Текст книги "Ослепляющая страсть"

Закадычные друзья

Мы с Юлиусом учились на одном курсе, жили в одной комнате общежития и приударяли за двумя сестрами-близняшками с факультета журналистики. Трений по этому поводу между нами не возникало, я предпочитал Эпп, поскольку Кая казалась мне несколько примитивной, а Юлиус уверял, что Кая – классная девчонка, зато Эпп он считал заносчивой.

После окончания университета мы с Эпп поженились, а Юлиус угодил на военную службу, и его свадьба с Каей отодвинулась в далекое будущее. Служить он попал на Северный Кавказ, откуда отправлял длинные письма, которые Кая нам зачитывала, кое-какие отрывки пропуская. Бытовые условия в армии были кошмарные, но Юлиус старался быть выше этого, описывая все в юмористическом ключе, в духе бравого солдата Швейка. Кая отвечала на каждое письмо, а иногда и я брался за ручку, чтобы подбодрить друга, но у меня не очень получалось, так как составлять красивые предложения я не мастер, за сочинение мне в школе обычно ставили «тройку». То ли подействовало расстояние, то ли служба вконец утомила Юлиуса, но со временем письма стали приходить все реже и становились все более краткими. В последний месяц перед демобилизацией от него не поступило ни одного послания, и Кая жутко нервничала – она боялась, что что-то произошло; но тут пришло письмо на мой адрес. Юлиус сообщал, что задержится после окончания службы еще недели на две в ауле, в котором находится его воинская часть, и вернется не один, и поэтому попросил меня, чтобы я «подготовил» Каю. Так я и поступил; Кая приняла новость мужественно, сказала только, что уже «догадывалась».

Примерно через месяц зазвонил мой рабочий телефон – Юлиус пригласил меня в гости, он, дескать, хочет показать мне свою жену.

– Решай сам. Как тебе лучше прийти, вместе с Эпп или одному.

Я пошел один и, признаться, был ошеломлен: Юлиус женился на черкесской красавице – высокого роста, стройной, с черными до пояса волосами и очевидным чувством собственного достоинства. За весь ужин она промолвила лишь несколько слов, зато бегала туда и обратно в кухню, старательно нас обслуживая, – однако впечатление создавалось такое, будто она делает нам одолжение.

– Теперь ты понимаешь? – спросил Юлиус, выходя в подъезд проводить меня.

Я кивнул и похлопал его по плечу.

Мы с Эпп как раз получили квартиру и, поскольку Кае негде было жить, то взяли ее временно под свою крышу. Эпп делала быструю карьеру на радио, а я прозябал в сберкассе. Кая получила направление на телевидение, но она скоро уволилась, сказав, что там «слишком много интриг», и устроилась на тихое местечко в издательстве. Эпп часто ездила в командировки, сперва по Эстонии, потом по всему Советскому Союзу, интервьюируя известных личностей, так что хозяйство легло на плечи Каи. Про вечерам мы с ней часами сидели на кухне и болтали о том о сем, не могу сказать, чтобы между нами возникло чувство – скорее, нас сблизила привычка, и, когда Эпп однажды отправилась на целую неделю в Ереван, я остался ночевать в спальне Каи. Конечно, это была ошибка, трагическая ошибка, потому что за первой ночью последовала вторая, третья, а поскольку Эпп ничего не замечала, то мы постепенно утратили осторожность, и однажды, вернувшись раньше времени, она нас застукала. Что было после этого, я по сей день вспоминаю с ужасом – такой истерики я ни раньше, ни позже не видел, Эпп плакала целые сутки, а затем взяла свои вещи и ушла – как мы потом узнали, нашла временное пристанище у коллеги.

Кая осталась в нашей квартире, скандал будто сблизил нас, к тому же ей некуда было идти, родители, узнав о случившемся, порвали с ней отношения. Все же я не думаю, чтобы мы окончательно связали свои судьбы: Кая, как личность, заметно бледнее сестры, была не в моем вкусе и наверняка скоро мне надоела бы – мне на каждом углу мерещилась Эпп; но тут начались исторические события, и личная жизнь отступила на задний план. Я получил работу в частном банке, который, правда, быстро разорился, но я успел заиметь и опыт, и связи и без труда нашел другую должность, даже более выгодную. Работать приходилось до потери сознания, наши познания о финансах при капитализме были ведь чисто теоретические, как эта система действует реально, никто не знал – если сейчас дети вырастают среди акций и биржевых индексов, то для нас, воспитанников социализма, это был неведомый мир. Поскольку я уходил рано утром и возвращался ближе к ночи, то меня даже устраивало, что дома есть кто-то, кто заботится о хозяйстве, и мне не приходится бегать через день в прачечную, поскольку на нашу работу требовалось являться каждое утро в свежей сорочке.

