Текст книги "Несущие ветер"

Инструкции рекомендовали проводить дрессировку каждого животного без перерывов по нескольку часов, так что оно мало-помалу наедалось досыта. Мне это показалось странным. Я вспомнила, что Гас и Эхо за два-три коротких сеанса усваивали больше, чем за один длинный, а к тому же короткие сеансы менее утомительны и для дрессировщика. Мы решили проводить в день три сеанса дрессировки, разделив их возможно более длинными интервалами.

Требование дрессировать каждое животное по отдельности также казалось неудобным и ненужным. Мы решили заниматься со всеми вертунами сразу, а также с парой кико, и только афалин дрессировать индивидуально. Дотги и Крис получили вертунов, Крис и Гэри – двух афалин, а я взяла на себя кико, которые были нервными, упрямыми, «не поддающимися дрессировке» животными и пока вообще ничему не научились.

Остальные дельфины кое-что уже освоили. Вертуны поняли, что получают рыбу каждый раз, когда вертятся в воздухе. Сперва они проделывали это просто так, играя между собой (главньм образом по ночам), но теперь начали выпрыгивать из воды и вертеться, едва дрессировщик подходил к бассейну с ведром рыбы. Афалины по собственной охоте играли с мячом и до половины высовывались из воды, чтобы взять рыбу из руки. Макуа, кроме того, учился звонить в колокол, нажимая носом на панель под водой.

Макуа покорял посетителей, поворачиваясь на спину и подставляя свое широкое серое брюхо, чтобы его почесали. Кроме того, и ему и Кане как будто нравилось, когда после сеанса мы прыгали к ним в бассейн освежиться. Они подплывали к нам, позволяли обнять себя за внушительные талии или ухватиться за спинной плавник и катали нас по бассейну.

Кожа у дельфинов на ощупь упругая и гладкая, как надутая автомобильная камера. Макуа и Кане были словно две большие резиновые игрушки, только живые, теплые, самостоятельные, с сердцами, ровно и сильно бьющимися внутри, – две живые игрушки, которые смотрели на нас спокойными веселыми глазами.

Кане, к несчастью, покалечился и потому не мог выступать перед публикой. Вскоре после поимки он не то прыгнул, не то нечаянно упал из наполненного бассейна в пустой – случай крайне редкий, так как дельфины прекрасно соображают, куда не надо прыгать. Возможно, при ударе о бетонный пол он повредил мышцы бока, но, как бы то ни было, его хвост навсегда изогнулся влево. Боли это как будто ему не причиняло, но выглядел хвост некрасиво и двигался Кане довольно неуклюже. Выпустить искалеченное животное в океан мы, конечно, не могли, и потому он считался инвалидом, на первых порах составлял компанию Макуа, а в дальнейшем должен был стать тренировочным животным для новых дрессировщиков.

Как ни дружелюбно вели себя афалины, Крис и Гэри предупредили меня, что они способны проявить норов. Особенно Макуа, который, рассердившись во время дрессировки, нередко тыкал дрессировщика в ладонь или локоть твердым клювом, разевал пасть, показывая четыре ряда острых почти сантиметровой длины зубов, и угрожающе мотал головой. Кроме того, он раза два вполне сознательно выбил ведро с рыбой из рук дрессировщика в воду.

Вертуны, в противоположность афалинам, никогда не угрожали и не нападали. Если они были чем-то недовольны, то просто уплывали. Дотти сумела завоевать их доверие. Она часто плавала с ними, играла, гладила их, и все они, кроме Моки, полностью «привыкли к рукам». Они подплывали, чтобы их погладили, и даже без всякого страха позволяли хватать себя и поднимать над водой.

Два кико, Хоку («звезда») и Кико («пятнышко»), так и не стали по-настоящему ручными. Со временем они научились терпеть прикосновения, но сами никогда не просили погладить их и явно предпочитали, чтобы их оставляли в покое.

Но приручение – это одно, а дрессировка – совсем другое. Нам необходимо было как можно скорее применить новую систему научения, изложенную в инструкциях Рона.

