Текст книги "Поцелуй анаконды"

2

Черная плащаница ночи окутала Армавир. Лунный свет, пытаясь пробиться сквозь толстую стену облаков, освещал только крыши домов и верхушки деревьев, но до земли так и не смог добраться. Потухшие витрины дорогих магазинов Бульварной улицы смотрелись мертвыми глазницами. Керосинно-калийные фонари, расставленные на почтительном расстоянии друг от друга, освещали не более сажени вокруг, и потому все остальное пространство между ними казалось погруженным в свинцовую темень августовской ночи. И только шелест листьев в садах да терпкий запах степных трав, принесенный легким ветром, напоминали об уходящем лете. Где-то на окраинах селения слышался лай сторожевой собаки и испуганный крик разбуженных домашних гусей.

Издалека, почти от самого вокзала, доносилось мерное постукивание конских копыт по мостовой. Одинокая коляска проследовала до помпезного четырехэтажного здания Большой Московской гостиницы и остановилась у парадного входа.

– Благодарю, любезный, – проговорил один из пассажиров и, оставив вознице полтинник, вышел из экипажа. За ним, к входной двери, направился его спутник.

В вестибюле гостиницы услужливый портье, выдавая ключи, заполнял карточки гостей:

– Комната триста пять. Ардашев Клим Пантелеевич, присяжный поверенный Ставропольского окружного суда; комната триста шесть. Нижегородцев Николай Петрович, частнопрактикующий врач, жительствует в Ставрополе. – Он натянуто улыбнулся и выговорил: – Завтрак с восьми тридцати до десяти, блюда подаются в ресторане и летнем саду. Счастливого отдыха, господа.

– Благодарю, – вымолвил Клим Пантелеевич. Вместе с Нижегородцевым они направились к лестнице.

Поднявшись на третий этаж, Ардашев провещал:

– Итак, доктор, нам предстоит непростой день. На завтрак мы уж точно не успеем, потому что с утра нам придется наведаться в полицейский участок. Зато позже я вам гарантирую приличный обед в одном из местных ресторанов. Надеюсь, будет повод отметить окончание расследования дела по убийству Саркисова. Итак, встретимся внизу в семь тридцать.

– Хорошо. Я попрошу портье разбудить меня телефонным звонком в семь. Но, может быть, вы хоть намекнете, кто все-таки убил этого армянина?

– Утро вечера мудренее. Не стоит торопить события.

– А что, если Саркисова имела любовника, который и убил ее мужа? – продолжал рассуждать доктор. – На мой взгляд, эта version вполне убедительная: вексель остался у них, а злодейство они списали на Безобразова. К тому же я видел, что вчера вы заходили в страховую компанию. Думаю, вы хотели узнать, была ли застрахована жизнь Саркисова. Если это и в самом деле так и выгодополучателем является его жена, то все ясно – без ее участия тут не обошлось.

– Завтра вы все узнаете. Это я вам обещаю.

– Да, – вздохнул эскулап, – вы не изменяете своим принципам: не посвящать в свой замысел, пока не откроется тайна.

– Отдыхайте, Николай Петрович, вредно засыпать с ворохом гипотез. От этого плохие сны грезятся. Спокойной ночи!

3

В Армавирском отделении Русско-Азиатского банка, размещавшемся в угловом доме улицы генерала Засса, с самого утра царила суета. Служащие с грустными лицами сновали по вестибюлю, уткнувшись носами в бумаги. Оно и понятно: понедельник, начало рабочей недели.

За гостевым столиком сидели три скучающих посетителя: важный господин явно европейского вида с бритым лицом и едва заметной сединой. Дорогой костюм английского покроя, золотые запонки и черный муаровый галстук с брильянтовой булавкой свидетельствовали о его достатке. Он был поглощен чтением восьмого номера журнала «Вокруг света»; с противоположной стороны стола расположился серьезный мужчина в пенсне с небольшими усами и бородкой клинышком. Нервно подергивая правой ногой, он время от времени нетерпеливо поглядывал на часы, висевшие на стене; рядом с ним, неподалеку от окошка кассира, скучал какой-то человек с жиденькими усиками и бритым подбородком. Одет он был по-купечески: суконные штаны, заправленные в хромовые сапоги, шелковая сорочка с отворотом, перепоясанная тонким ремешком, и пиджак; из его правого бокового кармана торчала свернутая в трубочку газета. Откинувшись на спинку стула, он дымил папиросой и пялился в потолок, рассматривая лепные украшения.

