Текст книги "Вкус пепла"

Стрёмстад, 1923 год

Он лежал на кровати, закинув руки за голову и устремив взгляд в потолок. Время было уже позднее, и, как всегда после рабочего дня, тело налилось тяжестью. Но сегодня он никак не находил покоя, мысли роились в голове, не давая уснуть.

Разговор в конторе по поводу монолитов прошел хорошо, и это была одна из тем его размышлений. Он понимал, что работа предстоит непростая, и перебирал в уме разные варианты, стараясь выбрать лучший способ решения задачи. Он уже знал, в каком месте горы будет вырубать монолит. На южном краю каменоломни еще оставалась нетронутая скала, из нее-то он и собирался вырубить большой кусок хорошего гранита, рассчитывая, что при некотором везении получит монолит без изъянов, из-за которых камень мог бы развалиться.

Вторым предметом его размышлений была темноволосая девушка с голубыми глазами. Он знал, что это запретные мысли. К таким девушкам, как она, ему даже в мечтах нельзя приближаться, но Андерс ничего не мог с собой поделать. Когда ее ручка оказалась в его ладони, ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы отпустить ее, не задержав подольше. Едва он коснулся ее кожи, с каждой секундой ему становилось все труднее разжать руку, а ведь он никогда не любил играть с огнем. Все совещание стало сплошным мучением. Стрелки часов на стене еле ползли, и ему все время приходилось насильно удерживать себя, чтобы не обернуться и не посмотреть в тот угол, где она сидела.

Прекраснее ее он никого никогда не встречал. Ни одна из девушек или женщин, которые промелькнули в его жизни, не могла идти ни в какое сравнение с нею. Она казалась существом из иного мира. Он вздохнул и перевернулся на бок в очередной попытке заснуть. Завтрашний день, как и все остальные, начнется для него в пять утра, независимо от того, какие думы не давали ему спать.

Вдруг что-то звякнуло. Звук был такой, словно в окошко бросили камень, но все произошло очень быстро и сразу стихло, и он подумал, что ему это только почудилось. Все было спокойно, и он опять закрыл глаза. Но тут звук повторился, и у него больше не осталось сомнений: кто-то бросал ему в окно камешки. Андерс поднялся и сел. Должно быть, это кто-то из приятелей, с кем он иногда ходил в пивную, и он подумал, что задаст им перцу, если они разбудят вдову, у которой он снимал комнату. Он прожил тут последние три года, был доволен условиями и не хотел давать хозяйке повод для конфликта.

Осторожно он поднял крючок и открыл ставни. Он жил на нижнем этаже, но большой куст сирени заслонял окно. Выглянув в просвет, Андерс, напрягая зрение, попытался разобрать, кто стоит на улице в бледном свете луны.

А когда увидел, то не поверил своим глазам.

Она долго колебалась: два раза Эрика надевала куртку, снова снимала, но потом наконец приняла решение. Нет ничего плохого, если она предложит свою поддержку, ну а там уже будет видно, может Шарлотта сейчас принимать посетителей или нет. Во всяком случае, сидеть дома как сыч, зная, какой ужас переживает подруга, Эрика не могла.

Миновало уже два дня после шторма, но на улице, по которой она ходила гулять, все еще оставались его следы. Упавшие деревья, мусор и разные обломки кучками лежали по обочинам, смешанные с бурой и желтой листвой. Но в то же время непогода словно бы смела слой осенней грязи, облепившей человеческое поселение; в воздухе пахло свежестью, он был прозрачен, как промытое оконное стекло.

Майя раскричалась в коляске во всю глотку, и Эрика прибавила шагу. Ребенок почему-то с самого начала решил, что лежать в коляске, когда ты не спишь, совершенно бессмысленное занятие, и громко выражал протест. У Эрики от этого крика начинало колотиться сердце, а на лбу от паники проступала испарина. Первобытный инстинкт подсказывал ей, что нужно скорей остановить коляску, взять Майю на руки и спасти ее от волков, но Эрика крепилась. До дома матери Шарлотты было всего ничего, еще немного – и они там.

