Текст книги "Соблазненный обольститель"

Глава 9

Густой туман, похожий на мглу, временами окутывающую вересковые пустоши в Холиншеде, опустился на Лондон перед рассветом. Во влажном воздухе стоял удушливый запах угля и морской воды. Ливи показалось, что она тонет. Сделав глубокий вдох, она сжала поводья непослушными пальцами. Кожаные перчатки сгибались с трудом. Обычно, согретые теплом рук, они мягко обтягивали пальцы, но теперь задубели от холода и стали жесткими, как грубые рукавицы.

– Вы не хотите вернуться домой? – натянув поводья, спросил Девир, пытливо глядя на нее темными глазами. – Вам вовсе не обязательно потворствовать нам с Марго в нашем безумии.

Ливи покачала головой. Лошадь нетерпеливо гарцевала под ней, готовая пуститься вскачь. Девир с сестрой пригласили Оливию проехаться вместе верхом по парку, прежде чем отправиться спать. Ливи собиралась было отказаться, как вдруг отец неожиданно принял приглашение. Из его слов стало ясно, что он уже встречался на верховых прогулках с графиней и ее братом. Обычно Ливи не обращала внимания, когда приходит и уходит отец, не слишком интересуясь, как он проводит время, но на этот раз она не могла не заметить, что происходит нечто весьма необычное, во всяком случае, для него.

– Я нахожу любопытной эту вашу традицию, – вполне искренне призналась Ливи. – Вдобавок Тритон застоялся в конюшне и бесится от скуки всю неделю. Если не дать ему немного свободы, он снесет денник.

Девир рассмеялся теплым, манящим смехом. Ливи посмотрела на него искоса сквозь пелену тумана. Их разделяло лишь несколько шагов, но силуэт всадника слегка расплывался и дрожал. Ливи с легкостью могла бы вообразить Девира джинном, явившимся, чтобы ее похитить. Эта фантазия показалась ей настолько соблазнительной, что Оливия невольно встревожилась.

Ее влекло к Девиру. Каждое его прикосновение заставляло ее пылать от желания. Будь она вдовой, живущей в собственном доме, возможно, она уже затащила бы его к себе в постель. Признавшись себе в этом, Ливи испытала унижение. Нет, это невозможно, немыслимо.

Мерный цокот подков по булыжнику напомнил ей, что рядом ее отец и сестра Девира. Ливи прислушалась к их негромким голосам. До нее долетали лишь обрывки разговора, отдельные слова, фразы, хрипловатый смех графини.

Ливи вдруг ощутила укол ревности. Возможно, сестра Девира уже стала любовницей лорда Арлингтона? Разве справедливо, что графиня пользуется безграничной свободой, когда сама Оливия чувствует себя пленницей? Многие женщины, подобно мадам де Корбевиль, вольны жить в свое удовольствие. Взять, к примеру, леди Моссикер – Ливи вспомнила признание Девира.

Похоже, половина великосветских дам, не стесняясь, заводит себе любовников, и если они ведут себя осмотрительно, а их мужья снисходительно закрывают глаза на неверность жен, жизнь идет своим чередом, и в глазах света леди остаются чисты, словно монахини. Какая несправедливость! Ливи почувствовала, как грудь обожгло болью, будто внутри вспыхнули пламенем тлеющие угли.

Подъехав к началу Роттен-Роу[5]5
  Аллея для верховой езды в лондонском Гайд-парке.


[Закрыть], Ливи оглянулась через плечо. Отец с графиней ехали бок о бок, точно их лошади шли в одной упряжке. Колено графа утопало в складках юбки элегантной амазонки мадам де Корбевиль, что придавало их беседе какую-то особую интимность, красноречиво говоря о близости и дружеской непринужденности, и это обеспокоило Оливию куда больше, чем подозрение, что у отца, как у всякого другого мужчины, возможно, есть любовница.

