Текст книги "Офицеры и джентльмены"

Гай принялся изучать «Рам, Мак, Магг и Эйг таймс» за прошлую неделю, а Клэр начал выщипывать брови Фриды.

Вскоре в стиле старомодной, выстроенной по всем правилам жанра комедии на сцене начали появляться и другие персонажи.

Первым возник офицер медицинской службы.

– Пароход пришел? – спросил он, обращаясь к обоим присутствующим.

Клэр смежил веки, и отвечать пришлось Гаю.

– Я прибыл на нем несколько минут назад.

– Я должен позвонить капитану порта и попросить его задержать судно. Теперь сорвался Энстратер-Керр. Они постарались притащить его сюда как можно быстрее.

– Бедняга. Он уже умер? – открыл глаза Клэр.

– Пока нет. Но я должен немедленно отправить его на Большую землю.

– Вот и ваш шанс, – сказал Клэр, обращаясь к Гаю. – У Энгуса была здесь комната.

Доктор направился к телефону, а Гай – к стойке регистрации отеля.

– Бедный сэр Энгус. Ведь он тоже шотландец, и ему следовало знать, что в его возрасте негоже карабкаться на скалы.

Когда Гай вернулся в гостиную, в лучшем стиле классической комедии, ввалился здоровенный капитан гренадеров. На запыхавшемся капитане была насквозь мокрая синяя роба.

– Слава богу, – бросил он. – Еле успел. Падение Энгуса стало сигналом к общей гонке. Когда до меня дошла весть, я был на половине подъема и соскользнул вниз первым.

Вернулся медик:

– Они говорят, что смогут задержать пароход не более чем на четверть часа. Опасаются не успеть войти в порт до наступления темноты.

– Что ж, – тяжело дыша, сказал капитан, – пожалуй, стоит поспешить занять его комнату.

– Поздно, Берти, – произнес Клэр. – Она уже занята.

– Невозможно. – Затем он заметил Гая и бросил с горечью: – Будь я проклят!

Появились носилки с находящейся в коматозном состоянии фигурой. Фигура скрывалась под горой шинелей. Добровольцы-санитары, осторожно поставив носилки на покрытый ковром пол, отправились собирать пожитки страдальца. На сцене появился еще один запыхавшийся офицер.

– О боже, Берти, – выдохнул он, увидев гренадера. – Тебе досталась его комната?

– Нет, Эдди. А тебе, насколько мне известно, следовало бы находиться со своим взводом.

– Я подумал, что надо прийти и помочь собрать вещи Энгуса.

– Не шумите, – вмешался доктор. – Разве не видите, что здесь больной человек.

– Два больных человека, – печально добавил Клэр.

– Он умер?

– Говорят, что нет.

– А мне сказали, что умер.

– Позвольте мне знать это лучше, – возмутился доктор.

С носилок, словно желая положить конец нелепой дискуссии, долетел приглушенный голос:

– Страшный зуд, Эдди. Все тело чертовски чешется.

– Мурашки по телу, – вмешался доктор. – От морфина такое часто случается.

– Как странно, – впервые проявил живой интерес Клэр. – Моя тетя часто употребляет морфий. И при этом в больших дозах. Неужели и у нее зуд по всему телу?

– Что ж, Берти, если ты не взял комнату, – сказал Эдди, – то я, пожалуй, потороплюсь оформить ее на себя.

– Поздно. Ее уже заняли.

Эдди недоуменно обвел взглядом зал. Увидев в первый раз Гая, он произнес:

– Будь я проклят!

Гай решил, что будет не вредно окончательно застолбить свою заявку. Он отнес саквояж и чемодан наверх, и еще до того, как волосы Энстратер-Керра были сметены с туалетного столика, на нем уже оказались волосы Гая. Он распаковал свой багаж и, дождавшись, когда добровольцы-носильщики закончат работу, отправился вниз следом за ними.

В гостиную к этому моменту прибыло множество насквозь промокших или запорошенных снегом офицеров. Среди них был и Томми Блэкхаус. Никто не обратил на Гая ни малейшего внимания. Никто, кроме Томми.

– Привет, Гай. Какой черт принес тебя сюда?

