Текст книги "Камни вместо сердец"

– Я подумала, что на пути домой из Дорсета Майкл мог посетить Хью, – стала рассказывать дальше Кафхилл. – Я спросила его об этом впрямую, и он признал, что так оно и было. Он не стал предупреждать о своем приезде, так как Николас мог не принять его. Сын сказал, что по прибытии обнаружил, что там было совершено нечто ужасное. И теперь он намеревался найти адвоката, которому можно довериться, а если он не сможет это сделать, то выступит в суде сам.

– Жаль, что ты не обратилась прямо ко мне, Бесс, – проговорила королева. – А ведь могла бы.

– Ваше величество, я тогда опасалась того, что сын мой теряет рассудок. Я не могла представить себе ничего такого, что могло бы случиться с Хью, приведя Майкла в подобное состояние. Вскоре после этого сын сказал мне, что нашел собственное жилье. Он заявил, что не станет возвращаться в Дорсет. Он…

Тут Бесс, наконец, не выдержала, закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Екатерина, склонившись, прижала ее голову к своей груди.

Когда мистрис Кафхилл, наконец, овладела собой, королева подала ей носовой платок, который та принялась крутить и комкать в руках. Но, в конце концов, она заговорила, низко опустив голову, так что я видел лишь верх ее белого чепца:

– Майкл перебрался куда-то поближе к реке. Он посещал меня почти каждый день и однажды сказал, что сам подал бумаги в Сиротский суд и заплатил положенные деньги. Мне показалось, что сын стал выглядеть получше, но затем, в последующие дни, прежнее напряженное выражение вернулось к нему. И, наконец, он пропал на несколько дней. А потом утром явился местный констебль… – Старая служанка посмотрела на меня пропащими глазами. – И сказал, что моего сына нашли мертвым в его комнате, повешенным на потолочной балке. Он оставил записку… она у меня. Мастер Уорнер сказал, что я должна показать ее вам.

– Можно взглянуть? – попросил я.

Бесс извлекла из платья сложенную бумажку и передала мне дрожащей рукой. Я развернул записку. «Прости меня, мама», – было написано в ней. Я посмотрел на несчастную мать:

– Это почерк самого Майкла?

– Неужели вы думаете, что я не узнаю руку собственного сына?! – рассердилась та. – Он сам написал эти слова, как я и сказала коронеру на расследовании перед судом и перед всеми любопытными.

– Не надо, Бесс, – умиротворяющим тоном произнесла королева. – Мастер Шардлейк вынужден задавать подобные вопросы.

– Я знаю, ваше величество, но мне трудно отвечать на них. – Пожилая женщина посмотрела на меня. – Извините меня, сэр.

– Понимаю вас. Дознание производилось лондонским коронером?

– Да, мастером Грайсом… это жесткий и глупый человек.

Я печально улыбнулся:

– Да, он именно таков.

– Коронер спросил, не казался ли мой сын нездоровым, и я сказала: да, поведение его в последние дни казалось мне странным. Вынесли заключение о самоубийстве. Я не стала ничего говорить о Хэмпшире.

– Почему же? – удивился я.

Подняв голову, Кафхилл вновь посмотрела мне в глаза:

– Потому что я решила изложить свое дело королеве. И теперь по ее доброй милости и прошу правосудия.

С этими словами Бесс откинулась на спинку кресла. И я понял, что под болью этой женщины скрывается сталь.

– Так что же, по вашему мнению, мог обнаружить в Хэмпшире ваш сын такого, что могло заставить его покончить с собой? – спросил осторожно.

– Да упокоит Господь его душу… Не знаю, но полагаю, что нечто ужасное.

Я промолчал, не зная, нуждается ли Бесс в вере в это теперь, когда ее боль успела превратиться в гнев.

– Покажи мастеру Шардлейку вызов в суд, – предложила ее величество.

Бесс выудила из платья большую, в несколько раз сложенную бумагу и передала ее мне. Повестка из Сиротского суда вызывала все стороны, участвующие в деле об опеке над Хью Вильямом Кертисом, предстать перед судом через пять дней – двадцать девятого июня. Повестка была отправлена Майклу Кафхиллу, истцу – о его смерти в суде не знали, – и я отметил, что копия была вручена Винсенту Дирику из Иннер-Темпл. Дата свидетельствовала о том, что это произошло три недели назад.

