Текст книги "Песни Орфея"

Калле Каспер
Песни Орфея

Тоскуя по Гоар

© Калле Каспер, 2018

© Алексей Пурин (перевод), 2018

1

 
Твой пепел – ох, нелегкая поклажа,
Да и тропа моя могла быть глаже,
Скользит стопа и мо́чи нет в ногах,
Но должен я – хоть рухнет мирозданье! —
Исполнить сердцем данное заданье —
В Элизиум доставить милый прах.
 

2

 
Самозабвенны были, словно дети,
В любви: я так хотел тебя спасти;
Спешила ты, щадя меня, уйти —
И на́ день меньше прожила на свете.
 
 
Теперь, как сирота, роняю слезы,
Сижу часами тупо на лугу —
И вынести разлуки не могу…
Твой лик мелькнул в ручье?.. Всего лишь грезы.
 

3

 
Бальзамировщик стер твои черты…
Я прочь пошел – к пещере, где стенаю
И на скале осколком высекаю:
«Я умер в тот же самый час, что ты».
 
 
Могу существовать – сидеть, ходить,
но мыслить – нет, – поскольку лишь с тобою
Способен жить и чувствовать живое…
Греби, Харон! Мне Стикс бы переплыть!
 

4

 
Кто б знал, что счастье тоже убивает!
Но убивает, порождая боль.
Воспоминаний горькая юдоль
Осталась мне. Кто б знал, что так бывает!
 
 
На каждом снимке – ты: мила, нежна;
Сама любовь, и женственность, и верность,
И чистота… Кто скажет «эфемерность»? —
Пускай меж нами пропасть и стена.
 

5

 
Хотела ты быть вечно молодой,
И эта страсть тобой руководила,
Ты листопад и иней победила,
Весну, но лето кончилось бедой.
 
 
Я думаю, тебя за красоту,
Ревнива – а поэтому сердита,
Тщеславная сгубила Афродита,
Поправ о справедливости мечту.
 

6

 
Теперь мы станем мучиться всегда.
Вся плоть моя как бы огнем палима,
И эта боль сильна и нестерпима.
Скажи, и ты несчастна так же, да?
 
 
Изнемогаешь тоже от разлуки,
Страдаешь, как и я, утратив плоть,
Но памяти не в силах побороть?
Не тела, а души ужасны муки.
 

7

 
Как вышло, что ужалила змея?
Сошла с тропинки верной, необута?
Мгновенье боли, страшная минута…
Не уберег тебя – вина моя.
 
 
Мне бы с прутом ходить перед тобою
И шевелить опасную траву!..
Ужалена змеей… А я живу,
Как – не пойму, с чудовищной бедою.
 

8

 
Срослись, как жила с костью, мышца с жилой,
И мысли друг от дружки не тая, —
Жена и муж; но как тогда твоя
(Своя?) плоть вожделенна с прежней силой?
 
 
Нож мясника сверкнул – и разрубили
Нас пополам, – я думаю, затем,
Чтоб в чуде не уверились совсем,
Чтоб муки разделенья нас убили.
 

9

 
«Люблю, люблю!» – кому теперь сказать?
Бывало, повторял на дню раз двести:
Тебя такие радовали вести,
А я был рад такую радость дать.
 
 
Теперь могу лишь кликать в пустоту,
Не ведая, дойдут ли эти клики…
Нет, не смирюсь с утратой, Стикс безликий!
Верни мне свет мой, счастье и мечту!
 

10

 
Верните плоть и душу Эвридики!
Не вещь, но всё же собственность моя:
Ее слепил я из небытия, —
Не думайте, что это просто бзики.
 
 
Но пусть безумец я – да не подлец! —
Вам, боги, оставляю эту нишу.
Вы не любимы смертными, как слышу, —
Вы нечестны и лживы, наконец.
 

11

 
Прошу тебя, родная, дай им весть,
Всем этим тварям, о моем раскладе:
Пусть налетят менады, Зевса ради,
И довершат намеченную месть.
 
 
Пусть поплывет по водам голова —
Мое, уже не нужное мне бремя, —
Туда, где ты, где прекратилось время,
Но где душа твоя еще жива.
 