Удивительно, как одно исключительное происшествие могло совершенно перевернуть твое видение мира! Раньше Эрике всегда казалось, что дома у подножия склона, на котором находился Сельвикский кемпинг, мирным ожерельем огибают залив, расположившись лицом к морю и островам. Теперь же над их крышами, и особенно над домом Флоринов, словно нависли густые тучи. Эрика снова засомневалась, но теперь она уже подошла так близко, что поворачивать назад было бы глупо. Авось они сами ее выгонят, если ее приход окажется некстати. Друзья познаются в несчастье, и Эрика не желала относиться к той категории людей, которые из преувеличенной деликатности – а на самом деле скорее из трусости – предпочитают избегать друзей, попавших в трудное положение.

Отдуваясь, она покатила коляску вверх по склону. Дом Флоринов находился немного выше подножия, и, добравшись до асфальтовой дорожки перед гаражом, она остановилась, чтобы отдышаться. Крики Майи достигли таких децибелов, которые любая комиссия признала бы недопустимыми для работающей техники, поэтому Эрика поспешила задвинуть коляску в сторонку и вынуть из нее девочку.

Несколько секунд, показавшихся ей очень долгими, она простояла на крыльце, положив руку на дверной молоток, пока наконец с бешено бьющимся сердцем не осмелилась постучать. Возле двери имелся звонок, но поднимать трезвон на весь дом показалось ей слишком неделикатным. Долгое время все оставалось тихо, и Эрика уже готова была повернуться и уйти, но тут послышались шаги. На пороге показался Никлас.

– Здравствуй, – произнесла она еле слышно.

– Здравствуй, – отозвался Никлас.

Лицо у него было бледное, глаза покраснели от слез. Эрика подумала, что он похож на мертвеца, который почему-то еще ходит по земле.

– Простите, если я помешала, я совсем не хотела, я только подумала…

Эрика пыталась подобрать нужное слово, но не смогла. Между ними непроницаемой стеной встало молчание. Никлас глядел себе под ноги, и Эрике снова захотелось повернуться и убежать.

– Заходи, пожалуйста! – наконец сказал Никлас.

– Думаешь, ничего, если я зайду? – спросила Эрика. – То есть я хотела сказать, будет ли от этого…

Она умолкла, не зная, что добавить, и наконец закончила:

– Какая-то польза?

– Ей дали сильные успокоительные, и она не очень… – не закончив начатую фразу, Никлас добавил: – Но она несколько раз упоминала, что должна была позвонить тебе, поэтому будет хорошо, если ты ее успокоишь.

Если Шарлотта после случившегося еще беспокоилась о том, что не позвонила Эрике, это доказывало, насколько у нее все перепуталось в голове. Но когда Эрика следом за Никласом вошла в гостиную, у нее невольно вырвался приглушенный испуганный возглас. Если Никлас походил на ходячего мертвеца, то Шарлотта напоминала покойницу, уже пролежавшую некоторое время в земле. В ней не осталось и следа от прежней энергичной, сердечной и исполненной жизни женщины. На диване лежала ее мертвая оболочка. Темные волосы, прежде кудрявые, повисли потными сосульками. Полнота, за которую ее всегда укоряла мать и которая в глазах Эрики так ей шла, делая похожей на одну из пышущих здоровьем девушек с картин Цорна[8]8
  Цорн Андерс (1860–1920) – выдающийся шведский художник, в творчестве которого имеются сценки из крестьянской жизни, а также изображения обнаженной натуры в окружении пейзажа.


[Закрыть], сейчас, когда Эрика увидела ее съежившейся под одеялом на диване, казалась болезненной одутловатостью.

Шарлотта не спала, но ее мертвенный, невидящий взгляд был устремлен куда-то в пространство, и ее все время трясла мелкая дрожь. Эрика, как была в верхнем платье, бросилась к дивану и опустилась на колени. Майю она положила и оставила на полу. Малютка словно бы почувствовала настроение, царившее в комнате, и лежала, не в пример своему обычному поведению, тихо и спокойно.

– О, Шарлотта, какое горе! – Эрика со слезами обняла голову подруги, но та смотрела пустыми глазами, в которых не отразилось никакого чувства.

