Текст книги "Менталист"

Апрель

Уже у входа в отделении полиции они остановились, и Гуннар бережно взял Мэрту под руку. Он чувствовал, как она дрожала под коричневым шерстяным пальто, слишком теплым для такой погоды. Была уже настоящая весна, и воздух успел основательно прогреться, но пожилых супругов совершенно не заботило, во что они одеты. Гложущее беспокойство, невыносимое ощущение того, что что-то идет не так, заглушало все остальные мысли и чувства.

– В любом случае это не помешает, – заметил Гунар.

Мэрта как будто все еще сомневалась, но муж мягко потянул ее к двери. Он знал, что она думает. После шестидесяти лет совместной жизни Гуннар безошибочно узнавал и этот страусиный инстинкт сунуть голову в песок, и то, как Мэрта пыталась его сейчас в себе побороть. Ничего ведь не случилось, пока они об этом не знают. Гуннар никак не мог с этим согласиться. Он звонил, искал и сутками напролет караулил у телефона. Вспоминал имена, которые она упоминала вскользь, и выходил на людей, с которыми она, быть может, не была даже знакома. Он никогда не придавал им значения, и вот теперь радовался, что они отложились в памяти. Но ее нигде не было. А между тем приближалась Пасха – праздник, который они всегда отмечали вместе…

Гуннар был священником вот уже сорок лет, и чем становился старше, тем реже разговаривал с Господом. Не то чтобы его вера пошатнулась, совсем наоборот. Она порядком окрепла с тех пор, как он, молодой и восторженный, впервые надел сутану. Просто Гуннар научился воспринимать Господа как должное, и теперь ему не нужно было ничего делать, чтобы ощущать Его постоянное присутствие. Быть может, в этом и выражалась гордыня, за которую Гуннару было суждено понести наказание. Этого он не знал. Знал только, что однажды лодка вернулась без нее, – и с тех самых пор не переставал молиться.

– Простите, – начал он, осторожно приблизившись к окошку регистрационной стойки.

За стеклом сидела молодая женщина с приветливыми глазами. От ее улыбки сразу потеплело на сердце. Гуннар умел радоваться радостью других и сам старался распространять вокруг себя как можно больше радости, как дома, так и во время службы.

Но сегодня в его груди не было места ни радости, ни даже надежде. Хотя Мэрта все еще надеялась, и в глубине души Гуннар не мечтал ни о чем другом, как только о том, чтобы на этот раз она оказалась права. Но он слишком хорошо знал эту тишину, которая словно схлопывалась вокруг, когда Гуннар в отчаянии возносил очередную молитву. Он больше не ощущал присутствия Господа, как ни старался. Ничего, кроме пустоты.

– Мы хотим заявить о пропаже человека, – начал Гуннар, привлекая к окошку Мэрту, чтобы женщина за стеклом видела и ее тоже.

– Кто этот человек, о пропаже которого вы хотите заявить? – Улыбка на лице женщины сменилась выражением теплого участия.

«Она ведь ко всему привыкла на этой работе», – подумал Гуннар. Эта женщина, каждый день принимавшая такие заявления, просто не могла чувствовать глубину их отчаяния и, быть может, даже не воспринимала их горе всерьез.

Не снимая перчатки, Мэрта достала из сумочки фотографию и просунула в щель под стеклом. Этот снимок они выбирали вместе. Его сделал Гуннар в парке возле их дома в уппланском Весбю, на карусели. Она сидела с мальчиком на руках на деревянной лошади. Это был счастливый день. Ее глаза светились, и не только от солнца. В них отражалось то, что Гуннар называл божественным светом. Она никогда не была верующей – во всяком случае, не так, как он и Мэрта. Разве по-детски радовалась Рождеству и Пасхе, их совместным семейным праздникам. Но с детства любила, когда Гуннар говорил про божественный свет внутри ее. Гуннар надеялся, что женщина за стеклом тоже это разглядит. Поскольку тот, кто несет в себе божественный свет и вдобавок держит на руках такого мальчика, не может исчезнуть добровольно.