Так продолжалось несколько лет, в течение которых империя успела развалиться, а республика встать на ноги, пока однажды, входя в понедельник утром в помещение, где устраивались еженедельные собрания, я увидел Эпп. Наш разделяло лишь несколько шагов, и я сразу почувствовал, как между нами проскочила искра. Мне пришлось напрячься, чтобы коллеги не поняли, насколько встреча с новым пресс-секретарем банка, а именно в этом качестве нам представили Эпп, меня потрясла – на работе никто не знал о том, что мы были женаты, после развода она вернула девичью фамилию.

Все собрание я сидел как на углях, не в силах оторвать взгляд от Эпп. Она мало изменилась, глаза ее по-прежнему сверкали, и смех был таким же звучным, как раньше. К моему удивлению, она тоже несколько раз посмотрела в мою сторону. Это придало мне смелости, и, когда все стали расходиться, я поймал ее в коридоре.

– Ты прекрасно выглядишь.

– Спасибо.

– Ты снова вышла замуж?

– Нет.

Поколебавшись, я все же задал вопрос:

– А ты знала, что я здесь работаю?

Она засмеялась:

– Нет, естественно! – И усмехнулась. – Как поживает моя сестричка? Все еще подает картошку в мундире?

Кажется, я даже покраснел – по сравнению с Эпп, Кая была плохим поваром – она вообще во всем уступала сестре.

– Увы, – признался я, – и, честно говоря, мне это изрядно надоело.

Эпп посерьезнела:

– Это был твой выбор.

Я начал объяснять, извиняться, жаловаться, как глупо все получилось, и, наконец, сказал напрямик:

– На самом деле, я всегда любил тебя.

Лицо Эпп окаменело.

– Да, но ты сожительствуешь с ней, и, в отличие от нее, я в ничью семейную жизнь вторгаться не собираюсь.

– А если бы я был свободным?

– Этого я тебе сказать не могу.

Она повернулась и ушла быстрым шагом.

Эта короткая беседа подействовала на меня так сильно, что я еще несколько недель ходил, как в тумане – значит, Эпп не забыла меня, значит, между нами еще все возможно! Но для начала следовало избавиться от Каи, Эпп ведь ставила это условие. Я начал вынашивать самые безумные планы вплоть до того, что поеду с ней куда-то на край света, в Индию или на Мальдивы, и брошу ее там – но я знал, что она вернулась бы, как возвращаются собаки, от которых хозяин хочет избавиться. Однажды, когда Кая на балконе вывешивала выстиранное белье, я был недалек от мысли оторвать ее ноги от пола, чтобы она вывалилась наружу. Спрашиваете, почему я не мог просто сказать ей: «Уйди!» Представьте себе, совесть не позволяла – мне казалось, что это хуже убийства. Со временем я пришел к выводу, что единственный шанс – уйти самому, оставив квартиру Кае. Конечно, было нелегко начать все с начала, но что делать, раз я чувствовал, что не могу жить без Эпп? Я видел ее теперь каждый день, кроме субботы и воскресенья, но и тогда ее светлые власы и зоркий взгляд из-за сильных очков стояли у меня пред глазами.

Но прежде, чем я дошел до окончательного решения, мне на выручку пришел случай. Однажды мне позвонили с вахты и сказали, что со мной хочет поговорить некий старый приятель. Я поехал на лифте вниз – и увидел Юлиуса. После знакомства с его женой мы больше не встречались, я вообще не знал, чем он занимается. Он постарел, жизнь, как мне показалось, его изрядно потрепала, но разве со мной дело обстояло иначе?

– Где ты был все эти годы?

Он печально улыбнулся:

– Это длинная история.

Я посмотрел на часы – до обеденного перерыва оставался час, но при моей должности я мог позволить себе уйти пораньше. Попросив Юлиуса подождать, я поехал наверх, взял пальто и ключи от машины и помчался обратно – я еще не знал, чем закончится наша беседа, но почему-то мне казалось, что после нее жизнь моя может сделать крутой вираж.

