Текст книги "Среди грабителей и убийц. Воспоминания начальника сыскной полиции"

Так выяснилось и объяснилось дело.

Впечатление, произведенное сознанием Гребенникова, было громадное. Австрийский посол граф Хотек лично приезжал благодарить меня и любезно предложил мне походатайствовать за меня перед Его Величеством Императором Австрийским награду.

После признания преступников дело пошло обычным порядком и вскоре состоялся суд. Убийцы были осуждены к каторжным работам на 17 лет каждый.

Кровавая месть страхового инспектора

Дело, о котором я хочу рассказать, в 80-х годах прошлого столетия взволновало весь Петербург своим мрачным романическим характером, глубокой и страшной психологичностью и горячим сочувствием большинства (особенно дам) к молодым несчастным преступникам. Но, помимо этого интереса, оно являлось крайне занимательным по сложной истории разоблачения преступников.

7 августа 188… года рано утром коридоры одной из известных столичных гостиниц огласились страшным криком.

Дежурный коридорный Алексей Полозов в 9 часов утра, по обычаю гостиницы, постучал в 3-й номер, чтобы разбудить постояльца, и, не добившись ответа, толкнул дверь, которая оказалась незапертой. Войдя в помещение, он заглянул в альков и в паническом ужасе побежал назад, оглашая коридор криками. Постоялец, полуодетый, лежал в кровати, весь залитый кровью, с обезображенным лицом и перерезанным горлом. Администрация гостиницы всполошилась. Во все стороны были посланы слуги с оповещением судебных властей.

Дело в том, что гостиница, в которой случилось это несчастье, стояла на особом положении. С огромной массой номеров, она предназначалась для приезжающих, но не по железной дороге из провинций, а для приезжающих (и приходящих) со всех концов столицы парочек, ищущих тихого приюта для сладкого любовного свидания. В громадном доме на углу пересечения двух самых оживленных улиц, с двумя замаскированными подъездами, с прекрасным рестораном и «со всеми удобствами», эта гостиница и сейчас пользуется среди жуиров и боязливых любовников славой скромного и безопасного убежища. И здесь-то в ночь с 6 на 7 августа совершилось кровавое преступление.

Спустя час я уже находился в гостинице со своим помощником и агентом Ж. и производил осмотр злополучного номера, а еще через полчаса приехали товарищ прокурора, следователь и врач. Мы продолжали осмотр.

Третий номер считался «дорогим», так как стоил более пяти рублей и состоял из большой, хорошо меблированной комнаты, разделенной драпировками как бы на три. При входе в номер тяжелые драпировки прямо и справа образовывали прихожую, где были вешалка и столик с графином и стаканом. На вешалке оказалось дорогое драповое пальто, под ним кожаные галоши с буквами К. К. и в углу дождевой зонтик с ручкой из слоновой кости.

За драпировкой прямо было нечто вроде гостиной. Ковер во всю комнату, мягкая мебель, трюмо и стенное зеркало, высокий шкаф, маленькие столики и большой передвижной стол, покрытый белой скатертью поверх плюшевой. На этом столе оказалась бутылка недопитого красного вина, два стакана, десертные тарелки, два ножа для фруктов и спираль кожуры, снятой с дюшес. На одном из кресел лежали плюшевая мужская шляпа и перчатки, на другом – брошенный серый драповый пиджак.

За драпировкой из передней направо находились кровать, ночной столик и умывальник. На одном столике лежали золотые очки, золотые часы с массивной цепью и портмоне. На кровати лежал убитый. Без сапог, в черных шелковых носках, весь расстегнутый и полуобнаженный, он лежал навзничь на подушках и простынях, заскорузлых от массы пролитой крови. Руки были раскинуты, и короткие волосатые пальцы рук сжаты в кулаки. Голова была закинута, и на шее зияла широкая и глубокая рана. Лица убитого разглядеть было нельзя. Оно во всех направлениях было исполосовано ножом и покрыто толстой коркой запекшейся крови. Но по седеющим волосам на коротко остриженной бороде и по изрядной лысине на голове – это был, несомненно, пожилой человек.

Кто он? Каковы его имя, звание, положение? При нем не оказалось ни визитных карточек, ни записной книжки, ни письма, по которым можно было бы определить его личность. Только метка на тонком белье и платки с буквою К., да буквы на галошах, да пальто с фирмой «Корпуса» давали слабую надежду на возможность определения его личности.

