Текст книги "Тысяча и одна минута. Том 4"

Иван Ваненко
Тысяча и одна минута. Том 4

Не красна сказка былью, красна правдою.

X. Сказка о мужичке Фоме умной голове и о сыне его дурачке Иванушке

Ходит Глупость по белу свету, нечесаная, нестриженая, с глазами шальными, заспанными, в сером кафтане, в поношеных лаптях, в плисовой шапке с заломом, кушаком подпоясаная.

Ходит Глупость по белу свету, завитая, приглаженная, с очками зелеными, в черном фраке, в лаковых сапогах, в картузе с аршинным козырьком.

Сошлася Глупость в сером кафтане с Глупостью в зеленых очках; давай, говорят, друг с другом потягаемся, которая глупость глупее из нас!

– Я, говорит Глупость в сером кафтане, по большей части, в деревне живу; многого не знаю, про малое смекаю, умею коня в борону запречь; знаю, что коли три пальца да два пальца, будет три-да-два, а сколько это вместе, не ведаю!

Я, говорит Глупость в зеленых очках, живу чаще в городе; об малостях не думаю, а хитрое и мудреное как на ладони у меня: знаю я сколько звезд на небе, знаю из чего месяц вылит, из чего солнышко соткано и какие и от чего прорехи на нем!

Повесила голову Глупость в сером кафтане, призадумалась, размахнула руками и сказала Глупости в зеленых очках: «ну, будь же ты Глупость глупее меня!»

Это пока не сказка. а присказка; ведь присказка перед сказкой что верста торчит в дороге полосатая: без неё не узнаешь, далеколи ушел и длинен ли еще остается путь.

1. Кто такой был старик Фома, и какое он сделал завещание

Где-то давно и далеко, не на нашей стороне, не в нашей улице, жил был старичек Фома умная голова; у него были три сына, что три ясные сокола, один другого выше, один другого красивее. Но, знаете, люди добрые, на белом свете ничего не смекнешь по виду, хорошо ли оно, дурно ли: с виду и серый воробей такая же птица как соловей, и тоже на двух ногах, а великая разница: иного голосистого соловья и на двух воробьев не сменяют… Оно и между людьми случается: иной, издали глядишь, точно ясный сокол, а подойдешь поближе, глухой тетерев… Так вот и у старичка Фомы дна то сына были туда и сюда, умели и тын огородить и хлеб смолотить, и хоть не такие были мудрые-смышленые, как сам отец их Фома, а знали всякую работу деревенскую. Меньшой же сын, Иванушка-дурачек, уродился ни в отца ни в братьев, хомяк-хомяком, ничему не мастер, за то ничего на нем и не спрашивается: лежит-себе на печи, да потягивается, разве нет-нет да поохает… «Что ты, Ванюша, охаешь?» спросит старик Фома. Да так, батюшка, правый бок отлежал, так на левый ворочаюсь! Только и разговору. Однако, хоть был он дурак-дурак, а не околотень: отца любил и слушался: заставит тот бывало его сделать какое дело не-мудрое, пошлет его куда отнести что нибудь, хоть ночью, хоть в дождь, не откажется, оставит свою печь теплую и сделает все по отцеву приказанию; а иной порой и умных братьев не дошлешься; вестимо: умный делает всегда по своему уму, а дурак что приказывают.

Пожил наш старичек Фома умная голова с своими детьми и сбирается он умирать… Сколько, видно, на свете не живи, а умереть все надобно: так уж заведено из-покон веку; стало нам самим не выдумывать стать два века жить! Вот призывает он к себе детей своих и говорить им так:

«Дети мои любезные, орлы мои сизокрылые, наступает для меня час воли Божией, должен я с вами расстаться на веки вечные; но прежде нежели я умру, хочу, что бы вы меня всегда поминали, и приказываю вам жить между собою дружно, согласно, брата своего дурачка-Иванушку не обижать, бу де он вас в чем не послушает, побранить его да заставить то сделать ласкою. В этом сундуке, который я всегда при себе держал, найдете вы триста рублей; братнину долю возьмите себе, одевайте его и содержите этими деньгами… Вот вам теперь мое последнее благословение и вот вам еще последний приказ мой: когда вы меня схороните, то приходите ко мне на могилу, каждый из вас по одной ночи, стеречь мое тело и творить молитвы по моей грешной душе!..»