– Она все время такая? – спросила Эрика, обернувшись к Никласу.

Тот в нерешительности остановился на середине комнаты. Наконец он кивнул и провел рукой по глазам:

– Это таблетки. Но когда мы перестаем их давать, она непрерывно кричит. Словно раненый зверь. Я не могу это выносить.

Эрика снова повернулась к Шарлотте и погладила ее по волосам. Та, казалось, не мылась уже несколько дней, от ее тела исходил легкий запах пота и страха. Губы зашевелились, словно она хотела что-то сказать, но в ее слабом бормотании Эрике не сразу удалось разобрать слова. После первых неудачных попыток Шарлотта охрипшим голосом еле слышно выговорила:

– Не могла прийти. Надо было позвонить.

– Пустяки! Не думай об этом!

– Нет больше Сары, – сказала Шарлотта и впервые за все это время по-настоящему посмотрела на Эрику. Этот взгляд словно обжег ее – столько в нем выразилось горя.

– Да, Шарлотта. Сары больше нет. Но остались Альбин и Никлас. Вам надо поддерживать друг друга.

Эрика слышала себя и понимала, что произносит банальности, но, может быть, хотя бы обрывки стереотипных фраз дойдут до сознания Шарлотты. Однако та только скривила рот и глухим голосом горько повторила: «Поддерживать друг друга». Эта улыбка скорее была похожа на гримасу, и Эрике показалось, что Шарлотта неспроста повторяла ее слова с таким горестным выражением. Но возможно, ей это только почудилось. Действие сильных успокаивающих средств иногда сопровождается неожиданными эффектами.

Какой-то звук за спиной заставил Эрику обернуться. В дверях она увидела Лилиан, смотревшую с таким видом, словно ее душила злость. Бросив на зятя испепеляющий взгляд, она сказала:

– Разве мы не говорили с тобой о том, что Шарлотта не может принимать гостей?

От этих слов Эрика почувствовала себя страшно неловко, но на Никласа тон тещи, казалось, не произвел никакого впечатления. Не дождавшись ответа, Лилиан обратилась непосредственно к Эрике, все еще стоявшей на коленях возле дивана:

– Шарлотта слишком слаба, так что всякие посетители сейчас для нее только лишнее беспокойство. Казалось бы, люди и сами должны это понимать!

Лилиан сделала такое движение, словно сейчас подойдет и отгонит Эрику от дочери, как назойливую муху, но тут впервые за все время взгляд Шарлотты немного оживился. Приподнявшись с подушки, она прямо посмотрела в глаза матери и сказала:

– Я хочу, чтобы Эрика осталась.

Полученный отпор еще больше разозлил Лилиан, однако она, сделав над собой заметное усилие, проглотила слова, готовые сорваться у нее с языка, и сердито удалилась на кухню. Поднявшаяся суматоха пробудила пребывавшую в необычно миролюбивом настроении Майю, и она раскричалась во все горло. Шарлотта с трудом приподнялась и села на диване. Никлас тоже стряхнул оцепенение и быстро шагнул к ней, чтобы помочь, но она резко отмахнулась от его руки и оперлась на Эрику.

– Ты уверена, что в силах сидеть? Может быть, тебе лучше полежать и отдохнуть? – тревожно спросила Эрика, но Шарлотта мотнула головой.

Ее речь была немного невнятной, но, сосредоточившись, она проговорила:

– Належалась, хватит. – Затем глаза ее наполнились слезами, и она шепотом спросила: – Мне не приснилось?

– Нет, не приснилось, – ответила Эрика.

Она села рядом с Шарлоттой на диван, взяла на колени Майю, а другой рукой обняла подругу за плечи. Футболка на Шарлотте была влажная, и Эрика подумала, не предложить ли Никласу, чтобы он помог жене принять душ и переодеться.

– Дать тебе еще таблетку? – спросил Никлас, не смея поднять глаза на супругу после того, как она оттолкнула его руку.

– Хватит таблеток, – сказала Шарлотта и снова резко помотала головой. – Надо, чтобы мозги прояснились.

