Текст книги "Пикирующий глиссер"

Волонтеры затаились, больше выстрелов не было, шум в лагере «турок» прекратился, а когда решили двигаться дальше, оказалось, что единственная пуля нашла свою цель, угодив Славко прямо в сердце.

– Вот наш бакшиш на одну долю и увеличился, – хрипло произнес Кела Норкин.

– Что будем делать? – тихо спросил Серафимов, закусив губу.

– Все, как и было раньше намечено, – жестко ответил Лоцман, все-таки старшим группы был выбран он. – Только Гавроша придется забрать с собой, негоже мальца здесь бросать.

Труп подростка уложили на плащ-палатку и двинулись дальше. Через два часа они дошли до того места, где покойный вездесущий Славко два дня назад показывал участок, на котором мусульмане устроили склад боеприпасов.

В заброшенный карьер мусульмане сгоняли грузовики с боеприпасами. В самом начале там было около десятка машин, теперь внизу сгрудилось не меньше полусотни. Чешские «Татры», гэдээровские «ИФы», «Мерседесы», «Рено» и даже российские «КамАЗы». Все груженные под завязку.

– Серьезный блицкриг задумали «турки», – разглядывая содержимое карьера в бинокль, тогда озабоченно произнес Лоцман, когда они уже направлялись в Царев.

Теперь они вернулись сюда для того, чтобы этот склад взорвать, иначе как оправдаться перед Лукой за поход в глубь вражеской территории.

– После нашего сабантуя в городе муслики удвоили охрану, – сообщил вернувшийся из разведки Дудиков. Говорил он будничным тоном, как рыбак, которому не повезло с погодой, но подобная неприятность не меняла его намерений отправиться в море.

– Значит, и ты пойдешь не один, – задумчиво проговорил Валерий. Склад им следовало взорвать во что бы то ни стало.

– Не-а, – мотнул головой Янки, – одному мне будет легче. А то, что караулы удвоили, так то тьфу. Часовые ходят парно и разговорами друг друга пугают. Проскочу, как мышь у жирафа между ног.

Взяв килограммовый заряд пластита с самодельным взрывателем, Семен растворился в темноте…

Вернулся спецназовец через час и лишь коротко сказал:

– Уходим.

Разобрав свою поклажу, мешки с деньгами и плащ-палатку с мертвым проводником, волонтеры бодрым шагом двинулись дальше.

– А точно твой заряд рванет как следует? – спросил Серафимов, когда они удалились от склада на приличное расстояние и оказались в мертвой зоне.

– Будь спок, Семафор, – отрезал Янки, – мину я заложил в кузов родного «КамАЗа», судя по маркировке, там стопятимиллиметровые снаряды. Ящиков по самый верх. К тому же термитных шашек разбросал, когда начнется сабантуй, гореть будет как надо. Вряд ли что уцелеет.

– А взрыватель сработает? – не унимался перестраховщик Олег.

– За взрыватель не переживай, нас таким штучкам учил спец, который четыре срока отбыл в Афгане сапером. Понимаешь, что это значит?

– Что? – вполне серьезно спросил Серафимов.

– Лучший телохранитель, бывший диверсант. Лучший минер, бывший спец по разминированию. Знает, как устроить так, чтобы другой сапер попал в парафин.

Слушая вполуха рассуждения Семена, Лоцман лишь про себя хмыкал, скорее всего спецназовец, который не особо блистал интеллектом, запомнил высказывания своего инструктора.

Как бы то ни было, но в указанное Дудиковым время небосвод вспыхнул, и тут же загрохотали десятки громов. Груженные боеприпасами грузовики, которые должны были сопровождать наступающие войска, взрывались до самого утра.

– Все, привал, – объявил Валерий Лацюк. – Всю округу всполошили, теперь дальше не пройти.

Местом для дневки волонтеры выбрали небольшую ложбину, пусть сыро и талая вода собралась в большую лужу, зато никому и в голову не придет их там искать.