12

 
В тот день и небо разразилось плачем —
И не вмещало, серое, оно,
Что час прощанья вечного назначен.
Я возопил (в Эребе ей темно!) —
Но отвечало эхо мне одно.
 

13

 
Все сны мои тебе открыты мной —
Стучаться в эту дверь тебе не надо.
Не ведаю, обрушится ль преграда —
И под луной окажемся одной?
 
 
По Корсо прогуляться б еще раз,
Когда сворачивают tapparell’и[1]1
  Tapparella – сворачивающиеся жалюзи (ит.).


[Закрыть]
Под вечер (мы однажды подсмотрели)…
Да и не раз, а сотню (всё для нас)!
 

14

 
Нашел кровавый след на простыне —
И всё хочу его расцеловать я, —
Сплю, заключая простыню в объятья…
Где одеяло, непонятно мне…
 
 
Да и куда упряталась змея?
Ну ничего, сыщу я плеть похлеще!..
Я убежден в наиважнейшей вещи:
Ничтожна смерть, сильней любовь моя.
 

15

 
Приди хотя бы призраком в ночи;
Готов отдать всё злато без изъятья,
Чтоб ощущать холодные объятья,
Покуда утра не блеснут лучи.
 
 
Или вампиром явишься? О, нет,
Характер твой не мягок, не из воска,
Но и мерзавца не убьешь, как Тоска.
Ты – солнечный прекрасный, чистый свет!
 

16

 
Твой нежный меццо, сладок и прекрасен,
Песнь утешенья пел мне что ни день.
Он и тогда, когда разлада тень
Касалась нас, был столь же чист и ясен.
 
 
Он наполняет слух мой и сейчас.
И кажется, ты просто спишь – и нету
На свете смерти вовсе, – верь поэту:
Настанет вскоре пробужденья час.
 

17

 
По вечерам являешься ко мне,
Вернее, возникаешь в подсознанье
В опасных ситуациях – вниманье
Напряжено, но всё как бы во сне.
 
 
То падаешь с причала, то паришь
Над пропастью… Спасать бросаюсь смело —
Но нет тебя, виденье отлетело…
Намек какой-то? Полудрема лишь?
 

18

 
Скучают наши плюшевые мишки,
Грустят в уютном кресле о твоих
Ладонях – как они любили их.
Что могут знать о смерти их умишки?
 
 
Где ж вам соединиться – вот беда?
В загробный мир игрушки брать – не дело:
Сваляется их плюшевое тело.
Один есть шанс – вернуть тебя сюда!
 

19

 
Своих годов я выгляжу старее:
И поседел, и, главное, оброс —
На воротник легли вихры волос.
Приди и подстриги меня скорее!
 
 
Других я всё равно не подпущу:
Лишь ты одна мне голову в порядок
И приводила… Хлеб теперь не сладок…
В пыли вся комнатушка, где грущу.
 

20

 
Живешь, возможно, прямо надо мной, —
Я слышу легкий шаг над головою.
Вот ленточки и пилочки, тобою
Забытые, ушедшей в мир иной.
 
 
Затем, чтоб нам пересекаться снами,
Ты поселилась там же, где и я?
Подай мне голос, милая моя! —
И я разрушу стены между нами.
 

21

 
Услышал ту мелодию я вновь,
Что чудилась, когда ты умирала…
Как ты страдала… о, как ты страдала!
Твой эпикриз в мою вписался кровь.
 
 
И ад теперь царит в моих ночах —
Моря страданья, реки лютой жажды…
Но унесу, любовь, тебя однажды
Я, как Атлант, из ада на плечах.
 

22

 
Не звуком, не рядком тире и точек —
Лишь мелосом поэзии дойдет:
Тебе отправлю семь десятков од,
А ты в ответ мне – мириады строчек.
 
 
Ах, разгадать бы только взор немой,
Чтоб смысл в словах завороженных взялся…
Ты улыбаешься?.. Я догадался?..
В мой ум твой разум ходит как домой.
 