– Хочешь принять душ? – предложила Эрика. – Никлас или твоя мама с радостью помогут тебе.

– Не могла бы ты мне помочь? – спросила Шарлотта окрепшим голосом.

Секунду поколебавшись, Эрика кивнула:

– Разумеется, могу! – Держа одной рукой Майю, она помогла подруге встать с дивана и повела ее к двери. – Где у вас ванная?

Никлас молча указал на дверь в другом конце прихожей.

Путь до ванной казался бесконечным. Когда они поравнялись с кухней, их увидела Лилиан, но не успела она открыть рот, чтобы выпалить очередную реплику, как к ним подоспел Никлас и остановил ее взглядом. До Эрики донеслась из кухни то стихавшая, то вновь разгоравшаяся приглушенная перепалка, но ей было не до того, и она не обращала внимания. Главное, что Шарлотте стало получше, а Эрика безоговорочно верила в благотворное влияние душа и чистой одежды.

Стрёмстад, 1923 год

Она не впервые тайком уходила из дома. Это же так просто! Достаточно отворить окно, вылезти на крышу и спуститься на землю по раскидистому дереву, которое росло возле самого дома. Труднее всего было карабкаться по веткам. По зрелом размышлении она решила отказаться в этом случае от платья, которое могло затруднить лазание, и стала надевать для этого узкие облегающие рейтузы.

Ее словно подхватила могучая волна, которой она не могла и не желала противостоять. Ей было и страшно, и приятно испытывать к кому-то такое неодолимое влечение. Прежние быстротечные влюбленности, которые она тогда принимала всерьез, по сравнению с этим стали казаться детской забавой. Сейчас она переживала чувства взрослой женщины, хотя ранее даже не подозревала, какими они могут быть сильными. Часами она предавалась размышлениям на эту тему, и у нее хватило прозорливости понять, что огонь, пылавший в ее груди, был главным образом вызван желанием получить запретный плод. Впрочем, неважно почему, но чувство было тут как тут, а она не привыкла отказывать себе хоть в чем-то и не собиралась делать это сейчас. В сущности, у нее даже не сложилось определенного плана. Имелось только сознание, чего она хочет, причем хочет немедленно. Задумываться о последствиях ей никогда не случалось, до сих пор все затруднения разрешались в ее пользу, отчего же ей нужно было думать, что сейчас все может кончиться иначе?

Ей даже не приходило в голову, что она может ему не понравиться. Прежде она не встречала ни одного мужчины, который остался бы к ней равнодушным. Мужчины были для нее как яблоки: достаточно протянуть руку и сорвать, однако она признавала, что с этим человеком риск окажется больше, чем с остальными. Даже женатые кавалеры, с которыми она целовалась за спиной у папеньки, иногда позволяя им и большие вольности, представляли меньшую опасность, чем тот, к которому она сейчас собиралась на свидание. Те принадлежали к одному с нею классу. Если бы о ее встречах с ними просочились какие-то слухи, то сначала это, конечно, вызвало бы скандал, но затем его бы скоро замяли ради общего спокойствия. Но чтобы простой рабочий! Каменотес! Это было немыслимо, невозможно!

Однако поклонники из своего круга ей надоели – бесхребетные, бледные, с вялым рукопожатием и визгливыми голосами! Ни один из них не был мужчиной в настоящем смысле слова. А тот, которого она повстречала сегодня… Ее бросало в дрожь при одном воспоминании о прикосновении его мозолистой руки.

Выяснить, где он живет, оказалось нелегким делом – ведь надо было обставить это так, чтобы не вызвать подозрений. Улучив удобный момент, она заглянула в платежную ведомость и там прочитала адрес, а затем, осторожно всмотревшись в окна, узнала, которое из них принадлежит ему.