– Она пришла ко мне только на прошлой неделе, – пояснила мистрис Кафхилл. – Эту бумагу принесли на квартиру моего сына, а затем передали коронеру, который переслал ее мне, как ближайшей родственнице Майкла.

– А вы не видели подлинный экземпляр прошения вашего сына? – спросил я. – Он называется иском от имени короны. Мне необходимо знать, что именно он там писал.

– Нет, сэр. Я знаю лишь то, что уже сказала вам.

Поглядев на Бесс и королеву, я решил действовать прямо:

– Что бы ни было написано в прошении, это слова самого Майкла, основанные на известных ему фактах. Но Майкл мертв, и суд может отказаться заслушивать дело без его присутствия.

– Я ничего не знаю о законе, – сказала моя пожилая собеседница, – мне известно лишь то, что произошло с моим сыном.

– А я не думала, что суды еще заседают; говорили, что из-за войны их распустили пораньше, – вставила королева.

– Сиротский суд и Суд казначейства еще работают, – пояснил я.

Суды, приносящие доход королю, не закроются все лето. И судят в них люди жесткие. Я повернулся к Екатерине:

– Сэр Вильям Паулит возглавляет Сиротский суд. Хотелось бы знать, принимает ли он сам участие в заседаниях или же в связи с войной на него возложены другие обязанности. Он является старшим советником.

– Я спрашивала мастера Уорнера. Сэр Вильям скоро отправится в Портсмут в качестве губернатора, но на следующей неделе он будет участвовать в суде.

– Заставят ли они явиться мастера Хоббея? – спросила Бесс.

– Скорее всего, от его имени на первом слушании будет выступать Дирик. А отношение суда к прошению Майкла будет зависеть от того, что в нем написано и сумеем ли мы найти способных помочь нам свидетелей, – объяснил я ей. – Вы упомянули, что, когда мастер Хоббей обратился в суд за попечительством, Майкл попросил помощи у викария Кертисов.

– Да. Мастера Бротона. Майкл называл его хорошим человеком.

– А не обращался ли к нему Майкл в последние дни?

Мистрис Кафхилл покачала головой:

– Я спросила его об этом. Викарий сказал, что не обращался.

– Еще кто-нибудь знал об этом прошении? – уточнил я. – Быть может, какой-то приятель Майкла?

– В Лондоне он был чужаком. У него не было здесь друзей, кроме меня, – с печалью добавила несчастная мать.

– Можешь ли ты провести расследование? – посмотрела на меня королева. – Возьмешься ли за это дело? От имени Бесс?

Я задумался. Пока я мог видеть здесь только узел сильных эмоциональных связей. Между королевой и Бесс, между Бесс и Майклом, между Майклом и теми детьми. И никаких фактов, никаких свидетельств, а быть может, и никакого дела. Я взглянул на Екатерину. Она хотела, чтобы я помог ее старой служанке. Я подумал о мальчике Хью, оказавшемся в самой середине всей истории…. Это было всего лишь имя для меня, но такое одинокое и беззащитное…

– Да, – ответил я. – Я сделаю все, что от меня зависит.

Глава 4

Я покинул покои королевы через час, располагая запиской самоубийцы, судебной повесткой и договоренностью с мистрис Кафхилл, чтобы та посетила меня ближе к концу недели: тогда я снял бы с нее полные показания.

Роберт Уорнер ожидал меня в приемной. Он провел меня по винтовой лестнице в свой кабинет – тесную комнатку, заставленную полками, полными бумаг и перевязанных розовыми ленточками пергаментов.

– Итак, вы беретесь за это дело, – проговорил он.

Я улыбнулся:

– Не могу же я отказать королеве.

– Я тоже. Она попросила меня написать Джону Сьюстеру, атторнею[19]19
  Атторней – термин английского юридического языка, служащий для обозначения особого рода адвокатов. В английском судоустройстве существует два типа судебных защитников: 1) адвокаты – барристеры, советники, сержанты юриспруденции и 2) стряпчие – атторнеи, солиситоры. Первые занимают высшее положение, словесно защищают клиента на суде и входят в сношение с тяжущимися лишь через посредство атторнеев, действующих на суде в качестве их помощников. Атторнеи занимаются письменной подготовкой дела, т. е. составлением судебных бумаг и предварительной частью процесса.


