Текст книги "Офицеры и джентльмены"

– Или динамит, – продолжил лендлорд, игнорируя вопрос. – Подойдет любое взрывчатое вещество.

Конец захватывающей беседе положил волынщик. За волынщиком следовал дворецкий. Он торжественно нес блюдо с частью оленьей туши. Волынка продолжала свой бесконечный вой. Мистер Кэмпбелл принялся за разделку бедра, а дворецкий проследовал своим маршрутом, неся поднос с желе из красной смородины и отварным картофелем в мундире.

Лишь после того, как стих вой волынки, а перед ним уже стояла полная тарелка, Гай заметил, что свободное место рядом с ним, неслышно скользнув за стол, заняла молодая женщина. Он сделал все, чтобы отвесить ей поклон, через паутину оленьих рогов, из которых был сооружен его стул. Девица ответила на поклон лишенным каких-либо светских условностей приветствием.

Он решил, что соседка за столом лет на десять, а то и все двенадцать моложе его. Ее лицо либо было усеяно веснушками, что для этих мест было маловероятно, либо она плеснула себе в физиономию торфяной раствор и забыла его смыть, что было еще менее вероятно, учитывая то, с какой тщательностью она подобрала остальной туалет. Возможно, что это наследственная пигментация, подумал Гай, неожиданно появившаяся на острове Магг, как свидетельство приключений ее предков во время плавания к Южным островам. На коричневые пятна был наложен густой румянец, короткие вьющиеся волосы стягивала лента из шотландки, концы которой скрепляла пряжка из тех, которые, по мнению Гая, делались только для туристов. На Кэтти было платье, полностью не соответствующее климатическим условиям зала, и девица рисковала замерзнуть насмерть. У нее было правильное, словно выточенное из мрамора лицо, а глаза – большими, красивыми и немного безумными.

– Как делишки? Похоже, что не очень справляетесь? – заметила она с совершенно не соответствующей вопросу радостной нотой.

– Это мистер Краучбек, дорогая, – произнесла миссис Кэмпбелл, одаряя внучатую племянницу супруга суровым взглядом. – А это мисс Кармайкл, – сказала она, обращаясь к Гаю. – Она приехала к нам из Эдинбурга.

– И при этом стопроцентная шотландка, – добавила мисс Кармайкл.

– Конечно, Кейт. Мы все это знаем.

– Ее бабушка была из Кэмпбеллов, – заметил хозяин замка чрезвычайно печальным тоном, – и сестрой моей матушки.

– Моя мама была из Майклджонсов, а ее мама из Дандасов.

– Никто не собирается ставить под сомнение твое чисто шотландское происхождение, Кэтти, – заметила миссис Кэмпбелл. – Однако не забывай о еде.

Во время этого обмена генеалогической информацией Гай размышлял о несколько вызывающей первой фразе мисс Кармайкл. Он знал, что пока ничем не отличился в беседе, и в то же время понимал – чтобы выглядеть здесь должным образом, требуется настоящее мастерство. Однако каким образом эта малоприятная девица об этом догадалась? Прятала ли она свои веснушки в дыму или являла собой довольно распространенный в этих краях феномен – седьмого чада седьмого ребенка? У него был трудный день. Он ощущал какое-то оцепенение, задыхался в дыму и страшно хотел есть. Перед его мысленным взором, построившись в колонны по семь человек, шествовали Кармайклы, Кэмпбеллы, Майклджонсы и Дандасы. Некоторые из них были в килтах и с шотландскими беретами на голове, а другие в подчеркнуто скромных и не ведающих сноса одеяниях эдинбургских интеллектуалов. И тех и других объединяло то, что все они были мертвы.

Гай несколько оправился, выпив вина. В отличие от супа и рыбы оно оказалось превосходным. Слова «Как делишки?» были явно заимствованы из лексикона детской. Они должны были означать: «Как ваш аппетит?» До сих пор инстинкт и опыт заставляли его держаться подальше от оленины, но, почувствовав в словах девицы вызов, он запихнул здоровенный кусок жилистого мяса в рот и принялся жевать, не заботясь о последствиях. Мисс Кармайкл, тотчас же утратив к нему всякий интерес, отвернулась.