Между Томми, которого Гай знал вот уже двенадцать лет, и Томми-командиром имелась некоторая разница, и поэтому Гай сказал:

– Мне приказано прибыть в ваше распоряжение, полковник.

– В первый раз об этом слышу. Когда мы формировались, я тебя искал, но этот осел Джоуб сообщил мне, что ты отправился не то в Корнуолл, не то в какую-то другую дыру. Как бы то ни было, но мы несем такие потери, что место найдется для всех. Берти, пришли ли какие-нибудь бумаженции на типа по имени Гай Краучбек?

– Возможно, с последней почтой, полковник. Я ее пока не открывал.

– Ну так открой, ради всего святого. – Повернувшись к Гаю, Томми спросил: – Ты имеешь какое-нибудь представление, для чего сюда прибыл?

– Откомандирован в целях обучения, сэр!

– Ты будешь учить нас, или мы будем учить тебя?

– Вы будете обучать меня.

– Слава богу! Последний вклад штаба в наше общее дело состоял в том, что он прислал своего представителя обучать нас. Да, кстати, Конга следует немедленно отослать.

– Будет сделано, полковник.

– Нельзя ли сунуть его на посудину, с которой мы отправили Энгуса?

– Опоздали.

– На этом треклятом острове, похоже, все опаздывают. В любом случае держите его подальше от людей, пока мы не найдем места, где можно будет его спрятать. А с тобой, Гай, мы встретимся позже и во всем разберемся. Очень рад, что ты с нами. Пойдем, Берти. Надо вскрыть почту и посмотреть, что нам сигнализируют свыше.

Оттаявшие в тепле люди в робах начали наполнять стаканы.

– Насколько я понимаю, Берти – начальник штаба? – спросил Гай у Эдди.

– Что-то вроде того.

– А кто такой Конг?

– Трудно сказать. Выглядит он как горилла. Его нашли где-то в штабных джунглях и направили сюда обучать нас скалолазанию. Мы зовем его Кинг-Конг.

Тем временем вернулся военный доктор.

Все, кроме Гая, решившего, что его знакомство с раненым слишком поверхностно, чтобы оправдать беспокойство, стали интересоваться состоянием Энгуса.

– Чувствует себя удовлетворительно, – ответил доктор.

– А как насчет зуда? – поинтересовался Клэр.

– Его устроили с максимальными удобствами. Я организовал встречу на противоположном конце.

– Что ж, в таком случае, док, не могли бы вы взглянуть на моего парня Крампа, свалившегося сегодня.

– А я хотел бы, чтобы вы осмотрели капрала Блейка, которого штопали вчера.

– Увижу всех завтра, когда они явятся на общий осмотр.

– Блейк, похоже, не может ходить. Осмотрите его, доктор, и я поставлю вам выпивку. Мне очень не нравится его вид.

– И парашютиста Эйри, – вмешался еще один офицер. – Он или крепко поддал, или просто бредит. Парень вчера приземлился на голову.

– Скорее всего поддал, – заметил Клэр.

– Так и быть, – с ненавистью глядя на Клэра, сказал медик. – Покажите мне, где они расквартировались.

Вскоре в помещении не осталось никого, кроме Клэра и Гая.

– Я рад, что вы обскакали Берти и остальных с комнатой, – сказал Клэр. – Не ждите, что это добавит вам популярности. Но скорее всего надолго вы здесь не задержитесь. – Он смежил веки, и на несколько минут в комнате воцарилась тишина.

Последним явлением в комедии стал тип в мундире полка шотландских горцев. На типе был килт, а в руках он держал длинный пастушеский посох.

– С сожалением узнал о том, что произошло с Энгусом, – произнес он тоном, который можно было услышать вовсе не на перевале Гленкоу, а на Большой западной дороге.

– Какой Энгус? – поднял на него глаза Клэр, и в его голосе можно было уловить неприязнь на грани враждебности.

– Керр, естественно.

– Вы имеете в виду сэра капитана Энгуса Энстратер-Керра?

– Кого же еще?

– Я не вправе гадать, о ком идет речь.

– Ладно, как он себя чувствует?

– Говорят, что устроился вполне комфортно. Если это соответствует действительности, то это первая хорошая весть за много недель.