Стукнула входная дверь, и бородатый мужчина в котелке и пиджачной паре направился к кассе. В правой руке незнакомец держал саквояж. Из внутреннего кармана он вынул какую-то бумагу и, передавая кассиру, сказал:

– Это вексель вашего банка. Извольте оплатить.

– Так… жиро[12]12
  Жиро (итал., уст.) – перевод векселя, индоссамент, передаточная надпись на векселе.


[Закрыть] на Саркисова Арама Робертовича. Паспорт есть?

– Вот, пожалуйста. – Он передал в окошко документ.

– Что ж, господа, маскарад окончен, – вставая, проговорил Ардашев.

– Надо же! Покойный Саркисов собственной персоной! – воскликнул доктор.

– Вы арестованы! – рявкнул полицейский. Он вынул из кармана малые ручные цепочки и, окольцевав оторопевшего мошенника, произнес: – Пройдемте со мной, милостивый государь.

– Куда? – глупо моргая, просипел тот.

– На кудыкину гору. Там наш участок стоит.

– А вексель? Вексель забыли! Он мой! Отдайте! Вы не имеете права лишать меня собственности без судебного решения! – возмутился задержанный.

– Не волнуйтесь, Саркисов, – вмешался присяжный поверенный, – судьбу этой ценной бумаги, как и всего вашего имущества, будет решать суд. Банк проверит ее подлинность и перешлет в Ставрополь судебному следователю Леечкину. Кстати, – Ардашев посмотрел на часы, – через четверть часа ваша дражайшая супруга должна явиться в «Россию» за страховым возмещением по случаю вашей «смерти». Как только она получит деньги, ее тут же арестуют. Начальник сыскного отделения пообещал мне, что сделает это самолично. Безымянную могилу на Даниловском кладбище, откуда вы выкопали труп несчастного бродяги, уже нашли. По моей просьбе кладбищенскому сторожу показали вашу фотографию. Он узнал в вас того человека, который приходил к нему несколько дней назад, чтобы перезахоронить якобы своего родственника. А вам надобно торопиться, потому что господин Поляничко ждет звонка от своих армавирских коллег, дабы освободить несчастного Безобразова, томящегося в Тюремном замке. Так что не мешкайте, любезный, ступайте, ступайте.

Втянув голову в плечи, Саркисов поплелся к выходу. За ним с пустым саквояжем шагал полицейский, прекрасно сыгравший роль купца. Ардашев и Нижегородцев замыкали процессию.

– Вот и все, Николай Петрович, finita la commedia, – устало выговорил Ардашев, выходя на улицу. – Дальше обойдутся без нашей помощи. А мы заслужили отдых. Так что пожалуйте в ресторацию!

– Но позвольте один вопрос?

– Все вопросы только после рюмки водки!

– Вы… вы будете пить водку? – изумился врач.

– А почему нет? Сегодня, пожалуй, подходящий повод.

Клим Пантелеевич остановил извозчика и забрался в коляску. Рядом разместился Нижегородцев.

– Куда прикажете, барин? – осведомился возница.

– В ресторацию.

– В какую?

– В лучшую, голубчик, в лучшую!

– Ага! Тогда в «Париж»?

– Стало быть, в «Париж»!

