Текст книги "Черный Арагац"

Глава 6
Дама под пальмой

I

Свет газового фонаря отражался в окнах унылого двухэтажного серого здания давней постройки, где и располагались судебные следователи Ростова-на-Дону. Увидев выходящего из дверей Ардашева с тростью и газетным свёртком, Бабук радостно вскинул руки:

– Как хорошо, Клим-джан, что тебя выпустили! Деньги все отдали?

– Да. Только надо бы их положить в сейф.

– В гостиница «Гранд-отель» сейф есть.

– Хорошо бы попервоначалу заехать в магазин и купить мыло, зубной порошок, щётку и недорогой бритвенный набор. Да и сменного белья у меня нет и носков.

– Э? Зачем лишний деньги вперёд тратить? Потом купишь, когда домой поедешь. Бриться можно у цирюльника. Обувь в гостиница чистят. Как зеркало будет. Я тебе хороший нумер взял. Там всё есть: мыло, щётка, порошок для зубы и даже ванная с ватерклозет! Лучше театра Асмолова!

– Не понял?

– Купец Асмолов театр красивый построил, сцена есть, зала есть, буфет есть, шампанский тоже есть, а зукаран… ватерклозет – нет. Любой барышня и дамочка ходит в нужник. Платья большой, неудобно поднимать, дырка в пол, грязно. Убирают плоха. Важный господа и офицеры за стенка театр идут, если занято. Воняет! А у тебя в нумере канализация настоящий! Цепочка дёрнул, вода смыл, потом в труба вода бежит и в яма выгребной попадает. И ванна чугун! Потому что «Гранд-отель»![36]36
  В театре Асмолова, в отличие от гостиницы «Гранд-отель», действительно не было ватерклозета, на что жаловались зрители в письмах, опубликованных в газете «Донская пчела».


[Закрыть]

– Спасибо. А бельё-то всё равно надобно в магазине купить. И пару сорочек, и носки.

– У тебя ещё деньги есть?

– Да, триста рублей.

– Вот! В гостиница телефон имеется. Магазин телефонируй, размер свой говори в трубка, и приказчик всё принесёт. Поня-ял?

– А почему мы сами не можем заехать?

– Потому что это Ростов. Потому что у тебя пятьдесят тысяч из газета «Донской пчела» на меня выглядывают. Нас убьют очень быстро, если деньги заметят.

– Послушай, но у меня же револьвер?

– Э, ахпер-джан[37]37
  Ахпер-джан (арм.) – братишка.


[Закрыть], прости. Ты как маленький, честно. У них и ревалве-ер, и пистале-ет, и но-ож! Их многа-а! А мы только два. И у меня нет ни но-ож, ни даже вилка. Ты знаешь, как их тут зовут?

– Нет.

– Очень трудный русский слово, – вымолвил Бабук, поднял к потолку глаза и произнёс по складам: – Вен-те-рюш-ники, или серые. Ходят, как шакалы, стаями. Пять – десять человек нападают на одного. У них всегда с собой финка. Они не только деньги забирают, они прохожий одежда всю снимают. Человек совсем голый тогда по улица идёт.

– Тогда, может, лучше на «Аксай» поедем? В контору? Там деньги и оставим?

Бабук скривился, будто вместо сладкого персика в темноте укусил лимон.

– Часы есть? – спросил он. – Сколько время?

Ардашев открыл «Qte Сальтеръ»:

– Уже девять.

– Правильна! Кантора закрыт. У меня ключ от кантора сейф нету. Куда ехать? Только гостиница. Я тебя хороший ужин подарю. Виктор Тимофеевич поминка сделаем.

– Ну уж нет, мой отель, значит, я и плачу.

– Отель твой, а город мой. Я хоть в Нахичевани живу, но ничего. Ростов и Нахичевань – родные. Потому я тебя армянский настоящий блюда угощаю много. Виктор Тимофеевич память хочу сам делать. Клим-джан, русский язык хорошо понимаешь? А?

– А как же экономия? Ты ещё несколько часов назад предлагал мне вместо извозчика взять конку. Говорил, мол, копейка рубль бережёт.

– Э! – скривился Бабук. – Угощать хьюр[38]38
  Гость (арм.).


[Закрыть] – другой дело. Гостю кушать не давать – грех большой. А тут ещё и поминка.

– Раз уж так настаиваешь – я согласен. У фонаря извозчик скучает. Едем?

– Канешна!

Клим взмахнул тростью, будто волшебной палочкой, и коляска подкатила.

