Текст книги "Тайны Александра I"

Иван Созонтович Лукаш
Тайны Александра I

Еще одна тайна – Веронские вечера и Шатобриан – «Кафоличество» Павла I – Генерал Мишо в Риме – Две легенды – Заговор мнимой смерти – Таинственная яхта в Таганроге – Загадочный путешественник и сибирский старец

С того прохладного сентябрьского утра 1825 года, когда император Александр I, откинувши серую шинель, привстал в дорожной коляске и перекрестился на Казанский собор, прощаясь со столицей, в жизни государя и в его таганрогской кончине можно найти немало загадок и тайн, которые не разгаданы и теперь.

Одну из таких загадок последних дней Александра, малоизвестную русскому читателю, мы и попытаемся рассказать.

За несколько дней до отъезда государя из столицы доминиканцу Сокольскому была передана просьба государя приготовить в Петербурге квартиру для негласного посла Римского престола, а почти одновременно с отъездом государя в Таганрог в Рим выехал из Петербурга генерал-адъютант Мишо, тот самый, которому Кутузов поручил передать Александру известие о сдаче Москвы Наполеону.

Меттерних как-то сказал умно и зло об Александре, что тот «всегда марширует от культа к культу и от религии к религии».

На своем «марше» Александр, как кажется, присматривался и к Риму.

Есть свидетельства, что еще в дни Лайбахского конгресса он вел какую-то переписку с папой Пием VII, а с 1814 года государь сблизился с аббатом Грегуаром и пламенным католиком Жозеф де Местром, подолгу жившим в Петербурге.

На государя влиял и вдохновенный Шатобриан, с которым Александр сблизился в Вероне.

Гармонические веронские вечера с рафаэлевой ясностью и благодатной тишиной, разлитой в светящемся воздухе, придавали особую искренность и мягкость задумчивым беседам северного государя с романтическим поэтом. Шатобриан о веронских беседах с Александром I записывает буквально:

«Мы затрагивали соединение греческой и католической церквей. Александр склоняется к этому».

В Вероне государь был, по-видимому, накануне необычайных решений, необычайных свершений, которые должны были изменить судьбу всего мира и России. Это были все те же, свойственные Александру, прекраснодушные и никогда не осуществляемые им желания: раньше освобождение крепостных рабов, утверждение в России гражданских свобод, теперь почему-то это «соединение». Так красиво было полуобещать это католику Шатобриану. Государь, всегда понимавший (и очень тонко, почти женственно) красоту позы, кокетство духа, любивший нравиться другим, как тонкий актер, своим духовным щегольством, хорошо знал, чем понравиться католику Шатобриану, автору «Мучеников» и «Гения христианства».

Весьма вероятно также, что «соединение» было и новым искренним увлечением государя, не устававшего, как сказано, «маршировать» от культа к культу. Именно около этого времени он доверительно писал в собственные руки великой княгине Екатерине Павловне, что отныне всем мистическим и прочим религиозным писателям он предпочитает книги католиков – это «чистое, беспримесное золото».

Не пожелал ли он в Вероне по-своему следовать отцу?

Без сомнения, мыслью или, так сказать, замыслом всей короткой и несчастной жизни государя Павла Петровича была жажда преображения России в некий рыцарский орден, который должен был устроить и внешний гражданский мир, и духовную жизнь каждого человека, или, что то же, предание Российской империи «кафолической», вселенской идее. Именно такое «кафоличество» (это подлинное слово императора Павла) представлялось, по-видимому, несчастному государю, когда он без колебаний принял гроссмейстерство в Мальтийском ордене, главой которого был, как известно, папа римский.

Александр не мог не знать чаяний и желаний отца. Потому-то веронские беседы с Шатобрианом могли быть не только новой, приятной для собеседника позой государя, а и действительным его решением.

Из Вероны Александр намеревался даже поехать в Рим. Италианскому нашему послу был уже отдан приказ приготовить в Риме для государя квартиру.

Но в Рим Александр не поехал, а веронские вечера кончились по обыкновению совершенно ничем. Они кончились обычным для Александра как бы глухонемым срывом его же собственных полурешений, полусвершений.

В 1823 году скончался папа Пий VII, и в 1824 году Александр особым письмом обещает его преемнику Льву XII «совершенно братски заботиться о католиках в России». Так не изменилось, по-видимому, любезное внимание любезного монарха к Риму.

А в конце 1825 года, 13 ноября нового стиля, одновременно с последним путешествием Александра в Таганрог, в Риме и появился уже известный нам генерал-адъютант Мишо.

Савояр Мишо де Боретур, эмигрант на русской службе, ревностный католик, которого иезуит Пирлинг называет «Жозеф де Местром в военном мундире», без сомнения, был в Риме в 1825 году. Сохранился оригинал письма нашего посла к папскому секретарю кардиналу Делла Сомалия с просьбой об аудиенции у папы для Мишо.

Но что же это доказывает? Только то, что Мишо был в Риме, а отнюдь не то, что он был там секретным послом Александра I.

Между тем все католические источники, свидетельства-легенды, записки и особые работы иезуитов Пирлинга и Буду в один голос утверждают, что Мишо был у папы тайным послом Александра I.

Можно привести несколько записок ревностных католиков – графа Браницкого, герцогини Лаваль-Монмаранси, Брешиани и многих других, которые подробно рассказывают о необычайном свидании Мишо с папой. Мишо будто бы стал на колени, поцеловал руку папы и «от имени Российского императора сказал ему, что тот признал наместника Петра главой Единой христианской церкви».

