Текст книги "Мекленбургская принцесса"

– Действительно, – поддержала шведа Катарина, – я не знаю, о каких основаниях идет речь, но уверена, что это какая-то ошибка!

– Если это так, то я готов принести любые извинения и понести любое наказание. Однако, с немалым сожалением, думаю, что подозрения более чем основательны. Впрочем, почему бы вам не пригласить самого господина епископа? Я представлю улики, а у него будет возможность оправдаться.

– Я уверен, что преподобный сделает это с легкостью, – мрачно заявил Горн, яростно сверля глазами померанца.

Густав был младшим братом полковника Эверта Горна, погибшего при осаде Пскова. Собственно говоря, он тоже участвовал в той осаде и был свидетелем трагедии. Безвестному русскому стрелку, не иначе как наущаемому дьяволом, удалось тогда почти невозможное – точно попасть в грудь Эверта на расстоянии около трехсот шагов. Хотя Густав видел это своими глазами, кое-что оставалось неясным. Полковник и только что прибывший герцог Мекленбургский явно ссорились, и если бы не проклятый московит, все могло кончиться требованием сатисфакции. Однако его брат погиб, а зять шведского короля тут же вступил в командование и увел войска от Пскова, оставив Эверта неотмщенным. Кроме того, Иоганн Альбрехт вел какие-то странные разговоры с полковым лекарем О’Коннором и даже зачем-то забрал пулю, убившую Горна. Это все выглядело очень странно, особенно принимая во внимание противоестественную дружбу немецкого герцога с московитами.

Однако в ту пору дознаться до истины у Густава не получилось. Сначала сбежал этот скользкий полуирландец-полуфранцуз, затем король отозвал и самого Горна-младшего, чтобы отправить его учиться военному делу в Голландии. Едва тот вернулся, Густав Адольф, пожаловав его чином полковника и камергерским ключом, отправил командовать шведским региментом принцессы Катарины в Мекленбург. Молодой и амбициозный шведский офицер занял блестящее положение при дворе сестры короля, однако с прибытием фон Гершова его звезда закатилась. Разумеется, он продолжал находиться в свите герцогини, но с каждой минутой его влияние уменьшалось, а проклятый померанец становился все более важной персоной.

Что хуже всего, Горн никак не мог взять в толк, отчего это происходит. Вроде бы он во всем превосходил приближенного русского царя, ибо принадлежал к старинному и богатому роду, получил прекрасное образование и выше всяких похвал проявил себя на вой-не. Но он был всего лишь полковник, а фон Гершов успел стать генералом, ему пожаловали титул и весьма недурное состояние, а самое главное, он был женат на прекраснейшей из женщин, каких только доводилось видеть Густаву Горну. И вдобавок ко всему, если швед мог называть себя учеником Морица Оранского, то померанца осияла слава правой руки непобедимого герцога-странника!

Епископ Глюк появился в замке ближе к вечеру. Ему достало ума вести себя кротко, проявляя поистине апостольское смирение. Любезно поприветствовав герцогиню и ее немногочисленную свиту, он страдальчески взглянул на невозмутимого фон Гершова и, тяжело вздохнув, благословил всех присутствующих.

– Рада видеть вас в добром здравии, преподобный, – отвечала чувствующая себя немного виноватой Катарина.

– И я вас, ваше высочество. К сожалению, в последнее время эта радость стала для меня совсем недоступной.

– Не говорите так, мой друг. Просто мы были немного заняты…

– О, конечно, разве могут сравниться ваши заботы с нуждами скромного пастыря!..

– Ваше преподобие, – прервал его излияния фон Гершов, – прошу простить меня за невольную бестактность, однако возникло дело, совершенно не терпящее отлагательства. Оно касается в первую очередь вас, вашего благочестивого короля, а также моего сюзерена – великого герцога Мекленбургского. Поэтому я со всем почтением прошу вас ответить на некоторые вопросы.

– Вы хотите допросить меня, сын мой? – елейным тоном спросил епископ под ропот присутствующих при допросе шведов.