Выработка классических условных рефлексов – процесс бессознательный. Животное, возможно даже не замечая этого, реагирует на раздражитель (или стимул) из-за последствий, наступление которых возвещает раздражитель. Так, при звуке звонка у собаки выделяется слюна, потому что вслед за звонком она получает пищу. Оперантное научение строится на совершенно ином принципе. Животное выучивается тому, что желанный раздражитель, например корм, следует за каким-то его действием. Инициатива принадлежит ему.

Животным это, по-видимому, нравится. По-моему, они получают удовольствие от того, что в результате своих действий обеспечивают себе что-то приятное. Многие номера из нашего репертуара опирались на такие элементы поведения, которые животное демонстрировало самостоятельно, а мы поощряли (или «закрепляли») их кормом, пока оно не начинало нарочно повторять их для того, чтобы мы дали ему еще рыбы, и, мне кажется, по крайней мере какие-то свои действия дельфины демонстрировали именно в надежде на новое поощрение.

Первым решающим этапом, согласно инструкциям Рона, было закрепление сигнала «сейчас получишь корм». Очень важно дать понять животному, что именно вам нравится в его действиях. Если дельфин выпрыгнет из воды, а вы бросите ему рыбу и будете повторять это при каждом прыжке, он очень скоро научится прыгать намерено. Однако рыба, естественно, попадает в рот дельфина только после завершения прыжка, и для него остается неясным, что, собственно, вам понравилось в его прыжке – высота, фонтан брызг при входе в воду, место, где он выпрыгнул, или что-то другое. Если он решит, что в счет идет все, нежелательные движения закрепятся, и вам уже никогда не удастся добиться от него четкого исполнения того, чего вы хотели. Или же животное кое-как разберется методом проб и ошибок, но нужный вам элемент поведения так и не будет закреплен в достаточной степени.

Цирковые дрессировщики выходят из положения, поправляя животное физическим воздействием с помощью поводка, уздечки или хлыста до тех пор, пока не отработают номер, но нам, разумеется, этот метод не подходил.

Инструкции указывали, что нам следует закрепить определенный сигнал, который означал бы «сейчас получишь корм». Тогда мы сможем с помощью этого сигнала закреплять нужные движения как раз в тот момент, когда животное делает то, что требуется. Рон рекомендовал полицейский свисток, пронзительный звук которого дельфины слышат и над водой и под водой. К тому же его трудно с чем-нибудь спутать, а дрессировщик при этом способен реагировать почти мгновенно: ведь свистнуть можно гораздо быстрее, чем, например, нажать пальцем на кнопку звонка.

Стоит животным усвоить смысл свистка, и его уже можно использовать для выделения любых действий в тот самый миг, когда они производятся. Так, можно каждый раз поощрять за прыжок в высшей его точке, тем самым увеличивая вероятность того, что животное будет стремиться прыгать все выше. Можно закрепить самый незначительный элемент поведения, свистя, например, каждый раз, когда животное поворачивает влево, – в результате оно уже через несколько минут начнет описывать небольшой круг против часовой стрелки.

Этот процесс называется «формированием». Закрепляя те или иные элементы поведения по точно разработанному плану, можно «сформировать» очень сложные системы поведения и даже добиться действий, которые животное само никогда совершать не стало бы, например забрасывать мяч в корзину или стоять в воде головой вниз, помахивая хвостом в воздухе. Естественные элементы поведения животных и те, которые мы могли сформировать, открывали перед нами очень широкий выбор возможных номеров.

В первую очередь дрессировщик должен убедиться, что все животные правильно реагируют на свисток. Рон подробно объяснил, как этого добиться. День-два нам следовало скармливать животным их рацион, не пытаясь поощрять их за что-либо, а только каждый раз сопровождать свистком появление рыбы. Затем, отсчитывая секунды, мы должны были свистеть чуть-чуть раньше, чем давать рыбу, и очень постепенно увеличивать интервал, пока животное не привыкнет твердо ассоциировать свист с получением пищи, даже если пищу в тот момент оно и не получает.