Наскоро перекусив консервами, бойцы распределили время караула. Первому выпало стоять Валерию. Прихватив бинокль и автомат, он выбрался на край ложбины. От нервного напряжения страшно хотелось курить, аж в ушах зудело. Не удержавшись, Лоцман вытащил сигарету, не зажигая, сунул ее в рот. Покусывая упругий фильтр, он то и дело поглядывал вниз на сложенные в кучу инкассаторские мешки. Мозг терзала алчная мыслишка: «Сколько же мы срубили бабла?», но здравый смысл подсказывал, что лучше приятную минуту дележа добычи отложить до более подходящего времени.

– Ну, что, Лоцман, дальше будем делать? – Возле Валерия сгрудились трое волонтеров. Они тоже не могли уснуть, шелест долларов не давал покоя.

– Что и задумали в самом начале. Как стемнеет, двинемся к нашим. Баксы спрячем на нейтралке до лучших времен. Потом, как будем возвращаться, заберем.

– А что делать со Славко? – со свойственной ему прямотой поинтересовался Николай Норкин. – Ведь сразу определят, что покойничек не свежий.

– Гаврош, – досадливо буркнул Лацюк и посмотрел на завернутый в прорезиненную ткань труп. Мысли его текли только в одном направлении, а потому и ответ сразу нашелся. – Значит, оставим Гавроша на нейтралке, после того, как спрячем сумки, обстреляем крайний из бункеров «турок», ну, вроде как наткнулись на их секрет, и проводник будто бы погиб от шальной пули. Труп четники смогут забрать только на следующую ночь, а там уж точно не определишь, свежий он или нет. Так вот я думаю, или будут какие другие предложения?

Других предложений не было…

В отряде четников русских волонтеров встречали как настоящих героев. Воевода Лука лично обнял и облобызал каждого из них и пообещал медали за храбрость. Правда, не уточнил, когда же это событие ожидать.

Смерть Славко расстроила всех сербских бойцов, ночью четники совершили вылазку на нейтральную территорию и вытащили труп юного проводника. После чего отправили в Вышеград, где он и был похоронен со всеми воинскими почестями.

Наступление «турок» так и не состоялось, более того, из достоверных источников стало известно, что в Цареве «воины пророка» подняли мятеж. Пришлось привлекать «голубые каски», чтобы усмирить их. В конце концов арабскую бригаду расформировали.

Зато на усиление четников Луки в конце концов подошла танковая рота, а следом за ней пожаловал и полк «положайщиков», и теперь уже сербы были настроены на скорое наступление.

Русские добровольцы держались особняком, отсиживаясь в своем бункере, из амбразуры которого был виден тайник со спрятанными сумками.

Через три недели Валерий в очередной раз направился к командиру отряда. Теперь в штабе было не протолкнуться, ополченцы бегали туда по любому поводу.

Лука русского принял с распростертыми объятиями, угостил кофе «по-турецки» и даже достал из загашника флягу с французским коньяком.

После того как опрокинули по рюмке, Лоцман сказал:

– Мои парни собрались возвращаться на родину. Я еду с ними.

Воевода на мгновение задумался, потом налил еще по рюмке и произнес:

– Вы хорошо воевали, и я буду вас вспоминать с чувством гордости и благодарности. Выпьем за вас, русские братишки. – Крякнув после рюмки коньяка, Лука добавил: – Я сегодня же позвоню в штаб армии, чтобы вам подготовили билеты.

Той же ночью Кела и Янки «сходили» на нейтралку и притащили мешки с деньгами.

Через два дня с билетами на руках волонтеры приехали в Белград. Оказавшись в гостиничном номере, они наконец смогли вскрыть мешки и пересчитать захваченные деньги.

– Итак, джентльмены, наша добыча составила, – Лоцман указал на разложенные и пересчитанные пачки грязно-зеленых банкнот, возле которых лежали пистолеты добровольцев. – Миллион семьдесят две тысячи баксов.

– Неплохо, – чуть не задохнулся от избытка чувств Кела, невольно проведя рукой по разложенным деньгам.

– Это куда больше, чем мы рассчитывали, – сдерживая рвущиеся наружу эмоции, тихо произнес Семафор.

– Денег много не бывает, – зажав сигарету в зубах, философски заметил Янки.