Врач произвел наружный осмотр. По его мнению, на жертву напали во время сна и сильным ударом ножа по горлу погрузили ее в вечный сон, после чего, вероятно в злобе, стали обезображивать лицо убитого, нанося и резаные, и колотые раны.

Кто был с ним? В эту гостиницу одних не пускают. С кем он пришел?

Мы позвали коридорного и лакеев и сняли с них первые показания. Сразу выяснилось, что убитому была устроена ловушка.

Первое показание сделал лакей, дежуривший днем, Егор Васильев:

– Часов в пять или в половине шестого пришла барышня под вуалькой…

– Почему вы знаете, что барышня? Что значит «барышня»?

– То есть девица. Мы их всегда сразу отличим от какой-нибудь барыни…

– Ну?

– Пришла и говорит: «Мне приготовьте номер, только хороший. Я в девять часов с господином буду!» – «Сделайте такое одолжение! Какой прикажете?» Показал я номера, выбрала она этот самый, заплатила деньги и говорит: «Я тут и вино оставлю!» – «Пожалуйста!» Она оставила эту бутылку и ушла. После пришли еще господин с дамой, с настоящей дамою, сняли номер второй, рядом; потом разные приходили, уходили. Я сменился, сказал про номер Алексею и ушел. Больше ничего не видел и не знаю.

Алексей Полозов видел и знал больше.

– Через полчаса, как я сменил Егора, пришли господин, этот самый, в очках, с зонтиком, почтенный такой, и барышня. Барышня сейчас: «Где наш номер?» Я их провел…

– Лицо видели?

– Нет. В вуали. Высокая, тоненькая, и волоса будто рыжие.

– Провели. А потом?..

– Потом барышня приказала дать стаканы, миндального пирожного и открыть бутылку, а господин два дюшеса заказал. Я это сделал…

– А барышня все была в вуали?

– Нет. Она в эту пору за драпировкой была. Так или в кровати – не могу знать…

– Ну, ну… сделали?

– И ушел. Часов в одиннадцать барышня вышла и говорит: «Барина разбуди в девять часов утра. Он заснул». И ушла. Я вошел в номер, заглянул, вижу лежит. Мне что? Дело обычное…

– Значит, вы входили после этой барышни?

– Входил.

– Что же, он был убит?

– Не могу сказать. В комнате темно. Вижу: лежит. Мне такое и в голову не пришло. Поглядел. Окликнул… молчит. Запер дверь и оставил, а утром вошел – и вот! – Он развел руками. – Такое несчастье!

– Барышню эту узнали бы?

– Надо думать, потому фигурой такая заметная и волос рыжий.

– Надо ее искать, – решительно заявил следователь.

В то время как мы снимали допросы в лучшем номере гостиницы, мой агент Ж. со свойственными ему терпением и внимательностью чуть не в третий раз производил осмотр 3-го и соседнего с ним 2-го номеров.

Я, слушая показания прислуги, с нетерпением ждал Ж. с его отчетом. Вот он показался в дверях и таинственно кивнул мне головою. Я подошел к нему. Оказалось, он действительно сделал важные открытия и почти в ответ на возглас следователя сказал:

Я, слушая показания прислуги, с нетерпением ждал Ж. с его отчетом. Вот он показался в дверях и таинственно кивнул мне головою.

– Дело принимает совершенно другой оборот.

– А что такое? – спросили все.

– Пожалуйте опять в номер, – пригласил я всех.

Следователь и товарищ прокурора снова перешли в 3-й номер.

Я провел их в часть комнаты, представляющую собой гостиную, и там Ж. торжественно указал нам на большой зеркальный шкаф.

– В чем дело?

– Дело в том, что он сдвинут! Вы видите?

Шкаф действительно оказался отодвинутым от стены, что при входе в комнату сразу не было заметно.

– За шкафом, – объяснил я, – находится дверь.

– Из соседнего второго номера, – прибавил Ж.

– Убийцы – это господин и дама, снявшие второй номер, они были здесь, а когда уходили, испачкали дверь кровью. Извольте посмотреть. И пол закапан стеарином.