23

 
Кочую, что цыган, по городам, —
Ищу то блузку в шкафчике отеля,
То лист бумаги – в тумбочке: отселе
Куда мне ехать, сообщаешь там.
 
 
Глядят как на безумного, когда
На площадях выкрикиваю имя
Твое… Но вдруг стараньями моими,
Ты возвратишься – раз и навсегда.
 

24

 
На раменах угасла Эвридика
Моих… Я проклинаю этот мир,
Где лишь червям могильным жирный пир, —
Но что ему до окрика и крика…
 
 
Судьба не склонна признавать ничью.
Ваятель нас в одном увидел камне, —
Поэтому настолько ты близка мне.
Пробьются травы – жизнь вернут твою.
 

25

 
Хочу обратно в нашу сказку, где мы
Всегда вдвоем и только. Кто вернет
Твой голос – вязкий вересковый мед?
Ах, без тебя все ощущенья немы!
 
 
Вернись! И я возьмусь стирать белье…
И гладить – безо всякой укоризны…
Вернись немедля к прежней нашей жизни —
Рукой подать из бездны до нее.
 

26

 
Мертва… Пора признать ужасный факт,
Но я не в силах. Пусть хоть барракуда
Сожрет меня, но я всё верю в чудо —
С Миносом заключить я должен пакт.
 
 
Пусть ослепит меня (и так слепец!),
Пускай отнимет дар (какая малость!),
Пусть сократит то время, что осталось, —
Но пусть тебя вернет мне наконец!
 

27

 
Из пепла возродилась Феникс-птица.
Так почему восстать не можешь ты?
Боишься окрыляющей мечты?
Не веришь? Полагаешь – небылица?
 
 
Но лишь надежда добавляет сил.
Обжора – Зевс; за пуд роскошной рыбы,
Фалерна бочку мы вернуть могли бы
Тебя, – всё дам, что б он ни попросил!
 

28

 
Сейчас я написал тебе письмо —
И слов хвалебных подыскал немало.
Ты стиль всегда прекрасно понимала,
Любила сочинительство само.
 
 
Постскриптум: обязательно ответь!
Тогда миры сойдутся в самом деле,
А в цветнике увидим асфодели —
И победим, пускай на время, смерть.
 

29

 
Не хочешь ли сиять звездой небесной?
Есть на Олимпе у меня ходы.
Боишься, что в тумане канешь ты?
Нет, для тебя туманность будет тесной.
 
 
Галактика! Как думаешь? Далече
Лететь, конечно, сквозь холодный мрак.
Но есть же скорость света как-никак —
И редкими не станут наши встречи.
 

30

 
Видала ли в Элизии Ахилла?
Кто варит кофе для тебя? Орест?..
Эней! Ну этот вспомнит уйму мест,
Куда его поэма заносила…
Но вряд ли станет потакать причудам
Твоим… Ревную? Да!.. Хочу туда,
Где ты, – упиться нашим прежним чудом, —
Туда, где нас вела одна звезда
Мечтательно-безумным изумрудом!
И кофе для тебя варить всегда…
 

31

 
Когда же ты воротишься домой?
Взяла билет andata е ritorno[2]2
  Аndata е ritorno – туда и обратно (ит.).


[Закрыть]?
У нас тут жизнь, как говорится, «порно» —
И сделалась чертовски дорогой.
 
 
Но ждут тебя и книги и СD,
Лэптоп и спальни чистые прохлады…
Пусть сдохнут, нам завидуя, менады!
У нас опять всё будет впереди.
 

32

 
Ты отчего не пишешь, дорогая,
О всех своих капризах – там, внизу?
Кораллы носишь или бирюзу,
Лазурный берег в сердце сберегая?
 
 
А у меня ведь писем нет твоих! —
Мы постоянно вместе жили в мире,
Который был, казалось, много шире,
Хоть мы его делили на двоих.
 

33

 
Неужто Интернета нет в Айдесе?
Послал бы я «емелю» – что да как?
Чем занималась? Так ли темен мрак?
Как Церберу убавить песьей спеси?
 
 
Пришли размеры – платьев накуплю,
Немедленно отправлю почтой скорой.
Примеришь перед зеркалом: «Да, впору.
Неплохо». Плачу. Плачу и люблю.
 