Я начала работу с моей парой кико – самцом Хоку и самкой Кико. У Хоку, кроме крапин, на боках были еще две диагональные серые полоски – красивые и, по-видимому, обычные отметины.

Хоку и Кико были не просто двумя дельфинами одного вида, живущими в одном бассейне. Они были парой, любящей парой, и разлучить их могла в буквальном смысле только смерть. Они плавали вместе, ели вместе, работали вместе. Плавая, они почти всегда «держались за руки», то есть их грудные плавники соприкасались. Плавники касались друг друга все время, поднимались ли дельфины дышать, переворачивались ли, плыли быстро или медленно. Хоку был настоящим рыцарем: он всегда старался заслонить Кико от возможной опасности, а если рыба падала между ними, неизменно уступал ее Кико.

Кормили мы наших дельфинов корюшкой, которую привозят замороженной с Тихоокеанского побережья США. В отличие от гавайских рыб корюшка всегда имелась на складах – дешевая, питательная, мелкая. В день кико способен съесть около четырех с половиной килограммов корюшки – примерно сотню рыбешек, а это обеспечивает дрессировщику более чем достаточное количество материала для пищевого поощрения, так что можно не резать рыбу на куски (занятие довольно противное). Теперь мы стали делить дневной рацион каждого животного на три порции, чтобы они привыкли есть по расписанию: каждый сеанс дрессировки мы начинали в строго назначенный час, чтобы у животных возникало приятное ощущение «скоро будут кормить», которое облегчало работу с ними.

Даже такая простая задача, как приучение к свистку, для дрессировщика оказалась очень нелегкой. Надо было добиться, чтобы свисток означал только «сейчас получишь корм». И вот стоишь у бассейна, кидаешь рыбу и напряженно думаешь: «Не свисти через одинаковые интервалы – например, едва они покончат с последней рыбкой. Не то они начнут ожидать свистка через правильные интервалы и будут испытывать разочарование, если он не раздастся, или же не обратят на него внимания, если он раздастся не тогда, когда они его ждут. Не свисти чаще, если они плывут к тебе или смотрят на тебя, а варьируй – пусть они слышат свисток то в одном месте бассейна, то в другом, то когда плывут, то когда неподвижны, чтобы у них не возникла привычка болтаться перед тобой или проделывать еще что-нибудь, что потом тебя не устроит. Следи, чтобы рыба не летела через одно и то же время после свистка и чтобы она не падала в одно и то же место бассейна или прямо перед дельфином, а то как бы он не начал ожидать этого и не перестал „верить“ свистку, если рыба не появится точно в тот момент и именно там, где он привык ее получать».

Просто поразительно, как легко у нас самих вырабатываются привычки. Я обнаружила, что только с большим напряжением удерживаю в памяти все необходимые вариации. Кроме того, поскольку я работала с двумя животными, мне приходилось бросать одновременно по меньшей мере две рыбешки, и вначале это у меня получалось плохо. Однако на второй день я сама получила поощрение. Свисток предшествовал падению рыбешки то на полсекунды, а то и на четыре-пять секунд, и, услышав его, Хоку и Кико явно настораживались и принимались искать корм. Вот эта их реакция и была моим поощрением. «Ага! Они слышат свисток, они уже поняли, что он означает. Между нами установился контакт». Первый барьер был преодолен.

Тем временем Дотти, Крис и Гэри проделывали то же самое с остальными дельфинами. Естественно, иногда мы невольно действовали синхронно, и свистки раздавались над всеми тремя бассейнами одновременно. Избежать этого мы не могли, а поэтому не стали и пытаться. Пусть животные сами разберутся, что для них имеет значение только свисток, раздающийся с борта их собственного бассейна. И действительно, дельфины, у которых поразительно чуткий слух, вскоре уловили разницу. Правда, порой свисток у одного бассейна вызывал оживление и в остальных двух, но, поскольку рыба не появлялась, животные тотчас успокаивались. Когда приучение к свистку закончилось и мы твердо знали, что каждый дельфин понимает смысл этого сигнала, настала пора разработать программу дрессировки – завершить то, что было начато, а затем составить и отработать репертуар из различных элементов поведения, так чтобы ряд интересных номеров сложился в целое представление. Но какое представление? Времени на длительные раздумья у меня не было.

