Текст книги "Дочь аспида"

Дочь аспида
Карина Степанюк

Дизайнер обложки Мария Ведищева

Иллюстратор Карина Степанюк

Редактор Карина Степанюк

© Карина Степанюк, 2023

© Мария Ведищева, дизайн обложки, 2023

© Карина Степанюк, иллюстрации, 2023

ISBN 978-5-0060-1942-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Все события и личности книги вымышленные. Любые совпадения с действительностью являются случайностью. Использованные наименования марок и брендов принадлежат правообладателям марок и брендов, но также являются лишь совпадением, которое не более чем случайность.

Мнение автора, а также высказанные точки зрения в сюжете могут отличаться от убеждений читателя. В книге использованы религиозные идеи, частично или полностью преображённые с целью сделать историю более яркой.

Существует риск появления некоторых научных или идеалистических неточностей, отражённых в тексте в качестве представлений о происходящем главной героини, которая не обязана быть гением в своих рассуждениях и даёт возможность читателю самому прийти к правильному выбору, поддержав её начинания или осудив их.

Слабонервным и людям с неустойчивой психикой лучше не читать.

Пролог

Не суди меня. Однажды я сделаю это сама и сполна заплачу.

Родильное отделение наполнилось криком чистого и непорочного дитя. В коридоре спокойно ждал мужчина, который внушал доверие. И никто не чувствовал тухлый запах его нутра, усиливавшийся, когда он совершал очередное злодейство.

В коридор вышла медсестра, получившая недавно конверт с деньгами от этого же мужчины. И её зловоние оставалось незаметным, скрытым за покровом белого халата, пропахшего спиртом и бинтами.

– Здоровая девочка, через пару дней будет готова к транспортировке, – сказала она, снимая медицинскую маску.

Мужчина ухмыльнулся и приподнял подбородок, закладывая руки за спину.

– Скажете ей, что дочь умерла.

Та кивнула и вернулась в родильную комнату.

Умерла? Какое дерзкое заявление, когда речь идёт о дышащем и существующем ребёнке. Теперь был только один выход: жить назло всем. Но как, если ты всего лишь младенец, не умеющий даже помнить?

Часть первая. Ложь

Климатическая карта

«Страсти накаляются».

Мне было пятнадцать, когда я впервые взяла в руки пистолет и убила. Птица, не более, но в глубине души уже чувствовалась осадочная радость от приобретённой власти над беззащитными перед огнестрелом. Многообещающее начало для будущей марионетки, чьи верёвочки дёргает больной на голову тиран.

«А что я могу сделать?» – спрашивала я себя раз за разом. А стоит ли вообще интересоваться подобным, ведь я не принадлежу себе. Я часть огромной бесполезной общины, жаждущей крови и чужих потрохов. Ответ таился где-то за углом, и каждый раз я проходила мимо него, следовала прямо и мечтала о конце пути. Хотя могла всё же побороться за право мыслить и действовать самостоятельно, а не пачкаться в чужой грязи, оставляя чистыми тех, для кого она предназначалась на самом деле.

На самом деле…

Странно звучащая ложь, сокрытая под шкурой правды. Однако на тот момент я и не подозревала, что могут существовать такие странные сравнения или сомнения в правильности действий. Мне приходилось выживать, постоянно ощущая чужую руку, вставленную в спину. Мои конечности и голова повиновались пальцам кукловода, который старательно готовился к выступлениям, во время которых всё же оставался за кулисами, подставляя гнилым помидорам моё тряпичное туловище или вылезая из тени, когда звучали аплодисменты.

На самом деле…

Кто я, чёрт возьми?

– Ты Рия Калькурти отныне. Поняла меня? – ответил грубый и властный чревовещатель.

– Так точно, – без промедления сказала я.

– Тебе двадцать два года, – продолжил он с ухмылкой. – Всё твоё прошлое подлежит перекодировке. Ты будешь повиноваться мне и выполнять все мои приказы.

– Так точно.