Здесь, в парке, туман немного рассеялся и казался не таким плотным, как на улицах, среди домов. Хотя, может быть, его разогнали первые лучи солнца, поднимавшегося все выше в дрожащей белесой дымке. Как и следовало ожидать, на посыпанной песком дорожке не было ни души. Лишь однажды из-за деревьев выскочила лиса, но, заметив всадников, мгновенно исчезла, мелькнув огненно-рыжим пятном.

– Может, дерзнем перейти на галоп? – предложил Девир. Его гнедой жеребец вскинул голову, нетерпеливо перебирая ногами.

Ливи в ответ тронула рукояткой хлыста плечо Тритона и пришпорила его каблуками. Мерин полетел стрелой, легкий как ветер, воплощение горделивой силы, живое чудо, сотворенное из мышц и костей. Быстрая езда и холодный влажный воздух прогнали мрачные мысли Оливии.

Девир пробормотал проклятие, оторопело глядя ей вслед. Его изумленный возглас донесся до нее сквозь туман. Ливи усмехнулась, живо представив себе его вытянувшееся лицо. Она никогда не обладала особым талантом к танцам, на фортепьяно играла весьма посредственно, а ее рукоделие не отличалось изяществом, однако ездить верхом она умела превосходно.

Ветер швырял ей в лицо мелкую колючую изморось, на ресницах дрожали капли тумана. Оливия сморгнула их. Девир на своем могучем гнедом жеребце догнал ее лишь в самом конце дорожки. Она услышала его восхищенный присвист и приглушенный топот копыт его лошади.

Ливи натянула поводья, пустив Тритона легким галопом. Девир вскоре поравнялся с ней. Они достигли конца аллеи, скача бок о бок. Девир окинул ее оценивающим взглядом:

– Отличная посадка.

Ливи коротко склонила голову, принимая комплимент. С колотящимся сердцем она развернула лошадь. Девир заставил своего жеребца сделать поворот. Разгоряченный быстрой скачкой гнедой нетерпеливо мотал головой и тихонько ржал, переступая ногами. Ему не терпелось продолжить бег.

– Повторим? – улыбнулся Девир, сверкнув ровными белыми зубами. На его щеках и подбородке уже пробивалась темная щетина, придавая ему какое-то порочное очарование.

Ливи усмехнулась в ответ, и Девир пустил коня вскачь по аллее. Длинный хвост гнедого развевался по ветру. Оливия понеслась вдогонку, ослабив поводья и дав Тритону волю. Гнедой жеребец был крупнее, но он нес на себе более тяжелого седока, что более или менее уравнивало шансы всадников.

Девир оглянулся, желая подзадорить Ливи; на губах его играла улыбка. Оливию вновь захлестнула волна желания. Она выпрямилась в седле, и Тритон замедлил бег, перейдя на шаг. Ливи попыталась выровнять дыхание, разглядывая убегающую вдаль дорожку, едва различимую в сизой дымке. Туман начал рассеиваться. Впереди показались фигуры всадников. Темными пятнами выделялись вороной конь отца, такой же черный, как амазонка графини, и ее гнедая лошадь.

Обогнув их, Девир подъехал к Оливии. «Великолепный выбор», – вспомнились ей слова леди Дунканнон. Ливи вдруг стало трудно дышать, грудь будто сдавило обручем. Так вот как женщины теряют свое доброе имя. Добродетельные жены поддаются соблазну и вступают в связи, о которых прежде даже не помышляли.

Ей стоило только подать знак Девиру, и он поспешил бы утолить ее страсть. Эта простая истина казалась выдумкой, плодом ее фантазии. Так ли уж хорош Девир в постели, как уверяла виконтесса? Желание узнать это становилось все сильнее, все нестерпимее.

Подхватив Ливи за талию, Девир снял ее с седла. Она почувствовала, как сердце гулко забилось в груди, закружилась голова. Девир не просто помог ей спешиться, как обычно поступает большинство джентльменов. Он поднял ее в воздух и поставил на ноги. Причем проделал это без малейшего усилия. Его пальцы не скользили, руки не дрожали.