– С этим всем добром ехать на поезде через несколько границ, – Лоцман положил на пачку долларов свой «скорпион», – довольно рискованное предприятие. Поэтому предлагаю миллион разделить между собой на четыре равные части, а оставшиеся семьдесят две используем для оплаты автостопа домой. Кто-нибудь против этого предложения?

И на этот раз никто из волонтеров не возражал…

Глава 4
Салман Гильядов

Сигарета с крепчайшим турецким табаком имела неприятный привкус старого носка. Впрочем, Салман сейчас ничего не ощущал. Затягиваясь чисто автоматически, он в этот момент глубоко погрузился в собственные мысли.

Завещанные сто миллионов долларов покойным олигархом даже его, опытного воина, вывели из душевного равновесия.

Окурок дотлел до фильтра и обжег кожу пальцев чеченца, возвращая того в реальность.

«Золото – самый страшный враг человечества, – подумал Салман. – Слабых оно превращает в рабов, сильных в животных. Чему удивляться? Алчности адвоката? Он всю свою жизнь, как свинья, питался из кормушки, в которую богачи бросали тухлятину».

Тут же мысли бывшего боевика с личности Генриха Зинкевича переметнулись на своего босса. Он успел заметить, как блеснули глаза Магамеда, когда тот услышал о столь баснословной сумме, то, что дальше говорилось об инвестициях этих денег в дальнейшую войну кавказцев против России, уже нисколько не трогало Кимбаева.

«Он никогда не был воином, но всегда был торгашом», – мгновенно поставил диагноз своему шефу Гильядов. Но личность хозяина его не интересовала, сейчас он пытался разобраться в себе, в своем отношении к этим деньгам.

Салман опустил стекло и выбросил окурок в окно, розовый светлячок, скользнув в темноту, исчез. Чеченец поднял стекло, потом поправил полы кожаного пиджака, под которым успокаивающе звякнула кобура со служебным «макаровым».

– Хорошо иметь надежную ксиву, – криво усмехнулся водитель, горбоносый, худой Ильяс Нагаев, поглаживая обтянутую буйволиной кожей баранку джипа. – Ствол можно свободно носить, и ни один мусор не прицепится.

Салман скосил на водителя глаза, потом хрипло произнес:

– Москва не только яркий, как новогодняя елка, город, но и опасный, как действующий вулкан. Чуть зазеваешься и сгоришь под толстым слоем раскаленной лавы. Так что хочешь жить – не зевай. – Неожиданно Гильядов ухватил водителя за подбородок и злобно прошипел: – Сколько раз говорил тебе, что надо бриться, это тебе не по горам козлом скакать. Хочешь угодить под пресс ОМОНа во время очередного «Перехвата»? Там все гоблины прошли через войну у нас, так что, прежде чем взглянуть на твою ксиву, опустят весь ливер, а потом еще бросят в «обезьянник» до второго пришествия. Еще раз увижу небритым, будешь сидеть у Магамеда на вилле и кормить псов, пока борода до земли не вырастет.

– Да ты что, Салман, – взмолился Ильяс, зная крутой нрав своего начальника, он нисколько не сомневался в искренности услышанного. – Это было в последний раз.

– Ну, смотри, я тебя предупредил.

Дальше ехали молча, каждый размышлял о своем. Рядовые боевики переваривали услышанное, они давно знали Салмана, также знали, что он слов на ветер не бросает.

Несколько лет назад во время перехода по горам он застрелил одного из моджахедов, который вдруг поднял бузу против полевого командира. Потом трое братьев убитого, пытаясь исполнить закон кровной мести, захватили Салмана Гильядова врасплох на небольшом горном выступе. Стрелять было нельзя, сотрясение воздуха обязательно вызвало бы сход лавины, которая смела бы все на своем пути. Братья это знали и заранее приготовили родовые старинные кинжалы. Но жертвоприношения не получилось: Салман, вооруженный обычным ножом разведчика, оказался опасным противником. Еще в институте он сдал на КМС по фехтованию, а находясь после ранения в Турции, изучил филиппинскую систему ножевого боя.