За обедом Юлиус рассказал, что с ним случилось. Счастливая жизнь с черкешенкой продолжалась до тех пор, пока не начались те самые исторические события, о которых я упоминал. То, что стало происходить в Эстонии, черкешенке не понравилось – она была гордая, и ее бесило, что ее называют «мигрантом».

– Мы с тобой что, не оба граждане Советского Союза? У всех тут разве не красный паспорт, как и у меня? Почему они тогда считают меня вторым сортом?

После объявления независимости ситуация стала невыносимой, и Юлиусу ничего не оставалось, как собрать вещи и отправиться вместе с женой на ее родину – без нее он жить не мог. Но там, в горах, чужим был уже он! Он продержался довольно долго, но, наконец, решил все же вернуться в Эстонию, разумеется, один.

– Можешь мне немного помочь? – спросил он.

– Чем? Деньгами?

– Деньги у меня есть, несколько месяцев продержусь. Работу бы найти.

– А чем ты там занимался?

– Основал банк.

– Ну и как?

– Трижды отвезли в лес и приставили ко лбу дуло пистолета.

Я подумал – в промежутке выросло поколение, свободно изъясняющееся по-английски, но в русском – ни бум-бум, а к нам начали приходить клиенты из России, обеспокоенные примерно тем же, что пришлось пережить Юлиусу – как бы их не отвезли в лес.

– Попробую поговорить с боссом. А где ты остановился?

Юлиус замешкался.

– По правде говоря, нигде. Квартиру я перед отъездом продал, а дом родители оставили брату.

И тут словно молния поразила меня – все сходится! Юлиус один, наверняка он жалеет, что когда-то бросил Каю, стоит им сейчас встретиться, как старая любовь снова вспыхнет, и тогда я буду свободен и могу сказать Эпп – давай воссоединимся и мы!

Я все же сделал вид, словно колеблюсь, перед тем как предложить:

– Можешь пока ночевать у меня.

– А что Эпп на это скажет?

– Мы развелись. Я сейчас живу с Каей.

– С Каей?

– Да, так получилось. Но ты не беспокойся, она не будет возражать. В конце концов, что было, то было. Мы все люди взрослые, должны принимать жизнь спокойно, трезво.

На самом деле, Кая сперва запротестовала, но как только я сказал ей пару резких слов, заткнулась, из чего я сделал вывод, что в душе она ничего против такого поворота событий не имеет.

Боссу Юлиус понравился, его взяли на работу. Некоторое время мы жили странной жизнью: завтракали втроем, затем отправлялись на моей машине на работу, вечером так же возвращались и заканчивали день совместной дружеской трапезой, в конце которой я обычно жаловался, что должен еще немного поработать, и оставлял их вдвоем. Все же я уверен, что в течение первого месяца между ними ничего не произошло, Кая, наверно, боялась меня, а Юлиус не хотел проявлять неблагодарность. Первый сигнал, что что-то затевается, прозвучал для меня, когда Юлиус сообщил, что он собрал кое-какую сумму, и если я вдобавок немного ему одолжу, то он купит машину.

– Не можешь же ты до бесконечности меня подвозить, – объяснил он.

Через некоторое время я полетел в командировку в Париж, а вернувшись, заметил, что Кая как-то непривычно хорошо выглядит; ну, подумал я, все движется в желательном для меня направлении.

Но затем началось непредвиденное.

Через два месяца Юлиус снял квартиру и переехал. Я подумал, что это первый шаг к тому, что скоро и Кая покинет меня, но вечером я заметил, что она плакала, и в мою душу прокралась тревога.

Скоро моего прямого шефа приняли на работу во Всемирный банк, я был убежден, что получу его должность, но меня ожидал неприятный сюрприз – на повышение вместо меня пошел Юлиус.

– Как это тебе удалось? – спросил я, подавляя зависть.

– Ну, по сравнению с Кавказом здешнее банковское дело – детская забава, – ответил он скромно.

Еще через две недели я получил свадебное приглашение, в котором стояли имена Юлиуса и Эпп.

– Это случилось совершенно неожиданно, – признался мне Юлиус, когда мы очутились вдвоем в лифте. – Раньше мне Эпп совсем не нравилась, казалась высокомерной, а когда я встретил ее здесь, то присмотрелся – какая интересная молодая женщина! Ты на меня не сердишься? Ваша история, насколько я понимаю, в далеком прошлом. Эпп рассказала мне, как получилось, что вы с Каей соединились. Она давно все забыла, так что можем снова встречаться вчетвером.

Я поздравил его – настолько искренне, насколько это было в моих силах, но на свадьбу не пошел.

