Текст книги "Моя свекровь и другие животные"

Глава 6

Гроза пиратов и надежда третьего рукава галактики Нкрума Одхиамбо из рода Тафари прятался под столиком. Столик был махоньким, хрупким и со всех сторон укрытием являлся до отвращения ненадежным. И поэтому Нкрума закрыл глаза.

Как в детстве.

Если ты не видишь пустыню, то и она слепа.

К сожалению, чудесное это правило матушки не касалось.

– Дорогой, – донесся ее голос.

Ласковый.

И от этой ласковости шерсть на затылке дыбом встала.

Нкрума подтянул хвост и зажмурился покрепче. Глядишь, матушка притомится обыскивать все сто пятьдесят три комнаты родового поместья, а заодно уж остынет.

Тогда и поговорить можно будет.

Наверное.

– Дорогой, не будь глупцом, я тебя все равно найду…

Столик задрожал, и чашки из белого стекла, которое встречается лишь в одном месте – на дне спящего вулкана Оххари, – зазвенели, предательски выдавая убежище. Не стоило надеяться, что матушкин слух подведет… она, конечно, вышла из возраста девичьего, но была вполне себе бодра.

Быстра.

И клыкаста.

Нкрума змеей выскользнул из-под стола, надеясь, что успеет добраться до старой гардеробной, куда отправляли матушкины вещи, которые ей надоели, но еще не настолько, чтобы вовсе лишиться дома.

Метнулся.

И уперся носом в туфли.

Домашние.

Мягкие.

Вышитые золотой нитью.

– Дорогой, – матушкин голос сделался еще мягче, – мне кажется, или ты пытаешься от меня спрятаться?

– К-кажется.

Нкрума вздохнул.

Нет, с пиратами, определенно, было много проще…

На загривок опустилась маленькая ручка. Стиснула шкуру, давая ощутить остроту когтей.

– Хорошо, а то я начала волноваться… вдруг бы выяснилось, что ко всем прочим грехам ты еще и воспитан дурно.

Коготки пробили кожу.

Потянули, поднимая на ноги.

Нкрума подобрал лапы, подумав, что стоило прислушаться к совету брата и уехать… куда-нибудь, неважно куда… если попросить политического убежиша…

Матушка подобного позора не вынесет.

– …И если прочие твои недостатки можно списать на дефектные гены, – ручка разжалась, и Нкруму ласково потрепали по гриве, – то дурное воспитание есть лишь мое упущение… это было бы плохо.

– Да, мама.

– Встань.

Он встал. Сначала на четвереньки, потом во весь рост. Втянул голову в плечи, стесняясь, что вышел слишком крупным даже для самца. Матушка ему и до подбородка не доставала, но…

– Какой большой мальчик, – восхитилась она, ущипнув за щечку, как всегда делала искренне нелюбимая Нкрумой тетушка в далекие детские времена. – Вырос… вымахал… силы набрал… а в голове по-прежнему пусто.

– Мама, я…

Договорить не вышло.

Острый нос матушкиной туфельки впился в колено, а когда Нкрума, охнув, согнулся в три четверти, по лбу ударила сумочка.

Маленькая.

Тяжелая.

Из кожи шарраха. Шитьем украшенная и каменьями. А мамины пальцы ухватили за ухо.

– Когда ты уже думать начнешь?

– Я…

– Это надо было… позор… – она меланхолично дергала ухо в стороны, и голова Нкрума моталась. В какой-то момент он с тоской подумал, что если ухо вовсе оторвется, то матушку это успокоит.

Немного.

– Балбес, – она разжала пальцы и вытерла платочком. – Но почти женатый.

– Что?

Лучше б она ухо оторвала. Нкрума читал, что иногда песчаные сайаши, попав в капкан, отгрызают себе лапу, лишь бы на свободе оказаться, и сейчас понял, что лапа – не такая уж высокая цена.

– Вижу, дорогой, ты проникся… – Матушка шлепнула по носу, но уже без былой злости. – Я прямо-таки счастлива сообщить тебе, что брачное агентство отыскало наконец счастливицу, которая соответствует всем выставленным тобой требованиям.

И в голосе вновь появились медовые нотки.

– Но…

– За исключением одного нюанса, дорогой… Вы, такие умные, забыли указать кое-что…

– Что? – обреченно спросил Нкрума, уже понимая, что бежать поздно.