Поговорил еще с ними отец Фома и к вечеру его как не было.

Поплакали братья по покойнике, а Иванушка-дурачек так ревел, что насилу его палкой уняли; похоронили отца Фому, снесли его на кладбище, уложили в могилу темную, поставили белый камень и пошли домой наследство делить. Пришел и Иванушка-дурачек, залег на печь; братья считают деньги да на них радуются, а он ворочается да охает; грустно стало дурачку Иванушке: некому его спросить «что ты, Ванюша, охаешь?»

Темнеет на дворе, стали мужички в избах огонь зажигать; вспомнили братья отцево приказание. Не хочется большему к отцу на могилу идти; зачем, думает он, мертвому нужно, чтобы его могилу стерегли? лежи-себе, и так никто не вытащит, а молитву за упокой я и дома прочту!.. Однако, думает, зазорно не исполнить что отец перед смертью велел; посылает он брата среднего, тот говорит: тебе идти! Спорили они этак битый час; потом вспало им на разум дурака послать…

– Ступай, говорит большой брат Иванушке, к отцу на могилу.

«А ты что?.. чай твой черед!»

– Мне неколи: надо коровам да овцам сена задать.

«Ну, пусть средний брат идет.»

– Ему надо в лес по дрова ехать.

«А мне что за дело; я не пойду без очереди!»

– Прямой ты дурак: не хочешь исполнить батюшкина приказания!!. А я еще думал тебе красную шапку купить.

Захотелось дурачку-Иванушке красной шапки, да и то, думает, непригоже не сделать, что отец велел. Слез он с печи и пошел в огород, вырыл себе репы да моркови, любимого своего лакомства и побрел к отцу на могилу. Пришедши, прочел там молитву, какую умел, лег подле могилы и зачал морковку грызть.

2. Кто исполнил завещание старика Фомы

Наступила полночь, раздался гул в сырой земле, захрустели-затрещали кости покойников, поворотился белый камень на могиле Фомы и вышел он из под него точно-живой, только белый что снег, и спросил громким голосом: кто пришел ко мне на могилу?

«Я батюшка, твой сын, дурачек-Иванушка.»

– А для чего же старший твой брат не пришел?

«Ему, батюшка, неколи…»

– А, знаю я это неколи, молвил покойник Фома; сам будет виноват, если за свою леность и непослушание упустит счастье свое! Спасибо сын мой милый, Иванушка, что ты не поленился пришел; подарю я тебе за это подарочек, тебе на радость, а мне на помин души.

Стал старик Фома лицем на полдень и сказал тихим голосом, точно ручей прожурчал: «Уть, уть моя утушка!.. Где ты моя сизокрылая?.. Взвейся скорей поподнебесью, прилети ко мне ясным соколом!»

Потянул с юга тихий ветерок, зачернелось на небе темное пятнышко и спустилася серая утка перед стариком Фомой… Смотрит Иванушка-дурачек, не надивуется, что такая за утка чудная; не только у иного крестьянина, а даже и на барском дворе такой нет ни одной: крылушки у ней сизые, лазоревые, головка бисерная, вместо глаз два бриллиантика; пройдется по земле, остановится и выронит вместо яйца большой изумруд!..

– Вот, говорит старик Фома дурачку Иванушке, вот тебе, сын мой любезный, подарок мой; поминай меня им! Когда тебе будет нужда в чем, покличь к себе серую уточку, будет несть она тебе яйца, и за каждое её яйцо дадут тебе всего, что только тебе надобно. Ступай-же теперь домой, да смотри, ничего не говори братьям до-время.

Запел первый петух, опустился старик Фома опять в свою могилу, камень белый на место стал; вспорхнула-полетела сизая уточка на полдень. Остался один дурачек-Иванушка; подивился, покачал головой и побрал себе домой.