Католические источники, таким образом, наперебой пытаются утверждать, что соединение церквей свершилось уже в 1825 году, по воле «агнца Божия и помазанника», Российского императора Александра I. В записках Антонио Брешиани, брата Мишо, будто бы с его слов, сохранился рассказ о том, как Александр, отправляя Мишо в Рим, сказал:

– Я желал бы стать мучеником ради такого дела…

Все это похоже на вымысел, впрочем, это похоже и на Александра. Здесь не только влияние «Мучеников» Шатобриана, здесь сам Александр, с его расстроенной совестью и с его навязчивой идеей о жертве, отречении с обязательным отращиванием бороды, о Сибири с копанием картофеля, о мученичестве.

В Риме Мишо будто бы даже просил папу назначить в Россию своего негласного до поры до времени посла. Вот для кого, следовательно, Александр перед отъездом в Таганрог просил доминиканца Сокольского приготовить в Петербурге квартиру. Посол был назначен, причем выбор Льва XII пал на о. Каппелляри, будущего папу.

Но все эти приготовления были прерваны известием о кончине Александра в Таганроге.

Католические легенды не оставляют, впрочем, Александра и в Таганроге. В записках Марони есть указание, что папа Григорий XVI (Каппелляри), со слов Льва XII, не раз будто бы говорил приближенным, что Александр умер в Таганроге католиком, а граф Браницкий и княгиня Голицына доходят до того, что, не обинуясь, рассказывают в своих записках, будто бы в Таганроге исповедовал умирающего государя не православный священник, а «священник католической часовни».

Здесь все одни «будто бы» – или вымыслы, или легенды.

Совершенно несомненен здесь один только документ, опубликованный в свое время иезуитом Буду: это письмо генерала Мишо от 8 июня 1827 года из Турина папе Льву XII.

В письме он вспоминает «переговоры 1825 года по поводу важнейших вопросов, о которых решено было хранить молчание», и сообщает, что с разрешения папы он «секретно передал слово в слово» об этих переговорах императору Николаю I.

Какие-то переговоры все же в Риме Мишо вел, и больше того, содержание этих переговоров почему-то понадобилось «слово в слово» передать Николаю Павловичу. А Николай Павлович по своему правилу «сжигать все», особенно касательно Екатерины, Павла и Александра, и на этот раз беспощадно «все сжег».

Так Николай Павлович помог брату унести его тайну в могилу.

Загадки таганрогской кончины настолько известны, что к ним не приходится возвращаться. Но русскому читателю, может быть, неизвестно, что у таганрогской кончины скрещиваются две легенды, православная и католическая.

По православной легенде, Александр I, мучимый совестью, не умер в Таганроге, а скрылся в странничество и, наконец, стал старцем Федором Кузьмичем в Сибири.

По католической легенде, Александр I, обретший душевный мир в принятии католичества, не умер в Таганроге, а скрылся в странничество и, наконец, стал старцем Федором Кузьмичем в Сибири,

Обе легенды – и католическая и православная – убеждены, что Александр не умер в Таганроге. Пищу для таких легендарных предположений могли дать, конечно, многие противоречия последних таганрогских дней. Так, 12 ноября, по официальной истории болезни, государю «к вечеру стало хуже», а по дневнику князя Волконского, ему «к вечеру стало лучше». За два дня до смерти, 17 ноября, доктор Виллье записывает, что «все идет хуже», а императрица Елизавета Алексеевна, наоборот, отмечает – «улучшение весьма заметно». Известно также, что доктор Тарасов отслужил первую панихиду по Александру I только в 1864 году, в год смерти Федора Кузьмича, и что, наконец, гробница Александра, вскрытая 18 июля 1926 года большевиками, оказалась пустой.

Если допустить возможность исчезновения Александра I из Таганрога, приходится признать, что там был устроен как бы заговор его мнимой смерти, в котором несомненно участвовали князь Волконский, лейб-медик Виллье, генерал Дибич, доктор Тарасов и сама императрица.

Как известно, генералу Балинскому по конторским книгам английского Ллойда, где ведутся списки судов всего мира, удалось установить, что 25 ноября 1825 года из Таганрога ушли все иностранные суда, кроме оставшейся на рейде яхты под английским флагом, принадлежавшей английскому послу в Петербурге лорду Лофтусу.

Шканечный журнал яхты Лофтуса велся изо дня в день, но, как то ни странно, в него не были занесены ни даты выхода из Таганрога, ни назначение яхты, и только после пробела в несколько недель в журнале есть запись о плавании яхты в Средиземном море.

Для верящих в легенду о сибирском старце нет никаких сомнений, что Александр I на яхте английского посла был отвезен в Сирию и Святую Землю, где появился в то время некий загадочный путешественник.

Как бы там ни было, только через десять лет, в 1836 году, то лицо, которое стало позже сибирским старцем, появляется в России: 4 сентября 1836 года киевский губернатор генерал Сакен снабжает его белым конем, на котором он и отправляется в Сибирь.

Известна вся жизнь глуховатого и рослого, как и Александр, старца Федора Кузьмича в селе Зерцале, под Краснореченском, и по заимкам у сибирских купцов, его подвижничество, посещение его Александром II и многое другое. Но исследователи не обращали почему-то внимания на одну любопытную подробность: старец Федор Кузьмич, часто бывавший в церкви и любивший православную службу, тем не менее, по всем свидетельствам, никогда не бывал на исповеди у православного священника и никогда не ходил к причастию.