Гай тем временем со все возрастающим изумлением изучал пришельца. В конце концов он произнес:

– Триммер?

Сама фигура, шотландский берет, спорран[2]2
  Спорран – кожаная сумка мехом наружу, часть традиционного шотландского костюма.


[Закрыть], посох и все остальное одновременно повернулись в его сторону.

– О, да это же мой старый дядюшка!..

– Вы действительно родственник этого офицера? – спросил Клэр у Гая.

– Нет.

– С того момента, как он здесь возник, мы знаем его под фамилией Мактавиш.

– Триммер – нечто вроде прозвища, – пояснил Триммер.

– Забавно. Помнится, ты совсем недавно просил меня называть тебя Али.

– Это еще одно прозвище. Происходит от Аллистер.

– Я так и решил. Не буду спрашивать, что означает «Триммер». Вряд ли возможно, что это производное от «Тримслтаун». На этом оставляю вас, старых друзей, одних. Прощай, Триммер.

– Пока, Айвор, – не испытывая ни грана смущения, ответил Триммер.

Как только они остались в одиночестве, Триммер сказал:

– Не сердись на старину Айвора. Мы с ним закадычные друзья и всегда немного подтруниваем друг над другом. Ты обратил внимание на его военный крест? Знаешь, как он его получил? В Дюнкерке, за то, что застрелил трех солдат наших территориальных войск, пытавшихся затопить его лодку. Старина Айвор – отличный парень. Не мог бы ты организовать для меня выпивку, дядюшка? Это была главная цель моего утомительного путешествия.

– Почему тебя называют Мактавиш?

– Это долгая история. Фамилия моей мамы Мактавиш. Тебе известно, что парни частенько вступают в армию под вымышленными именами. После того как я ушел из алебардщиков, мне не захотелось болтаться без дел и ждать, когда за мной придут. Я двинул в Глазго и записался добровольцем. Без вопросов. Фамилия Мактавиш, похоже, оказалась подходящей. Я успешно проскочил через курсы ускоренной подготовки офицеров. Никакой помпы или церемонии, как у алебардщиков. Я здорово смеялся, вспоминая так называемые Дни посещений, презрительное фырканье и прочую труху. И вот я теперь здесь, в рядах шотландских солдат. – Он налил себе виски и спросил: – Тебе нацедить? Обе выпивки я запишу на Энгуса. У них здесь отличная система. Я частенько сюда заскакиваю, и если рядом никого нет, записываю питье на другого парня. Только те, кого я хорошо знаю, могут угостить меня выпивкой. Если они здесь, естественно, находятся. Парни вроде Энгуса, например. Ведь он тоже шотландец.

– Можешь записать на меня. Ведь теперь я здешний.

– Тебе повезло, дядюшка. Твое здоровье. Я иногда подумываю, не влиться ли мне в ряды коммандос, но в данный момент меня все устраивает как нельзя лучше. Мой батальон кинули в Исландию. Мы классно оттянулись на прощальной вечеринке, и я вывихнул запястье. В итоге меня вместе с другими неполноценными оставили здесь, где мы теперь и держим оборону.

– Не повезло тебе.

– Не думаю, что я много потерял, не отправившись в Исландию. Говоря о той прощальной пьянке, я не могу не вспомнить, как ты растянул колено на званом вечере алебардщиков. Ты-то это помнишь?

– Помню.

– Там был парень, которого они здесь прозвали Кинг-Конг.

– Может быть, Болтун Корнер?

– Никогда не слышал этого имени. Парень, который тогда упился до потери сознания.

– А я его как раз разыскиваю.

– О вкусах, как говорится, не спорят. В этих краях он заслужил репутацию убийцы. Обитает на мысе рядом с нашей пушкой. Весьма жалкое жилище. Я никогда не был внутри. Могу проводить, если хочешь.

За дверями царил смертельный холод. Начинало смеркаться. Вдоль причальной стенки в тени утеса шла каменная тропа – к этому времени обледеневшая. Пастушеский посох Триммера вызывал у Гая зависть. Они медленно двигались в направлении мыса.

Триммер указывал на местные достопримечательности:

– Вот в этом месте сорвался Энгус.