– Ну что вы, – невозмутимо отвечал померанец, – я лишь смиренно прошу дать мне, ее королевскому высочеству герцогине Катарине, а также и прочим присутствующим здесь господам кое-какие разъяснения.

– Спрашивайте, – кротко заявил Глюк.

– Как давно вы предали короля Густава Адольфа и его сестру – нашу добрую герцогиню?

– Что?!

– Господа! – возвысил голос фон Гершов, перекрикивая шум. – Извольте ознакомиться с кое-какими документами, перехваченными моими людьми.

– Какими еще документами?

– Ну, хотя бы с этим письмом… – говоря так, Кароль достал из кожаной сумки документ и зачитал присутствующим отрывок: – «Возлюбленный мой брат Кристиан, мы со всем вниманием изучили Ваши претензии к так называемому великому герцогу Мекленбургскому Иоганну Альбрехту и находим их в высшей степени обоснованными. Если его происхождение действительно так туманно, как вы нам сообщили, то он, разумеется, не может считаться законным правителем Мекленбурга. И хотя покойный герцог Сигизмунд Август и признал его своим сыном, это означает лишь то, что он может претендовать на его земли, а именно города Стрелиц, Раков и Ивенак, и не более того. Что же касается прочих земель и городов герцогства, в особенности Шверина и Гюстрова, то принимая во внимание несомненное участие вышеозначенного Иоганна Альбрехта в убиении их законных властителей, передача ему во владение этих герцогств представляется нам совершеннейшим кощунством…»

– Что это значит? – ледяным голосом спросила Катарина.

– Прошу прощения, ваше высочество, но я совершенно незнаком ни с этими письмами, ни с их содержанием, – хладнокровно отвечал епископ.

– Барон, что это за письмо?

– Ваше высочество, – с поклоном отвечал Кароль, – это письмо короля Богемии Фердинанда к Кристиану Датскому. Вы можете ознакомиться с письмом лично и убедиться в его достоверности.

– Как оно к вам попало?

– Видите ли, ваше высочество, ваш царственный супруг давно подозревал преподобного отца в неблаговидных поступках, и именно поэтому приказал выслать того из подвластных ему земель. Однако, как вам известно, господин епископ не торопился исполнять это повеление и всячески старался уклониться от отъезда. Именно поэтому я был вынужден отдать приказ о слежке за ним.

– Вы осмелились следить за епископом! – не удержался от восклицания Горн.

– Увы, господин полковник, у меня не было иного выхода…

– Продолжайте, господин барон, – прервала их Катарина.

– Во время слежки выяснилось, что господина епископа постоянно навещает причетник собора Хаузе…

– Действительно странно, – осклабился швед, – причетник приходит к епископу!

– После каждого такого визита, – невозмутимо продолжал Кароль, – оный Хаузе неизменно отправлялся в порт и через различных негоциантов отправлял послания.

– И вы полагаете это предательством?

– Терпение, господин Горн, дойдет дело и до предательства. Итак, наблюдение доподлинно установило, что причетник является доверенным лицом господина епископа и помогает ему вести весьма значительную переписку. Разумеется, эта переписка могла иметь вполне невинный характер, однако несколько дней назад в Росток прибыл гонец от короля Фердинанда, передавший причетнику послание, которое я вам только что зачитал.

– Это письмо, несомненно, изобличает коварство короля Кристиана, – решительно заявила Катарина, – но как оно связано с господином епископом?

– Не далее как вчера причетник попытался отправить обратное послание и был при этом схвачен.

– Обратное послание?

– Именно так. Впрочем, извольте. «Мой дорогой друг, я с огромным удовлетворением получил присланный вами документ. Рад сообщить вам, что наше предприятие развивается по намеченному плану, несмотря на некоторые досадные препятствия. Так, ко двору прибыл доверенный человек узурпатора с инструкциями от него. Как нам удалось выяснить, он должен сформировать компанию наемников и, используя ее как охрану, увезти герцогиню и наследника в Москву. К сожалению, у меня нет возможности помешать этому плану, и, более того, я вынужден оставить их двор. Впрочем, полагаю, мое дальнейшее присутствие не является необходимым, поскольку присланный вами документ сможет убедить даже самого последнего маловера».