[Закрыть] Сиротского суда. Я бы сказал, что слушание состоится в следующий понедельник, несмотря на то, что Кафхилл мертв. И этого хочет королева в интересах суда. Сьюстер передаст это Вильяму, и это помешает ему отклонить дело. Паулит принадлежит к числу тех людей, которые предпочитают политическую выгоду – он не захочет огорчать ее. – Уорнер серьезно смотрел на меня, покручивая пальцами длинную бороду. – Но дальше этого пойти мы не можем, брат Шардлейк. Я не хочу слишком уж выпячивать связь с ее величеством. Мы не знаем, что именно лежит в основе этого дела. Возможно, и ничего, но если Майкл Кафхилл наткнулся на что-то серьезное, возможно, королеве не стоит публично связывать с этим свое имя.

– Понимаю. – Я уважал Роберта. Он исполнял обязанности атторнея при дворе королевы более двадцати лет – еще со времен Екатерины Арагонской, – и мне было известно о его особой симпатии к Екатерине Парр, которая возникала у всех, кто работал на нее.

– Вам досталось сложное дело, – проговорил он сочувственным тоном. – До слушания осталось всего пять дней, a мы не располагаем ни единым свидетелем помимо мистрис Кафхилл.

– В связи с окончанием судебной сессии я располагаю нужным временем.

Мой коллега неспешно кивнул:

– Суд по делам опеки все еще заседает. Есть подопечные, и есть деньги, которые можно взыскать.

Как и всякий здравомыслящий юрист, он говорил о Суде по делам опеки с пренебрежением.

– Я сделаю все от меня зависящее, чтобы отыскать свидетелей, – сказал я. – Существует викарий, с которым Майкл имел дело шесть лет назад. Мне поможет собственный клерк, поднаторевший в подобных вопросах. Если свидетели существуют, мы найдем их. Но сначала мне надо сходить в Сиротский суд, посмотреть, что именно написал Майкл в своем иске.

– Кроме того, вам нужно переговорить с Дириком.

– После того, как я увижу бумаги и ознакомлюсь с их свидетельствами.

– Я сталкивался с Дириком, – проговорил Уорнер. – Это сильный противник. Он, вне сомнения, скажет, что дело основано на бессмысленном обвинении, выдвинутом безумцем.

Юридический мирок Лондона невелик, каждый знает каждого – во всяком случае, по репутации.

– Вот почему я хотел бы сперва выяснить общее положение дел, прежде чем посещать его, – пояснил я. – А скажите, какое впечатление оставила у вас о себе мистрис Кафхилл?

– Она охвачена горем, находится в полном смятении. Быть может, ищет козла отпущения, чтобы обвинить его в смерти своего сына. Но я не сомневаюсь в том, что вы сумеете докопаться до самого корня истины. – Мой собеседник печально улыбнулся. – И вы еще опасались, что вам поручат политическое дело! Это читалось на вашем лице, когда вы вошли.

– Да, брат Уорнер, боюсь, что так.

– Королева всегда выполняет свои обещания, брат Шардлейк, – промолвил Роберт с укоризной. – И всегда поможет своей старой служанке в беде.

– Я знаю это. Мне следовало бы проявить больше веры.

– Королева Екатерина с большей добротой относится к своим старинным друзьям, чем все ее предшественницы после первой королевы Екатерины.

– Екатерины Арагонской.

– Да. Она также была доброй женщиной, хотя у нее имелись свои недостатки.

Я улыбнулся:

– Ее католицизм.

Коллега посмотрел на меня серьезными глазами:

– Не только он. Однако я уже и так сказал больше, чем следует. Разговоры на политические темы опасны, хотя сильные люди страны сейчас не имеют времени для интриг. Хартфорд, Норфолк, Гардинер теперь в отъезде, заняты своими военными поручениями. Но если нам удастся пройти через войну, нисколько не сомневаюсь, что все начнется сначала. Католическая партия не любит королеву Екатерину. Вы видели ее книгу?

– «Молитвы и размышления»? Да, она прислала мне ее в прошлом месяце.

Уорнер посмотрел на меня проницательным взором:

– И что вы о ней скажете?

– Я не знал, что сердцем ее владеет такая печаль. Все эти молитвы призывают нас оградиться от стрел несчастий, которые посылает в нас мир, в надежде на спасение в мире грядущем.