Путники немного постояли, а затем снова медленно двинулись вперед. Когда они обогнули мыс, им в лицо ударил обжигающий, ледяной ветер.

– А это моя пушка.

Сквозь застилавшие глаза слезы Гай увидел нечто удлиненное. Нечто было закрыто чехлом и смотрело в сторону моря.

– Сняли с вооруженного траулера, затонувшего неподалеку от берега. К ней у нас имеется двадцать зарядов.

– Как-нибудь заскочу, чтобы посмотреть.

– В данный момент один из двадцати заклинило в казеннике. Голова находится внутри, а хвост торчит наружу. Ни туда, ни сюда. Чего только мы не делали. Мои люди не знакомы с артиллерией. Да и откуда им ее знать?

Через некоторое время они подошли к группе лачуг, за окнами которых горел тусклый желтый свет.

– Обиталище аборигенов. Никто так и не смог убедить их в необходимости светомаскировки. Мы даже попросили выступить перед ними Магга. Никакого толку.

– Магга?

– Да, так он себя называет. Надутый старый козел, который в этих местах, похоже, и бог, и царь. Постоянно живет в замке.

Наконец они добрались до большого, одиноко стоящего дома. Его немногочисленные и очень маленькие окна были полностью затемнены. Наружу не пробивалось ни единого лучика света.

– Они называют это Старым замком. Здесь обитает управляющий имением, а компанию ему составляет Конг. Если не возражаешь, то здесь я тебя покину. Конг и я не всегда ладим друг с другом, а управляющий постоянно отпускает грязные шутки о моем шотландском происхождении.

Они расстались, обменявшись дружескими словами, которые замерзали на ветру вместе с их дыханием. К недружелюбному на вид дому Гай направился в одиночестве. «Как юный Роланд в темной башне», – подумал он.

Когда бы ни было возведено здание, в его контуре явно проступало нечто средневековое. Впрочем, вход оказался вполне викторианским и очень прозаичным. Всего лишь небольшой гранитный портик и украшенная цветными витражами дверь с бронзовой фурнитурой. Гай, повинуясь едва различимой в полумраке инструкции, выгравированной на бронзовой пластине, постучал и одновременно позвонил. Вскоре за дверью вспыхнул свет, послышались шаги. Затем щелкнул замок, и дверь приоткрылась на длину цепочки – то есть примерно дюйма на три. Женский голос спросил, что ему надо. Суть вопроса была совершенно ясной, но со словарной точки зрения он был непонятен, так как произношение больше всего напоминало собачий лай.

– Капитана Джеймса Пенденниса Корнера, – не терпящим возражения тоном ответил Гай.

– Капитана?

– Корнера, – повторил Гай.

Дверь захлопнулась, послышалось шарканье обутых в чрезмерно большие шлепанцы ног, а в цветных витражах погас свет.

Гай притулился с подветренной стороны одной из гранитных колонн. С каждый минутой ветер становился все сильнее. За его ревом он не слышал ни поворота ключа в замке, ни стука открываемой цепочки. Одним словом, когда дверь неожиданно распахнулась, Гай потерял равновесие и едва не рухнул в неосвещенную прихожую. Он слышал, как со стуком захлопнулась входная дверь, и чувствовал присутствие в помещении другого человека. Человек вначале находился рядом с ним, а затем стал удаляться, о чем говорили шаркающие по ступеням шаги. Гай стоял на одном месте до тех пор, пока над ним не открылась еще одна дверь и в прихожую не хлынул поток золотистого света. Прямо перед собой Гай узрел каменную винтовую лестницу. В проеме двери вырисовывалась черная женская фигура. Здание, вне сомнения, имело средневековый вид, но данная сцена вполне могла принадлежать пьесе Метерлинка в постановке Гордона Крэйга.

– Кого это черт принес? – донесся из глубины помещения чей-то голос.

Гай начал восхождение по лестнице так же осторожно, как шел по обледеневшей тропе. Гранитные ступени были более твердыми и почему-то более скользкими, чем лед на улице. Пока он поднимался, женская фигура исчезла в тени.

– Входите, кем бы вы ни были! – произнес голос.

Гай вошел. Итак, он все же добрался до берлоги Болтуна Корнера.