– Она не круонка! – рявкнула матушка так, что хрустальные подвесы концертной люстры задребезжали. – Вы, два веселых барраха… как вы могли обойти вниманием первый пункт анкеты? Оставили его незаполненным.

Сумочка вновь шлепнула по носу и, соскользнув, впилась металлическим уголком в глаз, благо Нкрума успел вовремя зажмуриться.

– Мама! Я не…

Как такое получилось?

Письмо.

Анкета, которую Нкрума собирался заполнить честно.

Брат.

Погоня.

Пустыня.

Отправка… первый пункт…

– Ты не подумал? Не успел подумать, занятый беготней по пескам… ты… – сумочка поднималась и опускалась на голову со звенящим гулким звуком. Может, конечно, звук этот исходил не от сумочки, а от головы, которая, согласно матушкиным убеждениям, была пуста, как мусорная корзина, но легче от этого не становилась.

– Мама, но как же…

– Как дети? Те здоровые девочки, которыми наш род мог бы гордиться? – Матушка сдула с носа длинную прядку. – И крепкие мальчишки, чьим воспитанием я бы занялась и, поверь, не повторила бы своих давних ошибок? Или как наша репутация? Или твои перспективы в Союзе… хотя нет, в Союзе подобные браки весьма модны… небольшая генетическая коррекция решит проблему с размножением, или же всегда можно воспользоваться донорской утробой.

Матушка взмахнула рукой и замерла.

Нахмурилась.

Коснулась пальчиком виска, стирая морщины, которые осмелились появиться на ее совершенном лице. И совершенно иным, спокойным, голосом произнесла.

– Надеюсь, теперь ты осознаешь, в какое неудобное положение поставил весь наш род.

Нкрума мазнул хвостом по ковру.

Не то чтобы он осознавал, во всяком случае, подозревал, что осознание это, на которое матушка столь уповала, было недостаточно глубоким, а раскаяние – искренним. Но годы жизни и немалый опыт подсказывали, что в данном конкретном случае следует согласиться.

Вообще, если с матушкой соглашаться, жизнь станет спокойней.

Предсказуемей.

А шкура – целее.

– Хорошо… хорошо, что есть шанс все исправить. Ты ведь постараешься сделать все возможное, чтобы исправить?

– Конечно, мама.

– Чудесно. Я не сомневалась, что ты еще не потерян…

В данный конкретный момент времени Нкрума Одхиамбо из славного рода Тафари не отказался бы потеряться, сгинуть где-нибудь в песках Великой пустыни или, на худой конец, в Большом пылевом облаке Ифферно, которое, по новым данным, считалось условно разумным, а потому было запрещено для посещений.

Но он лишь кивнул.

И позволил взглянуть на матушку сквозь ресницы. Выглядела та подозрительно довольной, что предвещало близкие перемены в жизни Нкрумы.

– И эта выходка слишком нелепа, чтобы за ней не искали второго дна, – матушка положила сумочку на столик.

Щелкнула пальцами.

И приняла стакан с ледяной водой. Сделала глоток, прополоскала рот и сплюнула в приоткрытый венчик сацеллии. Получив долгожданную влагу, тот захлопнулся и свернулся в темно-красный шар. Шар втянулся в горшок, но не прошло и минуты, как на поверхности его появились тонкие иглы с капельками нектара…

– Да, пожалуй… будет интересно…

И где-то в углу комнаты зазвенела глупая пустынная муха, разбуженная сладким этим ароматом.

– Итак, дорогой, – матушка проследила за полетом насекомого, которое вилось, привлеченное нектаром, но не спешило испробовать его. – Послезавтра корабль подойдет к внешнему кольцу. Времени, чтобы приготовиться ко встрече…

Муха замерла.

Желтое полупрозрачное тело ее преломляло свет. Дребезжали слюдяные крылья.

Она казалась обманчиво неподвижной.

– …Дом убрать… гости… мы обязаны представить твою избранницу всем… надеюсь, она окажется милой… если нет, это не так и важно.

Не важно?

Да…

– Для тебя, дорогой, она будет самой прекрасной женщиной во Вселенной. Надеюсь, пол-то ты не забыл указать? Потому что если забыл, то вполне возможно, он будет самым прекрасным мужчиной во Вселенной.

Нкрума сглотнул.

Громко так.