4

– И все-таки, что ни говорите, дорогой Николай Петрович, а любой спиртной напиток должен быть связан с характером еды. Всем известно, что красное вино подают к дичи, белое – к рыбе, а вот водка лучше всего подходит к исконно русским закускам. Тут другое дело. К примеру, севрюга и семга без водки совсем не то, что с водкой, потому что лишь с ней эти кушанья раскроют все прелести своего вкуса. И даже если вы, положим, совсем не пьющий человек, но считаете себя настоящим гастрономом, то, пробуя русские блюда, вам надобно употребить рюмку водки. Без этого никак нельзя! Иначе вы не получите полного удовольствия от блюда и не ощутите всю гамму вкуса. Это все равно что лимон без сахара пробовать. Но и тут есть свои нюансы. – Клим Пантелеевич взял запотевший графин и наполнил крохотные рюмки. – Выпив водки, вы должны не закусывать, а вкушать еду. А потому наливайте этого сорокаградусного зелья не больше наперстка. Тогда вы сразу почувствуете ее вкус. Ведь настоящая водка не имеет запаха. Но пить ее надобно не залпом, а маленькими глоточками, тогда послевкусие водки не сольется со вкусом еды, а дополнит его, точнее – присоединится к нему. Двух-трех таких вот крохотных рюмок за обедом или ужином вполне достаточно, чтобы получить наслаждение. Но хватит слов, давайте выпьем. Прежде скушайте ложечку паюсной икры, потом законный глоток водки и снова икорку. Уверяю вас, вы почувствуете наслаждение. Ваше здоровье!

– Ваше здоровье!

Николай Петрович в точности последовал совету Ардашева и от наступившего блаженства прикрыл глаза.

– Чудо чудное! – тихо вымолвил доктор и, разомкнув веки, добавил: – Вы, как всегда, правы. Знаете, я давно заметил, что нет лучшего средства от хандры, ненастья и плохих мыслей, чем рюмка водки и розеточка с паюсной икрой. Красная, конечно, ей уступает…

– Не скажите! С ней надобно иначе поступать: заправьте ее мелко нарезанным зеленым луком, маслица прованского не забудьте, положите на хлеб и поднесите ко рту, но не ешьте – нет! – а лишь вдохните аромат. И сразу же опрокиньте рюмку холодной водки (в данном разе пить надобно залпом). Секунду-другую подождите, пока тепло дойдет до желудка, и уже после этого откусите кусочек. Блаженство рая!

– Ох и умеете вы, Клим Пантелеевич, аппетит нагонять! Но как бы мне ни хотелось выпить, все же желание вернуться к делу Саркисова его пересиливает. Я и подумать не мог, что он жив. Как же вы об этом догадались?

– Да тут все просто. Если вы помните, с самого начала Поляничко сообщил нам две существенных вещи: первая заключалась в том, что ради расчета с Безобразовым Саркисовы продали дом, но взамен получили не деньги, а вексель. Меня это сразу насторожило, поскольку, как вы понимаете, сделки с ценными бумагами всегда связаны пусть и с небольшим, но все-таки риском. Срок погашения векселя здесь тоже играет не последнюю роль. Из этого я заключил, что они очень торопились и пошли на все условия покупателя; второй момент – адрес; его указали карандашом, а не чернилами, в отличие от самого письма.

– Ну и что? А может, у него чернила кончились или перо сломалось?

– Такие обстоятельства исключать нельзя, но согласитесь, они маловероятны. Дело, скорее, в другом: карандашная запись, как вы знаете, влаги не боится, а чернила на бумаге от воды растекаются. В прошедшие дни, в частности шестого августа, шел дождь (вы еще сами упомянули, что «по расплывшейся от дождя и грязи дороге тащилась странная коляска, запряженная пегой лошадью»), помните? Вот Саркисов и побоялся, что конверт может под воду попасть и тогда доказательство, что письмо адресовалось Безобразову, могло исчезнуть. Это меня с самого начала и насторожило. А дальше оказалось, что обратный адрес был указан георгиевский, а письмо опустили в ставропольский почтовый ящик.

– А если гипотеза Поляничко верна? Мол, хотел из Георгиевска отослать, но забыл, и потому, когда уже приехал в Ставрополь, вспомнил и на почту отнес?

– Да бросьте вы, право! Забыл отправить столь важное письмо, в котором он сообщает, что готов, наконец, рассчитаться по старым долгам, что продал дом и приготовил вексель? Разве такое возможно? И вы в это верите?

– Не знаю, – пожал плечами доктор, – в жизни всякое случается, но ваше предположение, признаюсь, более вероятно. Преступник заранее предполагал, что во время обыска у Безобразова обнаружат это послание. Да и жена Саркисова не забыла поведать полиции, с кем отправился на встречу ее «покойный» муж.