Подтрунивают над ним братья, подсмеиваются: «что, дурак, видел во сне хорошего? не унес ли кто батюшку из могилы?» ничего я не уял страшного, отвечает дурачек-Иванушка, а привиделось мне во сне, будто две совы смеялись над филином, что он днем плохо видит.

«Дураку дурацкие сны и грезятся, примолвили братья дурачка-Иванушки.

Наступает вторая ночь, посылает средний брат дурачка – Иванушку к отцу на могилу.

– А ты что ж нейдешь?

«Да я вчера дрова колол да ногу себе порубил, так мне теперь больно и ступить на нее.»

Стал Иванушка-дурачек отнекиваться; обещает средний брат ему за труды красный кушак7» купить. Согласился идти дурачек-Иванушка.

Пришел он опять на могилу к отцу и лег там попрежнему.

Настала полночь; загудело под землею, захрустели-затрещали кости покойников, повернулся белый камень, что перышко, встал старик Фома из могилы, спрашивает:

– Кто пришел ко мне на могилу?

«Я, батюшка, твой сын, дурачек Иванушка.»

– А где же средний мой сын?

«Он, батюшка, говорит, что ногу себе порубил, так не может сюда идти.»

– А, понимаю!.. Ну, делать нечего, сам виноват, когда от лености свое счастье упустил; будь же и его доля твоею, Иванушка!

Оборотился Фома на восход солнышка и заговорил, что ветер зашумел деревьями: «Чух, чух, моя свинушка! Где ты бродишь-гуляешь-нежишься?… Оставь свои болота мягкия, луга бархатные, беги ко мне скорей, что быстрый олень!»

Зашумел ветер с восточной стороны, зашуршали листья опавшие, прибежала свинка к старику Фоме. Смотрит Иванушка-дурачек, не надивуется: прыгает перед ним свинка, золотая щетинка, серебряный хвостик с жемчужной кисточкой; что не раз прыгнет, усыплет около себя жемчугом, а кисточка все не убавляется.

– Вот тебе, сын мой любезный, говорит Фома Иванушке, второй подарок мой; береги его, он тебе пригодится: за одно такое зернышко люди разумные рады между собою подраться иной порой, а красные девушки за него и дурака назовут умным добрым молодцем. Ступай же теперь домой, да братьям, что видел, до поры до время ничего не сказывай.

Запел петух, лег опять в могилу старик Фома, стал камень на место прежнее, убежала свинка на восточную сторону; а Иванушка-дурачек пошел себе домой, да и залег на печь.

Стали над ним братья подтрунивать: «что, дурак, тепло ли было на могиле спать? что видел во сне хорошего?» Отвечает дурачек-Иванушка: спать мне было холодней, чем на печи, а сон я видел небольно мудрый, это и наяву случается: будто два петуха добрые кукареку поют, а один петушишка неудалый зерно клюет; те оба дивуются, что кричат хорошо, а этот дивится, что вкусно зерно.

Настала и третья ночь, надо идти самому дурачку-Иванушке. Слезает он с печи, надевает свою шапку, кладет моркови да репы за пазуху и отправляется на кладбище. Братья над ним подсмеиваются: заставь, говорят, дурака Богу молиться, он рад лоб расшибить; таскается себе на кладбище, видно там ему лучше, чем на печи.

Приходит опять дурачек-Иванушка, снял шапку, распоясался, Богу помолился, на все четыре стороны поклонился и лег подле отцевой могилы.

Наступила полночь; зашумело-загудело под землею, захрустели-затрещали кости покойников, повернулся белый камень что перышко; выходит из могилы старик Оома, спрашивает:

– Кто пришел ко мне на могилу?

«Я, батюшка, твой сын, дурачек-Иванушка.»

– Все же ты, мой любезный сын? А братья твои не захотели-таки исполнить моего последнего завещания!.. Будь же ты, Иванушка. один и богат и счастлив, и умен и знатен!