– Это наши внучка и правнук, – пояснил Гуннар. – Пару недель тому назад она собиралась на морскую прогулку, да вот так и не вернулась. А на днях мы узнали, что даже и не отправлялась. Исчезла около месяца тому назад. Линус, ее сын, все это время жил у нас. Он скучает по маме.

– У вас есть основания подозревать, что она могла исчезнуть по собственной воле? – спросила женщина.

Теперь, когда у нее между бровей залегла глубокая морщинка, сомнения Гуннара развеялись окончательно. Слава богу, она воспринимала их всерьез.

– Наверное, нам стоило бы поговорить с кем-нибудь из полицейских, – робко предложила Мэрта и покачнулась.

Гуннар инстинктивно подхватил жену под руку. Давление плюс стресс – не самая подходящая компания для игр.

Следующие несколько минут супруги ждали, а женщина разглядывала фотографию. Наконец она кивнула.

– Вам непременно нужно поговорить с кем-нибудь из полицейских. Сейчас я им позвоню. Как зовут вашу внучку?

– Тува, – ответил Гунар. – Ее зовут Тува.

* * *

По крайней мере, выглядел он не слишком брутально. Винсент остался доволен. Для его шоу очень важно, чтобы публика могла расслабиться. Даже более того, ему нужна вменяемая публика. Уверенная в себе, с чувством юмора. И гора мускулов со сложенными на груди руками на краю сцены меньше всего этому способствует. Хотя Умберто вряд ли имел возможность выбирать.

Винсент поздоровался с охранником, которого звали Ула.

– Она объявляется, когда я ухожу со сцены, – объяснил он. – Сам не понимаю, как это у нее получается, но она оказывается на сцене, уже когда опускают занавес. И потом проникает ко мне за кулисы.

– И чего она хочет? – спросил Ула.

Винсент пожал плечами, поднялся на сцену и занялся проверкой реквизита для сегодняшнего шоу.

– Я никогда с ней не разговаривал, – ответил он. – Работникам сцены ни разу не удавалось ее остановить. Они не заметили в ней никакой угрозы, но это ведь ничего не значит. Эта женщина ведет себя на редкость целеустремленно. На прошлой неделе я выступал в театре, где был установлен железный занавес, и ей все равно удалось пробраться. Больше всего я опасаюсь, что она испортит что-нибудь из реквизита. Или, чего доброго, пострадает сама.

Ула поднял бровь. Винсент поправил стопку кубиков Рубика и карточную колоду с изображениями знаменитых людей.

– Да, в этом чувствуется что-то нездоровое, – заметил охранник.

– Именно поэтому вы здесь.

– И все-таки я не совсем понимаю. – Ула сложил руки на груди. – Нет, я с удовольствием буду стоять за сценой всю оставшуюся часть турне и следить за тем, чтобы никто посторонний не проник за кулисы как во время, так и после шоу. В конце концов, это моя работа. Но если она так хочет с вами встретиться, почему бы ей не пройти к служебному входу и не подождать вас там? Рано или поздно вы объявитесь…

Винсенту не нравилась эта привычка складывать руки на груди. Во‐первых, эта поза с головой выдавала в Уле охранника. Но, кроме того, есть результаты исследований, и они недвусмысленно подтверждают, что люди со скрещенными на груди руками хуже воспринимают информацию. Человек автоматически замыкается на себе и закрывается от внешнего мира. Неужели Ула этого не понимает?

– Будьте добры, возьмите это в руку. – Винсент протянул охраннику колоду карт. Это был единственный способ заставить Улу сменить позу. – Вот и у меня возник такой же вопрос, – продолжал он. – Почему бы ей не подождать меня на выходе? Единственный ответ, который приходит мне в голову, состоит в том, что ее поведение по большей части нерационально. Хотя одна и та же схема повторяется из раза в раз. Она смотрит одно и то же шоу – сегодня, наверное, будет десятый раз. И после выступления испытывает импульс подняться на сцену, которому в точности следует. Она не планировала вести себя так с самого начала, но теперь просто не может остановиться. Каждый раз ей приходит в голову безумная мысль, что, возможно, именно на этот раз все получится.

Винсент серьезно посмотрел на Улу.