Дорога не заняла много времени. «Гранд-отель» располагался на углу Большой Садовой и Таганрогского проспекта. Трёхэтажное кирпичное здание, изначально построенное как доходный дом, по праву считалось одним из самых красивых в городе. В архитектуре оно сочетало в себе совершенно разные стили, характерные для всё той же эклектики с преобладанием национальных русских мотивов. Надо отметить, что большинство зданий в Ростове-на-Дону принадлежали именно к этому модному в конце XIX века направлению в российском градостроительстве. По всему периметру здания шёл тротуар, выложенный правильным камнем. От дороги его отделяли двадцать молодых лип со стороны Таганрогского проспекта и десять – от Большой Садовой. На углу и по краям гостиницы – по газовому фонарю. Весь первый этаж занимали магазины и конторы: «Парижский ювелир», «Часы», «Винные погреба Бахсимьянца», «Колониальные товары» и «Галантерея». Шестьдесят номеров для постояльцев находились на втором и третьем этажах. Гость, только что въехавший в отель, мог легко заблудиться в многочисленных террасах, верандах, галереях и переходах, ведущих в читальню, ресторан или зимний сад с заморскими птицами. Самые дорогие номера смотрели на обе улицы балконами. Их козырьки и карнизы, украшенные ажурной русской резьбой, невольно привлекли взгляд Ардашева, расплачивающегося с возницей.

Услужливый привратник распахнул входные двери, а любезный портье, выдав ключ, слегка обомлел, увидев пачки ассигнаций, связанных бечёвкой, в раскрытой «Донской пчеле» на своей конторке. Пояснив желание воспользоваться гостиничным сейфом, Клим удалился в соседнюю комнату, где уже другой лакей терпеливо пересчитывал купюры под его наблюдением. Вся процедура с оформлением договора хранения наличности заняла немногим более четверти часа. Получив наконец акт, удостоверенный печатью и двумя подписями, Ардашев сунул его в карман и вышел к приказчику, дремавшему в мягком кожаном кресле вестибуля[39]39
  В описываемое время данное слово произносилось и писалось на русском языке не на французский манер (vestibule), как это принято сейчас, а на латинский. Об этом свидетельствует «Словотолкователь и объяснитель иностранных слов, вошедших в русский язык» (М., 1898).


[Закрыть].

– Бабук, я вижу, ты устал. Да и поздно уже. Может, поедешь домой? – осведомился Клим.

Тотчас проснувшись, новый друг покачал головой и сказал:

– Э нет! Мы идём в ресторан. Покушаем, а потом ты пойдёшь в нумер, а я на извозчик и домой.

– А далеко ли отсюда до твоего дома в Нахичевани?

– Ночью – половина целкового, а днём – один двугривенный. Днём конка ходит и потому дешевле извозчик.

– Я хотел узнать, какое расстояние? – улыбнувшись, пояснил ставрополец.

– Сколько верста хочешь знать? – наморщив лоб, переспросил Бабук.

– Да.

– Два верста от Ростова до Нахичевани и ещё полтора верста до мой дом. Я на Первой Фёдоровской живу, 16. И дом, и веранда – большой. В гости, когда поедем, я тебя с мой дом познакомлю. С один старший брат, другой, два сестричка, матушка, отец, дядя, тётя, дедушка и бабушка старенький… Пелеменика и пелеменицу тоже увидишь, они совсем дети: два и три года… У нас большой и дружный семья! Я очень люблю всех… но и кушать тоже очень хочу сейчас.

– Прости. Я заболтался. Идём.

II

Ресторан «Гранд-отеля» отличался роскошью золочёной лепнины потолка, росписью стен и диковинными для этих мест растениями. Кроме уже набивших оскомину разнообразных пальм в кадках можно было увидеть и гранатовое дерево, и апельсиновое. Если в наружной отделке гостиницы преобладали нотки русской культуры, то весь ресторан был отделан в стиле Людовика XIV. И даже люстры с устремлёнными вверх газовыми горелками напоминали изящные факелы в обрамлении матовых абажуров с уходящими вниз бронзовыми фигурками ангелочков на дугах, похожих на скрещённые полумесяцы. Лёгкое шипение газовых ламп терялось в приглушённых голосах посетителей, стуке каблуков официантов и в едва различимом звуке приборов за столами, будь то звон хрустальных бокалов или чье-то неосторожное касание ножа о тарелку.