– Интересное письмо, – задумался Горн, – однако оно не подписано и не указывает на господина епископа напрямую.

– Я совершенно ничего не знаю и об этом письме, – снова подал голос Глюк, – это наверняка какие-то интриги!

– Соблаговолите взглянуть еще и сюда.

– Что это? – удивленно спросил швед, разглядывая поданный ему листок бумаги. – Какие-то каракули…

– Это урок его высочества Карла Густава, – охотно пояснил фон Гершов, – однако обратите внимание не на то, что начертал наш принц, почерк которого, увы, действительно далек от совершенства, а вот на эту строчку.

– Не понимаю, к чему вы клоните?

– Сравните почерк в письме и в этой строчке. Вам не кажется, что сходство очевидно?

– Да, пожалуй…

– Дайте-ка посмотреть, – протянула руку Катарина и, получив листок, внимательно его изучила. – Да, я помню. Вы, ваше преосвященство, тогда пеняли принцу на отсутствие успехов в каллиграфии и укоряли в невнимательности на уроках закона Божьего. Это ваш почерк, не так ли?

– Ваше высочество, – закричал Глюк, – это заговор! Я ни в чем не виноват! Дайте мне оправдаться!

– Замолчите, негодяй, – вспыхнула шведская принцесса, – у вас еще будет возможность оправдываться перед королевским судом! И я очень надеюсь, что он обойдется с вашим преосвященством без всякого снисхождения. Увести его!

Подоспевшие стражники тут же заломили голосящему епископу руки и потащили прочь. Пошедшая пятнами Катарина, проводив его преосвященство злобным взглядом, решительно двинулась по направлению к своим покоям. Остановившись у дверей, она обернулась к фон Гершову и Горну и заявила срывающимся голосом:

– Епископа держать под арестом, никаких прогулок и свиданий! Вы, Гершов, должны приготовить к отправке необходимые документы, и не забудьте сделать копии. Вы, Горн, отвечаете за доставку негодяя, – в голосе принцессы прорезался сарказм, – в Швецию. У вас ведь есть корабль? Распорядитесь, чтобы его немедля подготовили к плаванию. И последнее, господа: надеюсь, у меня нет надобности объяснять вам, что дело это совершенно секретное и не подлежит оглашению?

Оба офицера немедля выразили свое полное согласие поклонами. Когда они подняли головы, герцогиня уже вышла. Швед и померанец обменялись взглядами, далекими от взаимного восхищения, однако, так ничего и не сказав друг другу, двинулись в разные стороны. Выходя из зала, Густав Горн выругался про себя и пробормотал: «Что-то здесь не так…»

Вечером того же дня младший фон Гершов вернулся в трактир госпожи Гротте. Фрау Анна, встретив постояльца как ни в чем не бывало, тут же предложила ему ужин.

– Если возможно, подайте его в мою комнату, – попросил он, – надеюсь, она еще за мной?

– Конечно, господин Болеслав, – расплылась в улыбке бывшая маркитантка, – вы ведь заплатили до конца недели!

Молодой человек поднялся к себе в номер и вгляделся в окружающую его обстановку, как будто оказался здесь впервые. За спиной скрипнула дверь, и резко обернувшись, он увидел встревоженное личико Кетхен.

– Прошу прощения у вашей милости, но я так перепугалась после вашего внезапного исчезновения…

– Ну что ты, милая, нет никакого повода для беспокойства!

– Вы снова назвали меня милой?

– Разумеется, я очень соскучился по тебе.

– Зачем вы смеетесь над бедной Кетхен?

– Разве я улыбаюсь?

– Нет, но мне от этого еще страшнее.

– Тебе не надо меня бояться.

– Как прикажете, господин Болеслав. Могу я спросить, где вы были?

– Гостил у брата.

– У вашей милости есть брат?

– Есть, и не один. Впрочем, сейчас это не важно. Принеси мне скорее ужин, самого лучшего вина, и сама приходи. В моей жизни произошли важные изменения, так что давай их отпразднуем.