– Само определение безумия основывается на том, что человек совершает те же самые действия, ожидая от них другого результата. И сам я не могу объяснить это ни чем иным, кроме как… проблемами с психикой. И потом, на днях я получил вот это…

Винсент достал из кармана сложенные листки бумаги.

– Письмо? – удивился Ула. – Не знал, что люди до сих пор пишут такие.

– Сейчас этим занимаются разве старики, – объяснил Винсент, – но здесь другой случай…

Он развернул первый листок до середины и протянул Уле. Эмоциональность содержания плохо вязалась с аккуратным, почти каллиграфическим почерком.

«Я видела тебя в утренних новостях, – прочитал Ула. – Ты был там с Йенни и Стеффо и, как всегда, посылал мне отчетливые сигналы. Почему я не замечала их раньше? Ты прав, я и ты – мы созданы друг для друга…»

– О‐о‐о… – протянул охранник и покачал головой.

– До сих пор это не более чем сбитая с толку женщина, которая проецирует свои потребности на то, что видит по телевизору. Не такая уж редкость в наше время, когда люди принимают героев телешоу, даже вымышленных персонажей фильмов за своих настоящих друзей. С тех пор как в моду вошли бесконечные сериалы, которые зрители глотают сезон за сезоном, такое случается сплошь и рядом. Наш мозг просто не создан для того, чтобы отличать художественную реальность от жизни. А в случае эмоциональной подавленности такие односторонние отношения могут стать жизненно важными. Или же, как в случае автора этого письма, восприниматься как взаимные.

– То есть вы считаете, что это написала она?

– Честно говоря, не знаю. Если б дело ограничивалось только этим письмом, я не стал бы так беспокоиться. Но есть еще одно, и оно написано той же рукой. Одно письмо еще можно списать на временное помрачение рассудка, два – это уже план. Но вы еще не дочитали и это. Вот здесь то, после чего я стал плохо спать.

Винсент развернул оставшуюся часть письма. Ула выпучил глаза.

«…но после той передачи тебя больше не было в утренних новостях. Разлука так затянулась, что я могу объяснить это лишь твоим сознательным намерением. Ты нарочно повернулся ко мне спиной именно тогда, когда я поняла, что мы – одно. И терпеть этого я не стану…»

– Непонятно, что она имеет здесь в виду. – Ула ткнул пальцем в последнее предложение.

– Или насколько серьезно ее намерение, – подхватил Винсент. – Я, конечно, не бог весть какая звезда и действительно не представляю себе реальные масштабы опасности. Но я не хочу встречаться с этой женщиной. И еще меньше – оставлять ее один на один с реквизитом, когда меня нет на сцене.

Ула положил карты на место.

– Думаю, вы преувеличиваете опасность, – сказал он. – Иногда люди ведут себя очень странно. Я охранял «Саннекс»[13]13
  «Саннекс» – популярная в Швеции музыкально-танцевальная группа.


[Закрыть], когда они играли на танцевальном вечере. Вот где были фанаты! Ваша сталкерша – просто голубь в сравнении с ними.

* * *

– Бросай все и марш в комнату совещаний.

Рубен успел заметить в приоткрывшейся двери голову Юлии, которая исчезла, прежде чем он успел отреагировать, и вернулся к тексту на мониторе.

«Малин, вчерашняя встреча стала для меня приятной неожиданностью. Но сейчас я отбываю на секретное задание за границу, где пробуду не меньше шести месяцев. Объявлюсь сразу, как только вернусь…»

Вот так, пусть помучается, потом будет сговорчивее. Не стоит сразу раскрывать им объятия. Этот прием срабатывал у него безотказно. А если в конце добавить, что он может не вернуться вообще…

– Рубен! – позвала Юлия уже из коридора.

Рубен вздохнул и стер все, что было на мониторе. Иногда не отвечать совсем – лучшая стратегия.

В комнате для совещаний его уже ждали Мина, Кристер и Юлия. Педер, как всегда, спал за столом в углу. Щеки Юлии горели, словно она только что пробежала стометровку. Хотя, похоже, именно это она и сделала. Но фантазия Рубена не слышала доводов рассудка и продолжала работать в своем направлении. Он уже видел румянец на этих щеках при совсем других обстоятельствах. Тогда юбка на Юлии была гораздо короче, и Рубен лежал под Юлией, обхватив руками ее бедра. Он сел, не сводя с Юлии счастливого взгляда, который она совершенно игнорировала.