Оказавшись на земле, Ливи кивнула, и Девир отступил на шаг. Его ладони задержались на ее талии, прежде чем неохотно разжаться. Казалось, пальцы вступили в безмолвный разговор с ее телом. Уводя лошадь, отцовский конюх неодобрительно хмыкнул, словно почтенная вдова, оскорбленная в лучших чувствах. Девир заговорщически улыбнулся Оливии – возмущение конюха явно его позабавило.

Ливи зажмурилась и покачала головой, пытаясь стряхнуть наваждение. Поддаться его чарам было бы безумием. Она едва не забыла, что все это лишь хитрая уловка, игра. Дав волю воображению, почти позволив себе желать несбыточного, она утратила чувство реальности.

Сестра Девира еще не спешилась. Лорд Арлингтон стоял рядом с ней, рассеянно поглаживая шею ее лошади. Они продолжали разговаривать.

Ливи зевнула, прикрыв рот ладонью.

– Вы в самом деле всегда завершаете ночь верховой прогулкой?

– Сказать «всегда» было бы преувеличением, – признался Девир. – Но в Лондоне прогулки на рассвете, перед сном, стали для нас своего рода традицией. За городом мы обычно встаем рано, чтобы прокатиться верхом, здесь же кипит ночная жизнь, мы возвращаемся домой лишь под утро. Подниматься, проспав всего пару часов, бессмысленно, а то и попросту невозможно. Вот мы и нашли удачное решение.

– Вы обязательно должны приехать к нам в Холиншед в перерыве между заседаниями парламента, – произнес лорд Арлингтон, весьма недвусмысленно адресуя свое приглашение как Девиру, так и его сестре. – Уверен, Оливия с радостью покажет вам поместье. Я сегодня же напишу вашему отцу.

Ливи с ужасом посмотрела на отца. Меньше всего на свете ей хотелось видеть Девира в Холиншеде. Она с трудом отражала его натиск здесь, в Лондоне. А за городом ей придется лезть из кожи вон, чтобы удержать его в узде и не поддаться соблазну, не погубить себя.

Девир поднес ее руку к губам, изящно поклонился и ловким, быстрым движением вскочил в седло. Он вовсе не выглядел утомленным. После театра, балов, приемов и верховой прогулки Ливи валилась с ног от усталости и мечтала лишь о том, чтобы добраться до постели. Девир же, казалось, вовсе не нуждался в отдыхе. Он выглядел бодрым и свежим, как будто только что проснулся, полный сил.

Шлепнув по крупу лошадь графини, Арлингтон отступил к дочери и обнял ее за плечи, провожая глазами Девира с сестрой. Выехав из конюшни в переулок, всадники обернулись. Темноволосые, темноглазые, с почти одинаковыми улыбающимися лицами, они походили на близнецов, хотя Ливи знала, что сестра Девира на несколько лет старше брата. Графиня задорно махнула рукой и, поправив шляпку, пустила лошадь рысью.

Роуленд забрел в «Красный лев» ближе к вечеру. Заметив Тейна с Воном, сидевших, развалясь, за столом, он занял место рядом с ними. Оба друга так и лучились здоровьем и силой, они явно хорошо выспались и отдохнули. Роуленд окинул хмурым взглядом их благодушные лица. В эту минуту он ненавидел приятелей всей душой. Схватив кофейник, он наполнил пустую чашку, владелец которой, судя по всему, уже ушел. Запах дурного кофе ударил ему в ноздри. Роуленд нахмурился, дожидаясь, пока напиток немного остынет.

Он вернулся домой вместе с Марго, но так и не смог заснуть. Тихо прокравшись в спальню, он забрался в постель, готовясь забыться в сладких объятиях Морфея, и тут послышался грохот колес по булыжной мостовой, ему вторило отдаленное звяканье кухонной утвари, вдобавок соседская служанка, мывшая крыльцо, принялась напевать. Проворочавшись несколько часов без сна, Роуленд сдался – вызвал звонком слугу и приказал приготовить ванну. Лежание в горячей воде не заменило ему сон, но помогло немного взбодриться и ожить.