Стал старик Фома лицом на полночь заговорил громким голосом, точно гром вдалеке прогремел: «гей сивка-бурка вешння ковурка! добрый мой конь, мчись сквозь огонь, плыви по водам, несись но нолям, стань передо мной, как лист перед травой!»

Копь бежит, земля дрожит, из ушей полымя пышет, из ноздрей дым столбом, из глаз искры сыплются. Прибежал к старику Фоме и стал перед ним точно вкопаный.

Смотрит Иванушка-дурачек, не надивуется, что это за чудный конь такой: бежит, ржет и пышет, земли под собой не слышит, а прибежал, стал что овечка смирная! седеличко на коне черкасское, уздечка шелку шамаханского, грива, что волна, подковы серебряные; на нравом боку висит мечь кладенец с заморскою рукояткою, с золотою насечкою; на седле лежит вся одежда богатырская: шлем стальной, латы вороненые, лук, колчан стрел каленых.

Говорит старик Фома дурачку-Иванушке: «вот, сын мои любезный, последнее мое сокровище; владей им, и будешь и силен и умен, и богат и знатен. Когда тебе он потребуется, только кликни его, он в минуту перед тобой; без нужды его не употребляй, не хвалися им: похвала молодцу пагуба! Прощай, мой милый Иванушка! не приходи более ко мне на могилу; я все покончил, что у меня лежало на сердце; теперь мы с тобой на век расстанемся.»

Обнял старик О она дурачка-Иванушку, поцеловал его в голову и велел идти домой, а братьям до поры до время ничего не сказывать.

Пропел петух; убрался старик Фома в могилу свою; стал белый камень на место прежнее; убежал на север сивка-бурка вещая ковурка.

Постоял еще на кладбище дурачек-Иванушка, почесал голову, позадумался, попомнил, что ему отец приказывал, потом поклонился в последний раз его могиле и побрел себе домой.

Проходит неделя, другая; вот и месяца в году нет, как живет без отца Иванушка-дурачек с своими братьями. Братья его запаслись всяким добром, нашили, накупили себе всяких нарядов и смекают жениться; а дурачек Иванушка лежит-себе на печи, ничего не просит, ни о чем не заботится, а думает только, как бы ему лучше потешиться отцовыми подарками.

3. Кто был царь Поликарп и какое приключение случилось с Иванушкою

Был в те поры в той стороне государем царь Поликарп; правил он честно своим народом и держал праведный суд и расправу; и были у того царя Поликарпа три дочери: одна дочь, что звезда утренняя; другая дочь, что звезда вечерняя; а третья дочь, что ясный месяц, и кажется во всем свете не было такой красавицы. Отдал царь Поликарп двух своим старших дочерей за царевичей, а младшую дочь свою, Розу царевну, не уговорит ни за кого выдти: все не но ней, ни один ей не нравится.

Говорит ей царь Поликарп: «Чего ради, дочь моя милая, Роза царевна, не хочешь выходить за муж?.. женихов ли нет в нашей стороне!.. посмотри сколько здесь разных стран царевичей и королевичей; всякий почтет себе за Великое благополучие назваться женихом твоим!»

Отвечает Роза царевна: «родимый мой батюшка, государь царь Поликарв!.. Что мне эти царевичи, королевичи?.. краса их незавидная, богаты и знатны отцы их, и нет из них ни одного умного доброго, ни одного мне по сердцу!.. к тому же я молода еще и могу подождать, житье девичье мне не прискучило.

Спрашивал этак царь Поликарп у своей дочери не один раз и получал в ответ все тоже. Объявил он всем своим подданным, что кто полюбится его дочери, за того он отдаст ее, кто бы он ни был: царевичь ли, торговый ли гость, или просто мужичек пахатный, дела нет, только бы приглянулся росе царевне.