Метрдотель любезно провёл друзей за свободный столик. Не успел он отойти, как неизвестно из каких эфиров появился официант в белых перчатках с карандашом и блокнотом. Выпалив автоматом фразу «Чего, господа, желают сегодня откушать?», он застыл в ожидании, будучи готовым исписать не один лист.

Глядя в потолок, Бабук провещал:

– Армянски меню хочу. Бозбаш эчмиадзинский, шашлык по-карски, айлазан, мшош фасолевый. И на десерт: гату арцахскую и шпот. Это всё для двух человек. Я пить буду мацун. – Он посмотрел на Ардашева и спросил: – Ты что хочишь пить, Клим-джан?

– Раз уж мы обратились к армянской кухне, то я бы предпочёл вашу национальную водку. Как она называется?

– Арцах. Из белый тутовник. Очень крепкий. Не боишься?

– Думаю, после сегодняшнего трудного дня не повредит. А ты?

– Лучше я кислый мацун выпью.

– Арцаха маленький графинчик изволите? С него начнём-с? – заявил о себе прислужник.

– Пожалуй.

– Не угодно ли-с талму? Из молодых виноградных листочков. Во рту тают-с.

– Давай-давай. Уговорил, – махнул рукой добродушный толстяк. – Только быстро. Очень кушать хочим.

– Я мигом-с, господа. Не извольте беспокоиться. Не задержу-с!

Когда официант исчез, Ардашев сказал:

– А ты, я смотрю, почти святой. Не куришь, не пьёшь, – выпустив струю папиросного дыма, проронил студент. – Молодец!

– Никакой я не святой, – горько вздохнул приказчик. – Если честно, пить боюсь пока. Отец это не любит. Ругаться начнёт. Да и мне завтра работать много с тобой. Надо тебе помочь всё на склад найти, что Верещагин обещал, и деньги сдать в касса. Большой ответственность у меня перед отец. – Он покачал головой и добавил: – А два грех у меня уже ест: сильно разный женщина люблю и кушаю много.

– Да разве это грехи? Люби сколько хочешь и кого хочешь. Это же страсть. И ты её даришь своей партнёрше совершенно бесплатно. И вам обоим от этого прекрасно. Ну что в этом плохого?

– Понимаешь, – опустив глаза, выговорил приказчик, – не бесплатно. Я им всем деньги за это плачу.

– Как это?

– У одной любовница муж есть. На Старый базар торгует. И другая любовница тоже муж есть. Молочница. Приходит к нам в дом. А патом я хожу в её дом, когда её муж из Нахичевань в Ростов уезжает. А ещё я иногда в один тайный дом хожу. Там очень богатый и знатные дамы приходят развлекаться. Им скучно. Но только они все в масках. Лица не увидишь. Но они тоже с меня деньги берут. Потому я должен много работать, чтобы красивый дама любить… Знаешь, чего я боюсь?

– И чего же?

– Я боюсь, что не встречу любимый барышня. А так и буду любовниц содержать и на Тургеневскую грязный деньги платить.

– А что там на Тургеневской?

– Там много публичный дом. Если отец узнает, что я там был, – стыдна. Сразу жениться заставит. А невеста может быть очень некрасивый. Что тогда? Опять на Тургеневскую? У нас если после свадьба гуляешь от жены – позор. Знаешь, я вот если смотрю на красивый знатный русский дамочка, как та, что передо мной сидит, так и мечтаю… Все деньги мира готов ей отдать, чтобы только она маска надела и пошла со мной…

– Ты о ком?

– Через пять стол от нас, под зелёный пальма господин спиной ко мне сидит, а дама с ним рядом – дэхц… персик. Откуда такой берутся? – прошептал Бабук. – Посмотри одним глазом только… Чтобы она не заметила. Я за целый неделя такой красивый женщина не встречал нигде.

Клим повернулся и застыл. Затушив нервными толчками папиросу в пепельнице, он проронил, вставая:

– А знаешь, дружище, это неплохая идея. Подожди, я не долго. Спрошу у этой куколки, не согласится ли она маску примерить со мной?

– Ты что? С ума ушёл? Скандал большой будет! Полиция вызовут. Никак нельзя! Постой! – схватившись руками за свою кудрявую голову, просящим голосом умолял толстяк, но было уже поздно.