– Шесть судов на прошлой неделе, – заявила она. – Поскольку мы не можем слушать Берлин, приходится довольствоваться вашим радио. Думаю, что судов было не шесть, а десять, двадцать, тридцать, сорок…

Ее домыслы прервал хозяин замка:

– Разве саперы существуют не для того, чтобы взрывать? – спросил он у Томми.

– Они построили англиканский собор на Гибралтаре, – вмешался Гай в отчаянной попытке «справиться» как можно лучше, хотя это не могло относиться к оленине, оказавшейся совершенно неудобоваримой.

– Нет, – возразил лендлорд. – Я присутствовал там на венчании, и собор они не взрывали. Во всяком случае, во время венчания. А теперь взрывают скалы. – Он с хитрецой взглянул на Томми. – Думаю, что они могут крушить утесы с такой же легкостью, с какой мы с вами способны сокрушить осиное гнездо.

– Я бы постарался держаться от них подальше, когда они этим займутся.

– А я всегда говорил своим людям, что чем ближе находишься к эпицентру взрыва, тем безопаснее.

– Боюсь, что в наше время эта точка зрения будет выглядеть весьма неортодоксальной.

Мисс Кармайкл, прекратив подсчет вероятных британских потерь, заявила:

– Мы давно переросли эпоху принца Чарли, известного под прозвищем Красавец. Теперь Эдинбург – сердце Шотландии.

– Великолепный город.

– Эдинбург кипит.

– Неужели?

– Кипит в самом прямом смысле этого слова. Я должна вернуться туда. Но мне, само собой разумеется, об этом не позволено говорить.

Она извлекла из своей сумочки золотой карандаш и что-то начертала на скатерти, прикрывая письмена рукой.

– Взгляните.

«Поллитический зоключонный», – прочитал он и с искренним интересом спросил:

– Вы действительно сдавали экзамены в Эдинбурге?

– Ничего подобного. У меня были более важные дела.

Кэтти начала энергично уничтожать запись при помощи хлебных крошек, а покончив с этим делом, без всякого перехода заявила светским тоном:

– Мне так не хватает музыки. Ведь вы, конечно, знаете, что все великие мастера гастролируют в Эдинбурге.

Пока она писала, Гай успел вытащить изо рта непрожеванную оленину и вернуть ее на тарелку. Он сделал глоток кларета и сказал (на сей раз вполне членораздельно):

– Интересно, не встречали ли вы в университете моего друга? Его зовут Питер Эллис. Он преподает египтологию или что-то иное в этом роде. Когда я его встречал, он всегда страшно кипел.

– Если и кипел, то не с нами.

Владелец замка очистил свою тарелку и был готов вернуться к теме взрывчатых веществ.

– Им нужна практика, – взревел он, прервав беседу Томми и миссис Кэмпбелл о подводных лодках.

– Думаю, что практика нужна нам всем, – ответил Томми.

– Я покажу им нужное место. Ведь отелем-то владею я, – сказал мистер Кэмпбелл без какой-либо видимой связи.

– Если вы полагаете, что он портит вид, то я склонен согласиться.

– У отеля имеется лишь один недостаток. Вы знаете, в чем он состоит?

– Отопление?

– Он не окупается. И вы знаете почему? Там нет пляжа. Пришлите ко мне ваших саперов, и я покажу им, где надо устроить взрыв. Что вы обнаружите, если переместите несколько тонн скал? Если не догадываетесь, то я отвечу. Вы обнаружите песок. Во времена моего отца там был песок. В Адмиралтейских лоциях и на топографических картах указан песок. Но рухнул утес, и теперь надо лишь снова поднять его в воздух.

Мистер Кэмпбелл задвигал руками так, словно строил воображаемый песчаный замок.

Вместе с пудингом подали и девятичасовые новости. Радиоприемник поставили в центр стола, и дворецкий попытался поймать нужную волну.

– Вранье, – заявила мисс Кармайкл. – Сплошное вранье.

В приемнике раздались какие-то звуки, но ничего похожего на человеческий голос Гай уловить не смог.

– Вранье, – повторила мисс Кармайкл. – Сплошное вранье.

Аппарат в конце концов убрали, заменив его яблоками.

– Мне показалось, что говорили о Хартуме, – заметил Томми.