34

 
Так, в Кадриорг поедем погулять,
И обойдем, пожалуй, пруд лебяжий…
Поярче платье, поцветастей даже! —
Про нашу боль чужим не стоит знать.
 
 
Гляди, какой чудесный променад…
Увы, ты стала тенью, дорогая, —
И всё же в сером не ходи, другая —
Ты, не толпа бесцветная менад.
 

35

 
В загробном мире можно жить в отеле —
Особенных удобств не нужно нам.
А хочешь – так и дом построим там.
Кто станет нам соседом? Боттичелли?
 
 
Калитку – настежь, дабы вчетвером
Встречаться на террасе – мы с тобою
Да Сандро с Симонеттой… Голубое,
Подернутое редким серебром…
 

36

 
Гуляя, очи опускаю долу,
Чтоб не видать безоблачных небес.
Но до сих пор упорно жду чудес
И доверяю твердому глаголу.
 
 
Поеду на Сицилию. Найду
Вулкан. Спущусь в жерло его. Из ада
Возьму тебя. Капризничать не надо.
Пойдем со мной! Не быть тебе в аду.
 

37

 
Всё составляю список, что с собою
Мне нужно взять в рискованный поход.
Не знаю, добровольно ль выдаст Тот
Тебя или не обойтись без бою?
 
 
Понятно – золотишка да камней
(Чиновники везде… ну, это ясно),
Носки, зубную пасту… Так, прекрасно!..
Веревку подлинней – и вниз по ней!
 

38

 
Улыбку я во внутреннем кармане
Твою укрою – к сердцу, там теплей.
В дупло зубное прячься поскорей
Мое, как в приключенческом романе!
 
 
В нем притаись надолго, чтобы дрема
Сковала Пса, лишив чутья и сил…
Настанет час – и от немых могил
Ты возвратишься к свету, мной ведома.
 

39

 
В большом творишь ты жанре или в малом?
Гадесу иглы ставишь на плече?
Так дай ему цикуты вообще —
И некролог пройдет по всем Анналам!
 
 
Тогда замки откроются, скрипя,
И миллионы выйдут из Аида.
Что мы причастны, не подам я вида.
За первой дверью буду ждать тебя.
 

40

 
Ты Ваккарини помнишь? Был такой
Хороший архитектор: он Катанью
Восстановил из пепла – зданье к зданью, —
И стала краше Вены золотой.
 
 
У Слоника бываю иногда,
Любуюсь с via Etna я вулканом…
К тебе в Аид уеду – и Кораном
Мне не придется клясться никогда!
 

41

 
Катанью обошел и Сиракузы,
Но нет тебя… Смелей, Орфей, дерзай —
И, люк открыв в подземный мир, узнай
Всё о ночах твоей несчастной музы:
 
 
Сидит в слезах на берегу Коцита,
Не пляшет, не поет, не весела,
В заботе вечной: как его дела,
Здоров ли он, накормлен ли досыта?
 

42

 
Бежим из ада на мусоровозе
(Воняет страшно… Впрочем, не беда:
Вернемся – и отмоемся тогда),
Как в модных фильмах или в модной прозе.
 
 
Я помню: ты боишься высоты,
А тут витки крутого серпантина…
Потоки лавы… Жуткая картина…
Но нечего терять нам, знаешь ты.
 

43

 
Скульптура в Сиракузах мне предстала:
Гадес – и Цербер у хозяйских ног,
Смешной, похож на пуделя… В свой срок
Засунем пса мы в клетку из металла —
 
 
Как канарейку… Да, но ведь закон
Дает Гадесу право на отмщенье?..
Что ж, на Олимпе протащу решенье…
Спи! Пусть твой будет бестревожен сон!
 

44

 
Скорее полезай ко мне под веко,
В слезу!.. Уже проверка паспортов.
Там нужно вынимать всё изо ртов, —
Под веком же не видно человека.
 
 
Да это ж просто – вроде как нырнуть.
Слеза моя, что Понт, солоновата.
Дрожишь от страха? Ноги словно вата?
А я привык, что пред глазами муть.
 