Этот день вместил в себя множество событий. Начался он приятным завтраком в обществе Джамбо и продолжился длительной поездкой по промерзшим болотам, переходом по морю, который Гай провел в салоне, вцепившись в угол стола из тикового дерева и время от времени сражаясь с огромными буфетами, пытающимися сбежать из своих углов. Затем последовали: тминный ликер во время чаепития, прикрытая шинелями фигура Энстратер-Керра на носилках, виски с Триммером, мучительная прогулка под ледяным ветром и, наконец, дверь Старого замка, открывающаяся прямиком в темную башню. Короче говоря, день был настолько изматывающим, что, входя в комнату, утративший способность различать явь и фантазию Гай не удивился бы, увидев диораму какого-нибудь этнографического музея. Он не удивился бы, увидев за стеклом волосатого предка, затачивающего кремниевое копье над грудой костей у стены с копией картин Пикассо в качестве наскальной живописи. Однако вместо этого он обнаружил существо, пусть массивное и волосатое, но, несомненно, человека, сотворенного по тому же образу и подобию, что и сам Гай. Человеку было явно не по себе. Закутавшись в армейские одеяла и опустив ноги в ведро с горячей водой и горчицей, он сидел на простом стуле перед печью, в которой горел торф. Под рукой у него стояла бутылка виски, а на конфорке печи кипел металлический чайник с водой.

– Болтун, – обратился к нему Гай, и его глаза увлажнились (следует отметить, что его слезные железы уже успели подвергнуться влиянию холодного ветра), – неужели это вы?

Болтун взглянул на него из-под лохматых бровей, фыркнул и глотнул теплое виски. Было ясно, что его воспоминания о проведенном в обществе алебардщиков вечере были не столь яркими, как у Гая.

– Так меня звали в Африке, – произнес он наконец после довольно продолжительной паузы. – Здесь же меня зовут Конг. Не могу взять в толк почему. – Он внимательно посмотрел на Гая, шмыгнул носом и чихнул. – Не мог понять, почему меня звали Болтуном в Африке. Меня зовут Джеймс Пенденнис.

– Знаю. Я давал для вас объявления в «Таймс».

– В «Рам, Мак, Магг и Эйг таймс»?

– Нет. В лондонской «Таймс».

– И толку от этого не было, не так ли? Впрочем, – честно добавил он, – не могу сказать, что часто читаю «Рам, Мак, Магг и Эйг таймс». Я, надо признаться, не большой любитель чтения.

Гай понял, что беседу следует немедленно направить в нужное русло.

– Эпторп, – сказал он.

– Верно, – сразу отреагировал Болтун. – Он-то газеты читал. Читал все, что попадало в его руки. Эпторп был очень информированным человеком. Не было ничего, чего бы он не знал. Он рассказывал мне такое, что вы просто не поверите. Вы его знаете?

– Он умер.

– Не может быть. Мы ужинали вместе менее года назад в Офицерском собрании. Боюсь, что в тот вечер я немного перебрал. Вы же, наверное, знаете, что Эпторп частенько прикладывался к бутылке.

– Да, мне это известно. И вот теперь он мертв.

– Мне очень жаль. – Он чихнул, глотнул виски и, осмыслив новость, сказал: – Эпторп знал все. И совсем молодой. На много лет моложе меня. От чего он умер?

– Мне кажется, что это называется «бечуанский понос».

– Гадкая болячка. Но никогда не слышал, чтобы от нее умирали. Очень состоятельный человек.

– Нельзя сказать, что очень.

– Личные средства. Каждый, у кого имеются какие-нибудь личные средства, уже состоятельный человек. Их отсутствие постоянно мне мешало. Я сын приходского священника. Никаких личных средств.

Это было похоже на игру, которой увлекался Гай в свою бытность еще студентом, когда снимал частную квартиру. Суть игры состояла в том, что два собеседника соревновались в том, кто более естественным образом вставит в свою речь заранее оговоренное предложение. Настала очередь Гая.

– Все свои денежные средства он оставил тетушке.

– Он обожал рассказывать о своих тетках. Одна из них жила…

– Однако, – неумолимо продолжал Гай, – все свои тропические пожитки он оставил вам. Я доставил их сюда, или, вернее, на Большую землю. Наконец я могу их вам передать.