А муха опустилась пониже. Она зависла над особенно крупной каплей, в которой отражались и она сама, и еще частично – белый потолок комнаты. Капля дрожала, муха колебалась.

Ее мучил голод.

И опасения.

– Но мы ведь надеемся на лучшее, верно? – Матушка ободряюще похлопала по руке. – В конце концов, нашему народу давно пора покончить с вековыми предрассудками и замкнутостью, которые лишают мир благ цивилизации.

Нкрума вновь сглотнул.

Он в упор не помнил, указывал ли в анкете пол. Ему это казалось очевидным, там, в пустыне. А теперь…

Самец.

Самка… гермафродит? И какие еще есть варианты?

Воображение нарисовало мелкого рыжего самца, покрытого частично хитином, частично – чешуей. И шелка традиционного облачения невесты-круонца сползали с могучих плеч его, задерживаясь на россыпи хитиновых выростов. Невест тянул суставчатые руки, желая заключить Нкрума в горячие объятья.

Щелкали жвалы в жажде поцелуя.

Дрожали веерообразные усы, роняя шелуху отлущенных чешуек, и в фасеточных глазах невеста читался молчаливый укор.

Нкрума вздрогнул.

И покосился на столик. Под ним, конечно, не спрячешься, но если взять катер и запросить политического убежища…

– Ты вот-вот станешь членом Галактического Совета, что огромная честь и для тебя, и для нашей семьи… – Матушкин голос звучал ровно, с верной толикой пафоса.

Муха опустилась ниже.

Коснулась хоботком нектара и, уверившись, что капля безопасна, опустилась на ловчий отросток.

– …Хотя, конечно, непонятно их желание видеть в Совете самца… войны – это одно, а управление государством – совсем другое.

Ловчий отросток покачнулся.

Свернулся.

И исчез под землей вместе с мухой, облепленной сладким пищеварительным соком сацеллии.

– Но это неважно, главное, что этим браком мы продемонстрируем уважение к межнациональным ценностям империи и готовность…

Муху было жаль.

Но себя жальче.

– Мам, а может…

Воображаемый невест выпустил дыхательные отростки, на которые мигом налип песок.

Нет, братец не так безумен, чтобы пропустить столь важный пункт…

Или…

Никто ведь не рассчитывал, что они и вправду кого-то да найдут.

– Мам, – Нкрума решился прервать речь матери, – а может, просто неустойку выплатим, а? У меня ведь есть деньги…

Невест погрозил клешнями. Он был тверд в своем желании выйти замуж и, подтверждая серьезность намерений, выплеснул маслянистый железистый секрет, который растекся по хитину.

– Нет, дорогой, – матушка хищно улыбнулась. – В роду Тафари никто и никогда не отступал. Поэтому ты встретишь свою невесту… женишься на ней. И будешь счастлив в браке. Ясно?

Над горшочком с сацеллией поднялось розоватое облачко ароматных семян.

Глава 7

Я закрыла глаза.

И досчитала до десяти. Потом на всякий случай – и до ста. Так оно верней, ибо если мне примерещилось, то пусть отмерещится обратно.

Я домой хочу!

И даже на работу, а это уже, поверьте, показатель.

Главное, подальше отсюда.

Глаза открывала поочередно. Сначала правый, слегка дальнозоркий, потом левый, который, верно, компенсации ради, был несколько близорук. В среднем, если верить статистике, зрением я обладала идеальным или близким к тому.

Статистике я не верила.

И сейчас готова была понадеяться, что оное зрение меня подвело.

Но нет. Никуда не исчезли кают-компания – а разнообразия ради я решила называть это помещение именно так – и компания, в ней собравшаяся.

Серые стены.

Псевдоокно с унылым пейзажем – то ли горы, то ли барханы, но какого-то депрессивно-бурого колера, и болотного оттенка небеса. Низкие диваны, покрывала, не то рваные, не то плетеные с дырками… мягкий розовый пол в дырочку.

Или ямочку.

Он пружинил под ногами, и я не могла отделаться от ощущения, что стоит сделать неверный шаг, и пол разверзнется.

Вся троица собралась здесь же.

Ицхари устроился на полу, хитро изогнув брюшко. И четыре шипастые конечности превратились в своего рода подпорки. Крылья же распахнулись и вновь сменили цвет…

Рептилоид свернулся клубочком на пуфике. Глаза его были прикрыты, а зоб мелко и часто пульсировал. По шкуре же бежали лиловые и розовые полосы… пожалуй, в обстановку моей комнаты Визари чудесно вписался бы.