С улыбкой посмотрев, как девушка кинулась выполнять его распоряжения, молодой человек скинул плащ и растянулся на кровати. Кажется, его жизнь наконец-то стала налаживаться; по крайней мере, в ней появился смысл. Конечно, придется послужить, прежде чем Иоганн Альбрехт снова станет относиться к нему с доверием, но оно того стоило. В голове снова зазвучали слова, сказанные братом: «У нас с тобой очень тяжелая задача, Болек. Надо вывезти семью нашего герцога в Москву, а это чертовски непростое дело! Однако если мы преуспеем, награда превзойдет самые смелые наши ожидания». Что же, ради такого можно и рискнуть… Правда сначала нужно съездить в Чехию, но дальними вояжами его не напугать!

Одетая в дорожное платье Шурка подошла попрощаться с бабушкой. Здоровье герцогини Клары Марии, к сожалению, так и не поправилось, и она не смогла отправиться вместе с внучкой в путешествие. Вместо нее юную принцессу должны были сопровождать мать, придворная дама и герцогский нотариус, да пара служанок. Помимо того, им полагался изрядный эскорт, потому что, несмотря на всеобщее улучшение нравов в Брауншвейге и Мекленбурге, путешествия были все же небезопасны. Командовать конвоем вызвался мсье Бопре. В последнее время, а точнее – после того как Марию Агнессу отец признал принцессой, он воспылал чувствами к ее матери и открыто за ней ухаживал. Марта, разумеется, держала дистанцию, однако поглядывала на француза не без благосклонности, что поощряло пылкого гугенота к продолжению натиска.

Карета, выделенная им для путешествия, заслуживала отдельного описания. Огромная колымага, увлекаемая шестеркой здоровенных битюгов местной породы, не имела ни рессор, ни поворотного круга, ни даже специального места для кучера. Править ей должны были восседающие в седлах форейторы, а на запятках стояли лакеи, в чьи обязанности входило подталкивать неуклюжий экипаж в случае надобности. Зато в ней было с избытком места, чтобы расположиться всем путешественникам, вместе с сопровождающими их слугами.

– До свидания, дитя мое, – ласково сказала девочке герцогиня и поцеловала ее в лоб. – Я надеюсь, ваше путешествие будет успешным и недолгим, так что вы скоро вернетесь ко мне.

– Я тоже на это надеюсь, – ответила та, кинувшись бабушке в объятия и не удержавшись при этом от слез.

– Ну-ну, не плачь, моя хорошая, – поспешила успокоить ее Клара Мария.

– Мне позволено будет попрощаться с друзьями? – закусив губу, спросила принцесса.

– Конечно.

Девочка благодарно улыбнулась и подбежала к стоящим поодаль слугам. Там, рядом с взрослыми, жались их дети, пришедшие проводить внучку своей госпожи. Первой она подошла к Гретхен, и девочки крепко обнялись. Им не позволяли видеться после истории с переодеванием, так что подружки очень соскучились.

– Мне будет очень тебя не хватать, – грустно сказала Шурка. – Но, надеюсь, я скоро вернусь, и все будет по-прежнему.

– Возвращайтесь скорее, ваша светлость, – шмыгнув носом, отвечала ей та. – Я буду каждый день молиться о вашем здоровье.

– На, возьми, – протянула ей куклу принцесса и виновато улыбнулась.

Это была та самая игрушка, которой она подкупила бедную Гретхен, так и оставшаяся в саду после того, как обман раскрылся. Правда, Саша, у которой после наказания оказалось довольно много свободного времени, сумела намного улучшить ее. У куклы появились длинные волосы, сделанные из ниток, красивое платье, на котором было вышиты узоры, и даже накидка с меховым воротником из обрезка беличьей шкурки, так что подарок для маленькой девочки был царским.

Следующими были мальчишки. Шурка улыбнулась, глядя на стоявшего с независимым видом Руфуса, и спросила:

– Ну что, банда, будете меня ждать?