– Друзья советовали ей исключить некоторые отрывки – слишком отдающие Лютером. И, к счастью, она послушала нас. Королева всегда осторожна. Например, сегодня она не сделала и шагу из своих покоев, поскольку сэр Томас Сеймур[20]20
  Томас Сеймур, 1-й барон Сеймур из Садли (ок. 1508–1549) – английский государственный деятель, адмирал и дипломат при дворе Тюдоров. Казнен в Тауэре, куда попал по обвинению в измене как любовник вдовствующей королевы Екатерины Парр.


[Закрыть] находится в Хэмптон-корте.

– Этот сорвиголова! – проговорил я с чувством. Я встречался с Сеймуром в ту пору, когда король давил на Екатерину Парр, требуя выйти за него замуж, в то время как она сама стремилась выйти за отважного Сеймура.

– Король посылал его с инспекцией всех войск на юге Англии. Он явился, чтобы дать отчет Тайному совету.

– Не могу не радоваться тому, что у ее величества есть такие верные друзья, как вы, – со всей искренностью проговорил я.

– Да, мы бережем ее. Кто-то должен заниматься политикой, – добавил Роберт.

Я ступил на залитый солнцем двор. Астрономические часы над аркой передо мной показывали четыре часа дня. Сложенные из красного кирпича здания почти не отбрасывали тени, а над раскаленной мостовой подрагивал воздух. На лбу моем выступил пот. Гонец в королевской ливрее быстро проскакал через двор под противоположную арку, быть может, с какой-то депешей для армейского командования.

Тут я заметил двоих мужчин, стоявших в дверях и смотревших на меня. Я узнал обоих, и сердце мое упало. Уорнер сказал, что сэр Томас Сеймур находится в Хэмптон-корте, и вот этот человек оказался прямо передо мною в ярко-желтом дублете и черных лосинах на длинных стройных ногах. Его симпатичное лицо, окаймленное темно-рыжей бородой, казалось, по обыкновению, жестким и насмешливым. Он стоял, уперев руки в бока, в той самой надменной позе, в которой Гольбейн[21]21
  Ганс Гольбейн (Младший) (1497–1543) – живописец, один из величайших немецких художников. Самый знаменитый представитель этой фамилии. Родился в Аугсбурге, Германия, учился живописи у своего отца – Ганса Гольбейна Старшего. До нас дошло несколько гольбейновских портретов Генриха VIII, королевы Джейн Сеймур, Эдуарда VI, герцога Норфолка и т. д.


[Закрыть] изобразил короля. Возле него замер невысокий и аккуратный в своем адвокатском облачении сэр Ричард Рич, также член Тайного совета, последние десять лет охотно служивший орудием короля в самых грязных областях государственного дела. Насколько мне было известно, в прошлом году Рич был связан с финансовым обеспечением вторжения во Францию. По слухам, он имел неприятности от короля, так как позволил себе при этом слишком плотно набить золотом собственные карманы.

Оба они молчали и не шевелились, а просто смотрели на меня: Сеймур с пренебрежением, а Рич с тихим холодком в глазах. Они знали, что человек моего ранга просто не мог обойти их стороной. Сняв с головы шапку, я приблизился к ним, стараясь ступать, по возможности, уверенно, и низко поклонился.

Сеймур заговорил первым:

– Мастер Шардлейк, давненько мы с вами не встречались! А я-то думал, что вы безвылазно засели среди судейских крючков. – С ехидной улыбкой он широко повел рукой вокруг. – Стрижете золотишко с поссорившихся глупцов, в то время как доблестные и верные англичане обороняют страну от ее врагов…

Он подчеркнуто оглядел меня с головы до ног, особым образом задержав взгляд на моей спине.

– Бог ограничил мои возможности, – отозвался я.

Томас расхохотался:

– A что, именно так!

Я не стал отвечать, зная, что Сеймуру скоро надоест осмеивать меня и он позволит мне идти собственным путем. Но тут заговорил Рич – спокойным и резким голосом:

– Какое дело привело вас сюда? Мне и в голову не приходило, что вы посмеете вновь приблизиться к королевскому дворцу. После того раза.