Мужчина в прекрасном сияющем ожерелье поправил браслет на запястье и встал с трона. Это было обычное кресло на золотом каркасе, обитое красным бархатом, но стоило этому мужчине сесть в него, как он начинал мнить себя царём мира. Его целью было стать всем в безграничном пространстве. Звездой, которая вытеснит Солнце, займёт её место, а потом вберёт в себя энергетические сгустки из центра всех планет системы и превратится в Гиганта. План тирана, чьи руки жадно сжимали моё горло, состоял в порабощении Галактики, а потом Вселенной. В этом я могла ему помочь, правда сама не знала как. Но у него, кажется, уже был план.

На тот момент я видела в этом грандиозный замысел. Сейчас же, по прошествии десятка лет, ничего прежде восхитительного в действиях и словах тирана я не нахожу. Глядя сейчас на один интересный документ, который будет сожжён через пару секунд, позволю себе снова окунуться в прошлое, с головой уйти в наивное подростковое желание подивиться магией всего живого. Да только магия всего лишь набор законов, которые учёные не вывели из-за идиотически-моралистических заслонок на глазах, называемых научными суждениями.

Глава первая. Безымянный путь

Я сидела на ветке высокого дерева с размашистыми листьями и наблюдала за тем, как хищный цветок пожирает птицу, едва успевшую приблизиться к лепесткам в надежде вкусить желанный нектар. Я слышала хруст костей и видела окровавленные перья, падающие вниз.

Отец говорит, что нет прекраснее зрелища, чем наблюдать за чьей-то смертью. Что может быть ужаснее этого? Ведь одна из составляющих гибели – это мучение. Изничтожение кого-то ради кульминации доминирования не вселяет радости. От этого рвётся душа и страдает рассудок.

Подумав об этом, я сразу же скривилась и отвернулась. Но увиденная картина всё ещё стояла перед глазами. Тогда решила подумать о стороннем, чтобы отвлечься. И не придумала ничего лучше воспоминаний о предыдущем дне. Вчера отец учил меня стрелять в птиц из пистолета. Сказал, что результаты впечатляют. Я пока что не понимаю смысл всех этих уроков жизни. Не думаю, что они пригодятся в повседневной рутине. Мне приходится существовать в пределах мирной общины, где каждому определена своя миссия. Значит ли это, что у отца и на меня есть какие-то планы?

Ах да, сегодня же мой пятнадцатый день рождения. А я тут размышляю о такой ерунде. Сверстники же сейчас должны мечтать о несбыточном, бунтовать, становиться взрослее, правильно? Возможно, в этом есть интересные стороны. Может быть, сегодня весь день провести на дереве и не приходить домой? А чем не акт бунтарства? Хотя отец и так не заметит пропажи. Смысл тогда капризничать, если тебя игнорируют. Внимание таких людей, как мой отец, Тарохо его зовут, не привлечь яркими истерическими припадками. Сразу получишь оплеуху. А потом посмотришь в зеркало, а там уже другой человек. Серые глаза не такие блестящие, как металл, скорее тусклые, как дождевые облака. Длинные каштановые волосы не такие живые. И вообще из тела будто высасывают тебя саму, а вместо остаётся безразличный манекен. Пустой. Пластмассовый.

Поэтому я спустилась вниз и побрела по тропе домой. Сделав несколько шагов, остановилась. Что-то таилось в густых зарослях джунглей. Оно смердело. Но диких псов в радиусе десяти километров не было. Это не может быть огромный собакоподобный монстр, такие существа не смогли бы преодолеть широкий ров с водой, которая разъела бы всю их плоть.

Тогда что это?

– Кто здесь? – постаралась я сделать голос храбрым, но выглядело так, будто я испуганная девочка лет пяти.

Ветка в зарослях хрустнула, и ноги мои помчались в сторону дома, где был шанс спастись от собственного страха, который наступал на пятки и ставил подножки. Я бежала и рвалась сквозь растения, оставляя в качестве следа разорванные в клочья лианы. Слёзы застилали глаза, а в груди суетился ёж. Мне будто нарочно внушали чувство страха, хотя подобные вещи прежде не пугали.