– Конечно, – с несчастным видом ответил Гюнтер, глаза которого, похоже, были на мокром месте. – Только возвращайтесь скорее.

– Ваша светлость, нам пора, – позвали девочку, и она, еще раз улыбнувшись на прощание, побежала к карете.

Приятели проводили ее глазами и одновременно вздохнули.

– Без нее будет скучно, – констатировал здоровяк.

– Мне показалось, что она хотела меня поцеловать, – мечтательно прошептал его приятель и шмыгнул носом.

– Держи карман шире, – усмехнулся Руфус. – Принцессы целуют сыновей конюхов только в сказках. К тому же бьюсь о заклад, если бы такое случилось, тебя бы высекли куда сильнее, чем бедняжку Гретхен.

Наконец все погрузились, и раздалась команда трогать. Форейторы ударили каблуками бока лошадей, те натянули постромки, и громоздкое сооружение со скрипом двинулось в путь. Спереди и сзади кареты скакали по три пары стражников, а командовавший конвоем Бопре гарцевал рядом. Замыкал колонну большой воз, в котором везли припасы, необходимые для длительного путешествия. Его, как и карету, тащили такие же крепкие битюги, но видом похуже, а правил отец Гюнтера – старый Клаус. Накануне мальчишка пролил реки слез, уговаривая взять его с собой, но единственным следствием этого была только пара крепких затрещин и угроза порки, если тот не успокоится. Еще на возу сидел ученик герцогского повара, обязанностью которого было готовить на привалах пищу для всех путешественников.

Сказать, что поездка была утомительной, значит – не сказать ничего. Проклятый рыдван немилосердно трясло на каждой кочке, а брауншвейгским путям сообщения, мягко говоря, было очень далеко до гладкости автобанов будущего. Пейзажи за окном тоже не слишком радовали глаз, к тому же дорожная пыль заставляла путешественников плотнее запахивать занавески. Чтобы скоротать время, почтенный нотариус герр Шлоссе не нашел ничего лучшего, как заняться образованием юной принцессы и с энтузиазмом принялся преподавать ей латынь. К концу третьего дня Шурка была готова убить самозваного педагога, но никак не могла выбрать способ. Яда у нее не было, а про-ткнуть шпагой вряд ли хватило бы сил.

К слову, шпага в карете была, как и пара небольших пистолетов в резном ларце. Принадлежал этот арсенал, как ни странно, не единственному мужчине в их компании герру Шлоссе, а фройляйн Марте, лично погрузившей и спрятавшей оружие в экипаже, но так, чтобы иметь его под рукой. Эти манипуляции не остались незамеченными дочерью, но у нее хватило ума не задавать матери вопросов.

Вообще, Шурка странно чувствовала себя в последнее время. Казалось, что вместе с детским телом ей досталась и детская беззаботность. Хотелось играть, бегать и прыгать, секретничать с подружками о разных глупостях и корчить глупые рожи мсье Бопре, строившему из себя галантного кавалера. Надо сказать, гугенот был хорош собой, и девочке, внутри которой скрывалась взрослая женщина, были вполне понятны чувства Марты. Мать Марии Агнессы, казалось, переживала вторую юность. Глаза ее блестели, щеки покрывал румянец, и ухаживания французского эмигранта явно доставляли ей удовольствие. Они даже пару раз прогуливались во время привалов вокруг кареты, когда их маленький караван останавливался для отдыха.

Хотя экипаж был достаточно просторен, чтобы в нем можно было спать всем пассажирам, включая нотариуса, ночевали они на постоялых дворах, в которых путешественники могли помыться и провести ночь в постелях, а затем двигаться дальше. Кстати, обилие купален поначалу очень удивило Шурку. Ей еще в своем времени приходилось читать о том, что в средневековой Европе никто толком не мылся и все эти короли и графы благоухали ничуть не лучше кучи навоза, однако реальность оказалась совсем не такой. Разумеется, мытье было совсем не таким простым делом, как в будущем, но им все же старались не пренебрегать. Грели воду, принимали ванны, терли друг друга мочалками, в общем, старались поддерживать чистоту. Другое дело, что о дезинфекции еще никто не слышал, бадьи для купания толком не мыли, даже воду меняли не часто, так что риск подхватить заразу был совсем не иллюзорным. Хорошо хоть ей, как принцессе, всегда доставалось мыться первой.

