Текст книги "О внешней торговле"

Иван Вернадский
О внешней торговле

Etudes sur les foress productives de la Russie par M. L. de Tegoborski, Tome quatrieme. Paris. Jules Renouard et C-ie, libraires-edireurs, 1855, 8.

Никто в настоящее время, конечно, не сомневается, что человек рожден для общества, составляющего его природную стихию и единственную среду, в которой возможно его развитие и благосостояние; но если отдельный человек не создан для грустного уединения, то и народы не могут довольствоваться совершенно замкнутой в самой себе жизнью. Взаимное общение между ними составляет необходимое условие их бытия и возможного успеха. Это общение выражается в действительности многоразличными формами внешних сношений, из которых едва ли не важнейшей должно признать внешнюю торговлю. Уничтожьте ее, – и взаимная связь между нациями ослабеет, народные способности, лишенные поддержки и соревнования, отупеют, дурные страсти узкого эгоизма получат большую силу, грубое невежество и сонливое самодовольство займут место образования и пытливости, и все общество представит безотрадный вид окаменелости и умственного застоя. Современная статистика представляет нам подобный пример в крайнем азиатском Востоке, этом последнем приюте отжившей системы народной исключительности. Внешняя торговля содействует к возвышению уровня народного сознания и народной энергии до общечеловеческого значения; утверждает на незыблемых основаниях народное преуспеяние и народное образование, доставляя ему и образцы для подражания, и материал для изучения, и предметы для сравнения. Не удивительно поэтому, что мировое значение почти каждого народа начинается с эпохи его торговых сношений с другими, и что между различными народами земного шара всегда те имели наиболее значения и политического влияния, внешняя торговля которых имела наибольшее развитие. Финикия, Греция, Карфаген, Италия, наконец в настоящее время Англия, представляю нам прямое тому доказательство.

Принимая в уважение такое значение внешней торговли, над которым вообще у нас мало останавливались, мы прежде, нежели перейдем к сочинению автора, приобретшего такой громкий авторитет, считаем неизлишним указать главные причины и виды ее политического влияния и самые прямые следствия этого влияния.

Всякая торговля есть добровольная мена произведений разного рода, одинаково выгодная для обеих меняющихся сторон. Без этих условий, доброй воли и выгоды, никакая торговля не может существовать, как торговля. Уничтожьте свободу торговых сделок, и вы уничтожите саму торговлю. Никто например не назовет торговлей такие отношения, в которых одно лицо отнимает у другого какую-нибудь вещь против воли, хотя бы и давая что-нибудь взамен ее: это будет насилие, грабеж, но не торговля. И такой характер остается даже и тогда, когда даваемая вещь будет действительно равносильна отнятой. Солдат, на чужой земле отнимающий у жителя барана и дающий за него золотой, не ведет торговли, как не ведет ее тот, кто требует обмена на свои товары, приставя нож к горлу мирному поселянину. Для правильности сделки необходимо обоюдное согласие, добрая воля меняющихся, из которых бы каждый мог обсудить и меру своих потребностей, и меру своих средств, что при насилии невозможно. Принужденная торговля представляет нам поэтому в понятии почти такую же логическую нелепость, как темный свет или твердая жидкость.

Несмотря на простоту и естественность этих понятий, они, к сожалению, в настоящее время усвоены еще весьма немногими и далеко не проникли в убеждение масс.

Остановимся теперь на другом понятии, выраженном нами в определении торговли. Мы сказали, что выгода при торговле существует для обеих торгующихся сторон. Без всякого сомнения, мы разумеем здесь такую торговлю, которая производится честно и правильно. Обман может временным образом дать перевес одной из меняющихся сторон, но не может изменить обязательной силы экономического закона: выгода, извлекаемая продавцом из плутовской сделки, недолговременна; мошенник-торговец теряет доверие, теряет покупщиков, и в заключение более проигрывает, нежели выигрывает, своим обманом. Торговля с обмером и обвесом в массе торговых сделок страны обыкновенно представляется исключением; потому что тот уже более не обманывает, обман которого известен и принимается в счет при цене товара. Продавец льна, смешанного с паклей, шерсти дурно мытой, кислого вина и т. п., если он получает за продаваемый им товар цену низшую, нежели какая должна была бы ему прийтись при должном качестве вещи, обманывает уже не покупщика, а себя. Купец, продающий шампанское вино за цену крымского, не обманывает потребителя: он только лжет.