Неожиданно лес вокруг растянулся и сжался в горизонтальную линию, а в районе основания затылка я почувствовала жгучую боль. Тело будто превратилось в лук, изогнувшись подобно его плечам с рукояткой вместо живота, за который свойственно лучнику кто-то схватился.

Меня потянула чья-то рука в обратную сторону, складывая пополам. После я почувствовала удар о спину, открыла глаза и перевернулась, помогая себе встать на четвереньки. Глаза отчаянно пытались сфокусироваться на травинках и листочках, спасая от потери сознания. С шеи и подбородка эшелоном, как люди с обрыва, срывались крупные капли фиолетовой крови. Она принадлежала мне и текла из места, где будто бы приложили раздуваемый уголь. Больше не в силах сопротивляться, я потеряла связь со своим телом.

Следующие мгновения наполнились бархатным полотном, оно переливалось и плавно погружало в сон. Мягкость пространства успокаивала и качала в перинах, убаюкивая лёгким звоном. Так безмятежно было лишь однажды, когда я впервые нашла ту ветвь огромного дерева и забралась на неё. После нескольких часов в глуши мне посчастливилось отыскать покой в душе. Сейчас же, после перенесённого ужаса, чувствовалось то же. Не странно ли?

Неожиданно я решилась открыть глаза и среди темноты и холода, в окутанном туманом крае, распознала движение, а затем яркий круг света. Кто-то держался за изогнутый шест, на конце которого болтался фонарь. Попытки закричать становились безмолвной паникой. Ведь по обе стороны от осветительного каркаса появились обвитые красными нитями глаза, огромные, больше самого света.

Стоило существу приблизиться, как я разгадала в нём хищную рыбу-удильщика, приманивающую жертвы невероятным свечением «удочки», растущей изо лба. Весь бархат был лишь ширмой, за которой таилась глубина и бескрайний Гистофский океан, поглотивший меня и утащивший на самое дно.

Я была рыбкой с маленькими плавниками и маленьким хвостиком. А хищник передо мной оголил все зубы с жёлтым налётом, раскрыв пасть как можно шире. Всю меня охватил страх, толкнувший в противоположное от опасности направление. Кругом в сумраке мелькали хвосты и щупальца, чьи-то большие глаза, сотни глаз наблюдали за каждым движением вплоть до колыхания чешуи.

Что-то проплыло мимо, огромное и гладкое. Под животом закрутилась вода и затянула в водоворот. Маленькое тельце, принадлежавшее теперь моему сознанию, перевернулось несколько раз. Глазам удалось увидеть наконец то, что тащило вниз. Огромная труба с частыми перекладинами работала как насос. Только оказавшись к ней ближе, я увидела череду мелких зубов на внутренних стенках, выполнявших роль абразивной поверхности.

Живой я из такой трубы не выйду, куда бы она ни вела. Хвост сам затрепетал, сопротивляясь воде и силе водоворота. Он выталкивал и выталкивал, пока не стал больше. Чешуя частично отлетела, а вместо плавников появились перепончатые отростки. Ими я пыталась дотянуться до самого верха, ограничивающего то пространство, где неведомые существа пытались сделать из меня кусок еды. Резкий всплеск, а потом свет и легкость в совокупности с непреодолимым притяжением, не существовавшим прежде. Тягучее пространство сменилось свободным, но давящим. Словно накрывали одеялом и душили, в то же время позволяя дышать полной грудью.

Противоречие внутри переросло в отчаяние. Я открыла глаза. Мои маленькие ножки, как у ящерицы, топали по песку, хвост вытянулся и всё ещё был в воде. Позади остался чешуйчатый след, превратившийся в морскую пену. Я сделала несколько резких шажков, и к животу налипли крохотные песчинки. Ощущение, сравнимое с чесанием о ствол дерева. Было светло и тепло, а по спине стекали остатки океана, высыхая под палящими лучами солнца.

Резкий звук заставил повернуть голову и освежить глаза мигательной перепонкой. Ко мне приближались чьи-то массивные ботинки, утопая в песке. Они принадлежали отцу, были его любимыми. Он здесь, чтобы спасти меня. Прошу тебя, спаси меня!