Поединок длился считаные минуты, полевой командир получил несколько скользящих порезов, зато всех троих противников освежевал, как баранов в день Курбан-байрам. Вернувшись в лагерь, Салман сперва перевязал раны, а затем, взяв с собой самых верных нукеров, спустился в долину и безжалостно вырезал весь тейп мятежника, чтобы больше ни у кого не было повода мстить ему.

Сейчас Салман думал о завещании Малочинского, указанные деньги были для него не просто большими, огромными. Все недавние размышления об искренности борьбы за независимость Ичкерии, верную службу на благодетеля Магамеда Кимбаева отошли на задний план. Затмевающий разум блеск ста миллионов заполнял все сознание недавнего шахида, превращая в раба презренного и в то же самое время такого манящего золота.

Адвокат Зинкевич, исполнив свой профессиональный долг, домой не вернулся, а через всю Москву направился в Мытищи…

Небольшой двухэтажный коттедж за высоким металлическим забором примостился на окраине столицы. Усадьба начиналась сразу за шумной окружной дорогой, скрытой от посторонних глаз вечнозеленым частоколом соснового бора.

Едва они миновали МКАД, Ильяс, следуя инструкции филеров, свернул влево, съезжая на едва заметную одностороннюю дорогу, стрелой вытянувшуюся в сторону бора. На въезде в лес джип остановил один из «топтунов» службы безопасности компании.

– Дальше ехать нельзя, – на чеченском предупредил филер, едва Гильядов опустил стекло.

– Он один? – быстро спросил Салман.

– Нет, – коротко ответил агент, – с адвокатом еще пятеро мужиков. Трое вооружены и охраняют усадьбу. Один у ворот, второй у входа в дом. Третий их меняет каждые два часа.

– Если трое вооружены, то и остальные наверняка при оружии, – задумался Салман. У него было явное численное превосходство перед противником, но устраивать полномасштабное сражение было недопустимо, сперва нужно провести боестолкновение скрытно от посторонних глаз. Впрочем, к подобному повороту событий он был готов.

– Казим и Барс, берите арбалеты, будет для вас работа, – отдал распоряжение Гильядов, обращаясь к боевикам, сидящим позади него. Двери джипа одновременно распахнулись, и из салона выбрались трое молодых чеченцев. Один из них встал лицом к трассе, двое других, открыв багажник, достали кожаные чехлы с арбалетами.

В каждом чехле находились арбалеты «гризли», относящиеся к разряду охотничьего оружия. Гильядов своих бойцов специально готовил для стрельбы из арбалетов, которые можно приобрести в охотничьих магазинах. Опытный диверсант все рассчитал правильно, – для специальных операций в условиях мирного города такое оружие незаменимо.

Почти одновременно вжикнули «молнии», боевики действовали слаженно и синхронно, будто отрабатывали цирковой номер.

Сперва в их руках появились пластиковые ложи, затем были прикреплены титановые луки, натянуты кевларовые тетивы. Последним штрихом стала установка оптических прицелов. В этом отношении ложи арбалетов были немного изменены, чтобы крепились не промысловые прицелы, а стандартные «ПСО-1М», которыми оснащались армейские «СВД», привычное оружие чеченских моджахедов.

Стрелы к арбалету также были специальными, полуметровая алюминиевая трубка с пластиковым оперением и узким треугольным наконечником из высоколегированной стали. Такая форма позволяла со ста метров гарантированно поражать цель, защищенную легким бронежилетом.

Когда арбалетчики закончили приготовления, Гильядов опустился на одно колено и запустил руку под днище внедорожника. В тайнике лежала пара пистолетов, переделанные «макаровы» из газовых в боевые и оснащенные небольшими глушителями. Оружие одноразового применения также было прихотью Салмана, такие стволы не жалко выбросить после акции, и, главное, даже если они попадут в руки сыщиков, то не приведут никуда. Переделка проходила почти десять лет назад, в мастерской под Бамутом. Из тех, кто работал над пистолетами, уже никого не осталось в живых.

Один из пистолетов Салман протянул стоявшему на стреме, затем привычным движением передернул ствольную коробку, досылая патрон в патронник, потом обратился к водителю:

– Ильяс, отгони «индейца» с дороги и постарайся до нашего возвращения не отсвечивать.