– Скоро его снова возьмут, – сказала мисс Кармайкл.

– Но мы его никогда не теряли.

– Его захватил Китчинер с помощью пулеметов Гатлинга, – сказала мисс Кармайкл.

– Магг служил под командованием лорда Китчинера, – вставила миссис Кэмпбелл.

– В этом парне было нечто такое, что мне никогда не нравилось, – сказал Томми. – Какая-то фальшь, если вы понимаете, что я хочу сказать.

– Как ужасно, что сливки нашей молодежи поколение за поколением сражаются за англичан. Но конец этому близок. Когда немцы высадятся в Шотландии, масса людей спустится в долины, чтобы их приветствовать, а университетская профессура захватит города. И послушайте совет, всеми силами старайтесь в те дни не показываться на шотландской земле.

– Отправляйся спать, Кэтти, – сказал полковник Кэмпбелл.

– Неужели я снова переборщила?

– Именно.

– Позволено ли мне прихватить с собой немного яблок?

– Два.

Она взяла фрукты, поднялась со стула и небрежно бросила:

– Всем покойной ночи.

– Это всё экзамены, – вздохнула миссис Кэмпбелл. – Они оказались слишком сложны для бедной девочки. А теперь я оставляю вас с вашим портвейном, – добавила она и удалилась вслед за мисс Кармайкл, возможно, для того, чтобы прочитать ей нотацию, а возможно, утешить с помощью стакана виски.

Полковник Кэмпбелл не имел привычки пить портвейн. Рюмки оказались слишком маленькими, и не надо было быть седьмым ребенком седьмого отпрыска, чтобы определить, что вино было налито в графин давным-давно. В графине плавали две осы. Хозяин, аккуратно наполнив свою рюмку, выудил одну из них. Он поднес осу к глазам и изучил ее с нескрываемой гордостью.

– Она находилась там еще до начала войны, – торжественно объявил он. – Я надеялся, что насекомое пробудет в графине до того момента, когда мы объявим о нашей победе. Портвейн, как вы понимаете, является церемониальным напитком, и пьют его не ради удовольствия. За короля, джентльмены!

Они дружно проглотили ядовитое вино.

После этого Магг распорядился:

– Кэмпбелл, графин!

Перед мужчинами появились тяжелые хрустальные бокалы, вызывающе маленький кувшинчик с водой и внушительный графин с почти бесцветной, чуть-чуть замутненной жидкостью.

– Виски, – удовлетворенно сказал Магг. – Позвольте мне произнести тост: «За колдстримских гвардейцев, алебардщиков и саперов».

Они просидели за столом, наверное, более часа. Разговор шел о военных делах при полном взаимопонимании, насколько это было возможно в беседе между ветераном англо-бурской войны, сражавшимся в 1900 году за Спайон-Коп, и сосунками 1940 года. Примерно каждые десять минут разговор возвращался к теме мощных взрывчатых веществ. Затем к ним пришла миссис Кэмпбелл. Когда дама появилась в дверях, мужчины поднялись на ноги.

– Боже, как быстро пролетел вечер, – сказала она. – Я же вас почти не видела. Однако боюсь, что вам, увы, приходится рано вставать.

Магг заткнул пробкой графин с виски.

Прежде чем Гай и Томми успели открыть рот, в их обществе появился волынщик. Тем не менее они сумели произнести прощальные слова и вслед за волынщиком двинулись к выходу. Усаживаясь в машину, офицеры увидели, что в окне верхнего этажа кто-то яростно размахивает штормовым фонарем. Томми взял под козырек, волынщик повернулся кругом и, не прекращая играть, двинулся по коридору. Большие двери закрылись. Лампа продолжала раскачиваться, и в наступившей тишине послышался дружеский крик:

– Хайль Гитлер!

По дороге домой Гай и Томми не произнесли ни слова. Вместо этого они смеялись. Вначале про себя, а затем вслух – все громче и громче. Шофер потом рассказывал, что никогда не видел полковника в подобном состоянии. Что же касается нового «медного каблука», так тот был еще «теплее». При этом водитель честно добавил, что его внизу «тоже неплохо угостили».