Планирование представления дельфинов – это такая задача, решению которой может помочь неосведомленность. Если не знаешь, что делали прежде, у тебя нет соблазна копировать и подражать. Если не знаешь, чего возможно добиться, тебя не ограничивают мысли о том, чего добиться невозможно.

Кен Норрис часто поругивал обычные представления с дельфинами, состоящие словно цирковая программа из отдельных ничем не связанных между собой номеров. Мы решили, что представления в парке «Жизнь моря» следует сделать тематическими, построить вокруг какой-нибудь сюжетной линии, когда каждый трюк оправдывается логической причиной.

Тэп создал в Парке две «арены» для представлений – Бухту Китобойца и Театр Океанической Науки, причем каждая уже подсказывала свою тему. Бухта Китобойца представляла собой обширный водоем под открытым небом, откуда открывался великолепный вид на океан и два прибрежных островка. Здесь представление следовало сделать сугубо гавайским, с упором на роль океана в жизни островного народа и на историческое значение китобойного промысла для Гавайев. Собственно говоря, Театр Океанической Науки представлял собой не здание, а крышу над круглым стеклянным бассейном, на три четверти окруженным трибунами: так сказать, подводный театр с круглой стеной. И опять-таки между задней бетонной стеной бассейна и крышей открывался вид на темную океанскую синеву. Тут темой должны были стать биология дельфинов и их изучение. Удастся ли создать два совершенно разных представления всего с семью животными?

Как-то утром я проехала на велосипеде через строительный участок и села на склоне над Бухтой Китобойца, там, где скоро должны были подняться трибуны на тысячу человек. Передо мной простиралась бетонная чаша неправильной формы длиной около 100 и шириной около 30 метров. В левом ее конце располагался искусственный островок, а поперек правого протянулись опоры, предназначавшиеся для установки модели китобойного судна со всеми мачтами и такелажем, выполненной в масштабе 5:8. Судно послужит площадкой, с которой дрессировщики будут вести представление. На борт также предполагалось допускать и зрителей, чтобы они могли наблюдать животных через иллюминаторы под палубой.

Конечно, Бухта Китобойца – самое место для вертунов. Во-первых, они – подлинно гавайские дельфины. Кроме того, эффектное верчение будет смотреться куда лучше на фоне неба, чем под крышей Театра Океанической Науки. Я сидела среди воображаемых зрителей и смотрела на мою будущую сцену. Уж очень она большая. Конечно, можно использовать островок слева и корабль справа, но основное действие должно развертываться в середине, на водной площадке почти тридцатиметровой ширины. В Театре Океанической Науки мне потребуются кико и по крайней мере одна афалина. Смогу ли я заполнить Бухту Китобойца четырьмя маленькими вертунами?

Цвет… Поможет цвет. Хорошенькая гавайская девушка в ярком бикини, с цветками в волосах. Кротких вертунов безусловно удастся приучить плавать и играть с ней… Ничего подобного еще нигде не показывали. Скажем, она нырнет с борта корабля и поплывет к островку в сопровождении дельфинов. Таким образом будет использована вся сцена. Дельфины пусть завертятся все вместе, приветствуя ее: их совместное верчение тоже заполнит большое пространство. И они многое могут делать согласованно словно кордебалет.

Вот так родились два из трех основных элементов представления в Бухте Китобойца: девушка и согласованно работающие вертуны. Третий элемент – номера с одной малой касаткой или даже с несколькими – придется отложить, пока Жорж не начнет ловить касаток.