– Все сделаю в лучшем виде, – клятвенно заверил его водитель, второго залета за один день старший не простит. Поэтому лучше быть ниже травы и тише воды.

Идти пришлось недолго, уже через десять минут сквозь толстые стволы корабельных сосен обозначилась усадьба, залитая ярким электрическим светом. Внешне строение выглядело совершенно мирно, даже можно сказать безмятежно. Впрочем, в современном мире вооруженная охрана за забором у определенной категории граждан вещь вполне обыденная, время, так сказать, нынче такое.

Навстречу Гильядову из кустов неслышно вышел второй филер.

– Все тихо? – шепотом спросил старший.

– Все, – кивнул агент и тут же добавил: – Только что произошла смена. Тот, что стоял у входа в коттедж, перешел к воротам, его сменил отдыхавший. Третий пошел в дом.

– Хорошо, – улыбнувшись неизвестно чему, кивнул Салман, потом, повернувшись к арбалетчикам, обратился к филеру: – Укажешь им точки для стрельбы. Вы работаете по охране одновременно, дальше иду я, прикрывает меня Удав.

Долговязый чеченец с готовностью качнул стволом пистолета, увенчанным черным цилиндром глушителя.

Охранник у ворот был крепкого сложения молодым мужчиной в высоких кроссовках и свободного покроя спортивном костюме, поверх которого была надета короткая кожаная куртка.

Парень был непоседой и ни секунды не мог простоять на одном месте, он беспрестанно дефилировал вдоль ворот.

Зато его напарник оказался полной противоположностью, он неподвижно стоял у крыльца, то и дело затягиваясь сигаретой, окурок которой он предусмотрительно прятал в ладони.

Арбалетчики, находившиеся в нескольких десятках метров от ограды, привычно взяли часовых на прицел. С такого расстояния можно было и не пользоваться оптикой, но Салман Гильядов не любил случайностей, предпочитая «работать» с гарантией.

В ядовито-зеленом цвете ночной подсветки стрелки отчетливо видели темные силуэты охранников, каждый стрелок отсчитывал про себя до трехсот, это были те мгновения, отпущенные судьбой до конечной точки в жизни часовых…

Титановые плечи двух арбалетов распрямились, тонко пискнули кевларовые тетивы, швырнув через ограду короткие стрелы.

Первая из них угодила в часового у крыльца в тот момент, когда тот собрался в очередной раз затянуться. Остро заточенный наконечник пробил ладонь с окурком и вошел в горло, застряв в шейных позвонках.

Часового у ворот стрела ударила в спину между лопаток, и тот, будто поскользнувшись, рухнул вниз лицом в небольшой палисадник и не подавал никаких признаков жизни.

Салман с Удавом перемахнули через ограду, что для них было делом привычным, личная «гвардия» Кимбаева постоянно тренировалась не только в спортзалах, но и на загородном полигоне. Их старший ни в чем не уступал рядовым боевикам.

Салман переступил через труп убитого охранника и, держа у бедра пистолет, бесшумно отворил входную дверь и шагнул вовнутрь.

В холле коттеджа царил полумрак, на большом кожаном диване дремал третий охранник, возле него на тумбочке, где тускло горел ночник, лежал странной формы пистолет-пулемет.

Чеченец сделал шаг вперед, не спуская взгляда со спящего. Охранник оказался настоящим профи, почувствовал присутствие постороннего, он не стал вскакивать, хвататься за автомат. Он действовал против логики, – перекувыркнувшись через левое плечо и заваливаясь на пол, одновременно одной рукой попытался сбить настольную лампу, а другой выхватить из-за пояса пистолет. Финт, возможно, удался бы, действуй он против менее подготовленного противника. Но бывший чеченский диверсант сам был матерым профи, и, едва охранник дернулся, он сразу же надавил на спусковой крючок.

– Пуф-ф, – едва слышно хрюкнул пистолет.

Мощная тупая макаровская пуля, ударив в висок, разворотила часть черепа охранника, и он кулем свалился на пол. Толстый ворсистый ковер скрыл звук падающего тела.