– И это всё, что в тебе есть? – нервно посмеялся он и взял меня на руки.

Я аккуратно поместилась в его ладони и прижалась пузиком к тёплой коже.

– Жалкая рыба-ящерица, – с презрением продолжил Тарохо. – Ты моя дочь и в пятнадцать лет должна была стать настоящим драконом. А ты недоносок…

Он яростно бросил меня куда-то вперёд, и в следующее мгновение я стукнулась о камень. Позвоночник был сломан, и тельце не могло пошевелиться. Отец снова подошёл.

– Эй, – потрогал он меня носком ботинка. – В твоём рептильном мозге должны храниться истоки. Почему я нашёл здесь жалкое подобие ящерицы?

Тарохо пнул меня как можно дальше от себя и закричал. Его голос напоминал рёв раненого зверя, который обитает в джунглях за рвом с водой. Я же лишилась любых чувств. Ничего больше не хотела, ничего не осознавала. Помню только, что он снова подошёл ко мне и сунул в мешок.

– Я исправлю это, – тихо пробормотал он, после чего окружающее пространство снова растянулось и сжалось в горизонтальную линию.

После нескольких секунд темноты я открыла глаза в странном помещении. Стены состояли из непрозрачного белого стекла, а надо мной стоял отец.

– Эй, – тихо, но строго позвал он.

– Что со мной произошло? – прохрипела я, пребывая в своём человечьем обличие.

Отец, чьё лицо, шея, руки были покрыты крупной чешуёй, а глаза застилались время от времени мигательной плёнкой, нахмурился.

– Ты что-то помнишь?

Я ответила отрицательно, хотя запечатлела всё до мельчайших деталей. Я соврала, поскольку не знала, что именно видела. Мне хотелось самой разобраться, а потом обсуждать это с отцом, который предстал в видении как главный злодей. К тому же не хотелось казаться сумасшедшей.

– Вот и славно, – ухмыльнулся он.

Я бы сочла это добродушной улыбкой, если бы не заметила облегчения от моего ответа в его веках, прикрывших глаза и распустивших собравшиеся морщины; в плечах, опустившихся и нарисовавших линию холма вместо предыдущей впадины; в руках, потевших до этого момента, отчего сжатых в кулак и растирающих влагу. Он радовался, что я всё забыла, а я всё помнила. Он был причастен к видению. Напрямую ли?

Что-то точно произошло…

Тут я осознала, что произнесла последнее вслух. Глаза отца заблестели, и он оскалился. У меня тем временем никак не получалось пошевелиться.

– Действительно произошло. Ты встретилась со своими страхами в свой пятнадцатый день рождения, – довольно и звучно сказал Тарохо. – Жаль, что ты не помнишь, как стойко справилась с ними. Осталось пройти посвящение и получить долгожданное имя.

У меня в голове начался ураган из вопросов.

– Кто мы такие, отец, что нужны подобные обряды? – растерянно пробормотала я. – Сектанты?

– Мы община достойных, а я её царь и создатель, который лишился королевства ради будущей победы избранных. Я змий. Я аспид, а ты моя дочь. Мой василиск. Мы вернём себе царство. А каким образом, я поведаю тебе, когда мы завершим процесс посвящения. После открою тебе свои планы и расскажу, что за мир тебя ждёт за пределами нашего маленького убежища.

После его ликующих слов в комнате воцарилась тишина, звенящая, как в непонятном видении. Накатила сонливость и обезволила. Перед тем как уйти в небытие, в голове мелькнула мысль, что отец и вся община – подобие змей, называющих себя то василисками, то аспидами, то ехиднами, то даже ящерами. У них голубая кровь, а я ни разу за всю жизнь не превратилась в рептилию, и кровь у меня фиолетовая. Однако, несмотря на это, отец не считает меня изгоем, как и все остальные в небольшом поселении посреди бескрайнего и такого опасного леса.