Глава 7
Нежданная находка

I

Клим проснулся от того, что кто-то дышал ему в ухо. Он открыл глаза и улыбнулся, увидев на плече очаровательное личико вчерашней прелестницы, сидящей неподалёку под раскидистой африканской пальмой. Он и сам не ожидал, что «Вера Александровна», а на самом деле Фаина, окажется в его постели. Красотка, обобравшая его в поезде всего сутки назад, теперь послушно прижималась к нему нежным телом, как верная комнатная собачонка. А вчера вечером всё могло пойти совсем по-другому.

Встретившись с мойщицей взглядом, Ардашев сразу подал ей знак – на выход. Понимая, что капкан захлопнулся, дама повиновалась, и он уже собирался позвать городового, дежурившего у входа в отель, но она упросила его подняться с ним в его номер и переговорить тета-тет, а после готова была проследовать, как она выразилась, «хоть в участок, хоть этапом сразу на каторгу». Студент согласился. Дверь комнаты ещё не успела закрыться, как Фаина бросилась в объятия Клима, покрывая его поцелуями. И он, растаяв, как масло на сковородке, тоже не остался в долгу. Вчерашняя воровка уверяла, что не только не причинит ему зла, но и доставит столько удовольствий, сколько он ещё никогда не испытывал. И не солгала. Постоялец не только не передал прелестницу в строгие руки закона, но и заказал в номер шампанское, клубнику и шоколадные конфекты. Утомлённые друг другом, они заснули, когда утренний свет уже начал просачиваться в щель через неплотно прикрытые портьеры.

Неудобно было перед Бабуком. Всё получилось так быстро, что Климу некогда было ему что-либо объяснять. Приказчик честно прислал в номер половину ужина и графин арцаха. Ардашев успокаивал себя мыслью, что Бабук – умный малый и сам должен обо всём догадаться.

Запах снеди, несмотря на клоши, уже смешался с ароматом шампанского и табачным дымом. Клим потянулся за папиросой и в этот момент по его плечу заходили ресницы красотки. Она проснулась и, как сиамская кошечка, беззвучно зевнула.

– Теперь ты меня отпустишь? – тихо вымолвила она и поцеловала Клима в щёку.

– Да, только ты мне так и не сказала, откуда тебе стало известно, что я вёз в саквояже деньги.

– Николай узнал от кого-то.

– А ты меня познакомишь с Николаем?

– Нет.

– Но почему?

– Потому что он страшный человек и сначала убьёт тебя, а потом и меня.

– А это мы ещё посмотрим!

– Глупый и самоуверенный мальчишка, – вздохнув, произнесла Фаина и стала одеваться.

– Может увидимся ещё раз, а?

– Не получится. Мы сегодня уезжаем.

– А с кем ты сидела за столиком?

– Ко мне привязался штукмейстер[40]40
  Штукмейстер (уст.) – здесь в значении фокусник, человек, выделывающий всякие штуки, чтобы поразить воображение зрителей.


[Закрыть].

– Артист?

– Да, он тут на гастролях. Как я понимаю, он хотел затащить меня в постель, но ты оказался проворнее.

– Ты бы усыпила его, а потом обобрала, да?

– Нет, я по гостиницам не работаю. Это не наша территория. Просто он мне понравился – галантный, обходительный. И я решила ответить ему взаимностью, но тут появился ты.

– Послушай, Фаина, но ведь тебя рано или поздно посадят. Зачем тебе столь опасное ремесло? Ты умна, красива и могла бы вполне удачно выйти замуж.

Дама погрустнела, а потом сказала:

– Я уже была замужем. Прощай, мой мальчик. Мне пора.

– Прощай.

Дверь хлопнула, и Клим остался один. Приведя себя в порядок, он окликнул коридорного, который забрал еду, присланную Бабуком, и, разогрев её на кухне, опять принёс в нумер. По просьбе постояльца он забрал туфли и уже через десять минут вернул их начищенными до самоварного блеска. Расставшись с целковым и позавтракав, студент спустился вниз.

Портье, увидев Ардашева, сообщил, что для него имеется телефонное сообщение от господина Гайрабетова, который просил передать, что прибудет к девяти утра, то есть через час. За это время студент успел побриться у цирюльника и купить носки, бельё и сорочки, присланные ему из ближайшего магазина. Находясь в прекрасном расположении духа, Клим выпил две рюмки арцаха и, крякнув от удовольствия, покинул номер. Чашка ароматного турецкого кофе, заказанного в вестибуле, отлично оттенила послевкусие крепкого напитка, а любимая папироса стала ещё одной утренней приятностью. Не успел он сделать третью затяжку, как появился приказчик.

