Текст книги "Двойник с того света"

– Вот это ваше желание понятно – увидеть заморские страны. Но вот для чего вы берётесь за расследование преступлений – это для меня загадка, – покачал головой фабрикант.

– Это что-то вроде охоты.

– Любая охота опасна, а эта – вдвойне. Преступник как загнанный зверь. Ему нечего терять. Он может убить вас, если почувствует, что вы напали на его след. Разве нет?

– Возможно, но я стараюсь быть осторожным.

– А в погонях и перестрелках вы участвовали? – с жаром спросила Ксения.

– Стрелять в преступника мне пришлось в прошлом году, но тогда я защищался.

– И вы его убили? Да? – восторженным шёпотом осведомилась девушка.

– К сожалению. У меня не было иного выхода. Иначе бы он заколол меня шабером.

– А что это такое?

– Режущий инструмент в виде стержня разной длины, острый.

– Позвольте узнать, а какое у вас было оружие? – не удержался от вопроса управляющий.

– Шестизарядный револьвер Уэмбли.

– Безотказная штука, – согласился Плещеев.

– Однако я полагаю, что полиция проводила расследование относительно правомерности применения вами оружия, так? – спросил Папасов.

– Совершенно верно. Прокурор считал, что в отношении меня надобно возбудить уголовное дело по статье 1476 «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных» о злоупотреблении необходимой обороной. Если бы его мнение поддержали, то я мог бы попасть в тюрьму. Срок хоть и небольшой – от четырёх до восьми месяцев, – но с мечтами о карьере дипломата можно было бы расстаться навсегда. Спас судебный следователь, предъявив соучастникам убитого мною злоумышленника обвинение по статье 1457 «о преступных приготовлениях с намерением совершить убийство дворянина Ардашева».

– Отрадно слышать, что вы тоже из дворянского сословия, – тряхнув головой, вымолвил Папасов. – К слову, все сидящие за этим столом – дворяне.

Управляющий опустил глаза, стараясь не смотреть на Клима, понимая, что тот совсем недавно слышал обидные для Папасова слова о приобретённом им дворянстве.

Неожиданно на мостике появился человек. Не входя в беседку, он остановился.

– Что тебе, Семён? – осведомился Плещеев.

– Почтальон посылку барину принёс. Надобно расписаться в получении.

– Хорошо, давай, – велел управляющий. Он вынул из кармана коробочку, извлек оттуда факсимиле и, поставив в нужном месте, вернул лакею квитанцию.

– От кого посылка? – поинтересовался Папасов.

– Я, барин, неграмотный. Не могу прочитать.

– Так неси её сюда, тут и откроешь, – распорядился Плещеев.

– Я мигом, – кивнул мужик и удалился, но вскоре явился вновь. В руках он держал арборитовый[24]24
  Так тогда называли изобретённую в 1881 году О. С. Костовичем фанеру, выпускаемую на заводе «Арборит» под Петербургом.


[Закрыть] ящик, обвязанный бечевой, на месте её пересечения стояла сургучная печать.

– Ставь на стол, – приказал управляющий.

Работник повиновался.

– Кто прислал? – вновь спросил фабрикант.

Плещеев уставился на крышку и ответил рассеянно:

– От вас пришла, Иван Христофорович.

– Что? От меня? Как это? – с изумлением вымолвил промышленник и поднялся. Он выудил из кармана золотое пенсне и, водрузив на нос, прочитал: – Отправитель: Папасов И.Х. … Чертовщина какая-то…

– Позвольте взглянуть, – заинтересовалась Елена Константиновна и заметила: – Милый, это же твой почерк.

– Ну да, похож. Вероятно, это чей-то розыгрыш.

– А откуда её отправили? – спросила Ксения и тоже приблизилась к фанерному ящику.

– Кронштадт, Нарвская улица, дом 6, квартира 1.

– Я понятия не имею, кто там живёт, – развёл руками Папасов.

– Но чего мы ждём? Давайте вскрывать посылку, – предложила Елена Константиновна.

– Семён, слыхал, что сказали? – спросил управляющий. – Открывай!

Мужик вынул из кармана перочинный нож, перерезал верёвки и, просунув лезвие под крышку, начал поддевать её со всех сторон, пока не вылезли гвозди, а потом и вовсе снял её.

Содержимое посылки было закрыто куском чёрного шёлка. Все смотрели внутрь, но никто не мог решится снять материю. Наконец Папасов не выдержал и поднял ткань… Он дёрнулся всем телом, будто в него выстрелили. Его лицо побелело, а глаза наполнились пустотой дикого ужаса.

– А-а! – вскричала Ксения и, закрыв лицо руками, отшатнулась.

– Господи! – прошептал управляющий.

– Боже милостивый! – вздрогнула и попятилась назад Елена Константиновна. Пытаясь облокотиться на стол, она смахнула на пол чью-то чашку. Раздался звук разбитой посуды.

Лакей крестился не переставая и шептал молитву.

Клим глянул в ящик и оторопел. Прямо на него смотрел… Папасов. Вернее, его голова с волосами, усами и бородкой. Морщины и мешки под глазами, седина, цвет лица, чуть седые брови и виски с проседью – всё соответствовало облику хозяина дачи, и даже был подмечен слегка прищуренный взгляд богатого грека. Только вот шея была залита кровью, точно её только что отделили от туловища.

– Двойник, – вырвалось у Ардашев.

– С того света, – хриплым голосом добавил Папасов и набросил покрывало на искусственную голову так, как обычно прикрывают лицо мертвеца. Затем повернулся к присутствующим спиной и велел: – Папиросу!

Управляющий посмотрел на уже пришедшую в себя Елену Константиновну, но та сделала отрицательный жест рукой.

– Я что… не ясно выразился? – зло произнёс фабрикант и метнул недобрый взгляд на Плещеева, но тот не сдвинулся с места.

– Милый, тебе же нельзя. Доктор строго-настрого воспретил. Может случиться паралич сердца!

– Полковник, вы уволены. Завтра получите расчёт, – холодно проговорил Папасов и, повернувшись к Климу, спросил: – А что, молодой человек, у вас папироски не найдётся?

– Да, конечно, прошу. – Открыв кожаный портсигар, Ардашев передал его хозяину дачи.

Иван Христофорович вынул папиросу, понюхал и заключил:

– «Скобелевские» – мои любимые. У нас, как видите, Клим Пантелеевич, несмотря на приличную разницу в возрасте, много общего.

Ардашев, став спиной к ветру и прикрывая огонь ладонями, поднёс фабриканту горящую спичку. Студент случайно заметил, как Елена Константиновна украдкой послала уходящему управляющему воздушный поцелуй.

– Давайте прогуляемся вон до той садовой скамейки, – предложил промышленник.

– Охотно.

– Какой же негодяй прислал посылку? – задался вопросом хозяин дачи. – Врагов и завистников у меня много, но вот кто мог решиться на подобный шаг – ума не приложу. Может, полиция отыщет?

– Сомневаюсь, что они этим займутся. Состава преступления в этом деянии нет. Даже если найдут кого-то, тот всегда скажет, что хотел пошутить.

– Хороши шуточки! Я чуть заикой не стал.

– Меня беспокоит другое. Злоумышленник настроен решительно и серьёзно. Об этом говорит сама восковая голова. Сделать такую – не один день уйдёт. И вот он её вам прислал. А что будет дальше? Какие ещё шаги он предпримет?

– Ладно, не будем забегать вперёд. Время покажет.

Пройдя саженей сто, Папасов бросил окурок и тяжело опустился на скамейку. Ардашев сел рядом и с наслаждением закурил.

– А вы большой эстет, – усмехнулся фабрикант. – На ходу не курите. Умеете наслаждаться соблазнами. Кальян не пробовали?

– Не доводилось.

– Вот и славно. Я вам его отдам. Мне нельзя. Сердце прихватывает. Подарок персидского посла. Преподнесли, можно сказать, в придачу к ордену Льва и Солнца. Голод у них был в прошлом году, а я пшеницы закупил и послал в Тегеран. Оказывается, спас от смерти жителей нескольких деревень… А вы давно курите?

– Три года. Но мне тоже врач запретил. Говорит, плеврит, начальная стадия. Посоветовал к морю поехать, в Ораниенбаум. Лёгким, мол, нужен чистый воздух, а не столичный смог. Бросить курить пока не получается, но количество папирос я уменьшил.

– В таком случае не нужен вам кальян. Дышите свежим воздухом и живите долго. Лучше управляющему передарю, пусть помирает.

– Вы же его только что уволили?

– Завтра жена будет слёзы лить и просить вернуть «несчастного холостяка, отставного полковника». И я опять смалодушничаю. Это обычная история. И все это знают, – вздохнул фабрикант.

– Кальян от меня и так никуда не денется. Попаду на Восток – попробую. Я обязательно куда-нибудь уеду в этом году, – глядя на верхушки деревьев, мечтательно проговорил Ардашев. – Драгоманов[25]25
  Драгоман – переводчик при дипломатических представительствах и консульствах в странах Востока, владеющий турецким, арабским и хотя бы одним европейским языком. Российские драгоманы МИД России отличались знанием не только восточных языков, но и нескольких европейских.


[Закрыть] не хватает. Не получится в Египет, попрошусь в Персию. Желающих туда отправиться сегодня мало.

– А почему?

– В мае разъярённая толпа местных жителей сожгла пассажирский поезд вместе с европейцами, находящимися в одном вагоне. Религиозных фанатиков возмутило то, что машинист поезда не доглядел и раздавил персиянина, не желавшего уступать дорогу локомотиву. Ярость толпы была так велика, что власти опасались вооружённого восстания. Зачинщиков и виновников расправы над людьми шах побоялся наказывать, а лишь возместил ущерб в сто тысяч франков представителю Бельгийского железнодорожного общества, владевшего составом. – Клим бросил папиросу под скамейку[26]26
  Мусорных урн в 1891 году в Ораниенбауме, как и во всей России, ещё не было. Дворники собирали мусор и складывали в мусорные ящики.


[Закрыть] и сказал: – У России там сегодня много дел. Британцы вредят нашим купцам как могут, торговлю перебивают. Английские пароходы совершают рейсы по реке Карун, а наши каспийские порты доступны для морских судов только восемь месяцев в году. По этой причине персы ввозят нам своих товаров на восемнадцать миллионов рублей в год, а мы на восемь. Дело в том, что на Каспии у нас имеется всего один незамерзающий порт – Петровск, а все остальные работают только восемь месяцев в году. Выход один – строительство Петровско-Владикавказской железной дороги длиной двести пятьдесят вёрст. И вот тогда мы сможем торговать с Тегераном круглый год.

– Да, я читал об этом. Одиннадцать миллионов рублей собираются издержать на прокладку путей и покупку подвижного состава.

– Есть и другой вариант, – начал горячо доказывать студент, – можно не тратиться на приобретение паровозов и вагонов и отдать эксплуатацию всей ветки Владикавказской железной дороге. Тогда можно обойтись всего пятью миллионами.

– Всё это произойдёт не скоро.

– Тем не менее я слыхал, что уже сейчас нужны люди для осмотра местности и налаживания контактов с персидским населением. А то, не ровен час, и наши вагоны запылают.

– Право, Клим Пантелеевич, не будьте идеалистом. Вам ли не знать, что в России запрягают медленно, зато крадут быстро.

– Да, у нас есть недостатки, но мы их изживём и обгоним и Англию, и Европу, и даже Соединённые Американские Штаты.

Папасов покачал головой и спросил:

– Неужто вы серьёзно верите в то, что эти двести пятьдесят вёрст могут разорить англичан и немцев в Персии, которые фактически владеют Персидским заливом благодаря широкой сети собственных железных дорог, протянувшихся через всю Малую Азию в Европу?

Клим прокашлялся, раздумывая над ответом, и сказал:

– Россия – великая страна. У нас особый путь. И он выведет нас в лидеры мировой экономики. Нам бы только войны избежать и революции. Слишком много мы носимся с разного рода последователями учения отщепенцев вроде Герцена, Огарёва, Бакунина и Маркса. Они ведь ненавидят Россию. Да, у нас много недостатков, но это наша страна. И мы сами справимся со своими проблемами. Обойдёмся без заграничных советчиков.

– Вот! – радостно вскричал фабрикант. – Замечательно! Я вас никуда не отпущу, пока вы не скажете эти слова Ксении.

– Простите, а она здесь при чём?

– А вы с ней о политике ещё не общались?

– Нет.

– О, вы счастливый человек! Я вам искренне завидую. А стоит затронуть с ней тему российского государственного устройства, и надо закрывать не только форточки и ставни, но и задувать керосиновую лампу, чтобы прохожие не проявили интерес к её крамольным речам. – Он вздохнул и сказал: – Я иногда жалею, что послал её в Лондон на учёбу. Она там нахваталась всякой либеральной ереси и даже с тамошними суфражистками сошлась. Отправлял прилежную барышню, а вернулась почти социалистка. Представляете? Может, вам удастся её образумить, а? Мне кажется, моя дочь вас очень уважает.

– Не обессудьте, Иван Христофорович, но я в воспитатели не гожусь.

– Хорошо-хорошо, – махнул рукой Папасов, – не будем торопиться. А вопросец позволите?

– Пожалуйста.

– Я вот совсем не дипломат, а по миру поездил. Посмотрел Париж, Лондон, был в Константинополе и даже в Нью-Йорке. Вена и Берлин, Венеция и Рим – прекрасные города. Я много чего видел. Скажите, а почему бы вам не заняться коммерцией, скопить капитал, надёжно его разместить в ценных бумагах, приносящих прибыль, а уж потом эту прибыль тратить на путешествия? Я ведь только проценты от облигаций и акций позволяю своей семье проживать, да и то далеко не полностью. Знаете, ещё в молодости я понял одну вещь: жить надо так, чтобы деньги зарабатывались всё время – и когда ты бодрствуешь, и когда спишь. Доход должен расти независимо от случайностей. Да, он может увеличиваться медленнее или быстрее, но только увеличиваться.

– Я никогда не думал об этом.

– А вот и поразмыслите, – заглядывая Ардашеву в глаза, не унимался фабрикант. – Да вы только скажите, и я вас сразу к себе возьму. У меня же не одна суконная фабрика, а несколько. И кожевенных заводов пять. И все в Казани. Для начала я обучу вас коммерческому делу, а потом поставлю управляющим суконной фабрикой или магазинами. Капиталец у вас появится. А там, глядишь, и дом выстроите с колоннами, прудом и бельведером. Каменный, а не как моя деревянная дача. Семьёй обзаведётесь. Спокойная жизнь состоятельного молодого человека, а потом и богатого! Что может быть лучше? Ну зачем вам нужны эти безграмотные персияне? К чему вам Александрия или Каир с кривыми грязными улицами и чумными больными? Или Калькутта с прокажёнными?

– Благодарю, Иван Христофорович, за столь лестное предложение, но я для себя всё уже решил. Спокойная и размеренная жизнь обывателя, пусть даже богатого, не для меня. Я Отечеству хочу послужить и государю.

– А я разве не служу, дорогой вы мой?

Клим ничего не ответил.

Папасов помолчал и добавил:

– Я разделяю ваши опасения насчёт серьёзности намерений злоумышленника. Сдаётся мне, что восковая голова – не последняя неприятность… Да и предчувствие дурное меня гложет: боюсь, что долго не проживу… А эту восковую дрянь прикажу немедленно сжечь.

– Ни в коем случае, Иван Христофорович! Это же вещественное доказательство угрозы. Её надо сохранить. Пусть отнесут в прохладное место, в погреб или кладовую. Выбросить или уничтожить улику вы всегда успеете.

– Ладно, уговорили. Повременю пока.

– Посылка пришла из Кронштадта. Следует заявить в полицию и попросить проверить адрес, указанный на ней.

– Я протелефонирую им. Непонятно только, что злоумышленник хотел сказать, прислав мне моего воскового двойника?

– Тема двойника широко используется в фольклоре народов Востока. Арабы, например, считают, что двойник сопровождает человека от рождения до самой смерти. Считается, что он появляется, когда его «хозяину» пришла пора умирать. Он не отбрасывает тени. Его видят собаки и кошки и сам «хозяин». У Фёдора Достоевского есть повесть «Двойник», но она, на мой взгляд, неудачная.

– Вы любите книги?

– Да.

– Я тоже когда-то читал запоем, но теперь времени у меня хватает лишь на то, чтобы разрезать стопку листов какого-нибудь новомодного литературного журнала и прочитать оглавление.

Когда до китайской беседки осталось не больше пятидесяти саженей, Папасов сказал:

– У меня к вам просьба, Клим Пантелеевич. Уведите, пожалуйста, куда-нибудь Ксению. Она очень расстроена. Её надобно отвлечь. Сходите на Красный пруд, покатайтесь на лодке, или дворец Меншикова посетите. Сделайте одолжение.

– Хорошо, Иван Христофорович. Не беспокойтесь. Я и сам собирался осмотреть окрестности.

– Благодарю вас. Поверьте, я ценю добро и никогда не остаюсь в долгу.

II

К Красному пруду вела прогулочная аллея. Она бежала лентой, начиная от Швейцарской улицы, и продолжалась по восточной части водоёма. На берегу работала лодочная станция. Один час проката лодки стоил всего десять копеек.

Ксения, глядя на Ардашева, энергично работающего вёслами, спросила:

– И куда мы плывём?

– Не знаю. Будем любоваться живописными берегами.

– В таком случае я предлагаю добраться до Чёртова моста[27]27
  Чертёжный мост через реку Карасту назвали «чертёжным» из-за того, что в этом месте дачникам и горожанам запрещалось пересекать «черту», то есть границу владений герцогов Мекленбург-Стрелицких. В народе этот мост прозвали «чёртовым», вероятно, из-за густой лесной чащи. В 1904 году деревянный мост заменили на каменный. Первый мост-дамбу построил ещё светлейший князь Меншиков, создав Красный пруд для того, чтобы вода, шедшая по водоводу, питала фонтаны перед его дворцом в Нижнем парке.


[Закрыть] и сойти на берег. Неподалёку стоит домик лесника, а рядом с ним – молочная ферма, где продают всевозможные молочные продукты, потчуют чаем и сдобой. Заглянем туда?

– Хорошая идея, но тогда вам придётся быть штурманом нашего корабля. Я не знаю здешних окрестностей.

– Пока не меняйте курса, так вдоль берега и держитесь.

– Есть!

Ксения смотрела на облака, отражающиеся в серебристой воде. Её поверхность, как холст художника, вмещала в себя всю панораму – и лодку, и птиц, и верхушки деревьев.

– Мне очень жалко отца, – вздохнула барышня. – Мачеха его совершенно не любит. Мне кажется, она изменяет ему с управляющим. Я заметила это ещё в Казани. Но папа будто ослеп. Его ничто не интересует, кроме коммерции.

– А как давно Плещеев служит у Ивана Христофоровича?

– Три года. Он взял его к себе, когда женился на Елене. Моя мама умерла, когда мне было шесть лет. Я много лет воспитывалась у дедушки с бабушкой в Казани. Дедушка – Ипполит Матвеевич – банкир. Папа обязан ему не только состоянием, но и дворянским сословием. Именно он в своё время помог отцу получить не только кредиты, но и поставки в армию сукна и кожи в Балканскую войну[28]28
  Турецкую войну 1877–1878 годов называли тогда Балканской войной.


[Закрыть]. Дедушка устроил папу на короткое время в Государственный банк, где ему присвоили чин статского советника. А действительного статского царь пожаловал ему именным указом как высочайшую благодарность за многолетнюю помощь государству и благотворительность. Говорят, такое бывает редко… У отца много наград. Как я понимаю, они тоже сыграли важную роль в получении чинов. Я помню их все: орден Святого Станислава второй степени, Святой Анны второй степени, Святого Владимира третьей и четвёртой степени, а также золотая медаль «За усердие».

– Удивительные знания для барышни.

– Да, с некоторыми я любила играться в детстве и награждать ими своих кукол… Папа долго не женился. Но летом восемьдесят восьмого он встретил Елену и, недолго думая, сделал ей предложение. Осенью этого же года отец принял отставного полковника на должность управляющего. Не очень-то приятный тип. Никогда не поймёшь, что у него на уме. Мне кажется, что и он мог иметь отношение к посылке с восковой головой.

– Но тогда он должен был отлучиться и попасть в Кронштадт, чтобы отправить её, а потом также быстро и незаметно вернуться.

– Отец даёт ему разные поручения, и он иногда исчезает на полдня, а то и на целый день. Кто знает, где он бывает?

– А как давно вы живёте здесь?

– Дачу папа купил ещё в марте. Управляющий занимался приведением её в порядок. Мачеха, отец и я приехали сюда месяц назад.

– В случае смерти отца кто становится законным наследником всего имущества, включая капиталы?

– Папа сделал духовное завещание на меня, оставив Елене только дом в Казани и сто тысяч рублей. Мне же отходит восьмикомнатная квартира в Санкт-Петербурге, эта дача и все его кожевенные заводы и суконные фабрики.

– Она знает об этом?