На первый камешек не последовало никакого ответа. Она немного подождала, опасаясь, как бы не разбудить тетку, у которой он снимает жилье, но в доме все оставалось тихо. Пережидая в призрачном лунном свете, она еще раз восхитилась сама собой. Она выбрала простенький, темненький наряд, чтобы не выпячивать контраст между ним и собой, по той же причине заплела волосы в косы и уложила на затылке в простую прическу, какие носили женщины рабочего класса. Довольная достигнутым результатом, она подобрала с посыпанной гравием дорожки еще один камешек и кинула в окно. На этот раз там, в темноте, началось какое-то движение, и у нее на секунду замерло сердце. Предчувствие охоты вызвало выброс в кровь адреналина, и Агнес ощутила, как к щекам прихлынул румянец. Когда Андерс приоткрыл ставни, чтобы посмотреть, кто там, она спряталась за куст сирени перед окном и перевела дух. Можно было начинать охоту.

С тяжелым сердцем выйдя из кабинета Мельберга, Патрик устало побрел по коридору. Единственной мыслью, которая отчетливо сложилась в его голове и отлилась в словесную форму, было: «Чертов дурак!» Как он прекрасно понимал, комиссар навязал ему Эрнста просто назло. Это было так глупо, что если бы не трагизм случившегося, то было бы даже смешно.

Патрик вошел к Мартину, всем своим видом показывая, что дела движутся не так, как им хотелось.

– Ну, что он сказал? – По голосу Мартина было слышно, что он и не ждет ничего хорошего.

– К сожалению, он не может обойтись без тебя. Ты будешь разбираться с угонами автомобилей. Зато без Эрнста он вполне может обойтись.

– Ты шутишь! – воскликнул Мартин вполголоса, так как Патрик не закрыл за собой дверь. – Неужели ты будешь работать в паре с Лундгреном?

– По-видимому, да. – Патрик мрачно кивнул. – Если бы знать, кто убийца, то можно было бы послать ему поздравительную телеграмму. Это расследование будет безнадежно загублено, если только я не сумею как-то извернуться и не подпустить его близко.

– Вот черт! – выругался Мартин, и Патрик не мог с ним не согласиться.

Они помолчали немного, затем Патрик тяжело поднялся, помогая себе руками, и попытался выжать из души немного энтузиазма.

– Что поделаешь, пора приниматься за работу!

– С чего ты собираешься начать?

– Ну, первое, что надо сделать, это проинформировать родителей девочки о новом развитии событий и понемногу осторожно приступить к расспросам.

– И Эрнста возьмешь с собой? – скептически спросил Мартин.

– М-да… Я думаю начать потихоньку один. Надеюсь, что смогу потянуть время, прежде чем сообщу ему, что мы с ним теперь напарники.

Но, выйдя в коридор, он понял, что Мельберг уже опередил его и разрушил эти прекрасные планы.

– Хедстрём!

Голос Эрнста, визгливый и резкий, неприятно отдавался в ушах.

В первый момент Патрик подумал было шмыгнуть снова в кабинет Мартина и спрятаться там, но удержался от этого детского порыва. Должен же хотя бы один человек в этом новоиспеченном полицейском участке вести себя по-взрослому!

– Да, – отозвался Патрик на возглас Лундгрена и даже махнул ему в знак приветствия.

Долговязый и тощий, с вечно недовольным выражением лица, тот не отличался приятной наружностью. Больше всего он поднаторел в искусстве лизать пятки вышестоящим и попирать нижестоящих, а повседневная полицейская работа не относилась к числу его главных талантов и любимых занятий. Вдобавок после летнего инцидента Патрик понял, что иметь с ним дело может быть просто опасно из-за его глупой настырности и стремления выделиться. И вот этого Лундгрена навязали ему на шею! С глубоким вздохом он шагнул навстречу Эрнсту.

– Я только что говорил с Мельбергом. Он сказал, что девчонку, оказывается, убили и мы с тобой будем вместе вести следствие.

Патрик встревожился. Ему оставалось только надеяться, что Мельберг за спиной у него не сделал ему гадость.

– Как мне показалось, Мельберг сказал, что следствие буду вести я, а ты будешь моим помощником. Разве не так? – спросил он бархатным голосом.

Лундгрен опустил глаза, однако Патрик успел заметить мелькнувшее в них недовольство. Эрнст на всякий случай закидывал удочку, надеясь его подловить.