Все двинулись следом за агентом. Шкаф был отодвинут настолько, что тучный товарищ прокурора едва мог протиснуться между ним и стеной. Они осмотрели пол и закрытую дверь. На левой половине двери виднелись кровавые отпечатки пальцев, на полу – следы стеарина.

По указанию агента мы перешли во 2-й номер. Там на преддиванном столе стояли два стакана, бутылка белого вина, полбутылки из-под коньяка и в подсвечнике обгоревшая свечка; в алькове за подушками оказалось полотенце, которым, видимо, вытирали вымытые руки и затирали кровавые пятна, а таз в умывальнике был полон мыльной воды, окрашенной кровью.

Агент Ж., показывая одно за другим, бросающееся в глаза, оживленно говорит:

– Это убийство без цели грабежа. Вероятно, какая-нибудь месть, но весь план тонко обдуман. Жертву завлекла девушка. Может быть, она подкуплена, может быть, она соучастница. Она завела его и, кажется, опоила. Надо исследовать вино. Ведь она принесла его с собой. Опоила и подала знак в соседний номер. Там уже ждали, отодвинув шкаф и отворив дверь.

– Чем?

– Эту дверь-то! Ведь она без замка. Ее просто захлопнули и вынули ручку. Вставьте закрытый перочинный нож, толстый карандаш, еще лучше стамеску – и дверь открыта.

– Так, так! – довольным тоном воскликнул я. – Они вошли и прикончили его спящим.

– Убивал он, – оживляясь, говорил агент, – а она светила и дрожала. Смотрите, как оплыла свечка, а там и подушка, и простыня закапаны стеарином. Мы найдем у нее на платье такие же следы.

– Если найдем ее!

– В этом и вся задача!.. Затем, – продолжал Ж., – они вернулись в номер, закрыли дверь, задвинули шкаф… Обратите внимание на пол подле шкафа: на нем ясны следы от ножек, когда двигали шкаф. Его отодвинули до этого места! – И Ж. указал на глубокие черты, оставленные на паркете, прикрытом ковром.

– После этого они тщательно вымылись, оглядели платье и… уехали!

Я только одобрительно кивал головою. Этот Ж. был всецело моим учеником; я и впоследствии много раз удивлялся его сообразительности и способностям.

– Похоже на истину, – процедил следователь.

– Надо теперь снова переспросить прислугу, – сказал товарищ прокурора, и мы перешли снова в 1-й номер.

Вызвали снова и дневного, и ночного коридорных. Егор Васильев повторил показание: пришла девица, заказала 3-й номер, а почти следом за ней пришли господин с дамой и заняли 2-й номер. Он подал им сперва весь обед, только они мало кушали, а потом бутылку белого вина и 1/2 бутылки коньяку.

– Вы, значит, могли их рассмотреть?

– Ни к чему, – ответил Егор, – у нас народу что на ярмарке, и не глядишь. Опять барыня лицо укрывали. Как я войду, они в окошко глядят и ко мне спиной.

– А барин?

– Тот такой высокий, красивый. Светлая борода и одет шикарно, в синий пиджак и с цепочкою.

– Узнали бы вы его на улице?

Коридорный замялся:

– Может, и узнал бы…

Алексей Полозов, тот, что служил ночью, сменил Егора.

– Гости из второго номера при вас ушли?

– Точно так.

– Когда?

– Да уж под утро. Надо полагать, в шестом часу…

– Торопились?

– Не так чтобы…

– Вы осмотрели после них номер?

– Ни к чему. Взять у нас нечего, и господа не такие, а номера мы убираем утром, все сразу.

Первые допросы окончились. Власти уехали. Все несомненно свидетельствовало о тонко обдуманном преступлении, но концы его словно были схоронены в воду.

Первые допросы окончились. Власти уехали. Все несомненно свидетельствовало о тонко обдуманном преступлении, но концы его словно были схоронены в воду. Все было тайной. В громадном Петербурге трудно найти человека только по наружным приметам, особенно если он принадлежит к интеллигентному сословию, где все более или менее похожи друг на друга.

Убитый был неизвестен. Несомненно, судя по костюму, золотым часам и кошельку с 62 рублями, он был состоятельным человеком: его имя и фамилия начинались с буквы К., и пальто он заказывал у Корпуса. Но это и все.

Приведшая его женщина была, по определению слуги, из «этих», но найти ее тоже было нелегко, потому что она могла быть и незарегистрированной, т. е. неизвестной полиции.

