушка, а чуть позади группа офицеров, среди которых Стас узнал и Вадима.

– Почти семейное фото, – улыбнулся шеф. – Командир с женой и его верные бойцы. Так?

– Так, Станислав Викторович.

– Ты здесь еще старший лейтенант, значит, снимок сделан года три назад?

– И это верно.

– Как видишь, я тоже не лишен наблюдательности. Ныне ваш капитан как минимум в майорах…

– В капитанах Серега, Станислав Викторович.

– Что так? У тех, кто воюет, я слышал, карьерный рост идет быстро.

– По идее, да. У тех, кто остается в живых.

Шеф сразу стушевался, какое-то время молча рассматривал фотографию, потом спросил:

– А эти, которые рядом с тобой?

– Живы. Но в боевом порядке остался один. Вот он – майор.

– Так живем, – глухо сказал Станислав Викторович. И протянул Вадиму руку. – Я в Белый дом, сегодня здесь уже не появлюсь.

– У вас не найдется минут десять для разговора?

– Не больше десяти.

– Хорошо. За вами и Аланом действительно водились большие грехи?

– Тогда первоначальный капитал ни к кому не приходил честно. Ни к кому! – повторил Стас. – Потому давай обойдемся без подробностей. И вообще, будем считать тему прошлого закрытой.

– Не получится, Станислав Викторович. Я должен хотя бы представлять, насколько серьезны для вас бумаги, которые хранит Рассадин.

– Знать бы, что именно он имеет. Но я так понимаю, что у него есть документы, которые могут «выстрелить». И еще я вот что скажу, Вадим. Рассадин – дерьмо порядочное, к цели всегда шел напролом, не считался ни с чем. Захочет – подставит под удар любого, а сам выкрутится. Потому набирай команду, приглашай людей, сколько нужно и каких нужно.

– Каких – это от вас зависит, Станислав Викторович. От задачи, которая будет поставлена. Можно работать над тем, чтобы найти бумаги Рассадина и изъять их. Можно дать понять, что его шантаж вас нисколько не волнует, лично вы защищены прекрасно, и пусть он поступает как хочет. Можно тихо сидеть и ждать от него ошибки, чтоб потом перехватить инициативу. Можно заняться поиском компромата на вашего бывшего босса и потом устроить торг…

Станислав Викторович, стоявший до этого у двери и готовый выйти из кабинета, прошел к столу, сел на стул, ссутулился и вроде как постарел.

– Панин, – сказал он. – Я знаю одно. Я много лет тружусь честно, может быть, чересчур тесно, и законов даже на йоту нарушать своей команде не позволяю. Найти и, как ты говоришь, изъять документы у Рассадина без этого невозможно. Сегодняшняя ситуация меня устраивает. У нас с ним оборваны все контакты, надеюсь, он перебесится и успокоится.

– Думаете, ему хватит того, что он выжмет из Алана?

Станислав Викторович выдержал очень большую паузу. Он, наверное, еще сидел бы молча, но вошла Юля, сказала, что Коленька с машиной уже у подъезда. Это она так тактично напомнила шефу, что в Белый дом опаздывать не надо.

Он встал. Красноречиво посмотрел на секретаршу, и та выпорхнула.

– На Алане Рассадин не остановится, – наконец сказал шеф. – Но мы военных действий против него открывать не будем. Может быть, торг… Как говорят, торг уместен…

Сам же Константин Евгеньевич в это время входил вместе с Абрамовым в ресторан. Уселись за столик в отдельном кабинете, Абрамов поправил ширму так, чтоб был виден вход. Улыбчивая официантка спросила:

– Вам, Анатолий Сергеевич, как всегда – рыбу?

– Рекомендую, – поднял палец Абрамов, обращаясь к собеседнику.

– Я всегда прислушиваюсь к советам умных людей.

– Значит, тогда две рыбы и белый соус.

Официантка ушла, и только после этого Рассадин взглянул в меню, увидел цены на заказанное блюдо и поднял брови:

– Однако неплохо живут военные пенсионеры! А везде пишут…

– Бывшие партийные и комсомольские работники тоже не прозябают, Константин Евгеньевич, иначе бы вы не обращались ко мне за очередным заказом. Я правильно понял, вы попросили встречи именно для этого?

Абрамов никак не давал ему взять инициативу разговора в свои руки. Рассадину приходилось постоянно отвечать на прямо поставленные вопросы.

– Да. Решил коллекционером стать. Огнестрельное оружие. Некоторые говорят, что это уже не модно, но у меня на этот счет свое мнение…

– Предлагаю мушкет времен Наполеона. Есть отечественная пищаль середины семнадцатого века.

Рассадин рассмеялся:

– Я пока не профессионал, я дилетант. Потому на первых порах меня устроила бы хорошая снайперская винтовка.

Абрамов воспринял эту фразу как ожидаемую.

– Качество ствола определяет качество цены.

– Для меня это не вопрос.

– Тогда договорились. Только очень серьезная просьба: не засветите ствол.

– Я дорогими вещами не разбрасываюсь, Анатолий Сергеевич. И пока не начали трапезу: скажите, что представляет собой ваш бывший сослуживец Панин?

Как ни умел держать себя Абрамов, но тут рука его, лежащая на скатерти, дрогнула. Он вперил тяжелый и одновременно пронзительный взгляд на собеседника и медленно выговорил:

– Вправду говоря, я уже жалею, что мы договорились насчет снайперской. В Панина трудно будет попасть.

– Клянусь, у винтовки будет другая задача. Что же касается Панина – мне приятно, что у нас с вами общий враг, Анатолий Сергеевич.