– Так-так, – посмеиваясь, протянул Вон, подняв глаза от карточного домика, сложенного на столе. – Преследовал леди Оливию до самого рассвета, верно?

Роуленд подул на кофе, прежде чем сделать осторожный глоток. Ему чертовски хотелось вместо ответа смахнуть на пол хрупкое творение лорда Леонидаса, но он удержался.

– Ты ничего не добьешься, сам знаешь, – заметил Тейн, откидываясь на спинку стула, которая немедленно отозвалась жалобным скрипом. – Дама, о которой идет речь, – истинная леди.

Роуленд мрачно посмотрел на приятелей поверх чашки и снова подул на нее. Пусть думают, что хотят. Он чувствовал, что Оливия понемногу поддается, а любопытство ее растет, как сгущается и тяжелеет воздух перед грозой.

Роуленд глотнул кофе. Горьковатый напиток придал ему сил. Тепло разлилось по телу, неповоротливый мозг слегка оттаял и оживился.

– Что ты хочешь этим сказать? – прорычал Девир. – Что моя сестра или твои бесчисленные возлюбленные не леди?

Лорд Леонидас издал сдавленный смешок, и его домик рухнул – карты посыпались на потертый стол и на пол. Насмешливо фыркнув, Тейн бросил еще один кусок сахара в дымящуюся чашку. Роуленд собрался было вновь потребовать ответа от Тейна, но в эту минуту Малькольм Ривз плюхнулся на скамью напротив Вона и швырнул на стол письмо. Сложенный листок со сломанной восковой печатью плавно опустился на середину стола, описав в воздухе круг. В этом медленном падении было что-то зловещее.

– Блейкли просит нас выяснить, что случилось с мисс Бенс-Джонс, – проговорил Ривз с ноткой тревоги в голосе. – Он уверен: произошло что-то дурное, хотя и не знает, что именно.

– Брат мисс Бенс-Джонс пытается помешать браку сестры с Блейкли, выдумывая все новые препятствия? – потянувшись за письмом, спросил Тейн.

– Нет, едва ли. – Подобрав со стола карты, Ривз рассеянно их перетасовал. – Нашего друга беспокоит другое. Он говорит, что не получал писем от невесты уже несколько месяцев, а это весьма необычно. Хотя мать девушки и ее брат заставили Блейкли отложить свадьбу, пока не кончится траур по сэру Томасу, молодым людям разрешили обмениваться письмами при условии, что леди Бенс-Джонс будет их читать. Блейкли лишь хочет убедиться, что его невеста в добром здравии.

– Похоже, случись что с мисс Бенс-Джонс, ее братец Кристофер, новоиспеченный лорд, не потрудился бы сообщить об этом ее жениху? – заметил Вон. Роуленд согласно кивнул. Он хорошо знал Кристофера Бенс-Джонса. Когда-то они вместе учились в Харроу. Тот всегда был отъявленным мерзавцем. Такие, как он, порвав книгу или разбив стекло, спешат свалить вину на товарища помладше или победнее, а то и на какого-нибудь несчастного тихоню, не пользующегося любовью остальных.

Тейн пробежал глазами письмо, лицо его помрачнело. Энтони любил подшутить над друзьями, и жертвам его розыгрышей подчас приходилось несладко, но в дружбе он был предан, как пес, считая своим долгом защищать приятелей и их близких. Роуленд всегда подозревал, что склонность Тейна к покровительству объясняется его огромным ростом. К великанам вроде Тейна люди обычно обращаются, ища заступничества.

Прочитав письмо, Тейн аккуратно сложил его, тщательно расправляя листок, как будто необычайно важно было сохранить его в первозданном виде.

– Кто-нибудь видел мисс Бенс-Джонс после начала сезона?

– Я как-то встретил ее в парке несколько недель назад, – сказал Вон. – На ней по-прежнему был черно-белый наряд.