Глава вторая. Отказ от прошлого

Ближайшие несколько лет, за которые я почти доросла до своего совершеннолетия, Тарохо лично занимался мной, делая такой же достойной его общины, как и все соратники. Я по-прежнему не понимала смысл царских речей, но мне они казались такими разумными. Таинство творившегося за стенами манило и взывало. Однако было ведомо, что я пока не готова выступить против таившегося в тех секретах зла.

По крупице информация собиралась в общую картину, отец позволял узнавать намного больше, чем я на самом деле должна была. Он также объяснил полезность часовых пребываний в ледяных водах и полудневных размоканий в палящей комнате, температура в которой порой достигала ста градусов по Цельсию. Такие процессии повторялись всего лишь несколько раз в месяц, в то время как искусный Люцио, соратник моего отца, учил меня драться, бегать, быть невесомой и незаметной.

Однажды я и Люцио добрались до реки, огибающей общину, и узрели огромных собак с обвисшей клочьями шерстью. От них воняло, как от компостной ямы. Ничего, кроме омерзения, их удручающий вид не вызывал.

Великие умы, существовавшие наравне с моим отцом, но безукоризненно ему подчинявшиеся, написали множество трудов и исторических повестей. Из них я узнала, что жизнь в этих краях невозможна из-за высокого уровня естественных токсинов, наполняющих каждую клетку растения. Любой пробывший здесь, в Потерянном лесу, больше двух суток становится либо мертвецом, либо чересчур живучим. Некоторые теряют рассудок и даже свой первоначальный облик.

Таким образом обычные волки и собаки, прожившие здесь не одно тысячелетие, превратились в жутких тварей, которые рассыпаются на атомы, стоит воде коснуться их почти мёртвых тел. Поэтому я чувствовала себя в безопасности, стоя на противоположном берегу водной преграды и наблюдая, как из свежих ран монстров проступает красная жидкость, которая, как ни странно, вреда им не наносила до тех пор, пока не встречалась с токсичным воздухом.

Отец объяснил, что в жилах каждого члена общины течёт голубая кровь, состоящая из меди, которая для этих токсинов является антидотом, поэтому Потерянный лес не властен над нашими умами и телами и сразу выводится из организма с помощью фильтрующих органов. У людей и большинства животных красная кровь, насыщенная железом, которое только усиливает эффект токсина. Поэтому носителям гемоглобина необходимо выпивать медесодержащую суспензию перед посещением этого места, хотя и у неё есть свои побочные эффекты.

– Люцио, отец сказал, что у всех одинаковая кровь. Почему моя фиолетовая? – спросила я учителя, глядя на мутантов по ту сторону рва.

Тот обеспокоенно посмотрел на меня и пожал плечами.

– Возможно, твой организм ещё не дорос до нужного цвета, – с сомнением сказал тот.

Глупее ничего не слышала, однако было в этом что-то логичное. Но я не стала терять шанс и задала ещё один вопрос:

– Все ли соратники не имели имени до посвящения?

Люцио прочистил горло. Ему было сложно подобрать слова.

– Ты очень любопытна. Члены королевской семьи проходят это посвящение, остальные участники общины не обязаны.

После он наотрез отказался вести диалог и продолжил занятия, сохраняя полное молчание.

В тот вечер Тарохо подозвал меня к себе и закрыл полотном зеркало, оставляя при этом открытыми окна, через которые светила полная луна.

– Тебе уже восемнадцать. Через три года тебя ждёт ответственное задание. Оно потребует от тебя полного доверия мне и умения расположить к себе людей, – твёрдо произнёс он, каждый раз акцентируя внимание именно на мне. – Я научу тебя гипнозу сегодня. Зажги благовония.

Спичечный коробок лежал на тумбе, но я не помню, как взяла его и опалила огнём ароматическую палочку. Также не удалось вспомнить хоть что-то из сказанного в тот вечер. Однако на следующее утро в голове всплыло много новой информации, которая словно шифр кружилась вокруг мозга. Она то сжимала его, вызывая мигрень, то давила на череп изнутри, создавая ощущение надутого шара.