Цветной телевизор

Мы с Тийной поженились в самую красивую пору, в Иванов день. Сирень цвела, ночи были белые и теплые, и я по сей день помню ее обнаженное тело в падающем из окна, свойственном этому времени бледном свете.

Сразу после бракосочетания мы полетели в Киев: мой украинский коллега забронировал нам гостиницу на Крещатике. Бродили по городу, отыскали дом Булгакова, восторгались видом на Днепр и под саксофонную музыку и завистливые взгляды других посетителей станцевали в ресторане все бальные танцы от вальса до квикстепа.

По возвращении нас ожидало еще одно радостное событие: нам выдали ключи от кооперативной квартиры, которую нам подарили наши родители. Взволнованно ходили мы по пустым комнатам, скудной меблировкой которых были волосяной матрас, две табуретки и кухонный стол, на котором мы еще долгое время не только ели и работали, но и занимались любовью.

– Надо нам обставить квартиру, – начала Тийна фантазировать. – В гостиную поставим гарнитур из темного дерева, и раздвижной диван, для гостей. А в спальню – настоящую кровать, с высоким изголовьем. У моих дедушки и бабушки была такая.

– Это все требует денег, – пытался я ее отрезвить.

– Необязательно сразу.

Она задумалась.

– Еще нам нужны стиральная машина, холодильник и телевизор.

Я вздохнул и подумал, что гости, приглашенные на свадьбу, могли бы скоординировать подарки: мы получили целых пять самых разных кофейных сервизов, но ни одного из перечисленных Тийной агрегатов.

Собрав некоторую сумму, мы отправились покупать кровать. Мы обошли все мебельные магазины (Дома мебели в то время еще не существовало), но не нашли ничего такого, что могло бы Тийне понравиться.

– Советская мебель никуда не годится, нужно что-то иностранное, если не финское, то хотя бы югославское или румынское.

– Дефицит, – развел я руками.

– Марек, какой ты беспомощный! – упрекнула она меня. – На складе у них все есть.

– Кто меня туда пустит? У меня нет знакомых в этой сфере.

Она посмотрела на меня лукаво:

– Смотри, сколько женщин работает в этих магазинах, поговори с кем-нибудь, подари букет цветов, коробку конфет, ты же красивый мужчина, кто тебе откажет!

Помню хорошо, что меня в тот момент как будто хлыстом ударили: я живо представил, как буду заискивать перед продавщицами, говорить комплименты, улыбаться, таскать подарки… И во имя чего? Во имя того, чтобы моя жена могла похвастаться перед родственниками и подругами шикарной обстановкой нашей квартиры…

И я принял решение.

– Хорошо, я попробую, – обещал я.

Как скоро выяснилось, завести отношения, действительно, было несложно. Продавщицами преимущественно работали уже слегка поблекшие женщины, уставшие от общественного транспорта и очередей и обиженные на мужей, которые любят выпивать с друзьями и не приносят зарплату домой. Понравиться им труда не составляло, и отнюдь не по той причине, на которую указала Тийна, – что я, дескать, «красивый мужчина» – значительно больше, чем внешность, женщины ценят манеры, а я получил хорошее воспитание. Улыбка, пара удачных комплиментов – и связь налаживалась. Да и дальше все шло как по маслу: при случае, я умел поцеловать даме руку, посмотреть ей с чувством в глаза и – хотите – верьте, хотите – нет – даже продекламировать наизусть любовное стихотворение.

Зачем это, спрашиваете?

А затем, что я решил за каждое моральное усилие, которого от меня требовал идиотский флирт с продавщицами, заиметь небольшой, как сейчас принято говорить, бонус. Тийна пусть получит свой гарнитур и стиральную машину, а я… Я тоже в проигрыше не останусь.

Мой брат-холостяк работал штурманом на большом рыболовецком судне и плавал, иногда месяцами, в африканских водах, а его квартира в доме работников флота, ключи от которой он перед каждым отплытием давал мне на хранение, пустовала и прекрасно подходила для романтического вечера при свете свечей. Всего каких-то два часа – но какое облегчение для обоих: продавщице удалось еще раз в жизни почувствовать себя вожделенной, а я, как некий герой Мопассана, вытащил из души шип, воткнутый капризами Тийны. Кстати, такие свидания никогда не повторялись, ни та, ни другая сторона не желала продолжения отношений, в продавщицах уже к моменту прощания пробуждались угрызения совести, а я не чувствовал никакой потребности в постоянной любовнице.