Он имел в виду мое пребывание в Тауэре, куда отправил меня по ложному обвинению, чтобы выиграть судебное дело. Ричард ведал тогда Судом казначейства, управлявшим захваченными королем землями монастырей. Я же защищал интересы лондонского Сити, и моя возможная победа уменьшила бы цену некоторых из этих земель. Рич прибег к услугам лжесвидетелей, чтобы заключить меня в тюрьму по обвинению в измене. Он охотно довел бы дело до казни, однако обвинения против меня удалось опровергнуть. Тем не менее Совет Сити был настолько напуган, что отказался от иска.

Я попросил свои ноги не подгибаться и ответил:

– Я нахожусь здесь по делу, сэр Ричард. По приглашению брата Уорнера.

– Адвоката королевы. Надеюсь, что она не отправила вас защищать еретиков, как в прошлом году поступила с самим Уорнером.

– Нет, сэр Ричард. Это всего лишь гражданское дело. Защита интересов одной из старых служанок королевы.

– В каком суде?

– В Сиротском.

Теперь Рич и Сеймур захохотали вместе. Басовитый смех Томаса контрастировал со скрежещущим смешком его спутника.

– Ну, желаю вам развлечься, – проговорил Ричард.

– Надеюсь, вам хватит денег на подкуп чиновников, – проговорил Сеймур. – Без этого не обойтись.

Я предполагал, что слова эти встретят отпор со стороны Рича: он служил в судебном ведомстве, и таких, как он, обыкновенно оскорбляло упоминание о коррупции в их рядах. Но сэр Ричард лишь чуть улыбнулся в ответ.

– Но кто наполнит его кошель, сэр Томас? – спросил он.

– Надо думать, слуга королевы. Если бы сама королева захотела оплатить чьи-то судебные расходы, это было бы не вполне законно.

– Не сомневайтесь в том, что ее величество приглядит за тем, чтобы все правила приличия были выполнены, – ответил я. – Высокая честность ее общеизвестна.

Этот ответ был смелым, однако пришло время напомнить им, кем является моя покровительница.

Рич склонил голову:

– Мне известно, что ее величество не раз наставляла вас в юридических вопросах. Я нахожу это несколько странным с учетом того мнения, которое король высказал о вас в Йорке. – Он повернулся к сэру Томасу с улыбкой: – Мастер Шардлейк вызвал неудовольствие его величества и претерпел публичное унижение за свой проступок.

С этими словами он склонил свою небольшую голову набок, и я заметил, что его прикрытые шапкой волосы седеют.

– Повесть эта мне известна, – отозвался Сеймур. – Он назвал Шардлейка пьяным и горбатым пауком перед половиной Йорка.

Тут он снова расхохотался.

Ричард же слегка поклонился, отпуская меня:

– Берегите себя, мастер Шардлейк.

В смятении я отправился прочь, ощущая на себе их взгляды. Встретить их обоих вместе было той еще неудачей. Я думал, что Рич давным-давно забыл про меня. Страшно было подумать, что его злобные глазки все это время следили за мной! Впрочем, он, вне сомнения, приглядывал за всем мелким людом, ожидая, пока кто-нибудь из них не запутается в его сетях. Слава богу, я находился под покровительством королевы. Лишь пройдя под аркой и оказавшись вне поля их зрения, я позволил себе вытереть лоб.

После этого я сразу направился домой. Мне было известно, что Тамасин собиралась посетить Гая и что Барак придет вместе с ней. К собственному удивлению, войдя в дом, я обнаружил, что прихожая полна людей. Тамасин сидела у подножия лестницы, животик выпирал у нее из-под платья, милое бледное лицо было покрыто потом, а светлые волосы свисали сосульками. Джозефина, дочь Вильяма Колдайрона, сняв с головы гостьи чепец, овеивала ее лицо широкими взмахами. Барак стоял возле жены, встревоженно прикусив губу. Эконом с неодобрением взирал на всю эту картину, в то время как оба мальчишки выглядывали из кухонной двери.

– Тамасин, – встревожился я. – Дорогая моя! Что случилось? Где Гай?

– Все в порядке, мастер Шардлейк. – К моему облегчению, голос молодой женщины был полон удивления. – Он отправился мыть руки. Я почувствовала себя как-то не так, когда ушла с улицы, с солнца, и мне пришлось присесть.