– Вроде бы так, – недовольно согласился Лундгрен. – Ну и с чего же мы начнем… начальник? – Последнее слово он произнес с глубочайшим презрением, и Патрик только бессильно стиснул кулаки. Не проработав с ним в паре и пяти минут, он уже готов был придушить своего помощника.

Он быстро сообщил Эрнсту всю имеющуюся информацию, и спустя десять минут они облачились в куртки, чтобы ехать к родителям Сары.

Весь путь до Фьельбаки прошел в тягостном молчании: разговаривать им было не о чем. Подъехав по склону к воротам Флоринов, Патрик тотчас же узнал оставленную перед гаражом детскую коляску. Первой его мыслью было: «Этого только не хватало!» Но, подумав, он тотчас же переменил свое мнение: может быть, для родственников Сары даже лучше, что рядом будет Эрика. По крайней мере, для Шарлотты. О ней он беспокоился больше всего, поскольку совершенно не представлял себе, как она воспримет принесенные им новости. Все реагируют на это по-разному. Ему уже приходилось сталкиваться с тем, что людям иногда легче примириться с гибелью близкого человека от рук убийцы, чем от несчастного случая, – так им есть кого винить, их горе получает какое-то объяснение. Однако нельзя было предугадать, как отреагируют родители Сары.

В сопровождении шедшего за ним по пятам Эрнста Патрик приблизился к двери и осторожно постучал. Открыла мать Шарлотты, и Патрик увидел, что она чем-то возбуждена. Лицо ее было покрыто красными пятнами, а глаза светились таким стальным блеском, что Патрик невольно подумал: с ней лучше не ссориться.

Узнав гостя, она с видимым усилием взяла себя в руки и посмотрела на него вопросительно.

– Полиция? – спросила Лилиан и отступила в сторону, пропуская их в дом.

Не успел Патрик открыть рот, чтобы представить своего спутника, как Эрнст поспешил сказать: «Мы уже встречались». Он кивком поздоровался с Лилиан, она кивнула ему в ответ.

«Ну конечно же», – сообразил Патрик. При тех бесконечных жалобах друг на друга, которыми забрасывали полицию Лилиан и ее сосед, иначе и быть не могло. Почти весь полицейский участок знал эту женщину, так как все когда-нибудь уже с ней встречались. Но сегодня он пришел по более серьезному поводу, чем дурацкие дрязги между соседями.

– Вы разрешите нам ненадолго зайти? – спросил Патрик.

Лилиан кивнула и повела их в кухню, где уже сидел за столом Никлас. У того тоже горели щеки, видно было, что и он раздражен. Патрик оглянулся, ища глазами Шарлотту и Эрику. Никлас перехватил его взгляд и пояснил:

– Эрика помогает Шарлотте принять душ.

– Как чувствует себя ваша жена? – спросил Патрик.

Лилиан тем временем поставила на стол чашки и налила всем кофе.

– Она была словно в беспамятстве. Но приход Эрики совершил чудо. Она впервые захотела помыться и переодеться с тех пор, как… как это случилось.

Патрик колебался, не зная, как ему поступить: поговорить наедине с Никласом и Эрикой и поручить потом Эрике объясниться с Шарлоттой или все-таки положиться на то, что у нее хватит сил присутствовать при этом разговоре? Он остановился на втором варианте. Раз уж она встала на ноги, а рядом есть члены семьи, которые могут ее поддержать, все обойдется благополучно. Кроме того, Никлас еще и доктор.

– Зачем вы пришли? – растерянно спросил Никлас, переводя взгляд с Патрика на Эрнста и обратно.

– Я думаю, мы лучше подождем, когда к нам присоединится Шарлотта.

Хозяева дома удовольствовались таким объяснением, но обменялись при этом странными взглядами. Пять минут прошло в молчании. Обычные, ничего не значащие разговоры казались сейчас неуместными.