Наконец, главные виновники не оставили после себя никаких следов. Известно только то, что он был с русой бородой, высокий ростом, а у нее на платье, вероятно, остались следы стеарина.

И все.

Я тотчас распорядился через полицию, чтобы дворники проследили, не пропал ли кто из жильцов с ночи 6 августа, а затем через ту же полицию приказал, чтобы ко мне явился извозчик, который взял утром, между 5 и 6 часами, 7 августа двух седоков, барыню с барином, от гостиницы или с одной из двух улиц, на углу которых она стоит; и наконец, лакея Егора Васильева командировал в Рождественскую часть, где обычно производился врачебно-полицейский осмотр всех гуляющих по бланку.

Распоряжения эти тотчас дали необходимые результаты.

На другое утро ко мне явился извозчик, который показал, что он взял таких седоков за три дома от гостиницы. Господин с большой светлой бородой нанял его на Варшавский вокзал.

– Торговался?

– Торговался. Я спросил пятьдесят копеек, а он давал тридцать, за сорок уговорились.

Он повез их по Измайловскому проспекту. На углу Первой роты господин высадил даму, а сам поехал на Варшавский вокзал, где и сошел.

– Ты бы его узнал?

– В лицо непременно.

Я распорядился найти извозчика, который около шести часов утра 7 августа посадил даму, но такого не нашлось. Очевидно, дама или дошла до своего дома пешком, или взяла извозчика, запутав свой след.

След действительно как будто потерялся, но я знал, что не сегодня-завтра он снова объявится, и не обманулся.

На другой же день вечером из 2-го участка Литейной части мне сообщили, что старший дворник одного из домов оповестил их об исчезновении хозяина Кузьмы Федоровича Кузнецова, ушедшего вечером на Спаса, то есть 6 августа.

К. и К.!

Я поручил Ж. расспросить дворника. Он тотчас вызвал его и показал ему пальто, шляпу и зонтик, которые тот сразу признал за вещи своего барина.

– Ну, брат, – сказал Ж., – твоего барина, значит, уже нет в живых. Убили! Родные есть у него?

– Брат – полковник, сестрица – вдова генерала, а у самого дочка, подросточек.

– Что же он, вдовец?

– Девятый год уже вдовеет!

Родные Кузнецова тотчас были оповещены, и труп его был перевезен к нему на квартиру. Ж. тотчас же занялся опросом всех лиц, окружающих убитого. В то время как совершались панихида и похороны, он успел разузнать все главные черты жизни и характера убитого.

Кузьма Федорович Кузнецов был богатым домовладельцем. Раньше он служил в полку, вышел в ранних чинах в отставку и жил доходами, иногда играл на бирже. Он был вдов, имел дочь Лизу, четырнадцати лет, при которой находилась гувернантка, девица 23 лет, очень красивой наружности.

Кузнецов любил пожить весело и праздно. Лакей и горничная намекали, что он жил с гувернанткой, как раньше жил с ее предшественницами, причем не брезговал и горничными. Случалось часто, что, уйдя вечером, он не ночевал дома, но на другой день к завтраку он уже всегда сидел за столом на своем месте.

– Какого он характера?

– Характером веселый, мягкий, а красивая женщина могла с ним сделать все, что хочет.

– Не было ли у него врагов?

– Не должно бы быть…

И все.

В первый раз и я, и Ж. почувствовали себя смущенными. Словом, шли-шли и вдруг уперлись в стену. Ни из чьих показаний нельзя было ухватить конца нити, и только смутно чувствовалось, что в этом преступлении должна быть романтическая подкладка, но убитый унес свою тайну в могилу, а убийцы скрылись бесследно…

Коридорный Егор Васильев две недели продежурил на осмотрах, но не увидал той женщины, с которой приходил убитый. Извозчик, которому было поручено, если увидит своего бывшего седока, указать на него полиции, не объявлялся, и следы, по-видимому, были утрачены.

Я начинал терять терпение, агент Ж. лишился сна и аппетита и всячески ломал голову над всевозможными планами.

Я начинал терять терпение, агент Ж. лишился сна и аппетита и всячески ломал голову над всевозможными планами. Время шло, а преступники не объявлялись. Казалось, надо было отказаться от дела, но на помощь пришел случай.