45

 
Измажь лицо какой-нибудь золою
И закатай повыше рукава;
Припрется Цербер – так дыши едва,
Укройся в той вот нише с головою.
 
 
И поострее выбери каблук —
И твари прямо в глаз!.. И кончим дело.
Пусть, подыхая, воет обалдело…
У смерти вырву я тебя из рук!
 

46

 
Увы, сбежать у нас не получилось.
Нас кто-то выдал? Но поди проверь!..
Сидим в тюремной камере теперь…
И к лучшему для нас, что так случилось.
 
 
Там, на земле, боялся б за тебя я
Сильней, чем прежде, – всюду, всякий час;
От страхов полк охраны бы не спас…
А вместе не страшна нам смерть любая!
 

47

 
Зевс, полагаю, был изрядно пьян,
Когда распорядился: «Без оглядки!..»
Еще б – зажмурься и сыграем в прятки!..
(Алкоголизм – и для богов изъян.)
 
 
Но как не оглянуться, если надо
Увериться, что всё проходит так,
Как должно, что уверен каждый шаг?..
О, страшный вред излишнего пригляда!
 

48

 
А Гера почему не помогла нам?
И все мольбы – что о́ стену горох…
Наш гордый вид был для богини плох?
Завидовала смертным нашим планам?
 
 
Чуть-чуть направо – и Сalle Piovene[3]3
  Callе Piovene – улочка в Венеции (ит.).


[Закрыть]…
Как невесомо зыблется канал…
Любовь бессмертна!.. Этого не знал,
Увы, до твоего исчезновенья.
 

49

 
Где видел я тебя в последний раз?
Когда? Не помню. Плохо с головою.
На Ponte Accademia[4]4
  Ponte (dell’) Accademia – мост Академии в Венеции (ит.).


[Закрыть]? Живою!
Вчера? Позавчера? В который час?
 
 
Внезапно ты предстала предо мной
В толпе туристов, в сутолоке людной —
Веселой, ослепительной и чудной —
И тотчас скрылась, словно под волной.
 

50

 
Гадес тебя похитил? Чепуха!
Одна лишь Персефона на уме там
Да опиумный мак; к иным предметам
Гадесова головушка глуха.
 
 
Или, возможно, Зевс, собравши силы,
Стал лебедем опять?.. Не Леда – ты!
Ты мне верна, ты чудо чистоты!..
Вернись ко мне из водяной могилы!
 

51

 
Риальто – на ремонте. Словно зданье,
Рекламой он затянут площадной
(Не подхватить бы хвори здесь дурной!).
Откроют – и обложат новой данью.
 
 
Меж двух колонн прошелся на Пьяцетте,
Затем чтоб поскорее умереть, —
Ведь без тебя желанья нет гореть —
И не прельщают глаз красоты эти.
 

52

 
О времени, уже почти былинном,
Твердит твое на вешалке пальто…
Я не могу помочь ничем… Не то!..
И не молюсь, не будучи раввином.
 
 
Лишь миф сложу, как обитала тут, —
Как слушала «Сомнамбулу», к примеру,
И «Пуритан», роман писала, эру
Корила… Вот и первый мой этюд.
 

53

 
Доверчивой была ты, как Амина;
Я, как Эльвино, – резок и ревнив.
Осадок винный – ревность… Сохранив
Остатки вкуса, водку пью, не вина.
 
 
Но Лизу кто в спектакле том играл,
Губительною чья была интрига?..
Ах, хоть наш мир – не сцена и не книга,
Для счастья он непоправимо мал!
 

54

 
Сходить еще могли бы кой-куда —
Какой-нибудь купили б сувенир
(В кармане – десять тысяч прежних лир)…
Я больше не пущу тебя туда!..
 
 
Сон кончился, и снова я один.
Лишь уходящий образ твой – во мне…
Любую блажь исполню! Жаль, что не
Зашли мы в сувенирный магазин.
 

55

По мотивам Пушкина

 
Я памятник воздвиг тебе! Не знаю,
Сколь вечный. Но травой не зарастет, —
Здесь даже и репейник не цветет;
«Купи, – сказала, – пядь пустыни с краю».
 