Мы остановились на этом объяснении для того, чтобы заранее устранить возражения, которые могли бы сделать нам люди, привыкшие видеть в торговле только обман и ложь. Теперь обратимся к нашей мысли об обоюдной выгоде торговли.

Прежде существовало мнение, что в торговли дается равное за равное. Определение это несправедливо: в торговле дается меньшее, или лучше, менее ценное за более ценное, и притом с обеих сторон. Это странное по видимому положение мены объясняется очень легко. Цена вещи зависит между прочим от частного соображения и суждения, диктуемого многими преходящими влияниями и обстоятельствами. Таким образом, очень легко может быть, и большей частью бывает, что два лица ценят различным образом одну и ту же вещь, а тем более вещи различные; и это бывает вовсе даже не следствием ошибки или незнания, а следствием различной степени ощущения потребностей, различных желаний у того или другого лица в данное время: голодный человек выше всего ценит хлеб, томимый жаждой – воду. Первый готов отдать за ломоть хлеба целый ушат воды; второй целый пуд хлеба за кружку воды. Это и естественно, и справедливо, и в торговле проявляется постоянно, хотя в различной степени. Представим пример: любознательный человек несомненно выигрывает, покупая полезную книгу за целковый: он может найти в ней сведения, которые наведут его на новые мысли или облегчат его изыскания и уяснят известный предмет; книгопродавец со своей стороны выигрывает, получая целковый за книгу, потому что занимаясь специально торговлей, он может пустить его в оборот и взамен его приобрести новое сочинение, которое доставит ему новые барыши, и т. д. Выгода следовательно существует здесь с обеих сторон; и так бывает во всех правильных сделках: все они, удовлетворяя разным потребностям, представляют нам и разные точки воззрения, разные сравнения ценностей. Мы оставляем здесь в стороне обстоятельства, которые определяют одинаковые цены на товар на известном рынке, потому что через это мы зашли бы слишком далеко в наших объяснениях. Полагаем, что и сказанного нами довольно для того, чтобы человек, свободный от предрассудков и упрямства, которым предрассудки обыкновенно сопровождаются, понял истинную натуру торговли, всегда обоюдно выгодной, если она не насильственна.

Внешняя торговля, как и всякая другая, также выгодна и на том же самом основании, если один народ покупает у другого, то это значит, что он ценит получаемое им и для него полезное выше отдаваемого, в котором не имеет нужды. Один, имеющий много хлеба и не имеющий кофе, остается в выгоде, получая последний меной на хлеб; другой, не имеющий хлеба, но имеющий железо, выигрывает, получая хлеб за железо и т. д. И это совершенно естественно: рука Провидения, сотворив человека, положила неразрывную связь для его потомства в разнообразии вкусов и различии почв. Нигде полное благосостояние не может существовать только туземными средствами: везде для него нужен труд разных времен, разных мест и разных дарований. Естественно поэтому и что всякое государство, полное жизни, необходимо увеличивает свои сношения с другими народами одновременно с развитием внутренних своих сил.

Пример нашего отечества сильно говорит в пользу этого положения, и оправдывается целым рядом статистических изысканий. Л. В. Тенгоборский, в короткое время трудами своими приобретший громкую знаменитость, прекрасно развил эту мысль в своих «Исследованиях о производительных силах России». Посвятив первые томы своего сочинения оценке и изложению наших внутренних средств, проявляющихся в развитии земледельческой и мануфактурной промышленности, и сделал очерк внутренней торговли, он в новоизданном (4-м) томе излагает главные фазы и ход нашей внешней торговли. Эта часть его труда, как и предыдущие, имеет неотъемлемые достоинства ясности и простоты изложения, подробного и добросовестного анализа и просвещенного экономического воззрения. Никакое устарелое, предрассудочное понятие не ускользает от его критики, но в то же время он далек и от всякого одностороннего увлечения. Холодный тон, не допускающий никакой фразеологии, составляет истинную прелесть сочинения.