Однажды Ж. около полуночи шел по Невскому мимо Казанского собора. Впереди него шли две девушки и громко разговаривали.

– Я бы на ее месте тоже ничего не сказала. Затаскают!

Другой бы из агентов, быть может, не обратил внимания на эти слова, но Ж. словно что-то толкнуло: при этих словах он замедлил шаги.

– А так хуже. Думают, что она убила, – возразила другая.

– Сонька-то! – воскликнула первая и захохотала.

Ж. решил не терять момента. Он быстро догнал их, взял под руки и, идя между ними, спросил:

– Про какую Соньку вы, милочки, говорите и почему могут думать, что она убила?

Девушки испуганно рванулись от него, но он крепко придержал их за руки.

– Оставьте нас! Что вам нужно? Мы так себе разговариваем! – закричала одна.

– Мы ничего не знаем, – прошептала другая.

– Душечки, чего вы боитесь? – проговорил Ж. вкрадчиво. – Вы говорили про Соньку. Скажите, где она живет, как ее фамилия, и идите с Богом! Не скажете – я вас заарестую, потому что я… – И он тихо назвал свое страшное звание.

Девушки затрепетали. Первая сказала:

– Я не знаю ее фамилии. Она работает у мадам Жано, шьет, а все зовут ее Сонька-гусар.

– А живет она?

– Мы не знаем…

– А где ее можно найти?

– Не знаем! Впрочем…

– Она бывает у Филиппова, – сказала другая.

– И вы мне ее укажете, а я угощу вас шоколадом, – тотчас ответил Ж. и закричал: – Извозчик!

Счастье улыбнулось Ж. Едва вошли они в кофейную, как одна из девушек толкнула Ж. и сказала:

– Вон она, с телеграфистом!

– Сядем и будем пить шоколад, – спокойно ответил Ж. и усадил своих дам за столик, соседний с тем, который занял телеграфист.

Девушки поздоровались с той, которую звали Сонькой-гусаром. Она оказалась стройной, красивой блондинкой с большими синими глазами. Когда она смеялась, обнажался ряд мелких белых зубов, и она казалась еще милее.

– Завтра варьете открывают. Будете? – спросила она звонким голосом у спутниц Ж.

– Нет… Да… – ответили они смущенно, видимо тяготясь своей ролью по отношению к подруге.

– А я непременно!

– А кто у вас кавалером? – спросил Ж.

Телеграфист гневно посмотрел на нее, а она звонко засмеялась:

– А кто захочет! Хотите, вы… С удовольствием!

– Где вы живете?

– Ямская, дом пятнадцать, квартира пять! Спросите Соньку-гусара.

Ж. встал и весело протянул ей руку:

– Значит, по рукам?

– По рукам! – ответила она и хлопнула его по руке.

Телеграфист стал угрюмо торопить ее и позвал лакея для расчета.

– Сплавьте его, – указывая глазами на телеграфиста, шепнул ей Ж.

– А вы их!

Он кивнул и тоже стал рассчитываться.

Она ушла следом за телеграфистом. Ж. расплатился, поблагодарил девушек, хотя они брезгливо отвернулись от него, и пошел к дверям, когда в кофейную вбежала Сонька-гусар.

– Ну, скорее, на извозчика! – весело сказала она Ж., хватая его за руку.

Он вышел и позвал извозчика.

– Прямо по Невскому! – приказал он.

– Куда же мы?

– Там сообразим, – сказал он и, подсадив ее в пролетку, сел сам и крепко обнял ее. – Пошел!

Пролетка, дребезжа, покатилась…

– Куда же мы поедем? – опять спросила девушка, и в голосе ее послышалась тревога.

– На Морскую, милочка. Я… – И Ж. объявил свое звание и прибавил: – Вы не пугайтесь. Если вы ни при чем, мы вас отпустим, только нам надо расспросить вас об убитом в гостинице госте.

– Я не убивала! – порывисто воскликнула она.

– Тсс! – остановил ее Ж. – Услышит извозчик, чего хорошего… Налево, по Морской! – распорядился он, обратившись к извозчику, и продолжал говорить девушке: – Не убивали, тем лучше. Расскажите нам, откуда достали вы этого старичка и где вино купили. Все, одним словом…

Девушка резко встряхнулась:

– Расскажу – не поверите. Пропала я!