– Она всю дорогу прошла одна! – негодуя, сообщил мне Барак. – Я сказал, что встречу ее здесь, но я думал, что с ней будет Джейн Маррис. Шла одна, по такой жаре, и можно заранее сказать, слишком быстрым шагом! Уж я ее знаю! А если бы ты свалилась прямо посреди Чэнсери-лейн, Тамми? Почему Джейн не пришла с тобой?

– Я послала ее за покупками, – объяснила его супруга. – И когда мне надо было уже выходить, она еще не пришла. В торговле полный хаос после выпуска новых монет!

– Тебе надо было сказать, чтобы она вернулась домой вовремя и привела тебя сюда. Где твоя голова, женщина?

– Я же не упала в обморок, Джек, – раздраженным голосом отозвалась Тамасин. – Просто мне пришлось сесть… ох! – Она замолчала, так как Джозефина неловким движением случайно задела ее щеку.

Вильям шагнул вперед и выхватил у нее из рук чепец:

– Следи за своими руками, неуклюжая кобыла! Ступай, назад на кухню! И постарайся не бить посуду!

Джозефина покраснела и заторопилась прочь мелкими стремительными шагами, склонив голову. Колдайрон повернулся ко мне:

– Сегодня утром она разбила большой масляный горшок. Я сказал, что вычту его из ее платы.

– Неважно, – проговорил я. – Скажи ей, что я заплачу за новый горшок.

Эконом глубоко вздохнул:

– Если разрешите мне высказаться, сэр, то это подрывает дисциплину. Женщины – как солдаты, они должны повиноваться старшим.

– Убирайтесь! – сказал я раздраженным тоном. – У меня здесь довольно дел.

Единственный глаз Колдайрона на мгновение вспыхнул гневом, однако он повиновался и следом за дочерью вернулся на кухню. Ухмылявшиеся мальчишки прыснули по сторонам. Я же снова повернулся к Тамасин:

– С тобой все в порядке?

– Конечно, – заверила меня та. – Не было никакой необходимости, чтобы он говорил с ней подобным образом. Бедная девочка!

Наверху лестницы появился Гай. Он неторопливо спускался вниз, вытирая руки.

– Тебе уже лучше, Тамасин? – спросил он мою гостью.

– Теперь все хорошо. – Мистрис Барак поднялась на ноги. Муж поспешил ей на помощь.

– Скажите ей, доктор Мальтон! – взвился он. – Скажите ей, что глупо ходить без провожатых!

Гай наклонился и пощупал лоб Тамасин:

– Ты перегрелась. Не стоит допускать этого, когда ты носишь ребенка.

– Ну, хорошо, я больше не буду ходить одна. – Женщина посмотрела на Барака. – Обещаю.

– Могу ли я посмотреть Тамасин в твоем кабинете, Мэтью? – спросил Гай.

– Конечно. Джек, мне хотелось бы переброситься парой слов с тобой, – поспешно добавил я, заметив, что мой помощник собрался последовать за врачом и собственной женой. Тамасин бросила мне благодарную улыбку через плечо, а Барак неохотно последовал за мной в гостиную.

Я закрыл дверь, попросил его сесть и уселся перед ним на табурет.

– У нас появилась срочная работа, – проговорил я.

– От королевы?

– Да.

Я рассказал ему о своей встрече с ее величеством и Бесс, и в глазах моего помощника зажегся огонек интереса.

– Когда я явился к королеве, с ней была леди Елизавета, – добавил я.

– И какова же она?

– Удивительно умная девочка. Они с королевой прямо как мать и дочь. – Я улыбнулся, однако потом нахмурился. – Но после разговора с королевой я встретил старых знакомых, Рича и Томаса Сеймура. Думаю, что они знали о том, что она вызывала меня… и, наверное, дожидались, чтобы меня подразнить.

– Скорее, это случайное совпадение. Они, вероятнее всего, обсуждали военные дела, когда ты появился. Оказавшись перед выгребной ямой, нельзя не увидеть червей.

– Ты прав. Но Рич явным образом следил за моей карьерой.

– Но это отнюдь не секрет, что ты защищал интересы королевы. Вероятно, он прознал о твоем визите и решил развлечься за твой счет.

– Да. Но я не являюсь достаточно заметной персоной, чтобы быть по-настоящему ему интересным.

– Я слышал, что Рич теперь несколько не в чести.