Салман посмотрел на развороченную боковину дивана, забрызганную кровавыми ошметками. Больше в холле никого не было. Не поворачивая головы, он коротко приказал Удаву:

– Зови остальных.

Через минуту в холле появились двое филеров, вооруженных ударно-травматическими пистолетами, какие имеют право носить не только сотрудники охранных агентств, но и простые обыватели.

Гильядов жестом приказал вошедшим следовать за ним. В соседней комнате он обнаружил еще двоих, которых с ходу охарактеризовал как «технических спецов». Один сидел за столом, с увлечением глядя на экран ноутбука, другой перебирал в раскрытой дорожной сумке какие-то электронные приборы.

– Сидеть смирно, руки за голову, – прошипел Салман. – Одно движение – и пуля в голове.

«Спецы» с отчаянными и непонимающими лицами, не дожидаясь повторного приказа, выполнили команду.

– Наденьте на них наручники, – приказал Гильядов. У обоих филеров с собой были пластиковые петли эластичных наручников. «Топтуны» проворно завернули «спецам» руки за спину и затянули на их запястьях петли.

– Где стряпчий? – задал очередной вопрос Салман.

– На втором этаже вискарь жрет, – не поворачивая головы, буркнул один из технарей.

– Сидеть смирно, если что, распустим на лоскуты, – выходя из комнаты, с угрозой проговорил Гильядов. Удав двинулся следом, филеры остались в комнате.

Широкая деревянная лестница была старой и рассохшейся, и даже при легком нажатии доски неприятно скрипели, но громко работающий телевизор надежно скрывал выдающий боевиков скрип ступеней.

Весь второй этаж был одной комнатой, отделанной под охотничий зал, с увешанными волчьими шкурами стенами, небольшим камином, выложенным из камня-«дикаря», но огонь в его очаге был искусственным, от природного газа.

Генрих Зинкевич сидел в глубоком кресле, устланном шкурой уссурийского тигра, спиной к лестнице, потягивая из стакана дорогой скотч и пялясь в суперплоский экран, на котором развивалось действие крутой порнухи.

– Маленькие шалости больших людей, – приблизившись к креслу, шутливо проговорил Салман, упирая глушитель в затылок хозяин дома.

– Что, что такое? – как ошпаренный, задергался Зинкевич. Узнав в лице незваного гостя помощника Магамеда Кимбаева, с облегчением выдохнул: – А, это ты. Какие-то проблемы? Что за срочность?

Чеченец сразу уловил фальшь в голосе адвоката, тот был явно смертельно напуган и держался лишь на профессиональной выдержке.

– А чего это ты отсиживаешься в этой дыре, а не живешь в своем пентхаусе? – глумливо спросил чеченец, не убирая пистолета от головы сидящего.

– В последние дни навалилось много работы, вот, разрулил дела и решил перевести дух, – неуверенно пробормотал Зинкевич и, поднеся стакан к пересохшему рту, сделал большой глоток. Он сильно боялся, пальцы дрожали так, что даже сквозь грохот телевизора было слышно, как зубы стучат о стекло.

– А вот мне кажется, ты, Генрих Францевич, боишься, что тебя накажут за крысятничество.

– Какое крысятничество? – Зинкевич буквально взвился в кресле.

– Да, ты прав, никакого крысятничества пока не произошло, – крепкая рука опустилась на плечо адвоката и вернула его обратно в кресло. – Пока тебе можно предъявить только любопытство. Но, как известно, любопытство кошку сгубило.

– Какое любопытство, что ты мне шьешь? – взвизгнул юрист.

– Что за сленг, – усмехнулся чеченец, бывший студент факультета робототехники имел хорошо подвешенный язык. – Можно подумать, вы всю жизнь занимались защитой в суде не властителей жизни, а базарной шпаны.

– Я всяких защищал, – огрызнулся Зинкевич, он уже окончательно справился со своими эмоциями и теперь был готов потягаться в споре, может, что и выгорит. – Так что вы мне со своим боссом предъявляете?