 
Купил. И оказалось – нет воды.
Сейчас допил последнюю я кружку.
Умру от жажды, но зато подружку
Увижу снова: «Здравствуй! Это ты?»
 

56

 
На край моей постели ты присела,
Как было раньше, если я болел…
Лишь ту люби, взыскателен и смел,
Что так вот сильно к сердцу прикипела.
 
 
Она тебе – бессмертия залог.
Придет – и снова вымоет кастрюли —
И миндалем запахнет хоть в июле —
И тотчас станет выше потолок.
 

57

 
Сан-Марко… Воркованье голубей,
Галдеж туристов… Боль невыносима:
Тебя не будет больше… мимо, мимо!..
Ты далека от этих площадей.
 
 
Ведешь с Платоном мудрый диалог?
Суп варишь Микеланджело из мидий?..
Но трепещи! Я сокрушу Элизий,
Чтоб он очаровать тебя не смог!
 

58

 
На Синьории тошно – по причине
Бьеннале современных «мастеров»…
Давид шепнул: «Капец!» – и был таков…
Нога моя не ступит там отныне!
 
 
Ах, знаешь, лучше мертвым быть иль камнем,
Чем видеть вырождение вокруг.
Где благородство душ найти, мой друг?
Родиться бы в столетье стародавнем.
 

59

По мотивам Лермонтова

 
Своими щедрыми дарами
Меня дарила чересчур.
Ты умерла, теперь я хмур,
Но чувство днесь хранимо нами.
 
 
Кто, смертный, не желал уюта,
Но лал рождается в огне.
И дивный рай достался мне,
А не пикантная минута.
 

60

 
Здесь всё, как было прежде, как вчера:
Нептун, и Мавр, и Рек льняное лоно, —
О, осчастливить может нас Навона!
И вы при мне – вдвоем – с сестрой сестра…
 
 
Но вдруг ты исчезаешь в никуда.
Где ты стояла – только струйка пара.
Кого винить – Нептуна или Мавра?..
Не отвечает ничего вода.
 

61

 
Последняя надежда изменила,
Увы: телепатическая связь
Пропала, прекратилась, прервалась, —
А, как мираж среди песков, манила, —
 
 
Что тонущего – дальний парусок…
Морзянкой настучи мне сообщенье
В мозгу (ведь там произошло крушенье) —
Себя – как идеал – вложи в висок!
 

62

 
Хоть раз тебя коснуться, дорогая,
Лишь ощутить ладонью эту прядь,
И пяточки, и пальчики размять…
Что ж, Гера, наш очаг оберегая,
 
 
Усердна не была – обман и ложь…
Разъяты по мирам, а не по миру!..
Унес к чертям куда-то ветер лиру, —
Разбей ее о камни, коль найдешь.
 

63

 
Последний плач мой, разнесись по миру,
И, как лесной пожар, распространись!
Пришло из ада сообщенье ввысь —
В слезах Эллада, нелегко Эпиру —
 
 
Прощайтесь с Эвридикой навсегда:
Она во Флегетоне утопилась,
Откуда ни одна не воротилась
Душа. Зачем мне дальше жить тогда?!
 

64

 
Я бабочку убил – по злобе, что ли:
Ты умерла, а вот она жива.
И знаю, что не прав… Слова, слова…
Моей прискорбней нет на свете доли.
 
 
Как бабочку обнять? И для чего?..
Виновны боги!.. Нет таких знакомых,
Чтоб отомстить им… Мир без насекомых
Увидишь, сна коснувшись моего.
 

65

 
Закат предпочитала ты восходу
Над морем, – и сидели мы с тобой,
Здороваясь с волною голубой,
С дорожкой золотой… любили воду…
 
 
Теперь швыряю гальку в небеса,
Ору: «Издохни!» – злому Солнцу снизу. —
«Ведь и твою потребовали визу
Тогда!» Не происходят чудеса.
 

66

 
Мы умерли с тобою в день один,
Хоть тень моя и бродит по Элладе.
Сжигает зной меня в лесной прохладе,
А неба синева свирепей льдин.
 