– Безусловно! Письмо было написано в Ставрополе, здесь же его и бросили, а георгиевский обратный адрес указали для того, чтобы просьба о встрече в вечернее время на въезде в город показалась Безобразову вполне правдоподобной. Еду, дескать, из Георгиевска, вот и давайте, милостивый государь, поговорим за городом, пока не стемнело. Саркисову во что бы то ни стало требовалось вытащить кредитора к монастырю, поближе к лесу.

– Но зачем? – Нижегородцев откинулся на спинку стула.

– Простите, доктор. Но иногда вы меня удивляете. По-моему, последующие действия мошенника вполне очевидны.

– Выходит, Саркисов все подстроил заранее? И безымянный труп вырыл, и переодел его потом, и обезглавил, и усадил в свою коляску?

– Несомненно.

– А кровь? Кровь на трупе откуда?

– Помните, Поляничко сказывал, что Саркисовы не так давно кабанчика закололи? Вот кровью этого кабана он заранее и облил одежду, в которую потом нарядил мертвеца.

– Положим, что касается страховки – тут все ясно. Вы просто-напросто зашли в страховую компанию и все выяснили, так?

– Совершенно верно. Страховщикам мое расследование, сами понимаете, на руку, поэтому они от меня ничего не скрывали. Мне, конечно, повезло, что в воскресный день их контора была открыта.

– А вот откуда вы могли знать, что Саркисов появится в Армавире, а не в Георгиевске или, допустим, Пятигорске?

– Объяснение простое. Дом супруги Саркисовы продали за передаточный вексель Русско-Азиатского банка. В нем Арам Робертович Саркисов выступал в качестве индоссатора[13]13
  Индоссатор – лицо, на имя которого переводится вексель.


[Закрыть], то есть деньги получить мог только он. Как я выяснил, ближайшая контора этого банка, куда можно быстрее всего добраться из Ставрополя, находится в Армавире. Поездом это занимает всего несколько часов. Кстати, ни в Георгиевске, ни в том же Пятигорске этого банка нет.

– А как вы определили время его появления?

– Это несложно. Восьмого августа, в пятницу, у Саркисова и Безобразова должна была состояться встреча, на которую Саркисов, естественно, не приехал. К вечеру пятницы он уже откопал труп на Даниловском кладбище, отрезал ему голову и переодел в свою одежду, которую раньше облил кровью заколотого кабанчика. Дело было сделано. Лошадка плутала по ставропольским улочкам и пугала случайных прохожих. Тем временем злоумышленник уже был на пути к Армавиру. Но вот незадача! Поезд из Ставрополя выходил в девять вечера, а армавирский банк закрылся двумя часами раньше. Суббота и воскресенье – выходные. Следовательно, появиться перед кассовым окошком он мог только сегодня утром, в понедельник.

– А на какую сумму Саркисов застраховал свою жизнь?

– На пять тысяч.

– Ого! Ну и аппетит у них! Дом продали, пятитысячную страховку чуть не получили и от главного кредитора почти избавились. Так ведь и смертоубийства никакого не совершили! Ну, подумаешь, безымянный труп выкопал, обезглавил, но потом ведь все равно его земле предал. Это, пожалуй, не так страшно, как мошенничество.

– Вы правы.

– М-да, – задумчиво выговорил Нижегородцев, – эта парочка вроде бы все учла, но проморгала одну «пустяшную» вероятность. Они не могли предположить, что делом обезглавленного седока займется непревзойденный адвокат Ардашев.

– Благодарю вас, Николай Петрович, за добрые слова. А не пропустить ли нам еще по рюмочке? К тому же севрюга горячего копчения изумительна.

– Да, соблазн велик! От такой закуски грех отказываться.

– А мы и не будем. Ведь не зря же говорят на Востоке: не поддашься искушению, не получишь удовольствия.

Загадка Амфиокса

1

Клим Пантелеевич Ардашев городскую библиотеку посещал по четвергам. Для присяжного поверенного Ставропольского окружного суда это был единственный способ ознакомиться с заграничной прессой. Ставрополь – не Москва, и уж точно не столица. Купить в киоске «The Times», «Le Figaro» или «Das Reich» было невозможно. Зато публичная библиотека, основанная еще в 1852 году, выписывала немало иностранных газет и журналов.