– Эй, – позвал меня Люцио во время игры в квадраты, за пределы которых в ритуальном танце боевого искусства заступать было запрещено, а человек, исполняющий гипнотические движения, вынуждал противника совершать атакующие манёвры и путаться в них, делая ошибки и проигрывая бой. – У тебя кровь течёт из носа… и уха тоже!

Я уже чувствовала головокружение, но не спешила проявлять слабоволие. Однако всё зашло слишком далеко, и пространство спиралью закрутилось, увлекая за собой. Даже мысли путались и диктовали странные ответы вместо привычных. Где-то под ухом ломило и трещало. Я закрыла глаза, потому что от напряжения яблоко заломило, и казалось, оно уже выпадало из глазницы. Люцио схватил меня за плечи и поддержал.

– Оставь её, – прозвучал голос Тарохо, которого в лесу быть не должно. – Так задумано.

Тот отпустил, не смея ослушаться. Попятившись и попытавшись открыть глаза, я пяткой задела рейку одного из выложенных квадратов и с грохотом села в пыль, а спустя мгновение уже подпёрла землю лопатками. Создавалось ощущение, что меня перевернуло, и вот уже твердыня планеты давит сверху, чтобы тело сорвалось в воздушную пустоту и затерялось в пределах атмосферы. В ушах зазвенело, отдавая в переносицу. Прийти в себя не получалось.

Чш-шчтся-я-я-штижу…

Прямо под ухо задувались струи воздуха, они бились и вибрировали, создавая ощущение треска и скрипа.

Штис-с-с-шнэштс…

Я всё ещё лежала на земле и спиной ловила любое содрогание поверхности.

«Ты слышишь?» – эхом раздалось откуда-то изнутри головы.

– Слышу… – заворожённо ответила я.

Будто оглохла. Словно нашла свой внутренний голос. Открыла глаза и резко села, подбирая головой верную ось для позвоночника. Вокруг на мгновение всё померкло, а потом возник отец и Люцио, стоявшие надо мной.

«Знаешь ли ты, что произошло?» – не открывая рта, спросил отец, которого я едва слышала из-за гомона других голосов.

– Что? – спросила я Тарохо, широко раскрыв глаза.

– Вчера я учил тебя гипнозу, урок ты усвоила и уже сейчас учишься с Люцио использовать часть его неосязаемых навыков. Но у этой способности, когда ты овладеваешь ей целиком, есть побочный эффект, – хитро улыбнулся он.

Упомянутый отцом Люцио протянул мне руку, поднял с земли и равнодушно продолжил присутствовать во время объяснений.

«Теперь ты можешь слышать чужие мысли», – снова раздалось эхо, похожее на голос отца, пристально наблюдавшего за моей реакцией, ведь губы его снова были сомкнуты.

Я растерянно приоткрыла рот и закрыла руками уши, чтобы гомон превратился в нечто цельное и распознаваемое. На лице невольно появилась глупая улыбка.

– На сегодня всё, Люцио, – подытожил Тарохо и небрежно махнул ему рукой, мол, ступай и не мешайся под ногами. – А ты, – показал он затем пальцем на меня, – пойдёшь к хижинам и послушаешь вместе со мной мысли других обитателей общины.

«Место, где всё начинается».

Мы направились от нашего дома на юго-восток по ровной улице, в конце которой можно выйти к голой земле у обрыва. В середине дня больше всего народу на рынке, но тогда нам следовало у выхода из дома повернуть налево и пойти на северо-запад. Но мы выбрали диаметрально противоположную часть общины. Южная местность поселения отличалась темпераментными жителями. Они спорили и ругались, любили друг друга и отстаивали свои интересы. Всё это делалось с невероятным страстным огнём в глазах и речах.

Продвигаясь от первой развилки ко второй по утоптанной дороге, я уловила вибрации мыслей, которые стукались о черепные кости и считывались внутренним ухом, различавшим в принятых волнах настоящие слова, фразы, даже внутренние беседы. Некоторые вещи приходилось додумывать, поскольку не удавалось до конца определить звуки или слоги. А на сердце стало тяжело… мне же открываются чужие тайны.

– Это нечестно! – вдруг воскликнула я и остановилась, стараясь подавить способности.