Этим томом, к счастью, еще не кончаются исследования автора. Поставив своей задачей обнять все главные экономические явления нашей народной жизни, Л. В. Тенгоборский еще подарит нашу читающую публику изложением нашей системы путей сообщения и нашего кредита, так коротко ему изветного. Нет никакого сомнения, что как наука, так и наше отечество много выиграют от его трудов и изысканий. И теперь уже он сумел осветить многие темные стороны предмета и потрясти много предрассудков. Заметим, что он достигает этого тем вернее, что тщательно избегает всякого педантизма в изложении. Это заметно в самом разделении его книги, в котором он избегал малейшого знака заранее устроенной системы. Видно, что автор писал только с целью исчерпать предмет, не сдвигая его в Локустовы рамы какого-нибудь учебника. Такой характер сочинения дает нам право остановиться подробнее и на вышедшей части, тем более, что она касается такого существенного вопроса народной жизни, как внешняя торговля.

Чем выше народ идет в своем образовании и развитии, тем глубже и яснее он сознает и тем лучше оценивает важность торговых сношений с другими нациями. Поэтому в историческом ходе племен мы видим, как постоянно возрастает значение внешней торговли. Было даже время, когда в ней полагали главную цель внешней политики. Из-за нее велись войны, для нее основывались колонии, она принималась в основу трактатов и международных сношений, ею измерялось народное благосостояние и материальная сила государств.

Настоящее время не разделяет такого увлечения: современная наука, как справедливо говорит и наш автор, доказала преимущество внутренней торговли перед внешней со стороны ценности и влияния на довольство членов государства; но в то же самое время наука не может не признать перевеса внешней торговли со стороны общих интересов человечества, непосредственно представляемых международными сношениями.

В то время как внутренняя торговля своими операциями сближает лица одного государства, сливая их в одну плотную массу, скрепленную бесчисленными хозяйственными выгодами и обязательствами, – внешняя торговля с своей стороны подобным же образом связывает в одно целое народы различных стран и различного происхождения, приводя во взаимное соприкосновение их отдельные интересы и потребности. Так мы видим в цифрах нашей книги, что внешняя торговля заставляет работать чайного плантатора в Китае на русского беломорца, жителя наших южных губерний на обитателя Британских островов, и последнего на араба или турка. Без личного знакомства, без непосредственных связей человек посредством ее восполняет свою деятельность деятельностью другого, подкрепляет силы туземные трудами иностранными и наглядным образом убеждается в том, что все люди – ближние, все братья и по природе, и по чувству, и по потребностями Эти идеи высшего порядка находят во внешней торговле прямое и сильное подкрепление. Таким образом, взаимную связь народов мы можем почти безошибочно определять размерами их внешней торговли. Постараемся же, руководствуясь нашим автором, сравнить эту материальную связь.

Итог движения внешней торговли России с другими державами до 1827 года не достигал средним числом даже 100 000 000 рублей серебром. Возвышаясь затем постепенно, он представлял в 1847-53 годах средним числом ежегодной ценности почти на 192 171 000 рублей серебром. Вот наши связи и основа наших интересов вне пределов Империи. Заметим, что здесь принята в расчет не только европейская, но и азиатская торговля.

Посмотрим теперь на другие страны Европы. Торговля Германского Таможенного Союза представляет итог в 361 185 300 рублей серебр., Франция в 449 675 000, Великобритания более 891 387 000. Какая масса интересов приводится здесь в движение! Какая прочность сделок и связей требуется для таких громадных оборотов!

Еще более это связующее действие внешней торговли представится нам, когда мы примем в расчет отношение капиталов, завязанных в ней, к числу жителей страны. В то время, как на каждого англичанина приходится 33 рубля, на бельгийца 22½ руб., на немца более 13 рублей, на француза более 12⅔ руб., на австрийца 4 1/10 руб., русский участвует в размере только 3 р. 2 к. в этом международном обороте!

В этих сношениях, впрочем, Европа и Азия играют различные роли. Россия как по своему географическому, так и по торговому положению, значительно склоняется к первой, уделяя последней только незначительную часть своего богатства. В тридцать два года (1822-52) наша европейская торговля обняла ценность в 4 208 590 700 рублей серебром, тогда как азиатская не превышала 522 434 000 руб., то есть последняя почти в восемь раз менее первой. Эти цифры представляют нам наличное доказательство того, что главная забота наша должна быть обращена на наши европейские сношения, а не на сношения с Востоком, которые вообще представляются нам менее выгодными и менее обширными.

Заметим притом, что европейская торговля привлекает к нам капиталы денежные, тогда как азиатская, напротив, увлекает их из нашего внутреннего оборота. Таким образом, в рассматриваемые нами года мы получили из Европы наличными деньгами с лишком на 144 миллиона рублей более, нежели вывезли в нее, а в Азию в тоже время отпустили золота и серебра более, чем получили, на 43 380 100 р.

Мы говорим это не потому, чтобы придавали этому факту особое экономическое значение или придерживались старого меркантильного учения о балансе торговли; напротив, мы в этом отношении вполне разделяем мнение Л. В. Тенгоборского, высказанное им на 39 странице его книги, а хотели только узнать данные, которые бы могли привести к надлежащим размерам мнения тех, кто желает увеличения наших торговых сношений с Азией, и в тоже время хочет удержать в государстве драгоценные металлы.

Обращаясь к нашим общим оборотам с другими народами, мы в пятилетний период до 1851 года включительно, находим, что ввоз в это время ежегодно достигал 93 000 000 р. серебром; из этой суммы по цене только 16 проц. приходилось на долю фабрикатов; более одной трети привоза состояло из суровья для наших фабрик, а 45½ (т. е. почти половина) из предметов, служащих для пищи; следовательно и внешняя торговля несколько кормит нас. По ценности первым предметом представляется нам привозной сахар (9 660 100 руб.), затем хлопка (8 310 800 руб.), далее вина (6 592 200 руб.), и только четвертое место занимает чай (6 462 600 руб.), несмотря на его высокую оценку. Для наших фабрик суровья наиболее доставляет европейская торговля (более 30 млн. руб.), а наименее – Азия (менее 1 % млн. руб).

Общий отпуск наших товаров, превышающий 102 000 000 руб. ежегодно, с лишком на половину (54,3 проц.) состоит из суровья для фабрик, и менее 31,8 проц. из съестных припасов. Обделанные произведения составляют по ценности 1/10 этой торговли. Главный предмет вывоза отдельно состоит: из хлеба (более 30 миллионов р.), затем из сала (более 12½ млн. р.), потом из льна (около 10½ млн. р.). Таким образом, мы льна продаем по цене почти вчетверо более шерстяных или бумажных материй; хлеба вдесятеро, или и более, следовательно наше земледелие приносит нам несравненно более выгоды при сделках с иностранцами, нежели наши фабрики.

Мы здесь коснулись только главнейших результатов, приведенных в рассматриваемом сочинении, хотя и не высказанных в нем, и коснулись не для того, чтоб изобличать какие-нибудь недостатки или стремления, а чтоб показать силу естественного течения вещей, по которому всякая молодая и свежая страна бывает по преимуществу страной земледельческой. Эта сила вещей обыкновенно так велика, что всякое противодействие ей, с чьей бы стороны оно ни происходило, остается безуспешным, и народ, предпринимающий такую попытку, навлекает на себя тяжелую ответственность. Закон возмездия проявляется во всей силе. Отчужденный от интересов других племен, народ этот подвергается всеобщей нелюбви. Напрасно Китай думал оградить себя стеной и законами от вторжения чужих народов и чужих товаров. Недовольные народы разрушили эти твердыни, и всеобщие рукоплескания были наградой увенчавшихся успехом усилий. Можно даже положительно сказать, что ничто столько не вооружает против себя общественного мнения, сколько разрыв и ослабление внешних торговых сношений. Быть может, много крови и сил было бы сбережено в Европе без жалкого стремления к так называемой промышленной независимости, освященной меркантилизмом. «Что было бы с нами без наших фабрик?» – говорят многие во время войны, доказывая важность того или другого производства, возникшего под сенью запретительной системы в стране, и забывают, что, по всей вероятности, без этих фабрик не было бы самой войны, потому что народная вражда в значительной степени вызывается теми лишениями, которые происходят от стеснения торговли для промышленной нации. Действительно, чем более существует запрещений, и чем выше пошлины на привозные товары, тем дороже становится произведение в стране; чем оно дороже, тем менее является покупщиков на него; а следовательно менее сбыта, и тем менее выгод для продавца. Это можно видеть из многих мест предыдущих томов сочинения г. Тенгоборского. Торговый человек, как и производитель чужестранец, теряет от возвышения тарифа той страны, с которой он вел торговлю. Естественно поэтому, что он не может сочувствовать ни ей, ни ее правительству. Напротив того, уязвленный в своих материальных интересах, постоянно теряя часть своего дохода, он становится в ряды непримиримых врагов страны, которая была виной его потерь. И это для него тем легче, что политический разрыв с ней уже не подействует непосредственным образом на его производство, которое даже может иногда получить от того еще большее развитие в будущем, и надежду на изменение существующих международных отношений. С другой стороны, такое же положение образуется и в той стране, которая приняла начала запретительной системы. Получая мало из-за границы, она естественным образом и мало сбывает туда; а потому не достаточно дорожить мирными сношениями, чтобы противодействовать угрожающему разрыву. Мало того, вследствие образовавшейся туземной промышленности, однородной с иностранной, она даже привыкает смотреть враждебно на другие народы, которые представляются ей соперниками и врагами. Вот почему мы видим, что чаще всего происходят столкновения между теми народами, которые строже всего держатся запретительной системы. Разрыв делается тем возможнее, что между ними существует мало прочных связей: число лиц, поддерживающих взаимные коммерческие сношения, обыкновенно бывает в таких странах довольно ограниченно; а еще менее таких, существование и будущность которых зависели бы от хода этой торговли.

Поэтому каждый народ, который дорожит спокойствием и прочными связями с другими народами, как это непременно бывает при известной степени его развития, должен также дорожить и всем тем, что увеличивает потребление чужеземных произведений, тем более, что вместе с этим необходимо увеличивается его довольство, и возбуждается туземная трудовая деятельность.

К таким произведениям в особенности принадлежат так называемые колониальные продукты. В России в упомянутые года (1847-51), потребление их (считая в их числе и чай) достигало до 18 млн. рублей в год, что дает по 30 коп. сер. до жителя Империи. В тоже время в Таможенном Союзе их потреблялось по 91 коп. на человека, в Австрии по 27 коп. сер., во Франции по 58 к., в Бельгии по 1 р. 91 к., а в Англии по 3 р. 29 к. на человека. Если мы возьмем отдельные продукты, то кофе потребляется в России 0,14 ф., в Австрии 0,65 ф., в Великобритании 1,4 ф., во Франции 1,12 ф., в Таможенном Союзе 3,68 ф., в Бельгии 10,46 ф. на душу; а вместе с чаем в Бельгии 10,41 ф., в Германии 3,54, в Великобритании 3,53, во Франции 1,13, в Австрии 0,65, а в России 0,37 ф. на человека. Сахару (считая и туземный) мы потребляем по 2 ф., австриец 2,84, немец Таможенного Союза 6,33, бельгиец 6,68, француз 9½, англичанин 29,66 фунта. Вообще исследования Л. В. Тенгоборского об этом предмете заслуживают полного внимания: он ясно доказывает все последствия, происходящая от нашего устройства торговля чаем. Отрешая себя от европейской торговли этим произведением, мы тем самым даем неотразимый перевес в нашей торговле китайцам, которые таким образом управляют нашими ценами из глубины своих степей.

Вино, обложенное у нас пошлиной в 15–48 рублей сер. за оксофт, потребляется в европейской части России в количестве 0,10 ведра (принимая в счет и туземное производство), Англия в тоже время потребляет 0,08, Бельгия 0,17, Таможенный союз 0,31, Австрия 5,1, Франция 8,68 ведра на человека. Рому, араку. французской водки и т. п. продуктов спиртных привозных, у нас потребляется 0,006 ведра на каждого горожанина, тогда как в Англии потребляется 0,0644 на душу.

Мы не станем следовать за ученым автором в его частных исследованиях касательно других, более дробных предметов. Заметим только, что все почти предметы потребления этого рода у нас возвышались. С среднего числа 1824-7, до среднего за 1851-3 плоды возвысились от 1 272 000 до 3 217 500 руб., соль от 3 407 900 до 5 699 800 р., рыба от 582 100 р. до 2 001 000; скот (в Азии) от 374 400 р. до 1 368 100 руб.; табак от 58 863 пудов (1828-30) до 148 682 пудов (1853 года), и лекарственные предметы от 489 600 р. до 897 500 р. Такое увеличение бесспорно показывает повсеместное развитие у нас благосостояния, развитие, которого, без сомнения, никто не станет отрицать пред рядом таких показаний.

Причину этого мы должны главным образом видеть в мерах правительства, которое, к счастью, никогда не держалось строгой запретительной системы, понимая весь вред ее; оно для достижения своих целей употребляло только различной высоты пошлины, и замечательно, что с возвышением и понижением их происходили известные изменения в симпатиях к России. Это указано было еще покойным графом Канкриным в его «Экономии человеческих обществ», в которой (стр. 242) он 1822 год считает временем, с которого усиливаются возгласы против России, и то недоброжелательство, которое в последнее время окончилось войной. Он объясняет это неудовольствием тех, которые до того времени занимались контрабандой; но скорее можно объяснить это тем, что среднее сословие, играющее важную политическую роль в государствах Запада, не могло забыть ущерба, который оно потерпело от уменьшения сбыта своих произведений и ослабления торговых сношений, хотя потом и увеличившихся, но не в том размере, как можно было бы ожидать при более низком тарифе. Нельзя не сожалеть, что г. Тенгоборский не касается этого вопроса, потому что тариф не был чужд последних политических событий.

В тарифе также можно видеть одну из причин, которая заставила западные государства предпочесть союз с Турцией миру с Россией. Из всех стран европейского континента Турция представляет вообще мало стеснений и ограничений для внешней торговли. Довольствуясь небольшой ввозной пошлиной, тамошнее правительство не покровительствует туземной промышленности, но тем связывает интересы иностранцев со своими и заставляет их принимать участие в судьбе своей.

Во многих повременных изданиях Запада, между прочим, высказаны были эти причины сочувствия к этому государству. В особенности английские журналы любят настаивать на том, что Турция гораздо важнее для английской торговли, нежели Россия.

Действительно, общий оборот турецкой торговли с Великобританией превышает оборот нашей торговли с ней. Исключение представляют только ввозимые к нам сырые произведения, назначаемые для фабрик, хотя и здесь Англия доставляет преимущественно чужие произведения. Таким образом, из Англии привозится нам до 75 проц. всего потребляемого нами хлопка; но известно, что не она производит его. При бумажной пряже, которой она доставляет нам 17/20, правда, участвует и ее производительность, но только отчасти. В Турции напротив, сбывая бумажные материи, Англия выигрывает более, а следовательно и имеет более интереса в ее поддержании. Правда, за то мы имеем свое бумажное производство, но мы знаем, что это производство сопровождается вообще соответствующим упадком льняной промышленности.

В числах, представленных г-м Тенгоборским, видно усиление у нас бумагопрядилен, по относительному увеличению привоза хлопка, и уменьшению ввоза бумажной пряжи. С 1824-6 до 1851-3 первый увеличился с 74 268 пудов до 1 666 350 пудов, второй уменьшился в то же время с 337 101 пуда до 124 054 пудов.

Шелку мы получаем 17 939 пудов, из которых 40 процентов из Персии 31 4 из Пруссии, которая доставляет нам большей частью итальянский шелк. Заметим при этом, что европейский шелк не представляет никакого соперничества нашему шелководству, тогда как персидский и вообще азиатский, прямо соперничает с нашими кавказскими шелками.

Шерсть, доставляющая сырой материал для нашей суконной и тому подобной фабрикации, в настоящее время получается нами более из Азии, нежели из Европы. Тогда как в 1824-8 первая доставляла более 9500 пудов, а вторая менее 350 пудов, в 1849-53 годах из Европы мы получали только 3 431, а из, Азии 16 400 пудов в год. То есть мы получаем теперь более грубой, чем тонкой шерсти. Причину этому г. Тенгоборский совершенно справедливо видит отчасти в возвышении тарифа на тонкую мериносовую шерсть.

Кроме этих сырых материалов, наша фабрикация, как и всякая другая, требует также различных других веществ, входящих в обработку произведений. Первое место в этом отношении занимают красильные продукты, которые мы большей частью принуждены получать из-за границы. Поэтому возвышение их количества в привозе косвенным образом свидетельствует о распространении внутри страны фабричной производительности.

Привоз индиго в Империю с 14 535 пудов (1824-6) возвысился до 53 093 пудов; гаранса и гарансина с 16 605 п. до 116 892 пудов; кошенили с 2031 до 7223 пудов; красильного дерева с 285 976 до 510 195 пудов. Из других предметов, употребляемых в нашей заводской промышленности, москательные товары представляют пятилетнюю среднюю ценность (1847-53) в 1 722 600 руб.; олово 354 644 пуда; свинец (1853) 36 146 пудов; сталь (1853) 36 364 пуда; каменный уголь (1851-3) привозился на 1 232 700 руб.; оливковое масло в то же время привозилось в количестве 562 900 пудов.

Этим почти и ограничиваются те произведения, которых требует наша фабрикация из-за границы. Но с тем вместе она конечно удерживает от ввоза в государство гораздо большей массы ценностей, которую мы могли бы примерно вычислить, если б только сравнили туземную производительность и потребление с потреблением подобного рода в других странах, поставленных в иное экономическое положение. Автор не останавливается на этом соображении и прямо переходить к рассмотрению привоза фабричных произведений в наше отечество. Мы последуем за ним в том порядке, в каком излагает он предметы, обращая внимание на то влияние, которое в нашей торговле произвело понижение тарифа 1850 года, когда соединено было с Империей и Царство Польское в одно таможенное целое.

Шелковые материм в Империи увеличились в привозе на 7 процентов с 1851 года; однако, если принять во внимание Царство Польское, то не только не оказалось в привозе увеличения, но он даже уменьшился на проц.: это доказывает, что тариф в этом отношении был слишком высок до того времени. Ценность ввоза шелковых материй теперь не достигла (1851-53) даже четырех миллионов рублей серебром.

Ввоз бумажных материй после изменения в тарифе увеличился на 29 процентов, представляя среднегодовую ценность в 1 330 800 руб. сер. Этот факт, по мнению г. Тенгоборского, представляет доказательство отсталости нашей бумажной фабрикации.

Шерстяных материй, напротив, несмотря на понижение тарифа, ввозится на 31 процент менее; они представляют в 1851-3 годах ценности на 225 000 руб. сер. в год. В противоположность тому льняные и пеньковые изделия увеличились по привозу на 65 процентов, представляя среднюю годовую ценность в 858 500 руб.; в то же время, несмотря на понижение пошлины, привоз блонд и кружев уменьшился на 10 процентов.

Из других товаров привезено:

Это почти всеобщее увеличение привоза предметов удобства и роскоши свидетельствует о возрастании довольства и богатства, которое вообще усиливается в стране с каждой рациональной мерой. И напрасно думают некоторые, что при этом терпят производители. Представляя взаимный обмен произведений, внешняя торговля цифрой привоза уже указывает на цифру вывоза из страны. Не вывозя в Европу денег, если принять официальный баланс, мы естественно за излишек получаемых нами произведений должны платить продуктами своей почвы и своего труда. Все эти частные изменения, впрочем, еще мало действовали на расширение наших торговых связей с главными производительными народами Запада, и наш тариф до такой степени пугает их, в особенности Англию, что известный орган английской торговой публики «Экономист» видел особенную пользу последней войны в том, чтоб Турция не приняла начал нашего тарифа. Умеренный тариф Турции доставил ей следовательно помощь Запада, выразившуюся в военных силах, в открытии кредита в иностранных капиталах и в поддержке общественного мнения. Не нынешнее состояние империи, а ее будущность сулила барыши западным промышленникам и занятие их капиталам; но выиграло от этого все-таки нынешнее Оттоманское государство. Мы приводим этот пример с целью показать, что живая торговля принесла и здесь свои плоды. Для объяснения этой стороны внешней торговли может послужить и развязка настоящих политических несогласий Англии с Северной Америкой, из которых с каждой мы, как видно из данных нашего автора, находимся в близких торговых сношениях, и которых согласие имеет для нас важность. Стоит только взглянуть на любой орган общественного мнения в обеих странах, чтобы убедиться, что главное побуждение к сохранению мира, составляют те тесные многоразличные торговые связи, которые соединяют эти страны. Ближайшим доказательством вреда войны между ними представляется цифра внешних торговых сношений, которые делают из обоих государств как бы одно целое, и которые, в случае своего прекращения, грозят разорением и бедностью многочисленному классу народа по обеим сторонам океана.