Начало сентября на юге – это еще почти лето. Деревья не спешат расставаться с зелеными одеждами, и птицы не торопятся на юг. Только вот небо меняется: с каждым днем все меньше голубых оттенков и все больше серых. И облака, еще недавно белые как снег, теперь виснут над железными крышами темными кусками застиранных тряпок. Осень, в этих краях мягкая и тихая, входит в город незаметно, стараясь не пугать разомлевших от августовского тепла жителей грядущими холодными ливнями и ночными заморозками. Солнце по-прежнему яркое, но уже не столь теплое. Оно катится красным шаром за горизонт и, минуя короткие сумерки, отпускает улицы во власть темноты. До его захода – семи двадцати пополудни – оставалось еще два часа.

Библиотека располагалась на Вельяминовской улице, и Ардашеву оставалось преодолеть каких-нибудь пятьдесят саженей до читальни, когда впереди прогремел выстрел. Его услышали все: извозчики, уличные торговцы снедью и, конечно же, городовой. Страж порядка, стоявший на углу Александровской и Театральной, дунул для порядка в нейзильберовый свисток и бросился в подворотню, откуда и послышался ружейный гром.

Клим Пантелеевич ускорил шаг и свернул во двор, где находился вход в библиотеку. На улице, у самых дверей, он увидел доктора Нижегородцева. Эскулап был не на шутку напуган. Завидев адвоката, он шагнул навстречу и, едва сдерживая волнение, дрожащим голосом выговорил:

– Господи, как хорошо, что вы пришли… На моих глазах только что убили человека. Директор 1-й мужской гимназии застрелен!

– Где?

– В читальной зале! Он сидел прямо у окна. Оно было закрыто портьерой. Выстрел, судя по всему, произвели с улицы. Пуля угодила бедняге в голову.

– И вы там были?

– Ну да! Пришел почитать последний номер «Врача». Кроме меня там остались еще трое. Не успел я выскочить на свежий воздух, как принесся городовой. Теперь он никому не разрешает покидать помещение. Может быть, хоть вы его образумите?

– Что ж, давайте войдем, – адвокат решительно потянул на себя ручку входной двери.

В гардеробной никого не было. На вешалке висел плащ и чье-то легкое пальто. В конце коридора виднелась открытая дверь и слышались мужские голоса. Именно туда Ардашев и направился. Неожиданно в дверном проеме выросла фигура городового.

– Сюда нельзя! – грозно предупредил он. – Здесь только что было совершено смертоубийство.

– Именно потому я и должен войти, – настоял Ардашев.

– Кто вы такой?

– Присяжный поверенный Окружного суда. Вы известили полицию?

– Так точно! – вытягиваясь во фрунт, отчеканил полицейский. – Я позвонил им в телефон. С минуты на минуту они прибудут. Господин Поляничко приказал никого не выпускать.

Клим Пантелеевич направился в комнату.

У самого входа сидели трое. Худой и долговязый инженер Вахтель, будто страдая от мигрени, нервно тер виски. Через стол от него с испуганным лицом сидел письмоводитель городского головы Каюмов. Дальше, за конторкой, переминался с ноги на ногу библиотекарь Коркин. На противоположной стороне, у окна, уткнувшись головой в крышку стола и завалившись на левый бок, полулежал труп, который еще недавно был директором первой мужской гимназии Василием Поликарповичем Мавилло. Пуля угодила статскому советнику в висок. Из глубокой раны капала тягучая темная кровь. Рядом с ним – стопка книг, раскрытая тетрадь и заграничное перо.

– Здравствуйте, господа, – тихо проговорил Ардашев, осматривая тело.

– А, Клим Пантелеевич, какая удача, что вы здесь! – воскликнул библиотекарь, пощипывая клиновидную бородку. – Не сочтите за труд, объясните этому полицейскому истукану, что мы тут ни при чем. Ведь все находились в этой зале, а убийца стрелял с улицы, через окно. Так чего же нас держат вместе с трупом?

– Вот именно! – подскочил письмоводитель и, пригладив плешь, добавил: – Глупость несусветная.

– Форменное безобразие! – присоединился к общему мнению инженер и нервно щелкнул костяшками пальцев.