Рубен спрашивал себя, по какому случаю подняли тревогу. Последнее внеочередное совещание проводилось всего час назад, когда Мина проинформировала группу об эксгумации тела Агнес Сеси.

– Теперь нам известно, кто был в ящике с мечами, – объявила Юлия, встав во главе стола. – Тува Бенгтсон, двадцати пяти лет, проживавшая в Хегерстене. Ближайшие родственники – дедушка с бабушкой и трехлетний сын Линус. Родителей у нее нет, и давно, – добавила Юлия в ответ на удивленно поднятую бровь Кристера. – У нас только что были ее дедушка с бабушкой по материнской линии, и они утверждают, что бывший гражданский муж Тувы последние три года живет в Лондоне. Разумеется, мы все проверим и перепроверим. У нас пока нет контактов ее друзей, но Тува работала в кафе «Фаб Фика» в Хорнстюлле вместе с неким Даниэлем – пока, опять-таки, без фамилии.

– Я немедленно отправляюсь в это кафе, – заявила Мина, прежде чем Рубен успел открыть рот.

Юлия задумчиво поджала губы. Она стояла, опершись руками о стол, и Рубен не мог не отметить про себя, каким симпатично округлым становится ее зад, когда она чуть наклоняется вперед. Он попытался даже определить фасон трусов, но ничего подобного сквозь джинсовую ткань не просматривалось. Наверняка стринги, и Рубена совсем не удивило бы, если б Юлия надела их ради него.

– Ты уверена? – Она повернулась к Мине. – Ты на многое способна, но контакты с новыми людьми – не самая сильная твоя сторона, ты согласна? Тебе придется разговаривать с теми, кто еще не знает о смерти Тувы, и после тебя у них не должно возникнуть на этот счет никаких подозрений.

– Не говори так, Юлия. – Рубен откинулся на спинку стула, заведя руки за голову. – Мина достаточно сдержанна и тактична. Но в кафе поеду я. Передо мной кто угодно откроется, ты же знаешь. – Он многозначительно посмотрел на начальницу.

– Хорошо, Рубен, ты меня убедил, – сказала Юлия. – Едет Мина.

Та кивнула, встала и быстро вышла из комнаты.

– Вы двое, – Юлия показала на Кристера и Рубена, которые тоже встали, – собираете информацию о Туве Бенгтсон. Идентификационный номер и другие персональные данные там же, где обычно.

Рубен собрался идти, но Юлия остановила его, схватив за руку, и подождала, пока Кристер выйдет в коридор.

– Рубен, – тихо сказала она, – я знаю, что ты считаешь себя подарком для каждой женщины. Но может получиться так, что фраза «работать из дома» будет иметь для тебя совершенно новое значение. Если, конечно, у тебя вообще будет какая-нибудь работа. Ты уже использовал все свои шансы, и эта группа может стать для тебя последней. Не думаю, что шведская полиция сможет предложить тебе еще какой-нибудь курс на тему гендерного равенства.

Юлия отпустила его руку и первой вышла в коридор. Рубен смотрел ей вслед. Внезапно у него отпало всякое желание любоваться ее задом. Агрессивные женщины чертовски несексуальны.

* * *

Чтобы добраться до Хорнстюлля от здания полиции на Кунгсхольмене, Мине всего-то нужно было перейти мост Вестербрун. Тем не менее она взяла машину. За мостом справа сразу увидела кафе «Фаб Фика». Отражающееся от оконных стекол солнце мешало разглядеть, кто был внутри. Но Мина не остановилась, а поехала дальше, в сторону площади Гулльмарсплан, где должна была забрать Винсента.

Она позвонила менталисту сразу после совещания, потому что не хотела ехать к Даниэлю одна. И пусть коллеги думают, что хотят. Винсент был идеальным подспорьем, потому что видел то, что ускользало от внимания других. При любом опросе полезно иметь рядом такого наблюдателя. Рубена Мина плохо представляла себе в этой роли. Не говоря о том, что с Винсентом было гораздо интереснее.