 
Меня влекут покровы темноты,
Скрывающие шелк родного тела…
Пылали скалы и земля кипела,
Когда за Лету уплывала ты.
 

67

 
Страшнейший год, страшнейшая весна.
Остались все растения безлисты,
А дни стояли, точно ночи, мглисты,
И по ночам мне было не до сна.
 
 
Уплыл твой светлый пепел по теченью,
От милых черт остался смутный блик…
И жизнь навеки оковал ледник.
И нету в сердце места утешенью.
 

68

 
Но если нам нет встречи на земле
(Что все-таки почти невероятно —
Всему вернуться надлежит обратно),
В подземном мире свидимся, во мгле.
 
 
Вот вскрою вены в теплой ванне я, —
Придешь как тень, мои прикроешь веки.
И сделаюсь таким, как ты, вовеки,
Ни нежности, ни скорби не тая.
 

69

 
Тебя нашел у раковины Пчел —
У нашего любимого фонтана.
Мы в умиленье, в счастье. Сердце пьяно.
О лацкан вытри глаз. Был путь тяжел.
Да я и сам безвылазно в слезах.
О встрече мы с тобой не помышляли:
Не я ль твой пепел утопил в канале?
Теперь на совесть буду, не на страх,
Беречь тебя от пагубной жары,
Искать такие снадобья, под силу
Тебя хранить которым до поры,
Когда сойдем в единую могилу.
 

70

 
Ты заглянула в номер мой – и вмиг
Дверь за тобой стеклянная закрылась.
Один удар сердечный это длилось,
Лишь на секунду облик твой возник.
 
 
И всё же, всё же счастлив я сейчас:
Ты видима, а значит, существуешь,
Ты заглянула, значит, ты тоскуешь…
Быстрее к Стиксу! Переправы час!
 

71

 
Спасу тебя из ада – и спасенье
Даст несколько обычных жизней нам.
Верну – и форму прежнюю придам.
Ты, милая, достойна воскресенья!
 
 
Невидимое снова станет зримо.
Непобедим творящий вольный дух!..
Нас, вероятно, опорочат вслух, —
Но мы пройдем, клевет не слыша, мимо.
 

72

 
Ты в жизнь мою вошла как яркий свет —
И каждый угол осветила дома, —
Дворцом лачуга стала, незнакома;
Лукаво рассмеялась мне в ответ.
 
 
О волосы твои я лоб спалил —
И на ладонях получил ожоги…
С тобой целуясь, снял очки, – о, боги! —
И тем свое я зренье исцелил!
 

73

 
Сияют счастьем днесь твои глаза!
Мы сдали тест богам – и будем вместе
Теперь всегда – лет тыщу – тыщу двести, —
Хоть зелень за окном, хоть бирюза.
 
 
В долинах будем вместе и в горах,
В день солнечный – с тобой, и в день дождливый…
У вечности спрошу, профан пытливый:
Возможно ль нам быть вместе и в стихах?
 

74

 
В подземном мире сделаюсь шофером
Твоим – и, по Элизию круиз
Устроив, мы объедем верх и низ;
Носить я стану чемодан, в котором
 
 
Копиться будут сведенья на грант
«Всё о синдроме вечности в Аиде»…
Похоже, бром глотают в чистом виде! —
Но как тогда вскрывается талант?
 

75

 
В родную гавань нас доставит шхуна
(Брат капитана Гранта – капитан).
Увидим по пути немало стран,
Но умоляю: будь благоразумна!
 
 
В дорогу свитер свадебный надень —
Сине-зелено-черный, тот, что прежде
Нас защищал; доверимся надежде!
Не самый душный нынче вроде день.
 
 
В кармане куртки – граппа, литр почти.
Нас трезвыми, узнал, не спустят с борта —
Такая уж алкашная когорта…
Впервые вдрызг напьемся по пути.
 
 
И всё. И перед нами – милый дом.
Полно гостей. Сам Кесарь между ними!
Стоят гуськом с пожатьями своими,
Наполнив дом (обжились, гады, в нем).