Ж. рассказывал, что после этих слов он сразу уже поверил в ее невинность, но роль его – чисто служебная, и самое дело требовало ее задержания.

Они приехали. Ж. тотчас вызвал меня. Я поднялся в свой кабинет и позвал Ж. с девушкой, предоставив возможность ему снять с нее показания. Он усадил ее на стул, взял в свои ее руки и ласково сказал:

– Не пугайтесь! Расскажите все, что знаете!

– И вы меня отпустите? – быстро спросила она.

Он пожал плечами:

– До завтра уж ни в каком случае, а там как начальство решит.

Она опустила голову и горько заплакала.

– Я тут ни при чем. Я даже не знала, что его убить хотят. Я думала, это так, для развода…

– Вот, вот. Вас, значит, приглашали? Кто? Как? Когда? Все по порядку. Ну!

Девушка вытерла слезы и решительно сказала:

– Ну, пишите. Я все расскажу!

– Отлично! Но я писать не буду. Говорите!

Она удобнее уселась на стуле и стала рассказывать:

– Я не помню, когда это было. Вероятно, недели за две до самого убийства. Я сидела у Филиппова, кофе пила, одна. И вот вошел господин, занял столик и все на меня смотрит. Я ему улыбнулась, он и пересел к моему столику.

– Какой он по виду был?

– Высокий такой, красивый, с большой светлой бородой. Шляпа была мягкая, хорошая, и пальто хорошее…

Я кивнул:

– Ну и подсел…

– Подсел, – продолжила Сонька-гусар, – угостил меня, шутить стал и потом спросил мой адрес, велел мне домой идти и сам приехал; вино привез, икру…

– Назвал себя?

Девушка отрицательно покачала головой:

– Разве нам назовут! Мы и не спрашиваем даже.

– Ну!

– Уехал и пропал. Потом опять приехал, повез меня на Крестовский, оттуда к Палкину. Сидит со мной в кабинете и говорит: «Хочешь, Катя, пятьдесят рублей заработать?» Я в ответ засмеялась и говорю: «Очень даже! Как?» А он мне: «Пустое дело. Здесь есть очень богатый старичок. Иди его завлеки и в номер приведи, там напои его и оставь! Вот и все!» Я удивилась: «Зачем это?» Он засмеялся и говорит: «Он, старый пес, все святошей прикидывается, так мы его изобличить хотим. Ты мне скажешь, когда и куда приведешь. Я с товарищами рядом номер возьму и будем в щелку глядеть. Как он заснет, пьяный, ты уйдешь, тут мы к нему придем в номер и дождемся, когда он проснется. То-то удивится!» И он тут так весело стал смеяться, что и мне занятным это показалось. «Что ж, – говорю, – это пари?» – «Пари». «А как, – говорю, – я его завлеку?» «Это пустое! – говорит он. – Мы ему письмо напишем и свидание назначим. Он и придет. А ты с ним, как будто ты не такая… понимаешь?.. и потом – в гостиницу. А там заранее номер возьмешь. Идет?»

«А как, – говорю, – я его завлеку?» «Это пустое! – говорит он. – Мы ему письмо напишем и свидание назначим. Он и придет. А ты с ним, как будто ты не такая… понимаешь?.. и потом – в гостиницу. А там заранее номер возьмешь. Идет?»

Меня корысть взяла, да и сама я пошутить не прочь. «А кто, – спрашиваю, – деньги отдаст?» – «Я! Как на свидание пойдешь, так и деньги!» Я и согласилась.

Сонька-гусар оживилась.

– Если не верите, у подруги Маши спросите. Я ей тогда все рассказала, и она меня еще отговаривала…

– Маша? – переспросил Ж. – Она где живет?

– Да где и я. Она модистка. На Ямской.

– А она этого господина видела?

Сонька кивнула:

– Когда он пил у меня, я и ее позвала. Вместе сидели.

Ж. закивал головой и потер руки:

– Отлично! Ну, рассказывай дальше…

Она продолжила прерванный разговор:

– Шестого августа, на Спаса, он пришел ко мне утром. «Ну, – говорит, – сделано, готово. Теперь все за тобой!» – и смеется. Я тогда, помню, поглядела на него: вижу, смеется, а сам совсем бледный, глаза горят, и смех нехороший. Стало мне как-то не по себе, и я уже отказаться хотела, а он словно почувствовал. «Вот, – говорит, – тебе пятьдесят рублей, как есть на осенний сезон!» Я и сдалась. «Ну, – говорю, – как же все? Где и что? Куда идти, что делать?»