Она остановилась возле площади – и сразу увидела его. Черная куртка и такого же цвета поло, коричневые ботинки – Винсент не мог подобрать более удачный костюм, если только хотел, чтобы в нем за версту узнавали менталиста. Ну или полицейского по меньшей мере. Мина мысленно улыбнулась. Да, именно так и выглядят в сериалах детективы при исполнении. Как бы намекнуть ему потактичней, чтобы переключил канал? Но тут он увидел ее и заулыбался.

– А тот парень, к которому мы едем, – начал Винсент, садясь в машину, – он что, подозреваемый?

– И тебе доброе утро, Винсент, – отозвалась Мина и сделала удивленные глаза. – Как себя чувствуешь? Всё в порядке?

Во время последнего разговора по телефону они сами не заметили, как перешли на ты.

Менталист смутился и наморщил лоб.

– Прости, – ответил он. – Разумеется, мне хотелось бы знать, как ты себя чувствуешь. Но ты была так воодушевлена, когда приглашала меня на эту встречу… А энтузиазм – штука заразительная. В общем, конечно… привет, Мина! Доброе утро.

– Привет, Винсент!

От площади повернули обратно к Сёдермальму. Винсент услышал, как странно заскрипело под ним сиденье.

– Ты что… кладешь на них пластик? – удивился он.

– Так можно убивать людей, не оставляя следов, – объяснила Мина. – Думаешь, зачем я тебя туда посадила?

Винсент рассмеялся и сосредоточился на дороге.

– Прости, – повторил он, – но что полезного ты рассчитываешь услышать от этого напарника Тувы?

– Ну… о самой Туве, боюсь, меньше всего. В этом плане родственники, друзья и коллеги – самый ненадежный источник информации. Весь мой опыт работы в полиции показывает, как на удивление мало мы знаем о жизни людей, которые живут рядом с нами… Ну или жили. Слишком часто такие свидетельства противоречат тому, что мы видим в домах жертв.

– А что вы обычно видите в домах?

Винсент схватился за подлокотник сиденья, когда Мина меняла полосу движения на мосту Гюлльмарсбрун.

– Ну… если, скажем, в холодильнике недостаточно продуктов, это может означать, что человек регулярно посещал кафе или рестораны. Где, помимо прочего, имел возможность кого-нибудь видеть… убийцу, к примеру. А если присмотреться к тому, каких именно продуктов не хватает в холодильнике, можно определить, в какое время суток жертва посещала заведения… ну то есть завтракала она там или обедала. Это важно прочувствовать, понимаешь? К примеру, музыкальные инструменты или незаконченные картины свидетельствуют о хобби. Если Тува и Агнес посещали один и тот же клуб, то они могли встречаться там с убийцей. Сексуальные штучки – тоже хороший индикатор.

– Сексуальные штучки? – оживился Винсент.

Мина пожала плечами. Она давно перестала удивляться тому, что можно обнаружить в домах людей. Особенно в тайниках у изголовья кровати. Мина делала глубокий вдох, прежде чем заглянуть в это место. И если там не было ничего, кроме рулонов туалетной бумаги, значит, самое интересное хранилось где-то в другом месте.

– Нам известно, что Тува жила одна, – продолжала она. – И нет никаких свидетельств тому, что у Агнес был парень. Если мы отыщем сексуальные штучки на тему доминирования-подчинения, это верная отсылка к обществам соответствующей ориентации – местам, где они могли видеться не только друг с другом, но и с убийцей.

Винсент задумчиво кивнул:

– Да, пожалуй, таланты Шерлока Холмса несколько преувеличены. Но еще в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году Брунсвик вывел шаблон, устанавливающий связь между тем, как мы оформляем свое жилище, и тем, какими предстаем в глазах других. А Баумайстер и Сван писали о том, как мы коммуницируем с символами, когда окружаем себя в быту разными вещами. Не говоря о Сэме Гослинге, установившем корреляции между личностными характеристиками и обстановкой наших спален… Крайне интересно.