– Думаю, да. У нас не принято это обсуждать. Ей не нужна смерть отца. Пока он жив, она пользуется всем и тратит сколько хочет. Я не удивлюсь, если у неё есть личный банковский счёт, о котором папа ни сном ни духом.

– Но если её отношения с управляющим дошли до точки кипения страстей, то всё может быть, разве нет?

– Этого нельзя исключать. А вы поможете отыскать отправителя посылки?

– Для этого мне надобно попасть в Кронштадт.

– Я тоже хочу с вами.

– Если хотите, поедемте хоть завтра, но Иван Христофорович сегодня снесется с полицией, и, возможно, они сами проверят этот адрес. Но даст ли он им что-нибудь? Неизвестно.

– Пристав нашего участка вряд ли захочет связываться с посылкой.

– Скорее всего, он скажет, что нет оснований для проведения дознания.

Молочная ферма у Чёртова моста представляла собой одноэтажный деревянный дом с большой верандой, на которой уместились четыре столика, но пара разместилась под соснами на лужайке слева от входа. Здесь тоже было уютно. Клим заказал для себя и спутницы сливки, творог, земляничное варенье, чай и сдобные булки. Угощение принесли почти сразу, и молодые люди, успевшие проголодаться на свежем воздухе, с наслаждением лакомились фермерской едой. Попив чаю, Клим спросил разрешения закурить и, получив благосклонное согласие, затянулся «Скобелевскими».

– Знаете, Ксения, сегодня, ожидая встречи с вашим отцом, я оказался невольным свидетелем его ссоры с неким Александром Владимировичем, а фамилию этого купца я не знаю.

– Волков, – уточнила барышня. – Он зол на папу, что тот помешал его сделке по покупке суконной фабрики. Беспорядки и забастовку, скорее всего, он и устроил.

– По-моему, он самый вероятный подозреваемый в отправлении посылки с восковой головой.

– Я с вами согласна.

– Он угрожал Ивану Христофоровичу какими-то неприятностями, которые произойдут не только в Ораниенбауме, но и в Казани.

– Опасный человек, – вздохнула девушка.

– Второго дня он ехал вместе со мной в одном купе. Таким образом, вчера он был в Петербурге, а не в Кронштадте, – задумчиво выговорил студент и добавил: – Однако ему ничто не мешало отправить посылку третьего дня. Первый почтовый штемпель с надписью «Пароходом из Кронштадта» датирован двадцать третьим числом. Если учесть, что это воскресенье и в этот день все почтовые учреждения в Российской империи работают всего два часа, с десяти до двенадцати, то он действительно мог отослать ящик из Кронштадта. Только возникает вопрос: зачем это делать из Кронштадта, когда его можно было отправить из Санкт-Петербурга?

– Вполне логичный вопрос.

– Ксения, а где находился управляющий двадцать третьего июня?

– Воскресенье у него выходной. Он мог провести этот день как угодно.

– Он живёт на территории дачи?

– Нет, папа ему снял комнату в городе.

Клим затушил в пепельнице папиросу и спросил:

– Двинемся в обратный путь?

– Да, я очень переживаю за папу. Как он там? У него слабое сердце.

Ксения посмотрела на часы, висящие на поясном ремешке, и поднялась.

…Сумерки белых ночей опустились на город, когда, закончив прогулку, молодые люди вернулись к дому номер два на Еленинской улице.

Перед расставанием Ксения спросила:

– Скажите, это отец попросил вас прогуляться со мной или вы сами пожелали?

– Иван Христофорович был обеспокоен вашим расстройством, но тут его желание и моё совпали. Я никого не знаю в Ораниенбауме, а вы замечательная собеседница. С вами интересно.

– Только интересно и всё? – опустив глаза, вымолвила она.

Клим не ответил.

– Простите меня за дурацкий вопрос, – спохватилась Ксения. – Вы придёте завтра? В котором часу мы поедем в Кронштадт?

– В десять вас устроит?

– А давайте в девять. Заодно вместе и позавтракаем.

– Благодарю, но я не могу злоупотреблять вашим гостеприимством. К тому же завтрак мне готовит хозяйка. Он оплачен вперёд.

– Тогда буду вас ждать к десяти.

– Честь имею кланяться.

– Спокойной ночи!

Ксения скрылась за калиткой. Ардашев тронул извозчика за плечо, и коляска покатилась к его временному жилищу.