Томми и Гай действительно опьянели, но не столько от того, что пили. Их подхватил и свел воедино порыв того священного ветра, который некогда свободно разгуливал в их юном мирке. В их ушах звучали кимвалы и флейты. Легкий, наполненный сладким ароматом ветерок поднял унылый остров Магг к небесам и в мгновение ока перенес его под звезды Эгейского моря.

Люди, которым плечом к плечу пришлось пройти через опасности и лишения, часто расходятся и забывают обо всем, как только их испытаниям приходит конец. Мужчины же, любившие одну и ту же женщину, остаются кровными братьями даже и в период вражды. Если они смеются так, как смеялись Томми и Гай в тот вечер, они скрепляют свою дружбу на уровне более редком и более высоком, чем обычное человеческое общение.

Когда они добрались до отеля, Томми сказал:

– Слава Богу, что ты там был, Гай.

После этого они, спустившись с высот фантазии, вступили в необычный, но, по существу, прозаичный мир.

Зал гостиницы превратился в казино. На следующий день после прибытия коммандос на остров Айвор Клэр заказал у местного плотника – мрачного, испытывающего отвращение к картам кальвиниста – башмак для игры в баккара, объявив, что данный предмет является средством ведения боевых действий. И вот теперь он держал банк за аккуратно расчерченным мелом на секции центральным столом. За другими столами играли в покер, а две пары – в триктрак. Томми и Гай подошли к столу с напитками.

– В банке двадцать фунтов!

Не поворачивая головы, Томми крикнул: «Банк!» – наполнил стакан и занял место за большим столом.

Сидящий за покерным столом Берти спросил у Гая:

– Хотите карты? Полкроны игра и пять шиллингов дополнительная ставка.

Но кимвалы и флейты продолжали (хоть и не так громко) звучать в ушах Гая. Он отрицательно покачал головой и сонливо зашагал по ступеням вверх, чтобы погрузиться в сон без сновидений.

– Надрался, – сказал Берти. – Пьян как сапожник.

– Везет же людям!

Утром за завтраком Гаю сообщили:

– Айвор вчера выиграл более полутораста фунтов.

– Когда я там был, они играли по мелочи.

– Ставки имеют свойство расти, когда в игру вступает полковник Томми.

Во время завтрака за окнами еще было темно. Обогревательные приборы не работали, а только что зажженный в камине торф посылал в зал тонкую струйку торфяного дыма. Было ужасно холодно.

Обслуживали их гражданские официантки. Через некоторое время одна из них подошла к Гаю:

– Лейтенант Краучбек?

– Да.

– Вас спрашивает какой-то солдат.

Гай подошел к дверям и увидел возившего их прошлым вечером шофера. В приветствии солдата присутствовала какая-то едва уловимая фамильярность.

– Я нашел все в машине, сэр. Не знаю, кому это принадлежит – вам или полковнику.

Он передал Гаю пачку листков с напечатанным на них текстом. Гай взглянул на верхний листок и увидел, что на нем огромными буквами написано:

ПРИЗЫВ К ШОТЛАНДИИ

УГРОЗА ДЛЯ АНГЛИИ —

НАДЕЖДА ДЛЯ ШОТЛАНДИИ

ПОЧЕМУ ГИТЛЕР ДОЛЖЕН ПОБЕДИТЬ

Он понял, что это проделка Кэтти.

– Вы раньше видели нечто подобное?

– Так точно, сэр. Этого добра полно во всех местах расквартирования.

– Благодарю вас, – сказал Гай. – Я об этом позабочусь.

Водитель отдал честь. Гай повернулся кругом, но сразу поскользнулся на обледеневших ступенях. Он удержался от падения, лишь вцепившись в уходящего шофера. Скрепляющая пачку непрочная шерстяная нить порвалась, и пока они стояли обнявшись, налетевший порыв ветра поднял ввысь и унес в темноту изменнические документы.

– Благодарю вас, – повторил Гай и, соблюдая максимальную осторожность, вернулся в отель.

Полковая канцелярия занимала две смежные спальни на втором этаже. За окнами был серый рассвет, когда Гай отправился к своему командиру с официальным докладом.

Берти – здоровенный гренадер, которого Эдди назвал «кем-то вроде начальника штаба», – курил трубку в передней комнате. Гай отдал честь.

– Привет, – ответил Берти. – Вы хотите видеть полковника Томми? Я взгляну, не занят ли он.

Он положил трубку на пепельницу с рекламой какой-то газировки и скрылся в соседней комнате. Через некоторое время его голова появилась в дверях.

– Входите.

Отдав честь на пороге, Гай, как его учили у алебардщиков, строевым шагом подошел к столу и стоял по стойке «смирно» до тех пор, пока Томми не произнес:

– Доброе утро, Гай. Вчера мы с тобой провели на удивление забавный вечер. – И тут же без всякого перехода, обращаясь к Берти, спросил: – Мы получили что-нибудь об этом офицере?

– Так точно, полковник.

Командир принял бумагу из рук начальника штаба и строго спросил:

– Где находился данный документ?

– На моем столе, полковник.

Томми внимательно прочитал бумагу.

– Видите индекс КП? Это означает командный пункт. Что означают наклонные буквы RX, мне не известно. Но они присутствовали, если я не ошибаюсь, и на предписании Конга. Похоже, что штаб АОПО окончательно запутался в собственном делопроизводстве и системе индексов. Мы по крайней мере держим свои бумаженции под рукой на столе. – С этими словами он швырнул бумагу в проволочную корзину. – Боюсь, Гай, что ты не наш парень. Ты есть личная собственность полковника Ритчи-Хука из корпуса королевских алебардщиков. К нам ты откомандирован для того, чтобы дождаться, когда он будет пригоден к службе. Мне очень жаль. Я мог бы передать тебе взвод Йэна. Но будет неправильно, если я постоянно стану менять командиров. Для Йэна нам следует подыскать постоянную замену. Теперь вопрос в том, что мне с тобой делать.

За время военной службы Гай не переставал удивляться тому, с какой легкостью в ней совершается переход от равенства к субординации. Временные офицеры никак не могли освоить это искусство. Некоторые из них держались по отношению к своим солдатам гораздо лучше, чем кадровые военные, но они так и не смогли научиться без стеснения и последующих обид демонстрировать свою власть над младшими по званию офицерами. Кадровые военные оставались реликтами более счастливой цивилизации, где различия в ранге были четко определены и принимались без какого-либо протеста.

За тринадцать лет знакомства с Томми Гай провел в его обществе совсем мало времени, но тем не менее их отношения носили весьма своеобразный характер. Первоначально он знал его как весьма приятного приятеля своей жены. Затем она превратила его в своего любовника – это случилось как-то стихийно и бездумно, и весь мир Гая разлетелся вдребезги. Позже, чтобы избежать неловкости, он стал его всячески избегать – впрочем, без всякой озлобленности. В конечном итоге оказалось, что Томми в этом приключении потерял ровно столько, сколько и Гай.

Затем разразилась война и начала расставлять (так, во всяком случае, казалось) по своим местам все части головоломок мирного времени. В «Беллами» Томми и он оставались, как и в прошлые годы, добрыми знакомыми. Прошлым вечером они превратились в друзей. Сегодня же они вновь стали полковником и младшим офицером.

– Имеется ли возможность моего перевода из корпуса алебардщиков в ваше подчинение, сэр?

– Судя по этому посланию – нет. Кроме того, ты становишься староват для той работы, которая нам предстоит. Ты полагаешь, что сможешь ползать по скалам?

– Я мог бы попробовать.

– Каждый дурень может попробовать. Именно поэтому мне не хватает пяти офицеров. Скажи, а не сможешь ли ты справиться с бумажной работой получше, чем Берти?

– Уверен, полковник, что мистер Краучбек справится с этой работой гораздо лучше меня, – радостно вмешался Берти.

Томми печально взглянул на них и сказал:

– Мне нужен помощник по административной части. Пожилой офицер, знающий все ходы и выходы и способный обойти многочисленные подводные рифы. Берти для этого дела не годится. Боюсь, что и ты тоже.

В этот момент Гай вдруг вспомнил о Джамбо.

– Думаю, что у меня есть именно то, что вам надо, полковник, – сказал он и подробно описал, что представляет собой Джамбо.

Когда Гай закончил рассказ, Томми дал команду:

– Берти, немедленно доставь его сюда. Такие люди сотнями вступают в ряды ополченцев. Притащи его, пока его не утащила к себе Служба местной обороны. Его, естественно, придется понизить в звании. Если этот Джамбо действительно такой, как ты говоришь, то он справится с работой. Полковник может перевестись на флот и прибыть к нам в звании лейтенанта из добровольческого резерва Королевских ВМС. Ради всего святого, Берти, почему ты все еще торчишь здесь?

– Я не знаю, как захватить его, полковник.

– Хорошо, отправляйся в роту «Си» и принимай взвод Йэна. Гай, назначаю тебя помощником начальника штаба. Иди и приведи своего человека. И не стой здесь, как Берти. Отправляйся к командиру порта. Потребуй у него спасательный катер. Одним словом, делай что-нибудь.

– В моем распоряжении еще имеется трехтонный грузовик. Должен ли я доставить автомобиль сюда?

– Да, конечно. Впрочем, подожди.

Гай увидел, что лицо профессионального солдата Томми затуманилось так, как в свое время затуманилась физиономия полковника Джамбо. Демон осторожности, постоянно направляющий действия успешных людей, нашептывал Томми: «Не зарывайся. Если уведешь грузовик, то с рук это тебе не сойдет».

– Нет, – сказал полковник Томми. – Оставь грузовик на месте и притащи сюда кандидата в лейтенанты ВМС.

8

Ни по характеру, ни по привычкам Триммер не годился для жизни затворника. Вот уже длительное время он тихо лежал на дне, ничего не предпринимая для того, чтобы привлечь к себе внимание начальства. О состоянии своего единственного орудия он не доложил. Никаких жалоб пока не поступало. Его маленький отряд был всем доволен. Лишь сам Триммер сетовал на жизнь, по мере того как с каждым днем становилась все острее его нужда в женском обществе. К игре в отеле его не допускали, и поэтому у него водились деньги. Триммеру был положен отпуск, и он его взял, чтобы, как он сам говорил, «увидеть свет».

В ноябре 1940 года Глазго никак нельзя было назвать «ville lumîère»[3]3
  Светлый город (фр.).


[Закрыть]. Туман и общая суета делали светомаскировку особенно плотной. Прибыв в Глазго после полудня, Триммер прямиком двинулся в привокзальную гостиницу. Там тоже царили туман и суета. Просторные залы и коридоры отеля были заставлены багажом и забиты транзитниками – солдатами и моряками. В регистратуре яблоку было негде упасть. Девушка за стойкой как заведенная повторяла: «Только забронированные номера. Если придете после восьми, то могут появиться отказы».

Триммер протолкался в первый ряд, плотоядно осклабился и спросил, налегая на шотландский акцент:

– Не сыщется ли у вас норки для простого шотландского паренька?

– Приходите после восьми. Возможно, будут отказы.

Триммер подмигнул, и девица, как ему показалось, на это правильно отреагировала. Но мощный напор других отчаявшихся бездомных людей делал продолжение флирта невозможным.

В шотландском берете набекрень, с пастушеским посохом в руке и с майорскими коронами на погонах (в туалете поезда он заменил на них свои лейтенантские звездочки) Триммер стал неторопливо разгуливать по первому этажу. Навстречу ему попадались в основном мужчины. Каждая из немногих женщин служила центром необыкновенного оживления или прижималась к своему мужчине в печальном прощании. Официантов было очень мало. Все с умоляющим видом смотрели им вслед. Сидевшие там и сям более активные компании барабанили по столам и ритмично вопили: «Обслужите нас!»

Но Триммер не пал духом. После длительного одиночества на острове Магг он находил атмосферу бодряще веселой, а прошлый опыт подсказывал ему, что тот, кто по-настоящему хочет женщину, в конце концов ее найдет.

С независимым видом дворняжки он расхаживал между мусорными ящиками, виляя хвостом, навострив уши и принюхиваясь. Несколько раз он безуспешно попытался пристроиться к наиболее радушным, по его мнению, компаниям. В конце концов он добрел до какой-то ведущей вниз лестницы и вывески «Шато де Мадрид. Ресторан высочайшего класса».

Триммер пару раз бывал в этом отеле, но никогда не проникал в его, как он знал, самую дорогую часть. Веселиться он предпочитал в местах многолюдных и шумных. Но на сей раз все должно было быть по-иному. Он спустился по ковровой дорожке на каучуковой подкладке, и у подножия лестницы его встретил метрдотель:

– Bon soir, monsieur[4]4
  Добрый вечер, мосье (фр.).


[Закрыть]. Месье зарезервировал столик?

– Я ищу друга.

– Из скольких человек будет состоять ваша компания, месье?

– Из двоих, если это можно назвать компанией. А чтобы скрасить ожидание, я пока выпью.

– Pardon, monsieur. У нас подают напитки только для тех, кто ужинает. Наверху…

Они посмотрели друг на друга. Один плут оценивал другого. Им много чего довелось повидать, и обмануть визави ни одному из них не удалось. В какой-то момент Триммер едва не произнес: «Ладно. Хватит ломать комедию. Где ты набрался этого французского? На Майл-энд-Роад или в Горбалсе?» А метрдотеля подмывало сказать: «Это место не для тебя, приятель. Давай сваливай».

В конечном итоге Триммер заявил:

– Я обязательно закажу ужин, если появится мой друг. А пока я стану заниматься коктейлем, если вы сможете познакомить меня с меню.

В ответ мэтр сказал:

– Tout suite, monsieur[5]5
  Сию минуту, мосье (фр.).


[Закрыть].

Другой служащий заведения лишил Триммера берета и посоха.

Он занял место за стойкой бара. Внутреннее убранство здесь выглядело более потертым, нежели мрамор и красное дерево в залах наверху. Этим летом предполагалось произвести покраску и смену обивки, но вмешалась война. Зал напоминал глянцевый журнал мод, прошедший через множество рук. Но Триммер ничего не имел против этого, поскольку ему, как правило, доводилось знакомиться лишь с сильно потрепанными копиями гламурных изданий.

Триммер огляделся по сторонам и увидел, что занято всего лишь одно место. Там, в углу, находилось как раз то, о чем он мечтал, – а именно одинокая женщина. Женщина сидела, не поднимая глаз, и Триммер принялся изучать ее без всякого стеснения. Он увидел, что женщина не старается броситься в глаза, но в то же время имеет при себе все реквизиты для привлечения внимания. Она неподвижно сидела перед полупустым бокалом, не замечая голых колен Триммера и болтающейся на поясе кожаной сумки горца. По оценке Триммера, ей было чуть за тридцать, а платье отнюдь не принадлежало к тем, что носили дамы в Глазго. В чем в чем, а в нарядах Триммер толк знал. Менее двух лет назад они наверняка вышли из рук grand couturier. Она не принадлежала к тем женским типам, которые нравились Триммеру, но в этот вечер он был готов испытать свои чары на ком угодно. К отпору он, надо сказать, привык.

Проницательный глаз мог бы заметить, что ее внешность хорошо вписывается в изрядно потрепанный интерьер. Пустой темный аквариум, в котором совсем недавно плавала, купаясь в ярком свете, рыба-ангел; некогда белая тесьма на закопченных темно-красных гардинах и не столь жизнерадостные, как раньше, гипсовые морские коньки на стенах полностью соответствовали облику этой одинокой женщины. Она сидела, погруженная в печаль – то ли несчастная, то ли не совсем здоровая, то ли просто уставшая. Женщина допила бокал и, не замечая Триммера, посмотрела на бармена.

– Минуточку, мадам, – сказал бармен и стал наливать неведомой марки джин в шейкер.

Когда Триммер вгляделся в ее лицо, он вдруг понял, что где-то его видел. Возможно, в одном из потрепанных журналов мод, попадавших в его руки.

– Я отнесу, – сказал Триммер бармену, поспешно поднимая со стойки поднос со стоящим на нем коктейлем.

– Простите, сэр, но это сделаю я.

Триммер не уступил, бармен сдался, и Триммер отнес поднос в угол.

– Ваш коктейль, мадам, – небрежно бросил он.

Женщина взяла стакан, произнесла «благодарю» и посмотрела сквозь Триммера.

– Вы меня не помните, миссис Трой?

Она неторопливо, без какого-либо намека на любопытство подняла на него глаза.

– Мы когда-нибудь встречались?

– Довольно часто. На «Аквитании».

– Простите, – сказала она. – Боюсь, что я вас не помню. Ведь встречаешь так много людей.

– Не возражаете, если я составлю вам компанию?

– Я как раз собралась уходить.

– Можно ограничиться мытьем головы и укладкой, – произнес Триммер тоном, напоминающим тон метрдотеля. – Волосы мадам «un peu fatigue, n’est ce-pas?»[6]6
  Немного устали, не правда ли? (фр.)


[Закрыть]. В этом виноват морской воздух.

На ее лице вначале промелькнул интерес, сменившийся недоверием, на смену которому пришло радостное узнавание.

– Густав! Неужели это вы?

– Помните, как я по утрам приходил к вам в каюту? Едва увидев вашу фамилию в списке пассажиров, я сразу вычеркивал все предыдущие назначения на одиннадцать тридцать. Всякие старые калоши предлагали мне по десятке чаевых, но я всегда держал десять тридцать свободными на тот случай, если понадоблюсь вам.

– Какой стыд, Густав! Как я могла забыть? Присаживайтесь. Но вы должны признать, что с тех пор сильно изменились.

– А вы нет. Помните, как я легонько массажировал ваши затылок и шею? Вы говорили, что это снимает похмелье.

– Так оно и было.

Они с удовольствием предались воспоминаниям о том, как вместе пересекали Атлантику.

– Дорогой Густав, я безмерно благодарна вам за то, что вы позволили мне вернуться в прошлое. Я всегда обожала «Аквитанию».

– Мистер Трой тоже здесь?

– Он в Америке.

– В одиночестве?

– Я приехала проводить друга.

– Сердечного?

– Вы всегда были большим нахалом.

– А у вас для меня не было тайн.

– Да и сейчас нет. Он моряк. Я познакомилась с ним недавно, но он мне сразу понравился. Он уехал совершенно неожиданно. В наши дни все уезжают неожиданно и при этом не говорят куда.

– Вы сможете пожертвовать мне неделю, в том случае если задержитесь здесь?

– Каких-либо особых планов у меня нет.

– У меня тоже. Ужинаем здесь?

– Здесь все жутко дорого.

– Плачу, естественно, я.

– Милый мальчик, я не могу позволить вам тратиться на меня. Более того, я размышляю, смогу ли я потянуть ужин для нас двоих. Боюсь, что нет.

– Трудные времена?

– Да, очень. И я не совсем понимаю почему. Это имеет какое-то отношение к мистеру Трою, войне, заграничным инвестициям и валютному контролю. Как бы то ни было, но управляющий моего банка в Лондоне вдруг стал вести себя очень странно.

Триммер был потрясен этой новостью, но в то же время она его очень воодушевила.

Барьер, разделяющий парикмахера и пассажирку из каюты первого класса, неожиданно рухнул. Теперь было важно начать строить отношения на новом уровне. Более низком. Его вовсе не прельщала идея постоянно приглашать ее на ужин в «Шато де Мадрид».

– Как бы то ни было, Вирджиния, давайте пропустим здесь еще по одной.

Вирджиния жила среди людей, которые без каких-либо колебаний обращались друг к другу по именам, но самоуверенность, с которой вдруг стал фамильярничать Триммер, не прошла мимо ее внимания.

– Вирджиния? – передразнивая его, спросила она.

– А я, между прочим, майор Мактавиш. Друзья зовут меня Али или Триммер[7]7
  Trim по-английски «стрижка, подрезка».


[Закрыть].

– Выходит, они знают, что вы были парикмахером?

– По правде говоря – нет. Прозвище Триммер с моей профессией не имеет ничего общего. И это не значит, что я стыжусь своего занятия. На «Аквитании» я отлично поразвлекся. С пассажирками. Вы удивитесь, если я назову вам имена. Многие из вашего круга.

– Расскажите, Триммер.

Примерно с полчаса он развлекал ее откровениями, большая часть которых основывалась на правде. Ресторан и холл начали постепенно заполняться тучными пожилыми гражданскими лицами и летчиками в сопровождении ярких местных девиц. Среди посетителей оказался один адмирал с супругой и дочерью. Метрдотель в третий раз подошел к Триммеру, держа в руках меню.