Мина быстро покосилась в его сторону.

– Там непременно должно быть напоминание о том, почему тебе не давали валяться в постели днем, когда ты был маленьким… угадала?

«Вольво» перед ними, с ученическим щитком на крыше, двигалась со скоростью тридцать километров в час. Мина вздохнула: «Ну вот, как всегда…»

– Вне зависимости от того, что вы нашли или найдете в их квартирах, – продолжал Винсент, – кое-что уже указывает на общие привычки обеих жертв. К примеру, обе они погибли среди бела дня, причем примерно в одно и то же время, в два и три часа пополудни. И, как мне почему-то думается, в одном и том же месте… По крайней мере, в похожих местах. Возможно, Тува и Агнес обедали в одном и том же ресторане.

Мина кивнула. Из Винсента получился бы толковый полицейский, несмотря на черную куртку.

– Я тоже об этом думала, – сказала она. – А если они заказывали еду через Интернет, подтверждение тому обязательно обнаружится в их квартирах. Педер должен обратить на это внимание. Не исключено, что он найдет одно и то же у обеих, если повезет.

Краем глаза она увидела, как Винсент открыл сумку и достал рапорт Мильды, который Мина передала ему без ведома коллег.

– И все-таки кое-что не стыкуется с этим профилем… – пробормотал он.

– А что обо всем этом думают твои домашние? – вдруг спросила Мина. – О том, что ты помогаешь полиции, я имею в виду?

Винсент захлопнул папку и некоторое время молча смотрел перед собой. Мина повернула на Хорнсгатан; «Вольво» – в другую сторону, наконец-то.

– Ну, для начала, я помогаю не полиции, а тебе, – поправил Винсент. – Что же касается твоих коллег, они достаточно определенно высказались на эту тему. Повторюсь, я здесь ради тебя. И мне это нравится. А семья… как сказать? Беньямин находит все это страшно интересным, Ребекка – скучным. Астона вообще ничего не интересует, кроме «Лего». А Мария… Мария…

– Дай мне угадать, – перебила Мина. – В ближайшие дни она не планирует приглашать меня на чашку кофе, так?

Огляделась в поисках места парковки. Полицейский автомобиль можно было бы поставить где угодно. Но в сложившейся ситуации Мине показалась уместнее обычная машина. Незачем было раньше времени пугать Даниэля. Отыскав свободную ячейку, Мина выключила мотор. «Фаб Фика» находилось перед ними в какой-нибудь сотне метров.

– Можно сказать и так, – подтвердил Винсент ее догадку насчет Марии. – Что касается Даниэля, какова наша стратегия?

– Я говорю, ты смотришь. Но будь готов ко всему.

* * *

Даниэль прищурился, вглядываясь сквозь мутное стекло. Окна выглядели особенно грязными, когда снаружи, как сейчас, било в глаза весеннее солнце, Тува всегда отказывалась от услуг мойщиков, но и сама ничего делать не желала. Самому же Даниэлю было тем более все равно. На Туву вообще надежда плохая. Да и где она теперь, эта Тува? Даниэль вздохнул. Он видел, какими глазами смотрели посетители на их окна, и понимал, что это его работа. И что сейчас, когда весенние солнечные лучи не могли пробиться сквозь эту грязь, она была более заметна. Он ополоснул несвежую тряпку и принялся вытирать стойку, отделявшую его от посетителей. Взглянул на свое отражение на черной зеркальной поверхности, тряхнул светлыми волосами – и остался доволен.

Дверь открылась, в зал вошли двое, мужчина и женщина. Даниэль сразу понял, что это не обычные посетители. Мужчину он как будто где-то уже видел, но так и не смог вспомнить где. Точно не в этом кафе. Может, по телевизору или в Сети?

Женщина прямиком направилась к стойке, мужчина держался чуть позади нее.

– Это вы Даниэль? – спросила она.

Он кивнул. Женщина была миловидной, хоть и одета неброско. Похоже, его черная футболка с глубоким вырезом не произвела на нее особенного впечатления. Вместо этого женщина остановила взгляд на тряпке в руке Даниэля и, похоже, попыталась сглотнуть.