Следовательно, нам, кроме верчения, требуется еще несколько отработанных элементов поведения, в выполнении которых от животных можно было бы добиться синхронности. Тут я вспомнила еще один свойственный вертунам прыжок, который мы могли бы закрепить – кувырок через хвост. Потом вертикальная поза, балансировка на хвосте, наполовину высунувшись из воды. Получится что-то вроде гавайской хулы. Может быть, нам удастся приучить дельфинов носить во время этого танца «леи» – традиционные цветочные гирлянды. И наконец, глядя на пустой котлован и воображая, что он полон воды и вертунов, я вспомнила, как они, гоняясь в игре друг за другом, часто вылетают из воды в типичном для всего их семейства прыжке, который иногда даже так и называют «дельфинированием». Одиночное животное в таком прыжке выглядит хотя и красиво, но не особенно эффектно, но вот если эту изящную дугу одновременно опишут пятеро…

Ну, а придумать сюжет, объединяющий эти номера, можно будет и потом. Во всяком случае, я уже знала, чего нам следует добиваться от наших животных. Представление в Театре Океанической Науки вырисовывалось более четко. За бетонной задней стенкой стеклянного демонстрационного бассейна находились два подсобных бассейна, а у нас были дельфины двух видов – кико и афалина. Можно будет устроить научную демонстрацию в двух отделениях – по одному на каждый вид, – используя те элементы поведения, которые будут выглядеть особенно интересно в стеклянном бассейне.

Дельфин, как заметил однажды Кен Норрис, обитает на грани между водой и воздухом. Дельфин должен часто подниматься на поверхность, чтобы дышать, а потому живет там, где вода соприкасается с воздухом. Наш уникальный стеклянный бассейн позволял максимально обыграть этот факт. Впервые зрители смогут одновременно следить за тем, что происходит под водой и над водой, наблюдать не только прыжок, но и предшествующий ему стремительный подводный рывок и завершение дуги тоже уже под водой. Огромные стеклянные пластины, ценой по несколько тысяч долларов каждая, из которых были собраны стенки бассейна, устанавливались в максимально узких вертикальных опорах, причем мы обошлись без какого-либо крепления по верхнему краю. Воздух, вода и стекло смыкались там самым удовлетворительным для зрелищных целей образом. При хорошей прозрачности – а ее мы, конечно, сумеем добиться – бассейн будет похож на огромный голубой зал.

Благодаря изобретательности архитектора и правильному размещению сидений поверхность воды в бассейне была хорошо видна отовсюду, кроме двух самых нижних рядов. Поперек задней стенки и вокруг подсобных бассейнов позади нее тянулась бетонная галерея, расчлененная кольцом мощных колонн, поддерживавших крышу. Эта галерея и поверхность воды в бассейне образовывали сценическую площадку, где находились дрессировщики и где можно было развернуть дополнительное действие. Приподнятая в середине крыша имела форму раковины или шатра. Тэп предусмотрел выступающую над бассейном дрессировочную площадку, которую можно было опускать к самой воде или поднимать под крышу. А нельзя ли добиться от дельфинов, чтобы они прыгали под самый потолок? Что же, попробуем.

Силач Макуа был наиболее подходящим кандидатом в рекордсмены по прыжкам в высоту, и ему предстояло стать первой звездой нашего Театра Океанической Науки.

Тэп и Кен обязательно хотели продемонстрировать эхолокацию дельфинов: Кен много занимался исследованиями сонара – сенсорной системы, которая позволяет этим животным обнаруживать предметы в воде при помощи звука, а не зрения. Для такой демонстрации тоже, больше всего подходила спокойная бесстрашная афалина. Надо будет придумать, как закрывать Макуа глаза; тогда зрители смогут сквозь стекло наблюдать, как он без помощи зрения находит брошенные в бассейн предметы, или панель колокола, или еще какой-нибудь объект. Несомненно, отработкой таких номеров следовало заняться в первую очередь.