– Что ж, если Бенс-Джонсы в городе, кто-нибудь может зайти к ним и выяснить, есть ли у Блейкли серьезный повод для беспокойства, – произнес Ривз. Хмурая складка у него на лбу разгладилась. – А я уж боялся, что придется выдумывать повод для визита и тащиться в Уэльс, чтобы разузнать о мисс Бенс-Джонс. Один приятель Блейкли…

– Так тебя пугает поездка в Уэльс? – с усмешкой перебил его Роуленд.

– Вот именно, – с чувством ответил Ривз. – Сплошные дожди и холмы, да вдобавок обилие непроизносимых названий. Как-то раз я сбился с дороги и долго блуждал, разыскивая усадьбу своих знакомых в Шропшире, возле Три-Эшез. Увидев первую придорожную надпись, я решил, что, должно быть, сошел с ума и разучился читать.

Глава 10

Дверь распахнулась, и в магазин поспешно вбежала элегантная дама в шляпке-тюрбане, за нею гуськом следовали три дочери. Вместе с ними в зал ворвался ветер, пропитанный запахом дождя. Дверь осталась полуоткрытой, лакей Ливи затворил ее пинком.

Оливия, внимательно изучавшая перчатки, подняла глаза и посмотрела на свинцовое небо за окном. Когда она выходила из дома, тучи только начинали сгущаться, но теперь в тяжелом воздухе чувствовалось приближение грозы.

Отец предупреждал ее, что следует взять зонт, однако при таком ветре от зонта мало проку. Похоже, будет ливень. Она промокнет насквозь прежде, чем доберется до Арлингтон-Хауса. Первые капли ударили по стеклу, и Ливи заметила краем глаза, как вздрогнул лакей.

– Питер, бегите и найдите наемный экипаж, – распорядилась она, зная, что лакей уже мысленно прикидывает, где можно поймать извозчика.

Питер с явным облегчением кивнул и, оставив на скамье свертки с покупками, выскочил на улицу, где бушевал ветер, поднимая тучи пыли и мусора. Взгляд Ливи снова обратился к перчаткам. Положив на прилавок лоскуток ткани своего нового платья, она застыла в нерешительности. Розовые перчатки идеально подходили к цветочному узору на ткани, но, пожалуй, голубые, в тон фону рисунка, нравились ей больше. Вдобавок голубые не такие маркие, рассудила она. Розовые слишком светлые, на них будет заметно малейшее пятнышко. Но стоило подумать и о третьей паре, белой, с изящным орнаментом, вытисненным на коже.

Взяв с прилавка все три пары, Оливия протянула их владелице магазина:

– Никак не решу, какой выбрать цвет, поэтому не буду скупиться: возьму все три пары.

Любезно улыбнувшись, галантерейщица принялась бережно заворачивать покупку. Ее помощница, женщина помоложе, обслуживавшая покупательниц у другого прилавка, обертывала бумагой ворох перчаток, платков и бантов для туфель. Похоже, непогода не нанесла ущерба торговле. Скорее напротив, у хозяйки выдался неплохой денек. Что же до Ливи, ее планы на этот день, судя по всему, рухнули.

Внезапная вспышка молнии прорезала сгустившийся сумрак, а следом за ней послышались отдаленные раскаты грома. Младшая из девочек пронзительно взвизгнула, глаза ее испуганно округлились.

– Бет, – строго прикрикнула женщина в шляпке-тюрбане, не отрывая глаз от изящной пары перчаток из «куриной кожи»[6]6
  Так называемые «перчатки из куриной кожи», известные также как перчатки «Лимерик», шились из шкур нерожденных телят. Благодаря тончайшей выделке пара подобных перчаток умещалась в скорлупе грецкого ореха; перчатки надевались не более одного раза.


[Закрыть]. – Будь любезна, умолкни. Это всего лишь гром, а ты строишь из себя героиню готического романа. Будешь так себя вести, в следующий раз, когда мы отправимся за покупками, останешься в детской со своим братом.

– Да, матушка, – ответила девочка, робко косясь на стеклянную витрину магазина, за которой уже хлестал дождь.

От нового удара грома тоненько задребезжали стекла; нарастающий шум ливня заставил мать Бет поднять голову от прилавка. Лицо ее недовольно скривилось.