Съезжаются царевичи, королевичи; бояре вдовцы и дети боярские, и гости торговые; делает для них царь Поликарп великий пир; собирается совет и выдумывают многие как бы отличиться перед Розой царевной. Выводят царевичи ретивых коней, проезжаются перед окнами Розы царевны; прохаживаются бояре и дети боярские в богатых платьях; выносят, раскладывают гости торговые дорогие товары свои, а никто из них, и ничего у них не нравится прекрасной росе царевне.

Наскучило царю Поликарпу дочернино непослушание, думает он: что на нее смотреть, давай выберу зятя по своему уму-разуму! и объявляет он царевичам, и боярским детям, и торговым гостям, и всему народу православному, что хочет сделать он царь Поликарв потехи богатырские и кто на тех потехах окажется всех сильнее и могучее, за того выдаст он дочь свою Розу царевну.

У слышав такую весть, готовятся все царевичи, королевичи и дети боярские, и гости торговые и все люди простые царства Поликарпа царя, кто смотреть те потехи, а кто тешиться; припасают себе добрых коней и всякого оружия.

Прошел этот слух по всем деревням и селам. Узнали это и двое старших сыновей старика Фомы покойника, и разговаривают между собой: хорошо-дескать пойти в город, посмотреть такого веселья. Слышит это и Иванушка-дурачек, просится у братьев: возьмите-де и меня с собой.

– Куда тебе дураку! закричали те на него, в пору нам, умным; ты там пожалуй, с дуру, наделаешь таких дел, что и нам достанется.

Эко дело, думает Иванушка-дурачек, не возьмете с собою, я и один пойду.

Настал день, назначенный для потех; тянется но всем дорогам в город народу видимо-не-видимо!.. Собираются туда же и два старшие сына Фомы. Слез с печи и дурачек-Иванушка; обувается в лапти и берет плетеный кузов и идет вон из избы.

– Ты куда? братья спрашивают.

«Да так… на печи лежать соскучилось, так пойти в лес грыбов побриться.»

– Счастливой путь, говорят братья, нашел время, когда грибов искать!

Пошли братья к городу; а Иванушка-дурачек пришел в лес, оборотился лицем на полночь и закричал во всю мочь, инда по лесу стон пошел, «гей сивка-бурка вешняя ковурка! стань передо-мной как лист перед травой!..»

Конь бежит, земля дрожит, из ушей пламя пышет, из ноздрей дым столбом, из глаз искры сыпятся…. прибежал и стал перед дурачком-Иванушкой.

Смотрит Иванушка-дурачек не налюбуется, что это за конь такой, всю деревню, говорит, исходи, ни один ему в подметки не годится! ласкает он коня своего, треплет его по крутой шее, гладит по гриве волнистой, по хребту, что бархат мягкому, что атлас лоснистому, и думает так сам про себя: не ладно мне такому чубарому, замараному надеть такие дорогие доспехи богатырские, сесть на такого коня прекрасного, пойду-ко я немного повымоюся! Берет он сивку-бурку за повод, приводит к реке, пустил его по зеленой траве гулять, сам разделся и бросился в реку выкупаться.

Увидала его Русалка завистливая, пришел ей понраву дурачек-Иванушка; как бы, думает она, и ему понравиться, как бы утащить доброго молодца на дно реки, в палаты хрустальные?

Должно быть эта Русалка была Днепровская и какая нибудь либо родня, либо знакомая той Лесты, русалки пригоженькой, ради которой съезжалася в старые годы вся знать московская смотреть какие проказы делала она над князем Индостаном и над его верным слугой Торопкою.

Думает себе Русалка завистлива», показаться доброму молодцу в таком виде, как всегда ходит она, совестно. Смела-смела лупоглазая, а тоже знает стыдливость девическую; дай, говорит, прикинусь сама добрым молодцем и ему не зазорно, и мне стыда нет! Вышла она из тростника, прилегла к земле, прошептала какие-то слова неведомые и встала молодым парнем, в сером армяке, в красном кушаке, ни дать ни взять детина, что ходит на Пресню под вечерок, и пошла к дурачку Иванушке.