Макуа уже обучался звонить в колокол, тыкая носом в панель. Это можно будет использовать для демонстрации эхолокации, а также методов дрессировки или же для излюбленного циркового «арифметического» трюка, когда животное якобы складывает или вычитает цифры, а ответ сообщает (в данном случае) числом ударов. Будет интересно проделать этот трюк, а потом повторить его и раскрыть секрет, наглядно объяснив зрителям, как дрессировщик подает животному сигнал, когда надо начать и кончить «отсчет».

Макуа иногда прыгал довольно неуклюже и с оглушительным всплеском плюхался в воду – возможно, что-нибудь удастся извлечь и из этого? Нужно будет внимательно наблюдать за его естественным поведением, чтобы наметить другие элементы, которые могли бы пригодиться для представления.

Ну, и еще одно: нам ведь необходим говорящий дельфин, верно? В природе они издают два типа звуков: эхолокационное щелканье вроде «рэт-тэ-тэт-тэт» и тонкий свист, служащий для общения примерно так же, как квохтанье у кур или лай, повизгивание и рычание у собак – набор отдельных звуков, передающих эмоциональное состояние[4]4
  Исследователи не единодушны в такой узкой трактовке значения акустических сигналов дельфинов.


[Закрыть]. Эти звуки издаются под водой, а в воздухе практически не слышны. Во всяком случае, для человека.

Однако дельфин способен издавать и звуки, слышимые в воздухе. Надо добиться, чтобы он держал голову над водой и выпускал воздух из дыхала с шумом, который поддается варьированию – от подобия басистого лая до воплей и визга. Что если удастся приучить Макуа высовывать голову и говорить «алоха»?

Ну, а как использовать Хоку и Кико? Они составляют изящный контраст Макуа и будут работать в паре. Прыгать через обруч, поднятый в воздух? А как продемонстрировать их ловкость и быстроту под водой? Я представила себе систему обручей, подвешенных вертикально и горизонтально в прозрачном голубом зале – кико кружат между ними, проносятся сквозь них, выписывают сложные петли. А что если добиться, чтобы они описывали круги по бассейну со всей скоростью, на какую способны? В любом случае это будет красиво и послужит наглядной иллюстрацией к рассказу о биологии дельфинов и о их жизни в природных условиях.

Я посмотрела на линию, где поверхность воды сомкнется со стеклом, и вдруг поняла, каким прекрасным зрелищем может быть пологий прыжок двух дельфинов у самого стекла. Ну, а если продолжить такие прыжки по всему периметру бассейна? Тогда Хоку и Кико будут описывать дугу в воздухе поперек одной стеклянной панели, затем под водой поперек следующей, еще одна дуга в воздухе, еще одна под водой – и так вокруг всего бассейна, прошнуровывая поверхность непрерывной волнистой линией. Мне показалось, что это будет удивительно красиво.

Я поднялась по лестнице на галерею у задней стенки бассейна и принялась считать. Если в каждом углу (бассейн имел форму шестиугольника) установить металлический стержень перпендикулярно стенке бассейна на высоте около метра над водой, то получим шесть прыжков через каждые пять метров. Именно то, что требуется.

И в заключение – игра с мячом. Макуа, Хоку и Кико, конечно, научатся толкать мяч. Можно будет устроить настоящий матч по водному поло – встречу между Tursiops и Stenella. Ворота установить слева и справа, игрок, забивший гол, получает в награду рыбку. Идея выглядела вполне осуществимой (однако мы столкнулись с огромной трудностью, которую обнаружили, только когда дрессировка почти завершилась: дельфины отнеслись к игре слишком серьезно).

Мне сразу стало ясно, насколько важно, чтобы животные послушно выплывали из подсобных бассейнов и также послушно возвращались в них. Следовательно, в первую очередь необходимо научить животных Театра Океанической Науки проплывать через дверцы точно по команде. Этот элемент поведения надо будет отрабатывать дополнительно каждый день, пока мы не убедимся, что он прочно закреплен.

Итак, программа представления более или менее наметилась, и мы могли взяться за дрессировку всерьез. До дня открытия оставалось примерно три месяца. И девять десятых того, что мне теперь известно о дрессировке, я узнала за эти три месяца.