Менталист – толстое неповоротливое создание с редуцированным панцирем – забился в угол. На меня он смотрел не моргая… может, не умел просто?

Главное, что больше я не испытывала желания снести десяток-другой яиц.

Хорошо.

– Поверьте, – щелкнули жвалы, а на крыльях проступили бледно-желтые пятна. – Нет причин для паники. Совершенно.

Это он, конечно, лукавил.

Причина была.

Даже отвлекшись от нелепости самой нынешней ситуации, перспективы развития аккурат на панику и вдохновляли.

Перспектива.

– Я лично проводил собеседование…

Ну да, несомненно, и убедился, что клиент их, тот самый расчудесный клиент, чей вдохновляющий портрет поразил меня до глубины души, существо всех мыслимых и немыслимых достоинств. А теперь попытается убедить в этом меня.

– …И наш уважаемый Берко может подтвердить, что адмирал лишен агрессии.

Ага, и на досуге вышивает крестиком.

Не пройдет.

Я скрестила руки на груди.

Замуж?

Ни за что!

Замуж за вот это… это… у меня слов не находилось подходящих, чтобы описать… вот это описать.

– Снимок не отражает всей мощи…

Зато отражает другое.

Существо на вышеупомянутом снимке больше всего походило на результат безумного эксперимента, в котором льва скрестили с гориллой. От льва бедолаге досталась всклокоченная грива, в которой виднелись куски чего-то белого, с виду весьма напоминающего кость, и длинный хвост с кисточкой. От гориллы – массивная и несколько диспропорциональная фигура. Морда… ну, морда, пожалуй, была человеческой.

Более-менее.

Широкая переносица.

Тяжелые надбровные дуги. Массивная нижняя челюсть, выдвинутая вперед. И пара блестящих клыков.

Душка… просто душка…

Особенно хорош драный плащ, возлежащий на могучих плечах, и дубина, которую существо держало с легкостью, хотя по виду дубина эта весила немало.

А взгляд какой проникновенный… вот просто-таки до печенок.

– Знаете… – я пальчиком отодвинула тонкий листок, поверхность которого пошла рябью, и показалось, что женишок подмигнул мне заплывшим красным глазом. – Я, пожалуй, морально не созрела для столь ответственного шага, как замужество.

– Вы дозреете, – произнес ксенопсихолог и щелкнул зубами.

Проникновенно так щелкнул.

А мне подумалось, что зря я не принимала его всерьез. Подумаешь, розовый… Тигры, если разобраться, тоже веселенькой расцветки, что не мешает им жрать газелей.

– А если…

– Вы постарайтесь…

Менталист сдавленно хрюкнул, а крылья Ицхари распахнулись… чудо, а не крылья. Были бы обстоятельства иными, полюбовалась бы.

– Я стараюсь… но найдите другую дуру!

Мало ли их, в самом-то деле, во Вселенной? Но оказалось, что мало.

– Вы уникальны, – с присвистом произнес Ицхари, и крылья его встрепенулись.

Чудесно.

Уникальная идиотка.

С уникальным бредом.

– Вы соответствуете всем ста шестидесяти трем пунктам, заявленным заказчиком.

Что?

Скольким?

Ста шестидесяти трем?

Это вот чудовище с дубиной еще и разборчивым оказалось. Ему не просто так невесту подавай – ему по спецзаявке.

– Это каким же?

Надо же знать, где мне в жизни не повезло. И вообще, может, если его волнует вес, я успею набрать пару-тройку килограммов… или скинуть, что вероятней, на чудесном местном рационе?

– Вы молоды, происходите из хорошей семьи.

– Да неужели?

Конечно, бабушка-фронтовичка и ея боевая подруга – это престижно, но сомневаюсь, что в галактических рамках имеет значение.

– Ваша мать имеет награды…

А про нее-то я и забыла. Награды? Что-то не припомню. Впрочем, о матушке моей бабка говорила неохотно, а уж профессию, ею выбранную, и вовсе полагала глупостью. Не будет взрослый нормальный человек фиглярствовать.

А другие за это не станут платить.