– Я говорила вашему отцу, что нужно взять карету, – с досадой в голосе сказала она.

За окном в пелене дождя мелькнула ливрея Питера. Лакей рывком распахнул дверь, оставшись стоять на пороге.

– Я достал экипаж, миледи. Правда, пришлось отбиваться от лакея лорда Колчестера, но я взял верх, – с самодовольной усмешкой произнес слуга.

Ливи благодарно улыбнулась Питеру и шагнула было к дверям, но нерешительно оглянулась на дрожащую, испуганную девочку. В такой ливень извозчика найти непросто, вдобавок у дамы с дочерьми не было слуги, чтобы послать его на поиски кареты. Малышка Бет съежилась от страха. Казалось, еще раз громыхнет гром, и она расплачется.

Ливи не боялась грозы, но ей приходилось видеть и взрослых женщин, рыдавших от ужаса при виде молнии. Одна из горничных в Холиншеде впадала в панику при малейшем рокоте грома. Однажды девушка так отчаянно билась в истерике, что экономке пришлось приводить ее в чувство пощечинами.

Бет прерывисто вздохнула, подбородок ее дрожал. «Интересно, как сильно я промокну, добираясь пешком до Арлингтон-Хауса под хлещущим дождем?» – задумалась Ливи. Она разгладила ладонями юбки. Шелковое платье в такой день далеко не лучший выбор.

– Простите, мадам, – решившись, обратилась она к леди в шляпке-тюрбане. – Наверное, вам с девочками экипаж нужнее, чем мне. Я взяла с собой зонт, и мой дом не так уж далеко отсюда. – Бедняга Питер промок насквозь, отметила про себя Ливи. Он сможет дойти пешком, ему уже все равно.

– Благодарю вас, – неуверенно отозвалась дама. – Вы очень любезны. Но нам, право, неловко.

– Питер, – распорядилась Ливи, – помогите, пожалуйста, дамам сесть в экипаж.

Согнав с лица удивленное выражение, лакей взял зонт Оливии и почтительно проводил к карете вначале мать семейства, а затем и девочек, одну за другой.

– Могу я оставить у вас покупки? Позднее я кого-нибудь пришлю за ними. – Ливи махнула рукой в сторону груды свертков и картонок со всевозможными мелочами, купленными во время прогулки по Пэлл-Мэлл.

Галантерейщица энергично кивнула, кружевные оборки на ее чепце заколыхались.

– Вам нет нужды кого-то посылать, миледи. Мой внук сейчас доставляет товар другим покупателям, я отправлю его к вам, как только он вернется.

В дверях показался мокрый, покрытый грязью Питер с зонтом в руке.

– Дождь льет как из ведра, миледи, – проскользнув в зал, пробормотал он. Выражение лица слуги ясно выдавало его мысли: только сумасшедшая могла в такую погоду отдать экипаж семейству какого-нибудь адвокатишки из Олд-Бейли[7]7
  Центральный уголовный суд в Лондоне.


[Закрыть].

Ливи шумно перевела дыхание, собираясь с духом. «В конце концов, мне никогда особенно не нравилось это платье, – мысленно заключила она. – Бледно-желтый цвет не слишком-то мне идет».

Едва она вышла на улицу, как налетевший ветер подхватил ее и потащил, яростно хлеща юбками по ногам. Ливи споткнулась и едва не упала. Нервно хихикая, она крепче вцепилась в зонт. Казалось, ноги вот-вот оторвутся от земли и она взмоет к облакам. Добравшись до угла, Оливия уже горько сожалела о своем великодушном поступке.

– Меня впору причислить к лику святых, – проворчала она, дожидаясь, пока проедет чья-то карета, прежде чем перейти улицу. Кучер скрючился на козлах, словно горгулья, нахлобучив шляпу на глаза и высоко подняв ворот плаща.