Покуда выдумывала и творила это русалка завистливая, наш Иванушка дурачок давно из реки вылез и хочет одеваться в доспехи богатырские; взял шлем стальной, надел на голову, вздел на руки перчатки железные, а с прочим одеянием никак не справится; взял он латы вороненые, вертит их со всех сторон, выглядывает, подиты, пропасть какая!.. Дыр много, а никак не угодишь куда попасть: ногами влесть, ни ступить ни сесть, голову просунуть, руками поворохнуться нельзя… экое горе, думает он, не спросил я как это делается. Оглядывается кругом, видит идет к нему молодой парень.

– Бог на помочь добрый человек!.. что ты тут делаешь?

«Да вот, детинка, не поможешь ли ты с этой штукой управиться, как и куда она вздевается?»

– Изволь, добрый молодец, для-ча не мочь! – Дай, думает Русалка завистливая, услужу ему, авось и он мне услужить не откажется. Вестимо, как Русалке не знать, что и как у богатырей надевается, они в то время только с ними и водилися!

Взяла латы Русалка, показала дурачку Иванушке, куда руки просунуть, куда голову продеть, надела, затянула на нем и прочую одежду богатырскую, и стал Иванушка-дурачек такой молодец, что ни пером не написать, ни топором не отесать подобного. Любуется на него Русалка завистливая и замышляет свое дело лукавое. А Иванушка-дурачек обернулся, поклонился ей, молвил спасибо и садится на своего коня богатырского.

– Куда же ты, добрый молодец? погоди немножко, посиди, потолкуй со мной! – сказала Русалка завистливая, взявшись одной рукою за повод сивки-бурки.

«Сидеть мне теперь неколи: а если потолковать хочешь со мной, приходи в нашу избу; знаешь, в нашей деревне она вторая с краю стоит,»

– Да погоди немножко, куда спешишь?.. успеешь еще!

«Экой безотвязной! говорят дело надобное, пусти прочь: спасибо, что одеться помог, а на дороге без нужды не останавливай!»

– Чтож? только и есть, что спасибо? спросила Русалка завидливая.

«А чегож тебе еще?.. За спасибо мужичек у барина семь лет пашню пахал, а ты еще не велико дело сделал для меня.»

Видит Русалка, что не уговорит остаться дурачка Иванушку, вздумала его другим прельстить… Сбросила с себя шапку, распожалась, осталась в одном кафтане и раскрыла свою грудь белую…

– Посмотри, добрый молодец, я не детина молодой, как показалось тебе, а девица красная!..

«А коли ты девица красная, так не пригоже тебе якшаться с молодыми ребятами;» отвечал дурачек-Иванушка, и тронул повод своего коня.

– Я полюбила тебя, добрый молодец; казала несовестливая Русалка завистливая, все еще крепко держась за повод. – Погляди на меня! чем я не понраву тебе?

Взглянул на нее Иванушка-дурачек, позадумался… грудь у неё, что волна белая прибрежная, волосы светлые по снеговым плечам рассыпались, да не те волосы зеленые, про которые в сказках рассказывают, а волосы светлые русые, такие, что не то что дураку, а и умному в иной час приглянутся… Посмотрел он на нее да и плюнул в сторону. «Фу ты дрянь какая! Видно это дьявольское навождение!..»

– Нравлюсь ли я тебе? – спрашивает Русалка завистливая.

«Ну что в тебе хорошего?.. Вишь какие растрепаная!.. Да нашего старосты жена Матвевна, как в иной праздник подпрячет под кичку волосы, так и та не тебе чета!»

Досадно стало это Русалке завистливой; ухватила она крепко под устцы сивку-бурку и хочет его силою в реку вволочь.

«Провались ты, пропасная!» закричал дурачек-Иванушка и потянул поводья сивки-бурки… Разъярился конь, что лютый зверь, от земли отделяется, подымается ниже облака ходячего, выше воробья сидячего, и помчал Иванушку дурачка в поле чистое.

Посмотрела ему в след Русалка завистливая, разругала его словами, что дурно сказать, кинулась с досады на дно реки и долго после того добрым людям не показывалася, разве только но годовым праздникам.