– А мне, господа, не велено вас отпущать. Господин Поляничко так и сказал: «Пусть сидят и ждут, покамест мы не прибудем». Он приедет, ему и жальтесь. А я человек маленький. Мое дело – начальственные приказы исполнять. А вот вы, сударь, – городовой повернулся к вошедшему доктору, – тоже соблаговолите никуда не отлучаться, пока вас не допросят.

– Да я и не возражаю, – пожал плечами Нижегородцев. – Извольте. Однако не вижу необходимости торчать именно здесь. Тут хватает и других помещений.

– А выходного отверстия, Николай Петрович, я так и не нашел, – заключил адвокат, не обращая внимания на перепалку.

– Раз нет, значит, в голове застряла, – послышался чей-то голос.

В дверях стоял начальник сыскного отделения.

– Вот скажите, Клим Пантелеевич, как вам удается раньше нас оказываться на месте преступления? – ступая в комнату, осведомился сыщик.

– А ему дьявол записочки посылает, на манер тех, что на помин души в церкви заказывают. Говорит, мол, такого-то дня, в таком-то месте раба божьего Василия прикончат. И он вместо того, чтобы предотвратить смертоубийство, ждет, когда оно случится. Я прав, Клим Пантелеевич? – выглядывая из-за спины своего патрона, ехидно осведомился Каширин.

– Почти, Антон Филаретович, почти. Он, окаянный, еще и на словах кое-что передает.

– И что же?

– Главное, говорит, чтобы расследованием занялся помощник начальника сыскного отделения. Тогда не только преступник останется безнаказанным, но и невиновного человека отправят на каторгу. И, потирая руки, обычно добавляет: – Благодаря Каширину вместо одного злодейства всегда совершается два.

– А по какому такому вашему римскому праву вы смеете надо мною издеваться? – наливаясь свекольным цветом, возмутился полицейский.

– Ладно, Антон Филаретович, успокойтесь! – махнул рукой Поляничко. – Сами затеяли перебранку, а теперь возмущаетесь. Вы бы лучше посторонились, а то наш фотограф никак не протиснется со своей треногой. – Глядя в окно, он добавил: – А вот и судебный следователь с доктором пожаловали… Сейчас работа закипит.

Тем временем Ардашев стоял у окна и молча рассматривал последствия выстрела. Пуля пробила стекла двух рам под углом, прошила портьеру и только потом угодила жертве в висок.

В считаные минуты в небольшой читальной зале стало тесно. Помещение хоть и было просторным, но свидетели убийства, сыщики, полицейский врач и даже следователь Леечкин после осмотра тела предпочли расположиться поодаль от него и потому заняли вторую половину комнаты.

Не говоря ни слова, Клим Пантелеевич вышел на улицу и принялся осматривать окно снаружи. Голубые сумерки уже уступали место ночи, но темнота пока не наступила. Вскоре появился доктор Нижегородцев.

– Уф! – выдохнул он. – Въедливый тип этот Леечкин. Замучил вопросами. «Была ли открыта портьера или закрыта? Кто открыл ее? А кто закрыл?» Он, чудак, считает, что я должен был обратить на это внимание. Странный человек! Неужели неясно, что, когда ты поглощен чтением, ничего вокруг не замечаешь?

– Это только в том случае, если книга вас захватила, – доставая жестяную коробочку с надписью «Георг Ландрин», заметил присяжный поверенный.

– А разве может не заинтересовать статья профессора Шлейтцера «Воспаление среднего уха»?

– Да уж и впрямь! – усмехнулся адвокат. – Особенно при описании симптомов среднего отита в области барабанной перепонки.

Доктор широко раскрыл глаза и проронил потрясенно:

– Широта ваших знаний меня всегда удивляла…

– Благодарю. Однако, и в самом деле, не припомните ли, кто все-таки задернул штору?

– Я могу лишь повторить показания всех свидетелей, в том числе и мои, которые только что были даны судебному следователю. Сначала, как выяснилось, окно было зашторено, но потом, как раз перед приходом директора гимназии, его раскрыл инженер Вахтель, который сидел за тем местом, где обычно располагался директор. За несколько минут до выстрела библиотекарь задвинул все шторы в зале, поскольку на улице стало темнеть (он так всегда делает), и зажег дополнительные лампы. Господин Мавилло заполнил формуляр. Минут через десять Ксаверий Нифонтонович принес целую стопку книг. Затем он выложил ее перед директором, который принялся их рассматривать. Выстрел прозвучал как раз, когда он их листал.