Патрик огляделся. Кухня производила приятное впечатление, хотя было заметно, что в ней хозяйничает кто-то крайне педантичный – все блестело, вещи стояли ровными рядами. Не очень похоже на кухню в их с Эрикой доме, где на полках сейчас царил полный хаос, а из мусорного ведра через край сыпались упаковки от продуктов быстрого приготовления, которые можно разогревать в микроволновке. Затем в передней скрипнула какая-то дверь, и через несколько секунд на пороге кухни показалась сперва Эрика со спящей Майей на руках, а вслед за ней Шарлотта. Удивление, написанное на лице Эрики, быстро сменилось тревогой. Поддерживая подругу свободной рукой, она подвела ее к незанятому стулу. Патрик не видел, как выглядела Шарлотта до этого часа, но сейчас щеки у нее порозовели, а глаза были ясные и незаплаканные.

– Что вы тут делаете? – спросила она.

Ее голос все еще звучал хрипловато после того, как она несколько дней провела в чередовании молчания и крика. Она взглянула на мужа, но тот пожал плечами, показывая, что знает не больше, чем она.

– Мы хотели дождаться тебя, прежде чем…

Патрик запнулся, не находя нужных слов, и помолчал, соображая, как наименее болезненно изложить то, с чем пришел. Эрнст, слава богу, помалкивал, предоставив все на усмотрение коллеги.

– У нас появились кое-какие новые данные, касающиеся смерти Сары.

– Сведения о том, как произошел несчастный случай? Ну и что же? – сердито воскликнула Лилиан.

– Это не похоже на несчастный случай.

– Так на что же это похоже? Несчастный это случай или нет? – бросил Никлас тоном, в котором слышалось отчаяние.

– Это не был несчастный случай. Сару убили.

– Убили? Как же так? Она ведь утонула?

По Шарлотте видно было, что она совсем перестала что-либо понимать, и Эрика взяла ее за руку. Майя по-прежнему спала у нее на коленях, не ведая, что происходит вокруг.

– Она утонула, но не в море. Судебно-медицинский эксперт обнаружил в ее легких вместо морской воды, как можно было ожидать, пресную. Очевидно, это была вода из ванны.

Повисло напряженное молчание. Патрик тревожно посматривал на Шарлотту, а Эрика расширенными, испуганными глазами старалась поймать его взгляд.

Патрик понимал, что вся семья сейчас в шоке, и начал осторожно задавать вопросы, стараясь вернуть их к действительности. Вероятно, сейчас это было самым лучшим из всего, что он может сделать. По крайней мере, он так надеялся. Как бы там ни было, это его работа, и он обязан ради Сары и ее родных приступить к допросу.

– Итак, сейчас мы должны очень подробно установить как можно точнее, что делала Сара в это утро. Кто из вас видел ее последним?

– Я, – ответила Лилиан. – Я видела ее последней. Шарлотта легла в подвальном помещении отдыхать, Никлас уехал на работу, а я пока присматривала за ребенком. В начале десятого Сара сказала, что пойдет к Фриде. Она сама надела куртку и ушла. Она еще помахала мне на прощание, – произнесла Лилиан без всякого выражения, механическим голосом.

– Вы не могли бы уточнить, что значит – в начале десятого? Было это двадцать минут десятого? Пять минут? Сколько было на часах? Здесь каждая минута имеет значение.

Лилиан подумала:

– По-моему, было минут десять десятого. Но я не могу утверждать это с полной уверенностью.

– О’кей. Мы поговорим с соседями: может быть, кто-то что-то заметил и мы узнаем точное время. – Сделав пометку в блокноте, Патрик продолжил: – И после этого никто ее не видел?

Все отрицательно покачали головами.

– А что в это время делали вы, остальные? – резко вмешался Эрнст.

Патрика передернуло, и он мысленно обругал его за такие методы ведения допроса.

– Эрнст хотел сказать, что по правилам ведения следствия мы должны задать этот вопрос даже тебе, Никлас, и Шарлотте. Чистая формальность, которая нужна лишь для того, чтобы как можно скорее исключить из расследования всех непричастных.

Похоже, его попытка вести разговор в более мягких тонах, чем это сделал напарник, прошла удачно. Никлас и Шарлотта ответили на неудобный вопрос без особенного волнения, поверив, по-видимому, в объяснение Патрика.