– Мина Дабири из полиции. – Она протянула ему руку. – Вы – напарник Тувы?

О черт… Чего хорошего можно ждать от полиции? Даниэль положил тряпку, чтобы ответить на рукопожатие, но женщина испуганно дернулась и быстро убрала руку, как будто обожглась.

Странная особа. Даниэль покосился на людей в зале и кивком пригласил миловидную гостью следовать за ним. Завел в дальний угол за барной стойкой и понизил голос:

– Она в беде?

Теперь главное – не совершить ошибки. Любое его слово должно бить в точку.

Женщина и ее спутник быстро переглянулись. Они определенно что-то знали.

– И вам добрый день. – Даниэль протянул руку мужчине. – Даниэль.

– Винсент.

Мужчина как будто взвесил его руку в своей. Он вообще внимательно вглядывался в каждое движение Даниэля, которому теперь было нужно одно: выведать, что именно им известно. Потому что другого такого случая не представится.

– Тува объявлена пропавшей без вести, – начала миловидная женщина-полицейский. – Мы беседуем со всеми, кто ее так или иначе знал… знает. Ее бабушка и дедушка сообщили нам, что она работала здесь, и назвали ваше имя. На сегодняшний день это все, что я могу вам сказать. Вы что-нибудь о ней слышали?

– Пропала без вести, – повторил Даниэль, стараясь не меняться в лице. – Гуннар и Мэрта звонили сюда несколько дней назад – вот и все, что мне известно. Хотите кофе?

Женщина покачала головой, а мужчина с благодарностью согласился на чашку эспрессо.

– Вы знакомы с Гуннаром и Мэртой?

Похоже, она и в самом деле удивлена.

– Они бывали здесь с Линусом, – объяснил Даниэль. – Тува не забрала Линуса из детского сада, и никто так и не смог до нее дозвониться. Потом воспитатель позвонил Гуннару и Мэрте, чтобы те приехали за мальчиком. Какая-нибудь акция в «Гринписе». – Даниэль пожал плечами. – Мэрта, наверное, подумала, что Тува просто перепутала дни и решила, что сегодня их очередь забирать Линуса, а не ее. Нет, она не говорила мне ничего такого, но в прошлый раз все получилось именно так. В общем, не знаю, что у них теперь там с очередностью, только с тех пор старики с Линусом обедают у меня каждую неделю. Я и сам не понимаю, как управляюсь здесь один. Совсем с ног сбился. И моя девушка не в восторге от того, что я пропадаю на работе каждый вечер. Мы ведь собирались уехать на Пасху, я и Эвелин, а тут такое… Пропала без вести, говорите? Это на нее не похоже.

Даниэлю совсем не нравился этот тип в черном – Винсент, который все время держался позади и ничего не говорил. Казалось, у него во лбу фара, от которой невозможно спрятаться.

– И вы даже не подозреваете, что могло с ней случиться? – спросила женщина.

Похоже, рассказ о его страданиях не вызвал в ее душе никакого отклика.

– Она не могла исчезнуть по своей воле и бросить Линуса, – ответил Даниэль. – Но вы, конечно, уже обзванивали больницы?

Женщина-полицейский замялась. Вот оно, окошечко, приоткрывшееся на несколько секунд. Даниэль улыбнулся самой обворожительной и невинной из своих улыбок. Он должен перетянуть ее на свою сторону, чтобы знать. На прошлом допросе он чуть не засыпался и сегодня уже был близок к тому же. Ему совсем не нужны эти проблемы. Но окошечко захлопнулось так же неожиданно, как и приоткрылось.

– До сих пор о ней ничего не было слышно, – ответила женщина и вытащила визитку. – Это на случай, если узнаете что-нибудь новое, – пояснила она, – звоните в любое время, это номер моего мобильного.

Номер мобильного? Это что, флирт? Даниэль криво улыбнулся и стал ждать ответной реакции. Женщина посмотрела на него с удивлением.

– Кстати, у вас есть камеры наблюдения? Можно просмотреть материал, отснятый до пропажи Тувы?

Даниэль покачал головой. Какие камеры наблюдения в задрипанном кафе?

В ее взгляде мелькнуло разочарование, а потом гости распрощались. Мужчина открыл перед ней дверь и сам вышел следом. Даниэль следил за ними через грязное окно. Подождал, пока они не исчезли из поля зрения, набросил на себя куртку и выскочил через другую дверь. Теперь грязные окна – точно последняя из его проблем.

* * *

– Что скажешь? – спросила Мина уже в машине. Не спеша заводить мотор, она повернулась к Винсенту. – Вижу, тебе есть что сказать. Не хочешь поделиться со мной своими соображениями?

Винсент продолжал молча рыться в сумке.

– Он не лжет, – наконец услышала Мина, – но это не значит, что он сказал нам всю правду. Ты заметила, что он почти не употреблял слово «я» все время, пока говорил о Туве? Только один раз проскочило, когда жаловался, что много работает. Само по себе это может означать способ дистанцирования. К этому обычно прибегают, когда лгут или принимают что-то слишком близко к сердцу. – Винсент снова достал папки. – И тут возникает вопрос: почему Даниэль принимает так близко к сердцу разговор о Туве? Что там есть такое, чего он так боится?

Он передал папки Мине.

– Ты говорила, что обе они были одиноки, Агнес и Тува? Не имели постоянных партнеров, я так это понимаю. Папа Линуса, сына Тувы, вот уже три года как живет в Англии и за все это время ни разу не объявился. От ее родителей тоже ни слуху ни духу. Агнес снимала квартиру на пару с приятелем, которого вы допрашивали несколько месяцев тому назад.

Мина кивнула. Она читала эти бумаги не менее сотни раз.

– До сих пор я об этом не говорил, потому что боялся ошибиться. Но теперь я почти уверен, что это так. Мина, ты можешь описать приятеля, с которым Агнес снимала квартиру?

Мине не нужно было особенно напрягаться, чтобы вспомнить это описание из папки.

– Каштановые волосы, – начала она, – пышные и вьющиеся. Возраст чуть за двадцать. Худощав, но атлетического сложения. Интересно, что Агнес снимала квартиру с парнем, а не с девушкой, не имея при этом с ним интимных отношений, насколько это нам известно. Это он нашел ее первый. И звали его…

Тут Мина осеклась и выпучила глаза.

Винсент спокойно кивнул.

– Волосы ведь можно обрезать и покрасить, – заметил он.

– Приятеля Агнес звали Даниэль Баргабриэль. И мы только что с ним разговаривали.

Мина выскочила из машины и побежала обратно к кафе.

* * *

Винсент постучался в комнату старшего сына.

– Беньямин?

Тишина. Наверное, он в наушниках. Винсент осторожно приоткрыл дверь, осознавая незаконность вторжения.

Так и есть. Беньямин возле компьютера, в одном халате. При виде отца он поставил игру на паузу, снял наушники и оглянулся. На мониторе мелькнул логотип игры «Пэт оф экзайл»[14]14
  «Путь изгнания» – популярная компьютерная игра.


[Закрыть]. Беньямин вопросительно поднял бровь. Есть ситуации, когда слов по возможности лучше избегать.

– Ты серьезно? – Винсент кивнул на халат.

Считалось, что в свои девятнадцать Беньямин не нуждается в родительской опеке. В свое время он доказал право самому распоряжаться своей жизнью, перепрыгнув через класс в школе основной ступени. Но в стенах родительского дома все же был вынужден придерживаться некоторых установленных правил.

– Времени скоро шесть вечера, – продолжал Винсент, – а ты еще не одет. Во сколько ты сегодня встал?

– Не знаю. – Беньямин пожал плечами. – Думаю, часа два тому назад.

– То есть спал до четырех? Это же почти семнадцать часов! А школа?

Беньямин посмотрел на него взглядом сына, выросшего безо всякого участия отца. Винсент не мог так смотреть, потому что у него никогда не было ни такого отца, ни вообще никакого. Но он прекрасно понимал, что значит этот взгляд.

– Я учусь в университете, папа, – напомнил Беньямин. – И ездить каждый день в Чисту – напрасная трата времени и денег, потому что все выложено в Интернете. Я давно уже прослушал сегодняшние лекции.