– А где в момент выстрела находился библиотекарь?

– Он стоял почти рядом с директором. Удивляюсь, как в него не попала пуля.

– А инженер? Где он был?

– Сидел за директором.

– Стало быть, пуля могла угодить и в него?

– Безусловно! Ведь тот, кто стрелял в окно, не мог видеть сквозь портьеру, куда точно он попадет.

– Ого! Николай Петрович, вы, как я вижу, уже принялись выстраивать гипотезы. Не рано ли? – Ардашев улыбнулся и спросил: – А где был письмоводитель?

– На втором ряду, напротив окна.

– Выходит, и он мог стать покойником?

– Ну да.

– Получается какая-то смертельная рулетка…

Присяжный поверенный развернулся и сделал несколько шагов по направлению к дому, в котором жили учителя городских гимназий. Окинув взглядом площадку, он поднял голову и сказал:

– Сдается мне, я знаю, откуда стреляли.

– Вероятно, из какого-нибудь окна? – предположил Нижегородцев.

– Не думаю. Однако не будем терять время. Если нас опередит Поляничко, то Леечкин вряд ли согласится продемонстрировать нам орудие преступления. А оно, как я полагаю, весьма необычно. Так что в запасе у нас осталось не более четверти часа. Надобно поторопиться. Надеюсь, полиция первым делом бросится проверять квартиры жильцов с окнами, выходящими на библиотеку.

Клим Пантелеевич направился к парадному. Доктор последовал за ним. Быстро поднявшись по скрипучим деревянным ступенькам на второй этаж, адвокат остановился и, указывая на слабоосвещенный настенной лампой потолочный люк, произнес:

– Надо бы отыскать дворника. Пусть замок откроет.

Не успел он произнести эти слова, как снизу послышались шаги и показался бдительный страж спокойствия жильцов.

– Ищете кого, господа? – справился дворник.

– Вас, любезный, вас. Только что из чердачного окна этого дома был произведен выстрел. Убили директора гимназии. Я – присяжный поверенный Окружного суда. Нам надобно осмотреть чердак.

– Да как же энто? – Мужик взмахнул руками. – Его высокородия не стало? Василия Поликарповича? Да кому же он воспрепятствовать мог? Не люди, а злыдни! А он мне, скажу я вам, завсегда на Пасху целковый вручал… Ах ты, Господи, горе-то какое Гликерии Доримедонтовне!

Дворник полез в карман зипуна и вынул связку ключей. Поднявшись по лестнице наверх, он вставил в замок один из них, но тот не проворачивался.

– Так-так! А замок-то новехонький. Мой-то со ржавчинкой был. А к ентому у меня ключа нема.

– Тогда перепилите его, – вмешался Николай Петрович.

– Не… тут зубилом надоть. Я мигом.

– И лампу, лампу не забудьте! – крикнул вдогонку адвокат.

Дворник исчез, но вскоре появился с «летучей мышью»[14]14
  «Летучая мышь» – керосиновая лампа, фонарь.


[Закрыть]. Передав ее доктору, он двумя ударами, будто всю жизнь занимался лихим промыслом, сбил замок. Крышка люка откинулась, и он, пыхтя и чертыхаясь, залез на чердак и принял фонарь. За ним поднялся Ардашев, следом Нижегородцев. Заскрипели стропила. Запахло пылью и порохом. Уходящий свет еще проникал через небольшое окошко, расположенное почти у самого пола.

Присяжный поверенный взял лампу и подошел к окну. Стекло с правой створки было аккуратно вытащено и стояло тут же, прислоненное к стенке. Рядом валялся кусок штапика. Отблеск «летучей мыши» выхватил из темноты ветхозаветную капсюльную винтовку. Она была привязана двумя веревками за шейку приклада и ложе таким образом, что ствол оказывался направленным вниз под углом примерно в сорок пять градусов. Курка не было вовсе, вместо него виднелся заостренный молоточек с заводной пружиной, внешне напоминающий механизм разобранного будильника. Он же и произвел удар. Это было видно по пробитому капсюлю, надетому на затравочный стержень. Все замысловатое приспособление удерживалось металлической скобой.