– Я тоже слышал об этом. И все же он по-прежнему является членом Тайного совета. Король ценит его дарования, – добавил я с горечью.

– Политика подобна игре в кости: чем лучше игра, тем хуже человек.

– Джек, мы должны действовать быстро. Слушанье в понедельник.

– Нам еще не приходилось иметь дело с Сиротским судом.

– Многие из его функций не принадлежат суду. Тебе известен принцип опеки?

Барак неторопливо процитировал вспомнившийся отрывок из книги:

– Если муж держит землю по рыцарской службе и умирает, имея малых наследников, собственность его переходит к королю до тех пор, доколе подопечный не достигает возраста или не женится.

– Это правильно.

– И король имеет право управлять землями и устраивать брак подопечного. Однако на деле он продает опеку предложившему больше. Через Суд по опеке.

– Точно запомнил. Рыцарская служба представляет собой древнюю форму наследственного владения землей, уже вымиравшую перед правлением нынешнего короля. Однако потом начался роспуск монастырей. И все захваченные монастырские земли были проданы как земли рыцарской службы. Это породило столько дел по вопросам опекунства, что пришлось распустить прежнее отделение королевского Суда по опеке и учредить отдельный суд. Главной работой его является получение денег. Они проверяют стоимость земель, подлежащих опеке через феодариев, местных чиновников, после чего торгуются с просителями опекунства над несовершеннолетними наследниками.

– Некоторые права опеки предоставляются родственникам детей, разве не так?

– Так. Однако часто они переходят к предложившим большую цену, особенно, когда у детей не имеется близких родственников. К таким, как этот Николас Хоббей в деле детей Кертисов.

– Я могу понять, зачем он это сделал, – заинтересовался Барак. – Выдав эту девочку за своего сына, он получил бы ее долю отцовского леса. Но девочка умерла.

– Но, тем не менее, обладать Хью для Николаса не менее выгодно. Доля Эммы должна была перейти к ее брату. Хоббей получил бы право контроля над землями Хью до достижения им двадцати одного года. На юге существует постоянная потребность в лесе для корабелов и угле для железоделов. Особенно теперь, во время войны.

– А много ли там леса?

– На мой взгляд, примерно двадцать квадратных миль. Около трети принадлежало самому Хоббею, но все остальное перешло к Хью Кертису. И по закону стоимость земли должна быть сохранена. Но я знаю, что те, кто покупает военные корабли, часто получают незаконные доходы при рубке леса и действуют рука об руку с местными вассалами, получающими свою долю. Вся система прогнила с ног до головы.

Барак нахмурился:

– Неужели у опекаемых детей нет защиты?

Уличные дети и вообще бедствия обездоленных детей всегда привлекали его внимание.

– Очень немного. Опекун заинтересован в том, чтобы подопечный был жив, ибо в случае смерти последнего опека кончается. Кроме того, он обязан устроить образование подростка. Но вот женить или выдать замуж подросшего подопечного он может, в большей или меньшей степени, по собственной воле.

– То есть дети находятся словно в ловушке? Беспомощные в терновнике?

– Суд обладает властью надзора. У него можно попросить защиты от плохого обращения с подопечными, как это сделал Майкл Кафхилл. Однако суд не любит вмешиваться, поскольку опекунство приносит доход. Завтра я схожу в опеку. Вполне возможно, мне придется подмазать чью-то ладонь, чтобы посмотреть все бумаги. И, раз уж я буду там, – я глубоко вздохнул, – то попробую получить копию документа, удостоверяющего безумие Эллен. Документа девятнадцатилетней давности.

Джек посмотрел на меня серьезными глазами:

– Эта Эллен становится для тебя чем-то вроде личного порока. Слабость наделяет некоторых людей странной разновидностью силы, как тебе, конечно, известно. Кроме того, она хитра, как и многие безумцы.

– Если удастся узнать что-нибудь о ее семействе, это может оказаться шагом вперед. Возможно, мне удастся найти человека, который будут заботиться о ней. И снимет с меня это бремя.

– Ты говорил, что Эллен была изнасилована. Возможно, это сделал один из членов ее собственной семьи.

– Не обязательно. Если дело Кертисов будет принято к рассмотрению, мне, быть может, потребуется съездить в Портсмут, чтобы снять показания. Возможно, мне придется сделать крюк в Сассекс.