– Я тебе ничего не предъявляю, а приехал наказать. Не стоило тебе чужое завещание читать, – глушитель пистолета сильнее вдавился в затылок.

– Как я мог его прочитать? Конверт сделан из особой бумаги и заклеен особым клеем. Нельзя вскрыть, основательно не повредив конверт. А конверт был цел.

– Действительно, конверт был целым. Только спектральный анализ показал, что его не только вскрывали, но еще и заклеили не одним и тем же клеем, а его сингапурским заменителем. А ведь легко можно было вскрыть, достаточно использовать лазерный скальпель, которым хирурги в мозговых извилинах копошатся, плюс хороший специалист.

Зинкевич тяжело вздохнул, потом, соглашаясь, кивнул:

– Действительно, до чего дошел прогресс, даже туземцы знают, что такое лазерный скальпель и спектральный анализ.

– Это ваше упущение, мой друг, – мягко, но угрожающе улыбнулся чеченец, не опуская пистолет. – Такой маститый адвокат, а не смог просчитать возможность того, что ваш не совсем тактичный фортель просчитают люди, интересы которых вы обязаны соблюдать. А так как мы не столь образованы, то и к воровству у нас отношение соответственное.

– Да что ты меня все время пугаешь?! – фальцетом выкрикнул Зинкевич. Он со стуком поставил свой стакан на стеклянную столешницу и потянулся за початой бутылкой виски.

Салман скосил глаза, наблюдая за действиями адвоката. Неожиданно его взгляд задержался на нижней полке журнального столика. Там лежала небольшая папка из темного пластика, из которой выглядывали корешки авиабилетов.

– Очень интересно, – нахмурил густые брови чеченец. Наклонившись, он подхватил папку, достал билеты и прочитал вслух. – Бизнес-класс, Тула – Новоморск, вылет через неделю. А чего так поздно?

Генрих Зинкевич ничего не ответил, только втянул голову в плечи. Наполнив почти до краев стакан, стал жадными глотками поглощать виски.

Гильядов не стал ему мешать, лишь презрительно скривился, в конце концов, он когда-то читал, что приговоренный к смерти имеет право на последнюю сигарету и рюмку спиртного.

– Ты, стряпчий, действительно умный мужчина. Отдав завещание Магамеду, ты решил на недельку затаиться, а потом из Тулы вылететь к ласковому Черному морю. Отыскать меня и моих людей в небольшом Комсомольске большого труда вам бы не составило. Тем более много ума не надо, чтобы сообразить, банк с ходу мы не возьмем в духе американских вестернов, а предварительно будем изучать подходы к объекту. Подставить нас ментам или чекистам также большого ума не надо. Пока бы шло расследование, можно и самим попытать счастья. Верно?

– Все так, – кивнул адвокат. Отставив в сторону стакан, он смачно рыгнул, потом поправил расстегнутую рубашку и сказал: – Туземец, а зачем тебе такие деньги? Думаешь, твой хозяин начнет новую войну против России. Дудки, Магамед Кимбаев купец, а не воин… Ик-к, – утробный звук вырвался изо рта. – Фу, – поморщился адвокат, взмахом ладони отгоняя неприятный запах. – Но даже если бы он согласился и даже если бы Малочинский дал вам все свои сбережения, эту войну вам не выиграть. Вас бы уничтожили даже не русские, а свои, чеченцы, те, кто хозяйничает в Грозном. Карты сданы, каждый уже имеет свой прикуп, и никто из игроков не заинтересован в новой войне. Так что любому игроку со стороны, который только заикнется о пересдаче, моментом устроят секир башка.

Салман опустил пистолет и сел в кресло наискосок от Зинкевича.

– Что ты предлагаешь, стряпчий?

– Пятьдесят на пятьдесят, – хрипло проговорил адвокат. – Ты верно сказал, что опыта ограбления банка у меня нет, зато есть люди. Настоящие асы в этом ремесле.

Гильядов пожал плечами, как будто соглашаясь с собеседником, потом вскинул пистолет и, прежде чем выстрелить, лениво растягивая слова, сообщил:

– Ты снова ошибся, у тебя уже нет людей…