– Доброе утро, Клим-джан! Рад тебя видеть, что ты живой и здоровый, потому что можно умереть от счастья рядом с такой красивый дама, что ты вчера украл у того господина.

– Прости, Бабук, что не успел предупредить тебя. Благодарю за еду, что ты прислал в нумер. Армянская кухня – замечательная.

– Кто такой та женщин вчера был, скажешь?

– Это моя попутчица, опоившая меня зельем в вагоне.

– Ой вах! Что ты говоришь?

– Да, представь себе.

– И ты не отдал её в руки полиция?

– Нет, мы провели вместе ночь.

– Какой молодец! Правильно! Зачем такой красавица за решётка идти? Но она вернула тебе саквояж?

– Я даже не стал спрашивать о нём. Наверняка он у её сообщника… Ладно. Насколько я понимаю, мы сейчас должны отвезти деньги на «Аксай» и решить вопрос с отправкой земледельческих орудий в Невинномысск, так?

– Да, деньги заберём. Всё сделаем сегодня же и дадим телеграмма твой отец. Не волнуйся. Скажи, ты будешь искать убийца Виктор Тимофеевич?

– Обязательно. Надобно опросить дворника дома, где жил Верещагин. Полиция обычно с этого и начинает. Вдруг удастся узнать что-нибудь новое.

– Хорошо. Сегодня закончим твой дело, а потом начнём искать убийца. Тогда не будем потерять время. Едем.

II

Надо признать, что Бабук как приказчик был на своём месте. Несмотря на свой вес, он носился по территории «Аксая» с такой скоростью, что казалось, будто он скользит на коньках, и Клим едва поспевал за ним. Он трепал за ухо каждую дворнягу, зная их клички, ведал практически всем и с рабочими в цехах был вежлив, но строг. Ардашев едва сдерживал смех, слушая, как Гайрабетов отчитывал нового начальника склада за то, что тот не знал толком, где у него что хранится. Бабук приводил такие примеры и так умудрялся искажать русскую речь, что даже те, кого он ругал, с трудом сохраняли серьёзное выражение лица. Со своими земляками из Нахичевани он не просто здоровался, а обнимался и к имени каждого обязательно добавлял «джан» и только двух служащих величал «ахпер-джан».

Часам к шести товар, заказанный отцом, уже отправили на товарную станцию. За погрузку отвечали люди Бабука, которым он безгранично доверял. Клим написал отцу письмо и передал его приказчику, которому поручили доставить земледельческие орудия на товарный склад станции Невинномысская. Конечно, всё это должен был делать Клим, но, поскольку он взялся за расследование преступления, приказчик убедил отца послать вместо Ардашева своего служащего.

– Клим-джан, куда мы теперь поедем?

– На Казанскую.

– К дворнику?

– Да, и с Багдасаряном поговорим.

– Ты что? Скандал хочешь? Он плохой человек.

– Ничего. Посмотрим.

До извозчичьей биржи пришлось идти четверть часа. Ещё полчаса обычная, а не рессорная коляска тряслась до Казанской. Перед домом покойного она остановилась.

Сойдя с экипажа, Бабук и Клим оказались в гуще ватаги ребят. Вооружённые луками и стрелами, дети играли в казаков-разбойников. Ардашев едва поравнялся с тополем, как в ствол дерева вонзилась стрела. Студент оторопел. Он с трудом вытащил из коры стрелу, пролетевшую в двух вершках от его туловища. Его внимание привлёк наконечник. Он был бронзовый с тремя оперениями. Точно такими, как и тот, который он передал судебному следователю. Да, несомненно, наконечник был эпохи бронзы, с зеленовато-синим окислением и, самое главное, с шипом сбоку.

– Дядя, отдайте стрелу, – послышался сзади детский голос.

Клим повернулся: перед ним стоял мальчишка-армянин лет восьми-девяти.

– Откуда у тебя эта стрела?

– Мне её папа сделал. И лук тоже.

– А как твоего папу зовут?

– Самвел.

– А фамилия?

– Багдасарян.

– А ещё стрелы у тебя есть?

– Да.

– Покажи.

– Вот, – протянул он три стрелы.

– Такие же точно, – разглядывая, сказал Клим.

Вдруг с шумом открылось окно второго этажа и в нём показался мужчина.

– Послушайте, – прокричал он. – Что вы к моему ребёнку пристали? Кто вы такой?

Клим поднял голову и сказал:

– Окажите честь, сударь, спуститесь вниз. Мне надобно с вами переговорить.