Он сел, достал бутылку вина. Хорошее вино. Я открыла бутылку. Налили мы стаканы, и он мне все рассказал. Зовут того старика Кузьмой Федоровичем; написал он будто ему письмо, в котором я объясняюсь ему в любви и приглашаю на свидание в Александровский сад в восемь часов. Ну и должна я там быть и затем врать ему с три короба и завлекать. «Ты говори ему, что хотела бы быть гувернанткой, что такое место ищешь». Я согласилась. «А как же я ему скажу, где я его видела?». – «Скажи прямо, что в его доме живешь. Вот и все!» И дом назвал. Мне даже смешно стало. «А как я его узнаю?» – «Сядь у фонтана и вот эту книжку на коленях держи». Дал он мне книгу в такой красной бумаге. «И подойдет, – говорит, – к тебе такой господин, среднего роста, плотный, с седой бородой, в золотых очках, в плюшевой шляпе».

Я согласилась и сказала, что буду. Тут он мне дал десять рублей и завернутую бутылку. «Часов в пять пойди и в гостинице заранее номер возьми. Там и бутылку оставь». «Хорошо», – говорю. «Потом приди в сад и скажи мне, какой номер, я тогда тебе и пятьдесят рублей отдам». Я тоже согласилась. Он собирался уходить и еще прибавил: «Придешь с ним, громко говори! Мы рядом будем. Когда он заснет и ты уходить будешь, хлопни в ладоши два раза. Да еще: вина этого сама не пей – заснешь»! «А оно, – спрашиваю, – с каплями?» Он кивнул, засмеялся и ушел…

Она перевела дух.

– Устала я, – сказала она. – Хоть бы чайку выпить или пива.

Я велел подать ей чай.

– Как же вы дальше сделали?

– Дальше-то? Как по писаному!..

Сторож принес стакан чаю. Она жадно отхлебнула два глотка и продолжала:

– Взяла я номер, пять рублей заплатила и бутылку оставила. Пошла в сад, а по дороге он навстречу. «Взяла?» – «Взяла!» – «Какой?» Я говорю: «Третий!» Он мне тотчас подал конверт, сказал: «Действуй!» и пошел прочь. Я зашла в сад, села у фонтана, положила книжку на колени и стала ждать. А пока в конверт заглянула: там две беленькие бумажки по двадцать пять рублей… Хороший господин…

Вот я сижу, и вдруг идет господин с седой бородой, в золотых очках, зонтик в руках. Идет и все выглядывает. Ну, думаю, мой! И книгу на виду держу.

– Книга-то у вас дома? – спросил Ж.

– Дома! Красная такая, – ответила Сонька. – Увидал он и прямо ко мне: «Позвольте присесть!» – «Пожалуйста!» Он сел и все на меня косится. Я засмеялась. Тут он осмелел и показал мне письмо. Это, говорит, ваше? Ну, я прикинулась, что стыжусь, и все пошло…

Он, старичок-то, мягкий такой, покладистый. Я его живо обвертела и повела. Он мне уже место обещал. «Я, – говорит, – вдовец, у меня дочь, и ей гувернантка нужна. Я вас возьму!» Привела это я его. Он дюшес спросил. Налила я вина. Сама отхлебнула да потом выплюнула, а он стакан выпил. Пошел на постель, стал раздеваться, да как плюхнется – и заснул!.. Я подождала, он спит. Ну, я хлопнула в ладоши, взяла книжку и ушла, а его будить не приказала.

– А огни кто погасил?

– Он!

Она помолчала и прибавила:

– Вот и все. Больше я ничего не знаю. Потом, как прочла в газетах, меня так и затрясла лихорадка. Машка укорять стала. Господи, разве я знала!.. – и она заплакала.

– Отчего же вы сами не пришли и не рассказали все это?

– Боялась. Еще, думала, затаскают. Покоя лишат. Иногда думаю, пойду. А потом и страх возьмет…

– А его узнаете?

Она сразу в ярость пришла.

– Только покажите мне черта этого. За сто верст узнаю! Лицо ему разобью, глаза выцарапаю! Только покажите его!