Внезапно резкий порыв ветра вывернул зонт наизнанку у Ливи в руках, ее возмущенный возглас утонул в шуме ливня. Всего за несколько мгновений она промокла насквозь, словно ее бросили в Темзу. Молча взяв у нее зонт, Питер попытался вернуть ему прежний вид. Но когда спицы со щелчком встали на место, новый мощный шквал вырвал зонт из рук лакея и унес вместе со шляпкой Оливии.

При виде красного от негодования лица слуги Оливия едва не вскрикнула.

– Блюдо убежало вместе с ложкой, – сказала она со смехом, хотя к глазам ее уже подступали слезы. – Не беда, Питер. При таком урагане от зонта мало проку.

Экипаж остановился в нескольких футах от них, а в следующий миг дверца распахнулась, и показалась голова мадам де Корбевиль.

– Садитесь в карету, дорогая! – крикнула графиня сквозь завывания ветра, взволнованно махая рукой. Ливи побежала к экипажу, оскальзываясь и спотыкаясь на мокром булыжнике. Питер помог ей подняться на подножку, едва ли не забросив в карету. Дверца захлопнулась с грохотом почти таким же оглушительным, как удар грома, раздавшийся мгновение спустя. Обессиленная Ливи откинулась на подушки. Карета слегка накренилась, когда лакей забрался на козлы и уселся рядом с кучером.

Отбросив с лица мокрые волосы, Оливия собрала их в узел на затылке. Холодные ручейки полились ей за шиворот, и она невольно поежилась.

– Вы появились как нельзя более вовремя, мадам.

Сестра Девира улыбнулась в ответ. Сейчас, с шаловливой гримаской на лице, она еще больше, чем обычно, походила на брата.

– Рада, что оказалась вам полезна, – проговорила графиня, вытягивая из кармана и подавая Ливи большой, отделанный кружевом платок. – Давайте-ка отвезем вас домой и высушим, пока вы не простудились.

– Уверяю вас, я вовсе не нежный цветок, – запротестовала Ливи, принимая платок. Графиня подтолкнула ближе к Оливии горячий кирпич, согревавший ей ноги. Скинув мокрые туфли и оставшись в чулках, Ливи с блаженным вздохом поставила ступни на пышущий жаром кирпич. – К тому же, – добавила она, стягивая сырые перчатки, – слабого дождика недостаточно, чтобы заставить меня пропустить предстоящие лодочные гонки.

– Будет ужасно досадно, если вам придется трястись в экипаже по дороге в Ранела-Гарденз[8]8
  Ранела-Гарденз, также Ранела, – публичный парк, открытый в 1742 г. в Челси (в XVIII в. – пригороде Лондона), излюбленное место прогулок лондонской знати; закрыт в 1804 г.


[Закрыть] вместе со мною и с вашим отцом, вместо того чтобы, присоединившись к Ролли и его гребцам, прокатиться с ними на лодке, – весело проговорила графиня, одарив Ливи многозначительным взглядом.

– Будет досадно? Кому? – спросила Ливи, вытирая лицо платком.

Карета угрожающе накренилась под натиском ветра, и Ливи, выронив из рук вышитую тряпицу, напряженно застыла, стараясь не поддаваться панике. Казалось, экипаж вот-вот опрокинется набок, словно корабль, который вытащили на сушу, чтобы очистить днище от ракушек и водорослей.

– Думаю, нам обеим, – с невозмутимым апломбом отозвалась сестра Девира. Темные глаза ее насмешливо сверкнули. Ливи поймала себя на том, что сидит с открытым ртом. Она тотчас стиснула зубы, а мадам де Корбевиль залилась мелодичным смехом. – Простите меня, – покаянно проговорила графиня, и в тот же миг карета с грохотом остановилась. – Когда-нибудь я снова научусь не давать воли языку, как это принято в Англии. Но одно из великолепных преимуществ в жизни вдовы, будь она англичанкой или француженкой, – это свобода. N’est-ce pas?[9]9
  Не так ли? (фр.)


[Закрыть]

Ливи кивнула, чувствуя себя неуклюжей провинциалкой и отчаянно завидуя очаровательной раскованности и непринужденности графини. Дверца кареты распахнулась, в щель с воем ворвался ледяной ветер – буря еще свирепствовала. С лязгом откинулась подножка.