– Зачем ещё? Что вам надо?

– Я же сказал: мне необходимо с вами пообщаться.

– А почему я должен с кем-то общаться? – выкрикнул он.

– Э, – поморщившись, вмешался Бабук. – Не надо кричат, как овца на бойне! Два уважаемых господина хотят слова тебе сказать. Что непонятно?

– Кто овца? Я овца? – хрипло вопросил отец мальчика и, разразившись длинной тирадой на армянском, скрылся в комнате.

– Клим-джан, у тебя револьвер заражен? – глядя исподлобья, робко осведомился приказчик. – Проверь и курок взведи, пока не поздно.

– Я думаю, до стрельбы дело не дойдёт.

– Дядя, лучше убегайте. У папы охотничье ружьё. Он вас застрелит. Он и маму один раз чуть не убил, когда увидел, что она с другим дядей по улице шла. В потолок бабахнул. Белили потом. Хозяин ругался. Грозил выгнать нас, но его кто-то убил, – со вздохом признался малец.

– Откуда ты знаешь, его убили? – спросил Клим.

– Папа сказал.

– Клим-джан, оставь ребёнок в покое. Пусть он уходит. Что ты затеял? – с опаской осведомился приказчик. – Я же предупреждал тебя про скандал. Он бешеный собака. Давай уходить скорей.

Толстяк не успел договорить фразу, как из дверей выскочил отец мальчика. В руках он держал двустволку. Но курки не были взведены. Малец, увидев разъярённого отца, юркнул в кусты.

– Никак на охоту собрался? – ледяным голосом выговорил Клим и, направив в лицо мужчины «бульдог», взвёл большим пальцем курок. – Пристрелю, икнуть не успеешь. Опусти ружьё. Ну! Дёрнешься пальцами к куркам – прихлопну, как комара. Говорят, ты тут уже палил в потолок, да? Свидетели наверняка слышали. Околоточный, стало быть, знает, что ты псих. Вон и дворник вышел, – говорил Клим, приближаясь к сопернику всё ближе. И когда расстояние сократилось до вытянутой руки, армянин опустил двустволку. И только после этого Ардашев убрал оружие за пояс.

– Что вам от меня надо? – прошипел постоялец доходного дома.

– Поговорить хочу насчёт вашего долга Верещагину. Где вы были в момент его убийства?

– Меня сегодня уже допрашивал судебный следователь. И я ему всё рассказал. А долг я готов вернуть, но только наследникам и под расписку. Кто вы такой?

– Я расследую дело по убийству Верещагина.

– Вы полицейский?

– Нет.

– Значит, вы самозванец, и я позову городового.

– И заодно поясните ему, откуда у вас наконечники стрел эпохи бронзы из музея покойного Верещагина.

– Что? – не понял Багдасарян. – Из какого музея?

– Вам лучше знать.

– Да сын мне их принёс.

Он повертел головой и крикнул:

– Армен! Где ты? Подойди сюда!

Мальчишка вынырнул прямо перед Ардашевым.

– Наконечники от стрел у тебя откуда взялись?

– Я их нашёл, – пролепетал ребёнок.

– Не ври! Я же вижу, что врёшь!

– У Лёньки Куроедова выменял.

– А на что выменял?

– На пять конфект. У них дома даже сахару нет. Совсем голодают после смерти дяди Андрея.

– А как бы мне увидеть этого Лёню? – спросил Клим. – Не подскажешь?

– Их нет дома, – ответил мальчик. – Они уехали к родственникам. Скоро вернутся.

– А куда?

– Я не знаю.

– Вот и разобрались, – глядя на отца, выговорил Клим. – Этот наконечник, как и три других, надобно передать судебному следователю. Он должен оформить у вас выемку вещественных доказательств. Я сообщу ему сегодня об этом. И он вас вызовет.

– А может, вы сами ему отдадите? Мне недосуг таскаться по следственным камерам.

– Можно и так.

Багдасарян молча забрал у ребёнка ещё три стрелы и протянул Ардашеву.

– Папа, а как же мой лук? Как мне теперь стрелять? – плаксивым голосом спросил малец.

– Сделаю другие стрелы, новые. Зачем тебе старьё? Пойдём домой. Мать талму приготовила, пора ужинать.

Отец и сын скрылись за дверью. К Ардашеву приблизился мужик в дворницком фартуке и с бляхой.

– Привет, Матвеич! – проронил Бабук.