– В том-то и дело, что найти его надо, – печально сказал Ж. – Ну да я найду! Вы его больше не видели?

– Нет. Как провалился…

– Ну, а кто он, по-вашему? Купец, чиновник, художник?

– Я думаю, что чиновник. Показался он мне таким.

– Ну, на сегодня будет, – прекратил я допрос, было уже 4 часа утра. Ж. встал и откланялся.

– А я? – спросила Сонька.

– Вас я до завтра здесь оставлю, – ответил я и сдал ее дежурному агенту.

В правдивости ее показаний я не усомнился ни на одно мгновение. Она была бы совершенна невинна, если бы не вино. В нем оказалась большая порция опиума, о котором она почти знала. Жаль девушку, а ничего не поделаешь. Если бы того найти!

В правдивости ее показаний я не усомнился ни на одно мгновение. Она была бы совершенна невинна, если бы не вино…

Я плохо спал эту ночь и на утро тотчас вызвал Ж., приказав ему идти с обыском на квартиру Соньки, опросить там ее подругу Машу и потом с ней по всему городу искать настоящего убийцу. Хоть год искать, а найти!

Соньку-гусара препроводили к следователю и заключили в тюрьму.

Конец нити уже был найден.

Ж. энергично взялся за дело…

Он пришел на квартиру Соньки-гусара, спросил ее комнату и сделал самый тщательный обыск, но ничего обличающего ее не отыскал. На комодике лежала книжка «Вестник Европы» за август месяц; совершенно свежая, неразрезанная, которую он и захватил с собой. После этого он дождался Машу.

Это была красивая, полная, маленького роста брюнетка. Увидев его в своей комнате, она с недоумением остановилась на пороге. Ж. встал ей навстречу и дружески заговорил:

– А я вас добрый час как поджидаю. С работы?

– С работы. А на что я вам? Кто вы?

– Я? – Ж. назвал себя, свое звание и быстро продолжал: – Я от вашей подруги, Софьи…

– Ее арестовали!

Он кивнул. Маша хлопнула по бедрам руками:

– Вот! Я ей говорила!

– Вам жалко ее?

– Еще бы…

Она тяжело опустилась на стул. Ж. встал перед нею:

– Тогда помогите ей выпутаться из беды.

– Как?

– Помогите мне найти настоящего виновника. Вы его видели у нее. В лицо его узнать можете? Ну вот! Станем мы с вами дежурить подле всех министерств, станем искать на улицах, в клубах, в театрах. Везде! Согласны?

Она быстро кивнула головой и вскочила.

– О, я его узнаю сразу! – воскликнула она.

– И отлично! А когда мы его возьмем, Софья будет сразу свободна.

– Ах, она ни в чем не виновна, – с убеждением сказала Маша.

– Я тоже так думаю, – ответил Ж. и прибавил: – Только об этому никому!

– Понятно!

– Вы можете на время оставить магазин? Мы вам заплатим.

Она согласилась:

– Хоть поругаюсь, а брошу. Мне Соня всего дороже!

– Значит, с завтрашнего дня и начнем? – решил Ж. и ушел.

Днем они заходили в маленькие рестораны, к Доминику, в кофейни; вечером были в театре или в клубе и каждый день возвращались ни с чем.

Я назначил Маше жалованье за все дни поисков, чтобы она имела возможность на время оставить всякую другую работу, и Ж. тотчас начал с ней свои поиски. Утром они дежурили у министерства путей сообщения, в 5 часов были у министерства государственных имуществ, а потом – у контроля. А так как в один какой-либо день он мог и не прийти, то они снова и снова повторяли свои дежурства у всех министерств, у всех управлений, у всех контор и банкирских домов. Днем они заходили в маленькие рестораны, к Доминику, в кофейни; вечером были в театре или в клубе и каждый день возвращались ни с чем.

– Нет его! – с досадой говорила Маша. – Верно, уехал!

Но мы не теряли надежды. В Петербурге не так легко найти человека, который к тому же знает Машу в лицо и, быть может, не раз уже скрывался при ее приближении, но что он будет найден, в этом не сомневались ни я, ни Ж… И наши расчеты оправдались.

Однажды, когда они проходили мимо Доминика, Маша вдруг порывисто сжала руку Ж. и, задыхаясь, сказала: