Текст книги "Ни слова больше!"

Глава 10. Бринн

В недоумении смотрю на Линдзи – та вот-вот рассмеется.

– Что за манеры – прерывать моих сотрудников на полуслове? – возмущается Карли, меряя комнату на своих немереных каблуках. – Прерывать меня?! Сбрасывать со счетов мое мнение, будто я какой-то несмышленыш и нуждаюсь в руководстве. Да я с нуля создала собственное телешоу! Без чьей-либо помощи.

– Знай наших, – хмыкает себе под нос Линдзи.

Облегчение наступает сразу, как только я понимаю, что гнев Карли направлен не на меня.

– Вы не согласны с мнением Рамона о деле мистера Ларкина? – осторожно спрашиваю я.

– В жизни не действовала по указке какого-то корпоративного журналюги! – гневно отвечает Карли. Она плюхается в кресло и шумно выдыхает, делая над собой усилие, чтобы успокоиться. – Так, давайте наметим первые шаги. Линдзи, свяжись с полицией Стерджиса и узнай, какими сведениями они готовы поделиться.

Я едва не выскакиваю из кресла, а Линдзи спокойно открывает ноутбук – «Есть, капитан!» – и начинает стучать по клавишам.

– И размести, пожалуйста, информацию об Уильяме Ларкине на нашем веб-сайте, – продолжает Карли. – Имя, фото, возраст на момент смерти, дату убийства и имейл для обратной связи.

Линдзи замирает, приподнимая бровь:

– Если информация о Ларкине появится на веб-сайте, Рамон сразу поймет, что… – Она осекается под жестким взглядом Карли.

– Что мы расследуем преступление? – холодно уточняет начальница. – То есть занимаемся своим делом, которое обеспечивает всех сотрудников нашей компании, включая его самого, работой? На здоровье.

– Ясно, – кивает Линдзи, возвращаясь к экрану.

Перевожу взгляд с одной на другую и глазам своим не верю. Две умные, востребованные, профессиональные журналистки всерьез разбирают случай мистера Ларкина, который предложила я! Ну, немножко помогло, что босс, которого Карли ненавидит, безжалостно меня раскритиковал, но не будем о грустном.

– А что делать мне? – спрашиваю.

Карли чуть хмурит бровь.

– Неплохо бы навести справки о тех, кто его нашел, – говорит она. – Узнай побольше о них и их семьях, чем они сейчас занимаются, и все в таком роде.

Припоминаю утреннюю встречу комитета по устройству мемориального сада в Сент-Амброузе. Никак не ожидала увидеть там Триппа Тэлбота, который к тому же первые десять минут меня в упор не замечал. Зато я по полной насладилась выражением его лица, когда мисс Келсо определила нас вместе. А теперь получается, что работа в команде с заклятым врагом сулит и другие преимущества.

– Уже в процессе, – говорю я.

* * *

На дворе ночь, а я все еще не могу прийти в себя; нервозность и адреналин не дают уснуть. Легла где-то около одиннадцати, но, провалявшись без сна, плюнула и взяла телефон. «Гугл» – просто кладезь информации о Дельгадо и Холбруках. Насколько я могу судить, родители Шейна и Шарлотты заняты тем, чтобы еще больше разбогатеть.

Мистер Холбрук руководит венчурной компанией, наиболее известной своими инвестициями в популярное приложение для знакомств. Семья Дельгадо – совладельцы компании по недвижимости; они выпускают пресс-релизы чуть ли не каждую неделю. Пролистав заголовки двухгодичной давности, я дошла до новостей в год смерти мистера Ларкина.

«Недвижимость Дельгадо» завершила сделку по нью-гэмпширскому портфолио на восемь единиц имущества».

«Недвижимость Дельгадо» начинает многоплановый новаторский проект».

«Недвижимость Дельгадо» анонсировала рекордный год по благотворительным взносам».

Копирую несколько ссылок в таблицу, озаглавленную «Расследование Ларкина». Мой излюбленный подход к каждой истории, над которой я когда-либо работала: собрать как можно больше относящихся к делу подробностей и пытаться выявить закономерности. Что повторяется? Что бросается в глаза?

Однако таблица по делу мистера Ларкина с самого начала выглядит иначе. Информация слишком беспорядочная, в голове звучат слова Карли: «Мы не «Нью-Йорк таймс», понимаешь? Документалистика преступлений – ниша очень специфическая, и если тебя не увлекает…»

Тогда я не дала ей закончить фразу, а теперь понимаю, что она имела в виду. В таких делах необходима безусловная увлеченность, даже одержимость, потому что преступление – особенно убийство – выявляет самые потаенные, самые темные стороны человеческой натуры. Если ты не одержим страстью докопаться до ответов, долго не протянешь.

Голова раскалывается. «Пора спать», – решаю я и лезу проверять аккаунты своих чикагских друзей. Иззи запостила в «ТикТоке» свою собаку, я ставлю эмодзи с сердечками вместо глаз. Последний пост Оливии в «Инстаграме» – симпатичное селфи, получившее массу комментариев. Только собираюсь оставить свой, как вижу длинную строку с огнем от того самого тупицы-капитана Джейсона Прютта! Открываю ответный комментарий от Оливии и читаю: «Пошел вон».

– Я с тобой солидарна, сестра, – бормочу я, чувствуя прилив благодарности судьбе за подругу.

Перехожу на страничку Джейсона, и во мне поднимается волна ненависти при виде фотографии, на которой он вращает на пальце баскетбольный мяч. Когда «Мотив» раскроет убийство мистера Ларкина, Иззи и Оливия позаботятся о том, чтобы все в старой школе узнали, чья это работа. Пусть пожалеют о плохом со мной обращении.

В дверь тихонько стучат, и я бросаю взгляд на часы: почти два часа ночи. Только один человек в доме не спит в такое время.

– Входи, – говорю я, и в комнату протискивается дядя Ник.

– Мне показалось, ты не спишь. – Без очков он выглядит каким-то неполноценным. – Бессонница?

– Исследовательский проект, – отвечаю и быстро закрываю «Инстаграм», пока дядя не засек, что я шпионю за Джейсоном. – Слушай, ты не помнишь, мистер Ларкин когда-нибудь рассказывал о своей семье? Или о подруге, или о ком-то еще?

– О семье?.. – Дядя Ник наклоняет голову, припоминая. – Ничего не всплывает. А что? Я думал, «Мотив» отложил случай Уилла до лучших времен.

– Э-э, им вдруг снова заинтересовались, – мямлю я, надеясь, что дядя не станет расспрашивать. Очень не хочется посвящать его в фиаско с Рамоном д’Артуро.

– Да ну? – Ник поднимает бровь. – Родители уже в курсе?

– Нет еще. Может, ничего и не получится. Но ты же знаешь, – в голове некстати всплывает ухмылка Джейсона Прютта, – я стараюсь. Надеюсь заслужить себе репутацию.

– Ты бы лучше впарила начальнице случай в Карлтоне. Город, можно сказать, в двух шагах отсюда. – Видя на моем лице полное непонимание, дядя Ник спохватывается: – Ах, да! Вы тогда еще в Чикаго жили. Нашумевшая история: трое ребят прогуливали школу и наткнулись на труп одноклассника. Прямо как в фильме «Выходной день Ферриса Бьюллера», только с убийством. – Я по-прежнему хлопаю глазами, он вздыхает: – Обязательно посмотри это кино. Хотя бы погугли.

– Непременно, – обещаю дяде. – Так, значит, ты ничего не можешь сказать о мистере Ларкине? А о Триппе? Ты говорил с ним после того дня в лесу?

Как известно, я с Триппом тогда уже не общалась.

– Не-а. Полагаю, у него был сильный шок. Травма. Как, впрочем, у всех троих. – Дядя Ник складывает руки на груди и опирается на дверной косяк. – Слушай, я понимаю, как это все тебя захватывает, только особо не увлекайся.

– То есть?

– Помнишь, что твой отец сказал насчет «делиться неэтичной информацией»?

– С каких это пор ты прислушиваешься к папе? – возмущаюсь я.

– Никогда не прислушивался, – грустно усмехается дядя Ник. – И вот результат: в двадцать четыре года живу с ним под одной крышей. Так что учись на моих ошибках. – Он зевает и чешет подбородок. – Ложись спать. Я тоже пошел.

– Ладно. Спокойной ночи, – говорю и машу рукой закрывающейся двери.

Беру телефон и возвращаюсь к веб-сайту «Недвижимость Дельгадо». Он по-прежнему открыт на странице о благотворительных взносах; я прокручиваю, пока не натыкаюсь на следующее заявление:

«Компания с гордостью поддерживает местный бизнес и городские службы. В этом году сумма благотворительных взносов превысила десять миллионов долларов, – говорит основатель и соучредитель Марко Дельгадо. Смотрите полный список пожертвований в нашем ежегодном отчете».

Последние два слова подчеркнуты, по ссылке открывается pdf-файл. Передо мной совершенно не читабельный на телефоне список. Почти смахиваю его с экрана, как вдруг в глаза бросается знакомое название: «Школа Сент-Амброуз». В год смерти мистера Ларкина компания родителей Шейна перевела школе сто тысяч долларов. Не мешало бы проверить суммы пожертвований в другие годы. Взгляд случайно падает на строку ниже Сент-Амброуза, и у меня перехватывает дыхание.

«Фонд полиции Стерджиса: $250 000».

Трипп. Четыре года назад

Угораздило же меня оказаться в паре с Шейном! Мало того, что он забыл свою папку с инструкциями мисс Синг, так еще возомнил себя лидером нашей лесной экспедиции.

– Не туда, – командует он на развилке, когда я сворачиваю вправо.

– Это еще почему? – спрашиваю.

– Мы идем к месту для костра.

Чуть дальше в лесу, на поляне возле Шелтон-парка, вырыта яма, где старшеклассники из соседней школы иногда разбивают костры.

– Почему туда? – недоумеваю. – Там одни сосны.

Шейн отводит взгляд:

– Я договорился кое с кем встретиться.

– С кем?

– С Шарлоттой.

Только этого не хватало! Шейн Дельгадо даже из научного проекта ухитряется сделать свидание.

– Ну, флаг тебе в руки. Я иду в другую сторону.

– Нет! – как-то чересчур поспешно останавливает меня Шейн. С чего он вдруг так занервничал? – Я не хочу идти один.

– Странно, – говорю.

По-моему, любой на его месте запрыгал бы от радости, останься он в лесу наедине с Шарлоттой Холбрук.

– Просто Шарлотта… очень уж настойчивая. – На щеках Шейна заходили желваки. – Сам знаешь, как некоторые девчонки просто вешаются на шею. Она из таких.

Почем мне знать? Мне на шею никто не вешается. Девчонки меня в упор не видят. Кроме Бринн, которая воспринимает меня как брата, что еще хуже. Вернее, так было до вчерашнего дня, до того как я опустил ее на физкультуре. Сегодня она в мою сторону даже не смотрит, чего я, собственно, и добивался.

– Не хочу быть третьим лишним, – говорю Шейну.

Вставляю наушники, врубаю музыку на телефоне, чтобы заглушить любые возражения с его стороны, и ухожу вправо, как можно дальше от костра.

Глава 11. Трипп

«Ты не сможешь бойкотировать меня вечно, Трей».

Спорим?

Бросаю телефон на прилавок и возвращаюсь к натиранию полов в «Луче света».

С тех пор как я засек Лизу-Мари на улице Стерджиса, прошли сутки, а я так и не знаю, какого черта она тут забыла. Полагаю, мать остановилась у своей школьной подруги Валери – как всегда, когда ее заносит в наши края. Спрашивать не стану. Я еще не ответил ни на одно ее послание. И не собираюсь.

Разве что ради спасения от нескончаемого потока сообщений, терзающего мой телефон. Он то и дело жужжит, и Регина, которая выводит на табличках завтрашний ассортимент, наконец не выдерживает.

– Твои друзья, похоже, никак не усвоят, что людей во время работы не беспокоят, – с напускной строгостью говорит она.

– Это не друзья.

Прислоняю швабру к стене возле спящего Эла и беру телефон. Перевожу его в режим «без звука» и пролистываю набежавшие сообщения.

«Как насчет ужина в пятницу вечером в «Прицеле»?»

«Местечко уютное».

«Я угощаю».

«Буду в шесть».

– Кто бы сомневался, – произношу я вслух.

«Прицел» – скорее забегаловка, чем ресторан, а Лизе-Мари лишь бы не пропустить счастливый час скидок.

– Знакомый тон. – Регина откладывает фломастер. – Новости от мамы?

Я фыркаю и поправляю:

– От Лизы-Мари. Она в Стерджисе, хочет вместе поужинать.

– Как мило.

– Я бы не сказал.

– А что думает Джуниор?

– Ничего.

Когда я сообщил отцу, что Лиза-Мари в городе, он только губы поджал – типа большего она не заслуживает.

– Трипп. Я понимаю, что ты обжегся. – Ненавижу этот проникновенный тон, когда меня жалеют. – Но вдруг в этот раз все будет иначе?

Мать уходила поэтапно. Сначала провела выходные у Валери, потом съехала в мотель на Шестом шоссе. Прождав неделю, я сел на велосипед и поехал туда уговаривать ее вернуться. Стоял морозный и солнечный октябрьский день; помню, с каким облегчением я крутил педали на узкой полосе асфальта, изображающей велосипедную дорожку. Я верил, что достаточно пообещать быть примерным, послушным ребенком – и все встанет на свои места.

Надежды рухнули, как только мама открыла дверь.

Даже в тусклом свете комнаты было видно, как она изменилась. Волосы подобраны, макияжа больше, чем обычно, только это не главное. Складки в уголках рта исчезли, глаза горели, она как будто перезагрузилась. Мать выглядела счастливой. Словно уход от нас стал лучшим решением в ее жизни.

И все же я прибыл с миссией, от которой так просто отказываться не собирался. Лиза-Мари выслушала все мои обещания и клятвы стать паинькой, как только она вернется. Потом мы пошли к автомату, и я получил разрешение выбрать что хотел. Я взял кока-колу и пакет чипсов, с которыми мы вернулись в ее комнату и сели каждый на одну из двух кроватей.

«Понимаешь, Трей, – сказала она, – дело в том, что я завязала со всем этим материнством».

Я не знал, как реагировать. Что значит «завязала»? Побоялся спросить и лишь промямлил: «Ты хорошая мама».

Я так нервничал, что, пытаясь открыть пакет, слишком его сдавил, и чипсы внутри раскрошились.

«Мы оба знаем, что это неправда», – отозвалась мать.

Я поспешно сунул чипсы за спину – мне казалось зловещим предзнаменованием, что я испортил ее подарок, даже не успев им попользоваться.

«Возвращайся домой, мам».

Тогда еще я звал ее мамой. Наши отношения перешли в фазу «Лиза-Мари» гораздо позже, спустя годы после ее ухода.

«Не вернусь, – ответила она. От слов веяло такой уверенностью, что внутри все похолодело. – Послушай, Трей. Ты должен кое-что понять. – Глубокий вздох. – Я вообще не планировала стать матерью. Всегда считала, что не создана для материнства, но Джуниор мечтал о малыше, и в какой-то момент я просто сдалась и решила попробовать».

Решила попробовать. Типа речь о новом вкусе мороженого.

«Я правда старалась, – продолжила она, пожав плечами, – но эта бесконечная рутина… С меня хватит».

Восемь лет прошло, а я по сей день недоумеваю, как можно сказать такое девятилетнему ребенку. Честность была, пожалуй, худшим из наказаний, которым мать подвергла меня за мою короткую жизнь.

На двери звякает колокольчик, и Эл поднимает голову навстречу входящей девушке в сером пальто и черной вязаной шапке. Она стягивает шапку, и во все стороны разлетаются наэлектризованные рыже-каштановые волосы. Бринн. Я цепенею. После собрания в оранжерее она что-то говорила насчет мемориального сада, но я не помнил, чтобы мы договаривались на сегодня.

– А это что за пушистый великан? – мурлычет Бринн, протягивая руку Элу. Тот смотрит на Регину – пес вымуштрован не подходить без разрешения даже к приветливым посетителям – и радостно вскакивает, когда хозяйка кивает. Он топчется у ног Бринн, опираясь на нее всем своим весом и размахивая хвостом. Поразительно, что та не падает. Бринн такая же микроскопическая, как и в восьмом классе. «Прутик, – говорил о ней отец. – С большим ртом». И не подумайте, он это любя.

– Здравствуй, красавец, – мурлычет Бринн и чешет Эла за ухом. – Да-да, ты красавец.

– Это Эл. Хозяйский пес, – настороженно говорю я. – Если ты по поводу сада, я сейчас на работе…

Бринн поднимает голову и замечает Регину, которая наблюдает за нами, облокотившись на прилавок.

– Привет! – весело машет Бринн. – Это ваш пес? Просто сногсшибательный!

– Да, мой. И ты ему явно понравилась, – отзывается Регина. – Только не обольщайся: он не шибко разборчив.

Бринн смеется, Регина переводит глаза на меня, словно ожидая представления. Я молчу, тогда она спрашивает:

– Вы с Триппом вместе учитесь?

– Ага, – кивает Бринн, – раньше учились. Потом наша семья на время уехала из Стерджиса, а теперь вернулась, и с прошлой недели мы опять в одном классе. – Она окидывает взглядом белую плитку, деревянные столы, со вкусом подобранную светлую отделку и фотографии разной выпечки на стенах. – Это же новое заведение, да? Раньше его здесь не было. Как у вас уютно!

– Мы открылись два года назад, – отвечает Регина и кивает в мою сторону: – Похоже, наш король этикета забыл все приличия, так что придется спросить самой. Как тебя зовут?

Бринн подходит к прилавку в сопровождении Эла и протягивает хозяйке руку:

– Бринн Галлахер.

– Регина. Рада познакомиться. Кофе выпьешь?

– Нет. Спасибо, конечно, но я надеялась застать Триппа, чтобы обсудить проект сада в Сент-Амброузе…

– Я же сказал, что работаю, – перебиваю я, снова хватаясь за швабру, и начинаю тереть и без того безупречный пол. – Обсудим в другой раз.

Поздно! Регину не проведешь.

– Проект сада, говоришь? – Она поворачивается ко мне с выражением одобрения. – Не в честь ли мистера Ларкина?

– Именно, – подтверждает Бринн. – Вы в курсе?

– А как же! – Регина выходит из-за прилавка и берет у меня из рук швабру. – Пол чистый. Прервись, Трипп, поработай над проектом с одноклассницей. Тебе какой кофе сделать, Бринн? За счет заведения.

– Правда? Вот спасибо, с удовольствием выпью латте, – не теряется та.

Регина огибает прилавок и включает кофе-машину. Бринн идет к одному из столиков у окна и запрыгивает на высокий стул. Скидывает пальто, достает из сумки ручку и блокнот и оборачивается. За все это время я не двинулся с места.

– В чем дело? – Она закатывает глаза. – Не можешь и десяти минут мне уделить? Я же не прошу тебя стать моим бойфрендом.

Черт, припомнила. Только этого недоставало.

Нехотя усаживаюсь на стул напротив. Бринн вновь роется в сумке.

– Я подумала, что нужно чередовать однолетние и многолетние растения, – тараторит она и достает телефон. – Чтобы были и вечнозеленые, и те, что цветут в разное время года. Тогда сад будет хорошо смотреться даже зимой. Спасибо, – благодарит она Регину, которая ставит на столик кофе.

– Как скажешь, – бурчу я и ловлю на себе испепеляющий взгляд хозяйки. – То есть да. Я согласен.

– Причем цветы можно выбрать со смыслом, – продолжает Бринн, наклоняясь над блокнотом. – Например незабудки. Желтые тюльпаны как символ дружбы или розмарин как символ памяти. Что еще?

Выжидающий взгляд.

– Откуда мне знать? Я ж не садовник, – говорю.

– Я тоже не в земле ковыряюсь в свободное время, – язвит Бринн и отпивает из чашки. – На то существует «Гугл». И знающие люди. Мистер Соломон по-прежнему в Сент-Амброузе?

– Нет, ушел на пенсию. В школе новый садовник – тот еще придурок, который к тому же работает на полставки. Кстати, попросить мистера Соломона – неплохая идея, – говорю я, памятуя о своей недавней с ним встрече. – Он тебе с удовольствием расскажет.

– Мне расскажет? – Бринн выгибает бровь. – Я что, команда из одного человека?

Сдерживаю вздох.

– Нам расскажет. Он меня на днях как раз приглашал…

– Замечательно. У тебя его телефон есть?

– Нет. С какой стати? Я просто вижу его иногда в городе.

– Спрошу у мисс Келсо. – Бринн делает пометку. Потом стучит ручкой по столу, буравя меня своими раздражающими глазами. – А вообще, Трипп, как жизнь? Чего нового?

– Да так, ничего.

Молчание. Стук ручки по столу.

– Теперь твоя очередь спросить, как у меня дела, – наконец произносит Бринн.

Едва сдерживаю улыбку. Нечего поощрять собеседницу – у нас не дружеская беседа.

– Ну и как же у тебя дела?

– Отлично. – Если она сейчас же не прекратит стучать по столу, я швырну эту ручку за стойку. – Вернее, все шло отлично, пока не пришлось переехать и поменять привычную школу на семестр в компании совершенно чужих мне людей.

– Мы не чужие, – говорю. – Ты почти всех тут знаешь.

– Неужели. – Слава богу, она наконец оставила ручку в покое! – Тебя без подсказки не узнала бы. Ты здорово изменился.

– С подростками такое случается.

– Тебе восемнадцать в следующем месяце, да?

Я киваю. Мой день рождения каждый дурак запомнит – двадцать девятое февраля, тот самый високосный день, который случается лишь раз в четыре года. На мой последний такой день рождения Бринн подарила кружку в дорогу с надписью «Моя дружба – лучший подарок». Крышку я давно потерял, а в самой кружке держу карандаши и ручки.

Бринн делает глоток кофе, ставит чашку и спрашивает:

– А тебе не страшно участвовать в проекте мемориального сада?

– Нет.

Отвечаю резко, давая понять, что не намерен вести разговоры на темы, не имеющие прямого отношения к садоводству. До Бринн намек не доходит.

– Тебе наверняка жутко вспоминать о том, как вы нашли мистера Ларкина. Ведь мы так и не поговорили.

Ясное дело. Четыре года назад я позаботился о том, чтобы Бринн и я никогда больше словом не обмолвились. Кто ж мог знать, что она такая незлопамятная? По-моему, разговор вообще ее забавляет.

– Я ни с кем об этом не говорил.

– Даже с Шарлоттой и Шейном?

Особенно с Шарлоттой и Шейном.

Молчу и пожимаю плечами. Бринн продолжает:

– По правде говоря, я удивлена, что вы так сдружились. Шейн все еще периодически спит в раздевалке?

– Нет, конечно! Мы же взрослые люди, – возмущаюсь я, но проклятая честность заставляет меня добавить: – Просто он с девятого класса не помещается на банкетке.

Бринн хохочет и чуть не опрокидывает кофе. Я с улыбкой протягиваю ей салфетку. Мы как будто снова друзья, сидим у нее на кухне над домашкой. Она вытирает губы и спрашивает:

– Так ты, значит, теперь «элита»?

Моя улыбка вянет:

– И ты туда же?

– Повторяю, что слышала. – Она заправляет выбившуюся прядь за ухо. – Сент-Амброуз за четыре года здорово изменился.

– Теперь в него принимают кого попало, – говорю. Черт, самого тошнит от таких слов.

Бринн кривится:

– Звучит вполне элитарно.

– Да никакая я не элита, – злобно рычу я. Будь я элитой, стал бы ради призрачного гранта сюсюкать тут с Бринн о тюльпанах?

Одновременно оживают оба наших телефона. В моем – текст от Шарлотты:

«В субботу зависаем у меня. Твое присутствие обязательно».

Шлю «окей» и получаю в ответ: «Бринн тоже приглашу».

Какого черта?

«Не надо, – набираю. – От нее одни проблемы».

Эмодзи Шарлотты пожимает плечами: «Поздно!»

Поднимаю глаза на Бринн – та помахивает телефоном:

– Судя по всему, у Шарлотты намечается тусовка?

– Вроде того. Только я пас. Занят.

Тру мозоль на большом пальце.

– Я тоже, – говорит Бринн. – Хотя приятно, что меня позвали. – Она поспешно допивает кофе и оглядывается на прилавок. Регины нет – вышла с Элом в подсобку. – Попрощайся за меня с хозяйкой и поблагодари за кофе, ладно? Мне надо сестру с музыки забрать.

– Без проблем, – киваю я с облегчением.

– Дам тебе знать, если будут новости от мистера Соломона.

Бринн отправляет телефон и блокнот в сумку, перекидывает ремень через плечо. Наконец-то убрала свои дразнящие волосы под шапку.

– Да, вот еще что, – говорит она.

Я не успеваю среагировать, как Бринн наклоняется к самому моему уху, так что дыхание щекочет шею, и шепчет:

– Врун из тебя никудышный, Трипп Тэлбот. Ты никогда врать не умел.