– Au revoir[10]10
  До свидания (фр.).


[Закрыть], – крикнула сестра Девира вслед бегущей к дому Ливи.

Угли под решеткой тихонько потрескивали, и Ливи зябко вытянула ноги ближе к теплу, мечтая о добрых крепких поленьях, которыми обычно топили в Холиншеде. Как ни пыталась она согреться у маленькой жаровни, полной горячих углей, – ничего не получалось. Вдобавок ей не удавалось избавиться от мыслей о случайной встрече с сестрой Девира.

Ливи поднесла к губам чашку горячего чая с бренди и сделала глоток в надежде согреться изнутри. Она заняла место хозяйки отцовского дома еще до того, как навсегда покинула классную комнату. Вся мужская половина высшего лондонского света добивалась ее любви. Сколько приятных часов провела она, раздумывая, за кого выйти замуж. И за все эти годы Оливия ни разу не испытывала растерянности, не чувствовала себя беспомощной.

Даже когда на нее обрушилось известие о неожиданном распаде ее брака, она точно знала, что делать. И хотя Ливи ни за что бы в этом не призналась, услышав скандальную новость, она почувствовала глубокое облегчение.

Суттар был ошибкой. Ужасной ошибкой, несмотря на его красоту, богатство и титул. А потом последовало чудесное избавление, и в обмен на обретенную свободу Ливи готова была терпеть презрение, насмешки и оскорбления. Даже чувство вины, которое пришло к ней после смерти фальшивого мужа.

И разумеется, она не собиралась пасовать перед опасностями, неизбежными в той рискованной игре, что затеяли они с Девиром. Держать Роуленда при себе, не давая ему сорваться с поводка, сродни службе смотрителя королевского зверинца в Тауэре: то леопард норовит похитить чей-то зонтик или шляпу, то обезьянка укусит какого-нибудь зеваку, или медведь сорвется с цепи и, уплыв вверх по Темзе, поднимет переполох среди торговок рыбой на Биллингсгейтском рынке.

Такой же непредсказуемой, своевольной была и графиня. Девир и его сестра не желали жить по предписанным правилам, пренебрегая даже строгими законами света. Казалось, непреложные истины, усвоенные Ливи еще в детстве, для них вовсе не существуют.

Эти двое привыкли следовать собственным привычкам и обычаям. Своеобразным, куда более любопытным, чем общепринятые.

Ливи отогнала от себя эту мысль. Может, правила Девира и интереснее, но, приняв их, она неизбежно проиграет. Это все равно что пытаться играть в крикет, если прежде лишь забавлялся лаптой на деревенской лужайке. Для обеих игр требуется бита и мяч, но на этом сходство заканчивается.

В случае ясной погоды через два дня Ливи ожидала регата, а после – грандиозное празднество с фейерверками и танцами в Ранела-Гарденз. Ей предстояло провести весь день в обществе своего подневольного воздыхателя.

Она почувствовала, как по телу пробежала дрожь предвкушения. Ливи оказалась не так неуязвима для чар Девира, как ей бы того хотелось и как следовало бы. Она хорошо знала, с кем имеет дело, – с мерзавцем, повесой и соблазнителем. Но каждое его прикосновение отзывалось в ней жаркой вспышкой желания, вдобавок Ливи все труднее становилось бороться с любопытством, жгучим, почти нестерпимым.

Нет. Закусив губу, Ливи потянулась к графину, чтобы добавить в чай еще немного бренди. К чему обманывать себя? Девиру не обязательно даже прикасаться к ней. Довольно одного его взгляда, чтобы сердце у нее затрепыхалось, а тело запылало. И он это знал.

Вот в чем заключалась главная трудность. А вовсе не в том, что Девир вожделел к ней. Пыл мужчины легко охладить, если его не поощрять. Да и Ливи могла бы со временем побороть влечение к этому дьяволу, если бы он исчез с ее глаз. Но Девир видел, что с ней творится, и это делало его смертельно опасным.