Барак приподнял бровь:

– В Портсмут? Я слышал, что туда отправили уйму солдат. Возможно, французы высадятся именно там.

– Я знаю это. Королева сказала мне, что шпионы короля утверждают, будто бы планируется именно это. Но имение Хоббеев находится в нескольких милях к северу от города.

– Я бы съездил с тобой, однако не могу оставить Тамасин. Во всяком случае, сейчас.

Я улыбнулся:

– И не думай об этом. Но помоги мне со слушанием по делу Майкла Кафхилла.

– Странно, что он покончил с собой, подав это прошение. Как раз тогда, когда мог бы что-то сделать для юного Кертиса.

– Ты хочешь сказать, что его убили? Я думал об этом. Однако его мать говорит, что никто больше не знал о его прошении. Кроме того, она узнала почерк на записке. – Я передал помощнику клочок бумаги, и он принялся внимательно его изучать.

– По-прежнему странно, – пробормотал он затем. – Не вредно будет сходить в тот дом, где останавливался Майкл, и задать там несколько вопросов.

– А ты сможешь сделать это завтра?

Барак улыбнулся и кивнул. Он любил работу подобного рода и умел ее делать. Умел разыскивать факты на мостовой.

– Кроме того, придется посетить прежнюю церковь семейства Кертисов, посмотреть, там ли обретается старый викарий, – продолжил я.

– Первым делом.

– Давай-ка, я запишу тебе адреса…

Когда я повернулся к Джеку, чтобы передать ему бумагу, он посмотрел на меня с легкой ехидцей.

– Что такое? – удивился я.

– Это дело расшевелило кровь в твоих жилах, не так ли? Я уже замечал, что тебе становится скучно.

Но в следующий миг Барак услышал голос жены и распрямился. Мы подошли к двери. Тамасин уже стояла за ней с улыбкой на лице. А Гай явно был довольнее, чем все последние дни.

– С моей девочкой все в порядке, – проговорила молодая женщина. – С моей маленькой Джоанной.

– С моим маленьким Джоном, – возразил ей Джек.

– Но ты уже тяжела, Тамасин, – предупредил ее медик. – Не стоит препираться из-за пустяков.

– Да, доктор Мальтон, – со смирением ответила та.

Барак взял ее за руку:

– То есть ты намереваешься слушаться доктора Мальтона, а не собственного мужа и господина, так?

Его супруга улыбнулась:

– Надеюсь, мой добрый муж и господин проводит меня домой. Если он не нужен вам, сэр, – добавила она, повернувшись ко мне.

Когда, погрузившись в легкую дружескую перепалку, они оставили дом, врач улыбнулся:

– Тамасин говорит, что Джек слишком нервничает.

– Что ж, я получил новую работу, которая займет его. – Я положил ладонь на плечо друга. – Именно это, Гай, необходимо и тебе самому… ты должен вернуться к работе.

– Еще не пришло время, Мэтью. Я слишком… устал. A теперь мне надо снова вымыть руки. В отличие от многих моих коллег, я полагаю важным избавляться от любых скверных гуморов.

Он снова поднялся наверх. А я ощутил внезапную тяжесть печали: о Гае, об Эллен, о незнакомом мне парнишке Хью Кертисе, о бедном Майкле Кафхилле… И чтобы несколько упорядочить все эти думы, я решил пройтись по саду.

Обойдя дом сбоку, я наткнулся на Колдайрона, рубившего дрова топором. Побагровевшее лицо его было покрыто потом, стекавшим мимо глазницы на нос. Джозефина стояла возле отца, нервно ломая пальцы. Казалось, что она вот-вот разрыдается.

– Горбуны, – говорил Вильям, – и всякие темнокожие, и беременные шлюшки, падающие на лестнице, чтобы показать свой огромный живот…

Звук моих шагов заставил его вздрогнуть и оглянуться. Глаза Джозефины округлились, а рот приоткрылся.

Посмотрев на эконома, я холодно промолвил:

– Тебе повезло, что со мной нет Барака. Если бы он услышал, как ты называешь его жену, боюсь, тебе пришлось бы познакомиться с острым концом этого топора.

Обойдя Вильяма, я направился прочь. Я готов был выгнать этого типа прямо сейчас, однако полные предельного страха глаза его дочери остановили меня.