– Я был в амбулатории, – сказал Никлас. – Мой рабочий день начинается в восемь.

– А ты, Шарлотта?

– Как и сказала мама, я прилегла отдохнуть в подвальном этаже. У меня была мигрень, – добавила она.

В ее голосе звучало удивление, словно она теперь сама не верила, что еще совсем недавно могла думать, будто в ее жизни имелись какие-то серьезные проблемы.

– Стиг тоже был дома. Он лежал у себя наверху. Он не встает с постели уже несколько недель, – пояснила Лилиан, все еще казавшаяся раздраженной оттого, что Патрик и Эрнст посмели приставать с расспросами о том, чем занималась ее семья.

– Стиг. Да, конечно же, Стиг. С ним мы тоже потом как-нибудь поговорим, но это сейчас не к спеху, – сказал Патрик, вынужденный признать, что совершенно забыл о существовании мужа Лилиан.

Последовало продолжительное молчание. И тут из какой-то комнаты донесся крик ребенка. Лилиан поднялась, чтобы сходить за Альбином, который, как и Майя, проспал весь переполох. Когда она вошла с ним в кухню, он сидел у нее на руках с обычным своим серьезным видом. Лилиан опустилась на прежнее место, ребенок у нее на коленях занялся золотой цепочкой, которая висела у бабушки на шее.

Заметив, что Эрнст собирается открыть рот, чтобы задать новые вопросы, Патрик остановил его предостерегающим взглядом и сам осторожно продолжил допрос:

– Есть ли такой человек, кто бы он ни был, кто желал бы причинить вред Саре?

Шарлотта посмотрела на него с изумлением и хрипло спросила:

– Кому могло понадобиться желать зла Саре? Ей же было только семь лет! – Голос ее сорвался, но она сделала видимое усилие, чтобы держать себя в руках.

– Так, значит, вам не приходит в голову никакого мотива? Кто-нибудь, кто, например, хотел бы навредить вам?

Последнее предположение заставило Лилиан снова взять слово. Красные пятна, с которыми она встретила их в дверях, вновь ярко проступили на ее щеках.

– Кто-нибудь, кто хочет нам навредить? А как же! Такой найдется. Под это описание подходит только один человек, а именно – наш сосед Кай. Он ненавидит нашу семью и вот уже несколько лет делает все возможное, чтобы превратить нашу жизнь в ад.

– Глупости, мама! – вмешалась Шарлотта. – Вы с Каем уже много лет скандалите между собой, и с чего ему сейчас вдруг нападать на Сару?

– Этот человек способен на все. Говорю вам, он психопат. А потом, присмотритесь получше к его сынку Моргану! У него с головой не все в порядке, и мало ли что такому на ум взбредет! Вспомните, как разных психов повыпускали на улицу и чего они только не натворили. Этого по-настоящему тоже следовало бы держать за решеткой.

Никлас дотронулся до ее локтя, пытаясь успокоить, однако это никак не подействовало. Услышав возбужденные голоса, Альбин забеспокоился и захныкал.

– Кай ненавидит меня, потому что встретил во мне наконец человека, который не боится сказать ему поперек! Он много возомнил о себе оттого, что был вице-директором и у него много денег. Поэтому, переехав сюда с женой, он думает, что тут все перед ним должны стелиться! Тоже мне – королевское семейство! Он вообще ни с кем никогда не считается, так что, я думаю, от него можно ожидать чего угодно.

– Довольно, мама! – непривычно резко остановила ее Шарлотта, бросив в сторону матери сердитый взгляд. – Не надо устраивать тут сцену!

Окрик дочери заставил Лилиану замолчать. Злость кипела в ней, но она только стиснула зубы, не посмев ничего ответить.

– Так-так. – Удивленный неожиданной резкостью Шарлотты, Патрик не сразу нашелся что сказать. – Стало быть, кроме соседа, вы не знаете никого, кто мог бы затаить зло на вашу семью?

Все отрицательно покачали головой. Патрик закрыл свой блокнот.

– Ну что ж! В таком случае у нас пока больше нет к вам вопросов. Еще раз хочу сказать, что я очень соболезную вам в вашем горе.