– Доброго здоровьица! Чем могу служить?

– Я расследую дело по убийству господина Верещагина. Моя фамилия Ардашев, – представился Клим.

– Ага, понятно, – осматривая студента с ног до головы, изрёк дворник. – Из полиции будете али из следственной части?

– Нет, я частное лицо.

– А документик у вас имеется? Вы, вашество, пистолем размахивали, бумага на оружие есть?

– Что за вопросы, Матвеич? – вмешался Бабук и сунул мужику рубль.

– Благодарствую, барин, – кивнул тот.

Ардашев раскрыл свидетельство на оружие перед носом дворника.

– Ага, ну есть так и есть. И хорошо. Я грамоте не обучен. Мне главное, чтобы всё в моём дворе чин чинарём было, законно.

– Не подскажете, как нам с вдовой Куроедовой поговорить? – спросил Клим.

– Второго дня уехала она с сыном, к родственникам.

– Совсем уехала?

– Нет. Вернётся.

– А за жильё заплатила, не знаете?

– Да платить-то теперь и некому. Хозяина нет. Городская управа за домом смотрит. Сказали, ждут, когда родственники объявятся.

– Вы не видели ничего подозрительного в ночь убийства? Может, какая-нибудь коляска к дому подъезжала?

– Моё дело за воротами смотреть и чтобы во дворе чужаки не шлялись да бельё с верёвок не тащили. А перед домом я только тротуар мету утром и поздно вечером. За экипажами я не наблюдаю. Меня уже опрашивал околоточный. Нет, ничего беспокойного я не зрел. А если Куроедовы вам очень нужны, то у них мать покойного дома осталась. Сходите к ней, если угодно.

– Я видел, как она в окно на нас пялилась. Пожалуй, стоит наведаться. Может, что-нибудь и узнаем.

– Матвеич, адрес Марии, что горничная была у Виктор Тимофеевича, помнишь? – спросил Бабук.

– Суворовская, 5.

– Такой старый, а такой голова умный! – восхищённо выговорил толстяк и, повернувшись к Ардашеву, сказал: – Ну что идём к бабка?

– Обязательно, – кивнул Ардашев и, отломав у стрел наконечники, высыпал их в карман.

Поднявшись на третий этаж, Клим остановился на лестничной клетке и покрутил ручку механического звонка. Послышалось шарканье шагов, скрежет отворяемой щеколды, и дверь распахнулась.

– А! Это вы! Видела, как вы супостата нашего со второго этажа проучили! Ох, и змей же он!.. С сыном моим покойным тоже не ладил. Так ему и надо, – рассмеялась беззубым ртом седая старушка с растрёпанными волосами, держа в руках костыль. – А ко мне зачем заглянуть сподобились?

– Я расследую убийство господина Верещагина. Хотел бы спросить у вас, не заметили ли вы человека, приезжавшего к хозяину дома ночью второго дня?

– Жалко болезного, – вздохнула хозяйка. – Бывало, сынок мой покойный оплату за квартеру задерживал, так он ждал, не торопил. Вот и поминки по Андрюше оплатил. Хороший был человек. Водички попьёте?

– Не откажусь.

– Проходите. Негоже хорошим людям у порога стоять. Я принесу сейчас.

Старушенция удалилась. Клим оглядел переднюю и ничего примечательного не увидел. Трюмо с высоким зеркалом. Тут же настенная керосиновая лампа. В углу высилась полупустая обувная полка, выкрашенная в коричневый цвет, заставленная женскими кожаными туфлями и калошами. На пустом месте белело какое-то пятно. Одежда на вешалке тоже была лишь женская и детская. Он прошёл в комнату и, внимательно её осмотрев, вернулся в переднюю.

– Пейте, люди добрые! – держа в руке большую медную кружку, выговорила пожилая женщина.

Клим, взяв кружку, предложил другу, но тот отказался, и студент осушил содержимое до дна.

– Благодарю, – выговорил он, уходя. – Всего доброго!

– И вам спасибо, что зашли! А то сынок помер, невестка с внучком уехала к родственникам в Азов. Скучно одной. С утра до вечера сижу у окошка, на людей смотрю.

Уже на улице Клим заметил:

– Тут нам пока делать нечего. Осталось наведаться к Марии.

– Хорошо, Клим-джан. Надо экипаж быстро найти, пока темно не стало везде. Вентерюшники любят, когда ночь. Полицейский тогда в городе мало.

Коляску долго искать не пришлось и до Богатого источника, где и располагалась улица Суворова, ехали недолго.

Друзьям повезло. На стук в калитку вышла сама Мария. Она и впрямь была привлекательна. Лет двадцати пяти, среднего роста, с косынкой на голове, типичная казачка со смешливым взглядом. Но главным в её внешности было не лицо, а бюст, который будто шёл немного впереди её. И Клим чувствовал себя неловко, потому что его глаза не слушали мозг и сами фокусировались на этой части дамского тела. Она, вероятно, давно привыкла к подобному мужскому вниманию и потому с ироничной улыбкой смотрела на краснеющего Ардашева и Бабука, переминающегося с ноги на ногу, который напоминал пса, смотрящего на чужую сахарную кость. Лёгкая тень печали уже тронула лицо горничной и любовницы Верещагина. Наконец толстяк взял себя в руки и сказал:

– Мария, разговор есть. Убийца ищем Виктор Тимофеевича. Помогать нам надо.

– Меня зовут Клим Пантелеевич Ардашев. Я приехал из Ставрополя. Господин Верещагин – друг моего отца. И я хочу найти преступника. Надеюсь, Мария, вы ответите на несколько наших вопросов?

– Виктор Тимофеевич очень много мне рассказывал про вашего батюшку. Они ведь служили вместе и против турок воевали. Пожалуете в хату али во дворе поговорим? – осведомилась хозяйка.

– Лучше пройдём во двор, – решил студент.

– Прошу вас.

Клим и Бабук уселись на лавочку, а Мария на табуретку.

– Скажите, Мария, когда вы последний раз видели Верещагина?

– Третьего дня. У меня об этом сегодня уже господин следователь справлялись.

– А почему вы не были у него второго дня?

– Потому что я ходила к нему через день.

– Скажите, как часто вы вытирали пыль на полках в подвале?

– Кажись, только раз в неделю. Виктор Тимофеевич не велел делать это чаще. Переживал он сильно за глиняные кусочки от стародавних кувшинов да горшков. Боялся, что я уроню их ненароком.

– Вы знаете, где он хранил деньги?

– В ящике стола. Оттуда он мне на траты и выдавал.

– Там были большие суммы?

Мария пожала плечами:

– Не так чтобы… Ежели надобно было с кровельщиками расплатиться, то он ходил в банк за деньгою.

– Из долговой книги следует, что два жильца – Куроедов и Багдасарян – были его должниками. Куроедов умер. А Багдасарян, как думаете, мог пойти на убийство, чтобы не возвращать долг?

Горничная задумалась и ответила:

– А чё нет? Он жинку чуть из ружья не застрелил.

– В списке заёмщиков есть ещё один человек – некто Адлер. Вы знаете его? Встречали?

– Леонид Григорьевич. У него магазин музыкальных инструментов на Большой Садовой, в доме Шушпанова, супротив гостиницы «Гранд-отель». Ничего плохого о нём не ведаю. Он тоже антикварий. Иногда приносил Виктору Тимофеевичу какие-то старые вещи, и тот покупал. А бывало и наоборот. Они много чего рассматривали вместе и обсуждали. Закроются в кабинете и балакают.

– А что Адлер приносил Верещагину, не помните? Или покупал?

– Я видела, как он в руках держал золотые монеты, костяную расчёску, бронзовые бусы. Всего-то и не упомнишь.

– Вы видели эти монеты?

– Какой вы барин выпытчивый! Больше чем следователь, – покачала головой Мария и, улыбнувшись, призналась: – И даже потом, когда он ушёл в руках держала, и на зуб от интересу пробовала. Чистое золото. Но их нет. Не нашли монеты. Я заявила об этом полиции.

– А что ещё пропало?

– Тяжело сказать. Я не знаю, какие потайные места были у Виктора Тимофеевича. А вот те золотые монеты лежали в столе, шкатулке. Она на замок запиралась, как и сам ящик. А из одёжи всё на месте. Я проверила.

– Это очень странно, – прокомментировал Ардашев. – Стоит прочесть колонку «Происшествия» в любой местной газете, будь то «Донская пчела» или «Донская речь», так сразу видно, что сегодня пользуется у воров особым спросом – одежда. Её проще вынести, она всегда в цене и доказать, что она краденая – сложнее.

– Всё в шкапу! Костюмы, пиджаки, сорочки, пальто новое, шуба… даже непромокаемый плащ из гуттаперчи и тот на месте. А он десять рублей стоит.