Как ни утомительна была дорога, но скоро владения Брауншвейга подошли к концу, и скоро их маленький отряд должен был ступить на землю Мекленбурга. Но однажды все переменилось и события полетели вскачь, как будто обезумевшие от удара кнута лошади. Утомленная дорогой Шурка уснула на коленях у матери, но вдруг ее разбудил какой-то грохот. Еще ничего не успев понять, она встрепенулась и, поведя вокруг заспанными глазами, спросила:

– Что происходит?

– Ничего страшного, – странным голосом отвечала мать, доставая из ларца пистолет. – Сиди спокойно, и все будет хорошо.

– Что вы собираетесь делать? – с легкой паникой в голосе спросил нотариус, но Марта не удостоила его ответом.

«Да это же выстрелы!» – сообразила, наконец, девочка и вдруг отчетливо поняла, что происходит что-то неладное. А шум снаружи все не смолкал. На смену пальбе пришел металлический лязг, стоны раненых, крики сражающихся и просто взрывы нечеловеческой ругани.

– Господи Иисусе! – взмолилась сопровождавшая их придворная дама, имени которой Шурка так и не запомнила. – Что же это такое?

– Ничего особенного, – отозвалась камеристка герцогини. – На нас напали, только и всего!

– Вы так спокойно об этом говорите… – возмутилась старуха, но тут ее излияния прервал голос Бопре.

– Сударыни, с вами все благополучно? – взволнованно спросил он.

– Кажется – да, а как у вас?

– О, мадемуазель, – расшаркался гугенот, – слава богу, с вами и маленькой принцессой все благополучно! У нас тут были некоторые проблемы, но теперь все позади. Вы можете выйти, совершенно ничего не опасаясь, а вот вашей дочери лучше на это не смотреть!

Марта осторожно отодвинула край занавески и выглянула. Не обнаружив ничего подозрительного, она открыла дверцу и вышла, продолжая, впрочем, держать пистолет наготове. Потом послышался странный не то всхлип, не то вскрик и наступила неожиданная, тревожная тишина.

– Мамочка, – закричала Шурка и выскочила вслед за матерью.

Придворная дама попыталась ее удержать, но не тут-то было, девочка мгновенно протиснулась в дверь и остановилась как вкопанная. Какие-то темные личности схватили Марту и крепко держали ее, зажимая при этом рот. Стоящий рядом Бопре, не делая ни малейших попыток прийти к ней на помощь, показывал еще одному разбойнику отобранный у камеристки пистолет и что-то вполголоса втолковывал.

– Предатель! – взвизгнула девочка, которой все стало ясно.

– А вот и наша принцесса, – осклабился француз. – Ловите чертовку и смотрите за ней в оба! У малышки характер в мать, и она умеет доставлять неприятности!

Девочка рванулась в сторону, однако разбойник оказался ловчее и схватил ее. Тут из кареты, наконец, выглянул герр Шлоссе и, придя в ужас от увиденного, закричал:

– По какому праву вы творите разбой на землях герцогства…

Бопре вместо ответа спустил курок, и на лбу нотариуса появился третий глаз. Старик медленно повалился наземь, а его убийца скривил губы в холодной усмешке.

– Мне никогда не нравился этот самодовольный индюк!

Неожиданно появилось еще одно действующее лицо разыгравшейся вокруг драмы, по всей видимости, главарь этих разбойников. Одетый так же, как и они, он тем не менее держался таким образом, что сразу было видна его привычка командовать.

– Что вы застыли, бездельники! – закричал он на прочих бандитов. – Разве вы не знаете, что делать?