– Весьма достойный поступок с его стороны, – сказал Болтун, наполнив стакан. – И с вашей тоже.

– Этих вещей там чертова уйма.

– Ничуть не сомневаюсь. Он их коллекционировал без конца. Когда я к нему забегал, он мне их показывал. Этот человек был воплощением гостеприимства. Когда я приходил из буша, он зазывал меня к себе. Мы помногу пили в клубе, после чего он показывал мне последние приобретения. Это было в порядке вещей.

– Но разве он не бывал в буше?

– Эпторп? Да никогда! У него и в городе было дел по горло. Я в ответ на его гостеприимство время от времени приглашал его на пару дней пострелять. Стрелком, бедняга, был никудышным и постоянно путался под ногами. Кроме того, отлучиться надолго он возможности не имел и далеко поехать не мог. На этой табачной фабрике их заставляли вкалывать как проклятых. – Болтун чихнул и продолжил: – Не понимаю, какого дьявола меня сюда загнали? Когда началась война, я предложил свои услуги в качестве эксперта по тропикам. Меня поставили во главе школы, где обучали военным действиям в джунглях. После Дюнкерка школу закрыли, а мое имя каким-то непостижимым образом попало в список экспертов по альпинизму. А я, как известно, всю жизнь не вылезал из буша. Мне мало что известно о скалах и еще меньше о льде. Неудивительно, что мы несем потери.

– Вернемся к вашим вещам, – жестко произнес Гай.

– Пусть вас это не волнует. Полагаю, что здесь мне ничего не нужно. Как-нибудь я этим барахлом займусь. По соседству живет мерзкий тип по фамилии Мактавиш. Время от времени он плавает на Большую землю, и в один прекрасный день я составлю ему компанию.

– Болтун, вы, видимо, меня не поняли. У меня имеются юридические обязательства. Я обязан передать вам ваше наследство.

– Дорогой друг, можете быть уверены, что я никогда не вчиню вам иск.

– Кроме того, у меня есть и моральные обязательства. Прошу вас. Я не могу объяснить, но это для меня крайне важно.

За окнами завыл ветер, и Болтун завел свое:

– Странное место. До того как построили новое здание, в этом замке обитал лендлорд. Его домоправитель до сих пор здесь живет.

– Болтун, думаю, что смогу доставить ваши вещи сюда. У меня есть связи на большом острове.

– Говорят, что здесь водятся привидения. Думаю, что в этом что-то есть, но я сказал им, что если бы они видели то, что довелось увидеть мне в Африке…

– Здесь много места для складирования. Полагаю, что в замке имеется подвал. Все вещи разместятся, не причинив никому никакого неудобства.

– К северу от Тамбаго была деревня…

– Болтун, – сказал Гай, – вы можете подписать бумаги о получении?

– Не глядя?

– Не глядя и в трех экземплярах.

Гай вложил копирку в свою полевую книжку и написал: «Вещи Эпторпа получил 7 ноября 1940 года».

– Подпишитесь здесь.

Болтун взял полевую книжку и внимательно изучил запись, склонив голову вначале направо, а затем налево. Гай до самого конца опасался отказа. Но Болтун все же нацарапал большими корявыми буквами: «Дж. П. Корнер».

Ветер неожиданно стих. Наступил священный момент. Гай молча поднялся и торжественно принял книжку из рук Болтуна.

– Заскакивайте, когда у вас сыщется время, чтобы дружески поболтать, – сказал Болтун. – Я с удовольствием рассказал бы вам о той деревне рядом с Тамбаго.

Гай спустился по винтовой лестнице и вышел на улицу. Было холодно, но ветер стал менее злобным. Небо очистилось настолько, что в нем даже появилась луна. Он добрался до отеля без каких-либо приключений. Там было полным-полно коммандос.

– Гай, у меня для тебя скверная новость, – приветствовал его Томми. – Нам с тобой предстоит ужин в замке. Старик постоянно ворчал, и я направил к нему миротворческую миссию. В лице Энгуса. С лендлордом Энгус не встретился, но по ходу дела выяснилось, что он с какого-то бока доводится ему кузеном. На следующий день я получил формальное приглашение отужинать в замке. Вместе с Энгусом, естественно. Отыграть все назад уже невозможно. Никто не хочет составить мне компанию. Поскольку ты появился у нас последним, отправляйся переодеваться. Выезжаем через пять минут.