Так наше супружество продолжалось в полном единодушии довольно долго, пока однажды Тийну не посетила идея, что без цветного телевизора ее существование теряет смысл: до этого мы смотрели передачи КВН и викторины по черно-белому аппарату, который нам по поводу женитьбы, с большим опозданием, подарил мой вернувшийся из плавания брат.

Ладно, цветной телевизор, так цветной телевизор, подумал я стоически – у меня как раз давно не было «новых приключений». И так оно и осталось, потому что – представьте себе – в какой бы магазин я не входил, везде, в отделах, где продавались телевизоры, работали мужчины или женщины среднего возраста из тех, кто уже ненавидят весь мир и особенно донжуанов.

Время шло, Тийна становилась все нетерпеливее, а мне никак не удавалось завести нужное знакомство. Вынужден признать, что с мужчинами, в отличие от женщин, мне было сложно, почти невозможно наладить контакт; наверно, они подсознательно чувствовали во мне врага, конкурента, который без особого труда может соблазнить их жену; а поскольку я ощущал их нерасположение, то становился нерасторопным и не умел достаточно естественно предложить взятку, от которой они, на самом деле, вряд ли могли отказаться.

Мне предстояла командировка в Ригу, на которую я возлагал все свои надежды: чужой город, чужие люди, если и не встречу милую девушку-продавщицу, то поговорю с кем-нибудь из мужиков, предложу хорошую сумму, далеко от дома взятку давать проще. Но надо мной словно висело проклятие, мне пришлось отправиться в обратный путь с пустыми руками, если не считать флакон «Быть может». Я даже установил контакт с несколькими продавщицами, но все они говорили одно и то же: партия только что закончилась и новая прибудет не раньше, чем через две недели.

Тийна встретила меня в прекрасном настроении.

– Иди, посмотри, что у нас теперь есть! – сказала она, отступив от порога гостиной, где она стояла, пока я снимал сапоги.

Вслед за ней я вошел в комнату и увидел там огромный телевизор, если правильно помню, «Рубин» – тогда говорили, что это лучшая марка.

– Откуда ты достала?

– Представь себе, зашла случайно в магазин и увидела. Как раз привезли товар.

Я пристально посмотрел на нее – она не отвела взгляда, и ее голубые глаза были такие же невинные, как всегда.

– И он стоял прямо на прилавке?

Она весело засмеялась:

– А где же еще?

Я уставился на экран, но что там показывали, сказать не могу, потому что перед глазами развертывалась совсем другая картина: я ясно видел Тийну, обнаженную, как тогда, в Иванову ночь, но не в моих объятиях, а другого. Конечно, я не настолько глуп, чтобы представить ее, отдающуюся продавцу магазина бытовых приборов, но все могло случиться иначе: она рассказала о своей проблеме кому-то из коллег, тот приложил усилия, достал телевизор, а потом сказал: «А не поехать ли нам ко мне на дачу, сейчас прекрасная пора, сирень цветет…»

Что я должен был предпринять? Устроить допрос с пристрастием?

Бессмысленно. Женщины лгут намного умелее мужчин и никогда не признаются даже в значительно меньших проступках, чем измена.

Поэтому я сказал лишь: «Молодец!» – и достал из портфеля флакон с духами.

Этой ночью Тийна была какой-то особенно страстной, и я снова вспомнил начало нашего брака, отмеченное той безумной радостью, которую доставляет понимание, что ты уже не один, что теперь вас двое в одном целом, которое русские называют «сатаной».

Утром Тийна первой ушла на работу, а я остался в постели, потому что договорился явиться позже. В пальто, она еще раз заглянула в спальню и поцеловала меня. Я посмотрел в ее невинные глаза и подумал: а может, она и не врала, может, все так и было, вошла в магазин и купила? Но как мне это узнать? Я не видел для этого никакой возможности.

Встав, я заварил себе кофе и, с чашкой в руках, обошел квартиру, к тому моменту полностью обставленную, – даже ковер лежал на полу, красивый восточный ковер, добытый мной при помощи одной костлявой брюнетки; только в сторону телевизора я не глядел.

Если муж изменяет жене, то, при условии, что он достаточно ловок, чтобы не попасться, а его жена достаточно умна, чтобы не искать на лацкане пиджака чужие волосы, их брак может продолжаться до бесконечности; если же изменяет жена, все кончается в одночасье.

К счастью, у нас не было детей; я допил кофе, упаковал вещи и перебрался обратно к матери.