Тарохо строго посмотрел сверху вниз и задрал подбородок. Его высокомерный взгляд переместился на деревья вдали. Сейчас они были предпочтительнее, чем мораль, отражённая в выражении лица слишком правильной дочери.

– Перестань мнить из себя святое создание. – Он повернулся спиной и продолжил идти между домами посреди дороги. – Я ращу тебя для того, чтобы ты помогала мне. До твоего совершеннолетия я должен быть уверен, что ты не подведёшь меня. Что же делаешь ты? Строишь из себя невинную и честную. А знаешь ли ты, что таким не место в этом жестоком мире? Люди коварны и мечтают избавиться от рептилий. Они представляют себя царями, забывая, кто дал им возможность жить на такой прекрасной планете, как Гистофис. Их корни уходят к нам. И теперь, в столь неспокойное для нашей расы время, я убеждён: не следовало смешивать нашу кровь с землянами. Теперь эти мутанты, монстры всё больше походят на предков с соседней по орбите планеты. А там живут отбросы.

Гистофис являлся двойником Земли, расположенным за Солнцем. Мы были противоположны. На Земле лето – на Гистофисе зима. Цари Земли – люди, властители Гистофиса – ящеры.

– Эти мерзкие отребья, – продолжил Тарохо свои мысли. – Они уничижительно называют нас рептилоидами. Даже не зная, что это означает! – повысил голос Тарохо.

Я хотела бы остаться незаметной и промолчать, но если не сейчас быть храброй, то в каких тогда случаях?!

– Почему название «рептилоид» для нас оскорбительно, отец?

– Никогда больше не зови меня отцом, – схватил тот меня за руку и нагнулся к лицу, сверкая чешуёй и чёрными глазами. – Теперь я для тебя царь Тарохо.

Я молчала, слегка раскрыв рот, чтобы дышать, поскольку нос заложило. Голоса в голове стихли, стоило пазухам забиться. Если бы не испуг, вводящий в глубокий шок, я бы расплакалась. Тарохо даже не думал смягчаться, но всё же отступил и, заводя руки за спину и отворачиваясь, ответил:

– Рептилоидами называют низших ящеров, тех, кто смешивался с людьми. Иными словами, ящеры-властители, к которым относятся соратники моей общины, истинной голубой крови, а те отбросы – мерзкие ублюдки. Мой народ пришёл из вод, с самых глубин в виде разумных драконов. Приспособившись к жизни на земле, мы потеряли свои длинные хвосты, но обрели внешность, как у меня, и блистательный ум, опережающий умы всех цивилизаций Вселенной.

Мне даже в голову не пришло перебивать отца, потому что был риск схлопотать ещё одно моральное потрясение. Тем временем мы медленно продвигались дальше по улице, а голоса в моей голове снова появились, но звучали намного тише, будто не желали перебивать самого Тарохо.

– И тут пришла пора разделить народ на властителей и рабов, – ухмыльнулся он. – Мой совершенный род решили отнести к последним, хотя я был покровителем целого королевства. А потом мы взбунтовались, потому что рабов среди ящеров не бывало никогда. Тогда какие-то там учителя и учёные, которые и придумали подобную классификацию, сделали гибрид человека с Земли и ящера с Гистофиса. А потом эти гибриды стали смешиваться с людьми дальше. Таким образом они подавили уникальный ген глубинного аспида и превратились в рептилоидов, которыми окрестили не себя, а нас, рептилий, истинных змиев!

Я вместе с Тарохо подошла к обрыву. Не так далеко, но всё же внизу бурлила река, стремительно мчавшаяся вдаль, чтобы где-то там броситься с вершин, оставив за собой водопады.

– Ты потомок истинного змия, но всё же тот же ублюдок, поскольку мать твоя была с Земли.

В груди сжалось сердце. Хотелось вскрикнуть и убежать, но я боялась. От отца шло такое зло, что даже пикнуть решимости не хватало. Не оглядываясь, Тарохо продолжил ранить без ножа:

– Ты нужна мне, чтобы свершить акт мести и вернуть власть в мои руки, чтобы я мог снова бросить мир к ногам ящеров. А для верных мне ублюдков найти место под солнцем, чтобы они могли нести пользу этому миру, а не прозябать, как идиоты, на бесполезных социальных тронах. Ведь многие рептилоиды не хотели быть потомками идиотов, поэтому унаследовали блистательный ум ящеров. Они-то мне и нужны – эволюционные сбои.

По моей щеке покатилась слеза. Я знала, что являюсь полукровкой, но всегда надеялась на лучшее, ведь правила в общине всегда были лояльны ко мне – я же дочь царя. А теперь впервые почувствовала полное отторжение. Моя личность превратилась в ресурс войны.

– Я не хотел делать тебе больно в тот вечер, но это было нужно, чтобы ты увидела свои истоки, – всё же повернулся ко мне Тарохо.

Растерянность окутала меня и зажала в тиски. Неужели он говорит про мои пятнадцать лет, когда явилось жестокое видение?

– Именно про то я и говорю, – ехидно ухмыльнулся отец, прочитав мысли. – Но мне придётся снова это сделать, чтобы вернуть контроль над тобой. Я заставлю тебя повиноваться мне, потому что мысли твои пестрят бунтарскими идеями.

Слюна застряла в горле, и я попятилась, а потом побежала обратно в город, хотя никто меня там не спасёт, ведь всё под контролем Тарохо. А в чём тогда смысл бежать, если моя жизнь тоже входит в это нерушимое «всё»?!

Я снова почувствовала удар в основание черепа и провалилась в сон. В нём я лежала в тени папоротника в полудрёме. А потом почувствовала, как земля содрогается. Пульсация была похожа на шифр или ритм барабанов. Я была глуха и видела всё относительно температуры. Синий и красный, а также их градиенты отражали мир вокруг, помогая хоть что-то понять и различить.

Впереди надвигалось что-то холодное, блестевшее на фоне раскалённого солнцем пространства. Оно увеличивалось и грозно шипело, а потом схватило и проглотило. Ощущения были схожи с чувствами, испытываемыми в тот самый раз, про который говорил отец. Ах да, я теперь смею звать его только Тарохо.

И за следующие три года после инцидента с царским откровением на краю общины это стало непреложной истиной, как и моё стремление помочь занять предназначенный лишь ему трон властителя Гистофиса.

– Тебе предстоит пройти последнее испытание перед внедрением в людские ряды. Я отправлю тебя на два года на Землю, чтобы ты привыкла быть ими. Твоя жизнь будет в твоих руках – если провалишься, то должна будешь биться до последней капли своей крови или же убить себя любым доступным способом, – сказал Тарохо.

– Так точно, – быстро ответила я.

Он услышал ответ, а потом поймал взглядом блестящие переплетения браслета. Царь потряс им и неожиданно сменил тему:

– Это элементы божеств. Были бы они при мне, если бы мир не признавал моего величия?

Ответ был риторическим – я молчала. Тогда он погладил грудь, где расположилось ожерелье такого же вида, и вернулся к намеченному плану, о котором хотел мне поведать.

– Мне нужна чаша. Она расположена в индонезийской гробнице. В ней древние ведьмы смешивали различные снадобья и призывали божеств для помощи или разрушения. Она необходима мне для свершения ритуала, – громко сказал Тарохо и встал с трона. – Ты либо добудешь мне её, либо сгинешь средь островов навсегда, унося с собой позор своей крови.

Я сохраняла молчание, позволяя царю и дальше озвучивать свой приказ.

– Вижу, тебе всё ясно. – Он посмеялся. – Ступай, ящеры сделают из тебя подобие землян или этих мерзких рептилоидов.

Слуги отца сопроводили меня в госпиталь, где уже ждала человеческая кровь бордового оттенка, откуда добывали странную вязкую субстанцию, похожую на мутное желе. Всю ночь с моим телом совершали чудовищно мучительные манипуляции, и только под утро удалось уснуть, когда огромная капельница с плазмой закончилась. Однако через час меня разбудили и, наплевав на ужасное состояние, повели к телепортатору.