Оказавшись в своей комнате, Гай из суеверия рассовал копии расписки Болтуна по разным местам.

7

Резиденцию полковника Гектора Кэмпбелла Маггского именовали в местных кругах Новым замком в отличие от более древнего и гораздо более живописного сооружения, в котором обитали управляющий и Корнер. Маггские Кэмпбеллы никогда не были богачами. Однако в середине XIX века, благодаря удачной женитьбе или продаже болотистой пустоши, вдруг ставшей городскими землями, а может быть, после получения наследства от какого-то эмигрировавшего в Канаду или Австралию родственника (одним словом, благодаря удачному стечению обстоятельств – нередкому в среде землевладельцев) у Кэмпбеллов завелись средства, и они приступили к строительству. Капитал со временем растаял, но замок устоял. Внешний вид твердыни был немецким – не столько в стиле Вагнера, сколько в духе Бисмарка. Замок был не очень велик, но мог противостоять любому виду оружия, кроме самого современного. Интерьер был отделан древесиной болотной сосны, и основную роль в его внутреннем убранстве сыграли не скульпторы или художники, а таксидермисты.

Гай и Томми еще не успели вылезти из машины, как двустворчатые двери Нового замка широко распахнулись. Высокий, с густой черной бородой молодой дворецкий в килте произнес несколько приветственных слов, но слова эти утонули в звуках громкой музыки. Рядом с ним стоял волынщик. Волынщик был старше, ниже ростом, плотно скроен, обладал рыжей бородой, а его одежда была гораздо более живописной. Если бы между дворецким и им предстоял бой, то все зрители сделали бы ставку на волынщика. На самом деле музыкант, несмотря на различие в цвете растительности на лице, оказался родным папой дворецкого. Все четверо промаршировали в дом и поднялись в главный зал. С потолочной балки свисала люстра, состоявшая из уменьшающихся по диаметру потускневших медных колец. Из бесчисленных гроздьев свисающих с колец электрических ламп горело лишь с десяток лампочек, вырывая из полутьмы огромный обеденный стол круглой формы. Геральдическое украшение над камином терялось в дыму, а средневековую баронскую строгость остальной мебели смягчали стулья, обитые грязноватым и изрядно выцветшим ситцем. Зал радовал взор гранитом, болотной сосной, клетчатой шотландкой и предметами мебели, сооруженными из оленьих рогов. Шесть собак – начиная с пары шотландских борзых и кончая почти полностью облысевшим шпицем – подавали голос с силой, обратно пропорциональной размеру животного. А откуда-то сверху из клубов дыма гремел человеческий голос:

– Молчать, адские твари! Лежать, Геркулес! Назад, Джейсон! Молчать, сэр!

Послышались звуки какой-то бурной возни и ударов ногой, за которыми последовали визг, вой, рычание и скулеж. Затем все звуковое оформление снова взял на себя волынщик. В зале было страшно холодно. Глаза Гая снова заслезились, но на сей раз не столько от холода, сколько от дыма горящего торфа. В конце концов удалось утихомирить и волынщика, после чего из клубов дыма в оглушающей тишине возникли пожилые дама и джентльмен. Полковник был обильно увешан украшениями из оленьего рога и дымчатого топаза. Кроме килта, на нем были бархатный камзол эпохи Возрождения, рубашка с высоким крахмальным воротничком и галстук-бабочка. На миссис Кэмпбелл ничего запоминающегося надето не было.