Лучше б в продавщицы шла, если на большее мозгов не хватает. Или в парикмахерши, те частным порядком неплохо получают. А бабушка, пусть и в коммунистических идеалах выращена, здравого смысла не лишена.

– Ваш отец…

Исчез однажды утром, если верить прекрасной семейной легенде, выдвинутой матерью, а бабушкой подкорректированной крепким словцом.

– …Состоит при совете депутатов…

Чего?

Надо же… и все-таки буйное у меня воображение. Папочка-депутат… вернусь в сознание, надо будет полистать старую мамину записную книжку. Авось и найду кого.

Зачем?

А чтоб было… чтоб больше не возникало странных фантазий.

– …Регионального ранга. При этом вы как особь отдельны и самостоятельны.

Я кивнула.

Сущая правда. Отдельна и самостоятельна, и таковой собираюсь остаться. А они мне тут… дикаря с дубиной.

– Вы получили хорошее образование в рамках своего мира…

Они небось и табель с отметками к делу приложили. И ту докладную, которую завучиха в выпускном накатала, поймав меня и еще трех девиц с бутылкой портвейна и сигаретами. Очень уж она возмущалась, прочила скорое падение и аморальный образ жизни.

А я вот в биологи пошла.

Зачем, спрашивается?

Лучше б и вправду медсестрой… им шоколадки иногда перепадают.

– …Умеете готовить. Убирать.

Ага, то есть этот гад боится зарасти грязью и сдохнуть с голоду? Интересно, мои таланты подлежат апробации, или он Ицхари на слово поверит?

– …Увлекаетесь шитьем и вязанием… поете…

Я не стала уточнять, что пела я в церковном хоре. У Калерии на старости лет приключился всплеск любви к кошкам и Богу. Кошек она прикармливала к возмущению почти всех жителей старенькой трехэтажки, а Богу молилась.

Меня же тягала с собой для вразумления.

Она так думала.

На самом деле бабка моя требовала Калерию сопровождать и воздействовать на остатки ея разума словом. Сама-то она на почве веры со старой подругой вусмерть разругалась, вот и… в общем, как я в хоре оказалась, уже не помню. То ли по инициативе Калерии, то ли по собственному безумному почину, главное, что отказать мне не отказали – не по-христиански это, но просили петь потише.

Глядишь, и не будет слышно, как фальшивлю.

– …Вы вели собственное хозяйство…

Которого старый кот, оставшийся от Калерии и почивший вечным сном в прошлом месяце, и однокомнатная квартира.

– …Достаточно здоровы, чтобы зачать и выносить минимум троих детей…

Еще чего.

Ему надо, пусть он и зачинает… и вынашивает. Троих! Да меня при мысли об одном потрясывать начинает. А ему троих…

– А… – мой здравый смысл вернул меня к проблеме, – скажите, а ничего, что мы… как бы это выразиться… к разным биологическим видам принадлежим?

Нет, на моей родной планете, о которой я вспоминаю уже с умилением, тоже варвары попадаются, пусть не в плащах, но спортивные штаны с лампасами тоже неплохо подчеркивают истинную сущность настоящего мужика. Иные варвары и волосаты.

С битою вместо дубины…

Но чтобы клыки…

Хвост…

И вообще…

– Не стоит переживать, – в фасеточных глазах Ицхари я отражалась, словно в зеркальном комоде. – Наши генетики сделают небольшую коррекцию, и вы…

– Нет!

У любого бреда должны быть границы.

– Понимаю, вы взволнованы… вы нервничаете… вам следует успокоиться и подумать… настроиться на позитив…

В ушах зашумело море.

И я выдохнула.

И вправду, чего это я разнервничалась? Есть еще время. И сомневаюсь, чтобы сам жених был готов ко встрече со мной… Цвет волос, цвет глаз.

Размер ноги.

Он бы еще количество позвонков в копчике указал.

Все это похоже скорее на попытку создать такой список требований, по которым не получится найти невесту. Латентный ментальный дар… У кого?

У меня… осознание пришло вместе с булькающим смехом. Море веселится? Или… Я перевела взгляд на менталиста, который будто бы дремал, но…

Поэтому на меня так сложно воздействовать…

Дар крайне редкий, у гуманоидов практически не встречается, поскольку строение их мозга не способно выдержать нагрузки. И мне следует быть осторожной.

Буду.

Спасибо.

Море зашумело и подползло, раскинулось у ног верным псом.