Видимо, его нрав был хорошо известен подчиненным, и те, не мешкая, бросились выполнять приказ. Из кареты раздались женские крики, и через минуту все было кончено. Марта и ее дочь остались единственными живыми участниками экспедиции, если не считать, конечно, француза. Покидав трупы в экипаж, разбойники утащили его в чащу, где и бросили вместе с предварительно обобранными до нитки жертвами нападения. Все мало-мальски ценное стало добычей бандитов, включая лошадей и личные вещи пассажиров.

Атаман с удовлетворением понаблюдал за их работой, а потом развернулся к Марте.

– Наконец-то мы встретились, – бесстрастно заявил он своей пленнице.

– Кто вы такой? – тихо спросила она. – Я уверена, что никогда не встречала вашу милость прежде, а потому не понимаю, что вам от нас нужно!

– Тебе, грязная подстилка Странника, и не надо ничего понимать.

Голос главаря бандитов был холоден как лед, но вместе с тем в нем чувствовался огонь, сжигающий его изнутри. Стало ясно, этот человек за что-то до крайности ненавидит герцога Мекленбургского и наконец-то нашел способ утолить свою ярость.

– Делайте со мной что хотите, но отпустите мою дочь! – взмолилась Марта, но ответом ей была только страшная ухмылка разбойника.

Шурку все это время держал поймавший ее налетчик. Девочка быстро сообразила, что не сможет вырваться из его рук, и потому обмякла, сделав вид, что впала в беспамятство. Тот, впрочем, продолжал крепко держать свою пленницу, очевидно, помня о возможном наказании.

– Уходим, – скомандовал главарь и направился к своему коню.

Злоумышленники вслед за ним вскочили в седла. Один из них посадил принцессу впереди себя, а ее мать, предварительно связав, перекинули через седло. Маленький караван двинулся в путь, оставив за собой гору трупов. В отличие от обычных путешественников, они старались держаться подальше от – проторенных – дорог и идти лесными тропинками, чтобы их не заметили.

А на том месте, где разыгралась страшная трагедия, уже ничего не напоминало о случившемся. Пролитая кровь впиталась в землю, примятая трава расправилась, и лишь несколько сломанных в горячке боя веток свидетельствовали о произошедшем. Впрочем, был еще один свидетель. Старый Клаус, как только началась пальба, не стал разыгрывать из себя героя и прямиком кинулся в ближайшие кусты. Ему повезло, пока шла схватка, до него никому не было дела, а затем про возницу просто забыли. Выбравшись из своего укрытия, герцогский конюх огляделся и быстрым шагом направился назад. Ему и думать было нечего о том, чтобы драться с разбойниками, но он вполне мог успеть привести помощь.

Хотя его все называли Старым Клаусом, он был еще вполне бодр и быстро добрался до ближайшей деревни. Постоялого двора в ней не было, только трактир, и именно туда он и направился.

– Помогите, – прохрипел он.

– Что случилось? – высоко поднял брови трактирщик.

– На нас напали…

– Кто напал?

– Разбойники.

– На кого это, на вас?

– Я слуга его высочества герцога Брауншвейгского и был в свите принцессы Мекленбургской. Да вы, верно, видели, как мы проезжали мимо вашей деревни.

– Да, было такое, – покивал головой хозяин и велел служанке: – Ну-ка, дай кружку пива человеку, видать, он и впрямь попал в беду.

– Нам нужна помощь, они увезли госпожу Марту и маленькую принцессу!

– Ты говоришь вздор, – неожиданно вмешался сидящий в углу молодой человек, одетый как средней руки дворянин. – Мекленбургская принцесса Евгения вместе с матерью герцогиней Катариной Шведской сидят сейчас в Гюстровском замке, а не разъезжают по Брауншвейгу!

– Не в обиду будь сказано вашей милости, – отозвался утоливший жажду возница, – да только у герцога-странника далеко не одна дочь. Уж это вам всякий скажет! Я слова не скажу про его жену герцогиню Катарину и их детей, да пошлет им всем Господь многих лет жизни! Но при дворе его благородной матушки герцогини Клары Марии давно живет его старшая дочь, родившаяся еще, когда тот был простым принцем-изгнанником и бродил по дорогам Германии, спасаясь от своих жадных родственников, задумавших его погубить.