Собаки, развернувшись веером, выступали вместе с ними. Животные, так же как и хозяева, шли медленно, но вид у них был угрожающий. Перед Гаем вдруг открылась предначертанная ему судьба. Ему предстояло либо ослепнуть от дыма, заблудившись среди стульев, либо замерзнуть насмерть на открытом пространстве, либо быть сожранным собаками на том месте, где сейчас находился. Томми, как безукоризненный солдат, мгновенно оценив ситуацию, приступил к действиям. Он выдвинулся навстречу ближайшей шотландской овчарке, ухватил пса за нос и принялся крутить его голову. Собака, видимо, нашла его действие жестом миролюбия и принялась радостно разгонять дым своим большим хвостом. Умиротворенные собаки спрятали свои клыки и обнюхали вначале брюки у Томми, а затем и у Гая. Когда угроза миновала, Томми сказал:

– Мне очень жаль, что мы не смогли поставить вас в известность заранее. С Энгусом сегодня произошел несчастный случай. Мне не хотелось, чтобы за столом не хватало одного мужчины, и взял на себя смелость пригласить вместо него мистера Краучбека.

Гай, заметив, какое пространство отделяет немногие расставленные за столом стулья, решил, что то объяснение его появления за ужином, которое дал Томми, вряд ли можно считать удовлетворительным, учитывая стиль жизни благородного семейства Кэмпбелл.

Миссис Кэмпбелл мягко пожала ему руку и сказала:

– Магг будет разочарован. Мы придаем здесь родственным чувствам больше значения, чем вы там, на юге. Да, учтите, что он слегка глуховат.

Магг, крепко сжав ладонь Гая, заявил:

– Я не был знаком с вашим отцом, но хорошо знал его дядю Керра из Геллиока еще до того, как его отец сочетался браком с Джейн Энстратер из Гленалди. Впрочем, вы ни на кого из них не похожи. Сам Гленалди был прекрасным человеком. Впрочем, когда я с ним познакомился, он был очень стар и весьма скорбел о том, что у него нет сына, к которому отошел бы и Геллиок.

– Это мистер Краучбек, дорогой.

– Возможно, возможно, что-то не припоминаю. И где же наш ужин?

– Кэтти еще не сошла вниз.

– Она сегодня ужинает с нами?

– Ты же знаешь, дорогой, что да. Мы уже это обсуждали. Кэтти – внучатая племянница Магга. Она живет в Эдинбурге, но сейчас гостит у нас.

– Гостит? Да она торчит тут добрых три года.

– Девочка перетрудилась, готовясь к экзаменам, – сказала миссис Кэмпбелл.

– Ждать ее мы не будем, – решительно заявил Магг.

Когда все расселись вокруг стола, между Гаем и хозяином образовалось безмерно широкое пространство, которое теоретически должна была заполнить Кэтти. Томми мигом завел оживленную беседу с миссис Кэмпбелл о местных приливах и характере побережья. Хозяин замка, взглянув на Гая и решив, что разделяющее их пространство преодолеть невозможно, принялся с удовольствием расплескивать свой суп.

Через некоторое время он снова поднял глаза и спросил:

– А пироксилин у вас есть?

– Боюсь, что нет.

– Алебардщик?

– Так точно.

Магг перевел взгляд на Томми:

– Колдстримский гвардейский?

– Да.

– Сейчас в одной части?

– Да.

– Непостижимо.

– Мы весьма смешанный отряд.

– Я сам, естественно, из аргайллширцев. Никакого смешения. В конце последней войны нами пытались разбавить других. Но из этого ничего не вышло.

Подали рыбу. Полковник Кэмпбелл ел молча, но у него возникли какие-то сложности с костями. Вначале он зарыл лицо в салфетку, затем извлек изо рта свои зубы и в конце концов сумел привести себя в полный порядок.

– Магг теперь с трудом справляется с рыбой, – пояснила миссис Кэмпбелл, пока ее супруг сражался с костями.

Закончив процесс, хозяин с нескрываемой хитринкой посмотрел на Томми и произнес:

– А позавчера я видел саперов.

– Думаю, что наших.

– У них имеется пироксилин?

– Полагаю, что имеется. У них куча складов с вывеской «Опасно».

– Не думаете ли вы, что было бы более честно признать это сразу? – спросил хозяин, сурово глядя на Гая.

Томми и миссис Кэмпбелл прекратили обсуждать возможные места десантирования противника и прислушались.

– Неужели вы предположили, что, когда я спрашивал, есть ли у вас пироксилин, я интересовался, не прихватили ли вы его с собой? Нет, я всего лишь хотел узнать, имеется ли пироксилин на острове.

– Надеюсь, у вас нет жалоб на то, что он неправильно используется? – вмешался Томми.