– …Это ваш шанс, – вкрадчиво произнес Ицхари, и бледно-голубые крылья его завибрировали. Запахло мандаринами, захотелось праздника. – Вы должны им воспользоваться…

Чувствую, придется.

Выбора мне не оставят.

Земля в иллюминаторе…

Не Земля.

Эта планета походила на старый волейбольный мяч. Рыжий, с проплешинами, то светло-золотистого колера, то бурыми, на рубцы похожими.

– Это горы, – Ицхари держался рядом, будто опасался, что без его заботы я немедленно пропаду. Признаюсь, соответствующее желание было, но я держала себя в руках.

Куда я могла пропасть с космического корабля?

Планета медленно ползла по орбите, подставляя желтому же солнцу и без того пропеченные бока. Полюса ее, лишенные привычной с детства знакомой белизны – хотя, конечно, ее я видела исключительно на глобусах и еще в фильмах «Дискавери» – имели неприятный буро-зеленый оттенок.

– Зона болот, – Ицхари дернул крыльями, и под ними раздулось два полупрозрачных мешка. – Закрытая… этот мир до недавнего времени не слишком жаловал гостей.

Одна луна.

И станция, больше похожая на ощетинившегося ежа. Станция боевая, как мне сообщили, знакомя с потенциальным местом обитания. Полуавтоматическая. И управляется искусственным интеллектом, выращенным круонцами.

Не то чтобы во Вселенной вовсе не занимались вопросами искусственного интеллекта.

Занимались.

Кристаллы айхаров.

Яйца шиибу, способные вписаться в любой биотехнологический модуль.

Программы – имитаторы личности, которые использовались повсеместно и были вполне хороши, но не являлись интеллектом в полной мере.

Они умели собирать информацию.

Анализировать.

Делать выводы.

Учиться даже, но притом оставались программами, в высшей степени логичными, предсказуемыми и потому не способными действовать в сложных ситуациях.

А у круонцев вот получалось.

Как?

Кто их знает…

– Крайне закрытая раса… Есть мнение, что на их планете некогда обитали Предтечи… более того, сохранены были Предметы… – фасеточные глаза Ицхари затуманились, а сложенные конечности скользнули по груди, выдавая тонкий протяжный звук. – И Всемирная ассоциация археологов не единожды обращалась с петицией разрешить раскопки, но увы…

Усики печально обвисли.

А я покачала головой, выражая сочувствие.

– Есть мнение, что именно поэтому представителей круонцев и пригласили в Совет…

Не из большой любви, выходит, а чтобы получить средство давления. Логично… Дать попробовать вкус власти, а потом отнять и пообещать вернуть.

Одно непонятно, если им так нужна планета, то почему ее попросту не завоюют?

И я вопрос задала, глядя, как медленно плывет в пространстве еж космической станции. Не такая она и огромная… и пушки, конечно, выглядят серьезно, но сомневаюсь, чтобы у галактического правительства не нашлось альтернативы.

– Война? – от волнения крылья Ицхари расправились и затрепетали. – Простите, но Всегалактическое объединение любителей мира против войн!

Надо же, и такое нашлось.

Любят они тут объединяться. Интересно, а есть какая-нибудь организация, защищающая интересы недовольных невест? И как к ней обратиться?

Пожаловаться.

Похитили.

Из родного мира выдернули и замуж отдают без белого платья…

– Круонцев пытались завоевать несколько раз, – ксенопсихолог старательно не смотрел в окно, точнее, не в окно, а на развернувшуюся панорамную имитацию, которая и позволяла мне полюбоваться что Вселенной, что новым домом. – И последний раз – двести лет тому… у них сохранились записи.

Зоб его, еще раздутый, мешал говорить, и голос Берко звучал глухо, часть звуков вообще стиралась.

– И что случилось?

Тоска по морю нахлынула.

И сгинула, неубедительно попытавшись сообщить, что пустыня – то же море, только из песка.

– Их мир крайне агрессивен, – Ицхари развел передние конечности, а по шкуре ксенопсихолога побежали лиловые дорожки. – Сами круонцы стараются не выходить за пределы поместий…

Мило.

То есть там, внизу, сбежать тоже не выйдет?

Я отвернулась от окна.

– Вам пора готовиться к встрече, – произнес Ицхари тонким срывающимся голосом. – Круонцы крайне чувствительны к соблюдению традиций…