– А госпожа Марта – мать этой малышки?

– Истинная правда, благородный господин! – закивал Клаус.

– Но отчего ты зовешь ее принцессой? Ведь она незаконнорожденная дочь Иоганна Альбрехта!

– Ваша милость, как видно, давно не были в наших местах, ибо тут все давно знают, что герцогиня Клара Мария души не чает в своей внучке, хоть та и не родилась в законном браке! А потому она упросила своего сына дать ей титул такой же, как и тем его детям, что родила Катарина Шведская. Ну, а поскольку, не в укор будь сказано нашему доброму герцогу-страннику, он не слишком-то привык считаться с правилами и законами, то ему ничего не стоило объявить свою приблудную дочь принцессой!

– Всем известно, что герцог Мекленбургский – еретик и отрекся от истинной веры! – пробурчал кто-то из присутствующих, но его тут же одернули.

– Что бы ты понимал, простофиля. Зато он справедлив и милостив к беднякам и безжалостен к обирающим их богатеям и чиновникам!

– С чего это ты взял?

– С того, что когда он вернул себе герцогство, то первым делом приказал повесить всех сборщиков налогов, и с тех пор Мекленбург процветает, хотя Иоганн Альбрехт там уже давненько не был!

– Он сбежал в дикую Московию, и тамошние дикари выбрали его своим царем!

– Зато теперь в его землях даже самая последняя крестьянка ходит в мехах, как будто она любимая дочка бургграфа! У меня кум частенько бывает в тех местах и сам все видел. Так что его подданным не приходится жаловаться на своего господина, и, ей-богу, я бы и сам не прочь стать таковым.

– Где, ты говоришь, это случилось? – тихонько спросил Клауса подошедший к нему дворянин, не обращая внимания на развернувшуюся перепалку.

– В миле[7]7
  Германская миля – 7420 метров.


[Закрыть] отсюда, добрый господин!

– Ты покажешь мне это место?

– С радостью, только неужто вы один пойдете на выручку маленькой принцессе?

– Ты видишь здесь еще кого-нибудь? – вопросом на вопрос ответил тот.

– Как прикажет ваша милость.

– Ну и отлично, – усмехнулся незнакомец и обернулся к слуге, уплетавшему за обе щеки наваристую похлебку: – Эй, Иржик, хватит стучать ложкой! Поднимайся и седлай лошадей.

– Но как же так, господин фон Гершов, – возмутился тот, – вы ведь не успели отобедать, да и кони наши еще не отдохнули!

– Я сказал – седлать лошадей! – сдвинул брови Болек, и слуга, хоть и нехотя, все-таки отправился выполнять распоряжения, ворча при этом о своей каторжной жизни.

После нескольких часов скачки главарь бандитов, очевидно, решил, что они удалились на достаточное расстояние от места трагедии, и распорядился остановиться на отдых. Повинуясь его приказу, подручные сбросили наземь пленниц и принялись разводить огонь, чтобы приготовить пищу. Шурка, воспользовавшись свободой, бросилась к матери и, обняв ее, прижалась к груди.

– Все будет хорошо, моя милая, – попыталась успокоить ее Марта. – Нас обязательно спасут.

– Это вряд ли, мадемуазель, – раздался рядом насмешливый голос Бопре. – Пока в замке герцогов поймут, что случилось, мы будем уже далеко.

– Негодяй! – процедила в ответ камеристка и наклонила голову к дочери, чтобы не видеть самодовольного лица предателя.

– Зато – богатый! – весело засмеялся тот, ничуть не чувствуя себя оскорбленным.

– Оставьте его, матушка, он просто дурак! – неожиданно для самой себя выпалила Шурка и с вызовом посмотрела на француза. – Да-да, вы просто недоумок, мсье! Немного терпения, и вы вполне смогли бы жениться на моей матери и, получив в награду титул и земли, безбедно жить до конца своих дней! Но, поскольку всеблагой Господь озаботился дать вам только смазливую наружность, совсем позабыв о мозгах, этой блестящей будущности вы предпочли ремесло вора и разбойника!