– Вот, Николай Петрович, полюбуйтесь! – показал адвокат. – Прелюбопытнейшее устройство на стволе. Благодаря ему и вылетела пуля, поразившая господина Мавилло. Злоумышленник выставил будильник на заданное время. Пружина раскрылась, молоточек ударил по капсюлю и произошел выстрел. Если я не ошибаюсь, это винтовка Шарпа. Такие выпускали в середине прошлого века.

– Да-с, Клим Пантелеевич, вы опять всех опередили. – В проеме люка раздался хриплый голос, и, точно гриб, вырос котелок Поляничко.

Когда полицейский забрался на чердак, за ним поднялись Леечкин и Каширин.

– Снимем отпечатки пальцев, может, что и обнаружится, – осматривая оружие, предположил следователь.

– Само собой, – согласился Поляничко. – Только проку от этого не будет. У нас в основном карточки на каторжан, а здесь, как я вижу, ученая голова работала.

– Что ж, господа, по-моему, мы с Николаем Петровичем вам уже не нужны, – предположил адвокат.

– Да-да, конечно, – кивнул Поляничко, – можете быть свободны. – И вдруг, обернувшись к Ардашеву, спросил: – А что если завтра я загляну к вам на часок-другой? Не возражаете?

– Буду рад, Ефим Андреевич, приходите.

– Вот и договорились!

Уже на улице доктор принялся рассуждать:

– Получается, что преступник заранее знал, где будет находиться Мавилло, так?

– Здесь нет ничего сложного. Директор гимназии всегда по четвергам приходил в библиотеку и садился у окна. Это происходило почти в одно и то же время. Из уважения к нему в этот день его место старались не занимать.

– М-да, – задумчиво протянул Нижегородцев. – Выходит, любой мог подняться на чердак, приспособить винтовку, завести устройство и уйти куда-нибудь подальше, чтобы обеспечить себе alibi?

– Вы правы, – согласился Ардашев. – Но если бы я планировал убийство, то предпочел бы более изящный вариант: быть рядом с жертвой.

– Но зачем?

– Во-первых, на тебя никто не подумает, а во-вторых, если ненавидишь человека, то можешь насладиться его смертью.

– Но ведь есть риск и самому пострадать?

– При таком угле наклона ствола по отношению к окну первого этажа это возможно лишь при условии, если вы, как и господин Мавилло, расположитесь в непосредственной близости от окна. А чуть поодаль, допустим, на два аршина внутрь комнаты, находится мертвая зона, недоступная для пули. Тот, кто планировал это преступление, наверняка об этом знал.

– Значит, убийца среди тех, кто был в читальной зале?

– Совсем не обязательно, но исключать этого варианта нельзя.

– Да разве инженер Вахтель, письмоводитель Каюмов… – Нижегородцев остановился. – Или я – способны на смертоубийство?

Ардашев остановился и, смерив собеседника внимательным взглядом, заключил:

– Вы, Николай Петрович, сможете убить человека лишь в самом крайнем случае. Допустим, если он будет угрожать вам или вашей семье. А когда такое случится, вы будете раскаиваться до самой смерти. Может, даже часовеньку воздвигнете рядом с могилой злоумышленника. А вот инженер Вахтель – другого поля ягода. В карты он не играет, за бильярдным столом не стоит, не пьет и даже не курит. Не разговорчив, но учтив. Мечтает изобрести двигатель, который работал бы не на бензине, а на воде. Что ж, не спорю, идея интересная, но несвоевременная, потому что даже те самодвижущиеся экипажи, которые работают на бензине, пока не очень-то надежны. Сегодня путешествие на поезде более комфортно, нежели на моторной коляске. Вот обидьте такого тихоню, скажите ему, что все его труды бессмысленны, и я не уверен, что это вам не аукнется. Нет, такой субъект не зарежет и голову дубиной не разобьет, а придумает более изысканный способ лишения жизни. Один из примеров вы только что видели. Кстати, не знаете, не было ли у него конфликтов с покойным Василием Поликарповичем?