Текст книги "Рапсодия в стиле mort"

Глава 9

Они с Ниной шли по цветущему лугу и держались за руки. Место выглядело идиллическим, как цветочная полянка в мультике Диснея. Зеленая трава, над которой покачивали слабыми головками алые маки с черной угольной чашечкой вокруг пестика, желтые одуванчики, еще не покрытые нежным цыплячьим пухом. И золотое солнце, застывшее в небесах. Картинка была красивой, но какой-то неживой. Арсений изо всех сил скрывал тревогу. Не так часто в последние годы он видел жену оживленной и довольной.

Откуда-то появился пес Михей и закружил вокруг них, истерически повизгивая и виляя хвостом.

«Боже мой, я же не написал сценарий!» – Арсений похолодел от страха.

В ту же минуту солнце, сиявшее мультяшной улыбкой, закрылось тучей. Посреди пестрого цветочного луга образовалась глубокая темная расселина, словно раскрылся рот старого людоеда. Явственно повеяло холодом.

Арсений выпустил руку жены, но Нина не остановилась.

– Нужно только начать, – сказала она. – Это просто, Арсен. Дальше все пойдет само собой.

«Нина, стой!» – хотел закричать он, но не почувствовал губ. Поднял руку и провел ладонью от носа до подбородка. Рта не было, только гладкая глянцевая поверхность, отдаленно напоминающая живую плоть.

Нина оглянулась и засмеялась. Арсений отчаянно замахал руками, замычал и застучал пяткой о землю, умоляя: «Посмотри, посмотри!» Жена продолжала идти вперед, к пропасти, повернув голову к Арсению и хохоча. Михей весело прыгал вокруг нее.

Арсений бросился вперед. Ноги повиновались так медленно, что он боялся не успеть. В последнюю секунду совершил резкий рывок вперед и, уже падая, схватил Нину за руку. Рука заколыхалась и развеялась, словно была соткана из сигаретного дыма, затем дым собрался и снова принял вид человеческой фигуры.

– Ты же не думал, что я живая? – спросила Нина.

Одна ее нога уже повисла над пропастью. Она схватила Михея за ошейник и наклонилась над упавшим Арсением. Он с ужасом увидел под платиновыми волосами жены лицо Норы.

– Не волнуйся, Сенечка, я как-нибудь смягчу потерю. Зайди попозже, ладно?

Лицо, сотканное из сигаретного дыма, начало колыхаться и менять очертания. Михей расплывался прямо на глазах, превращался в грязно-бурое облако, пачкающее пейзаж.

– Немедленно начинай работать! – потребовал другой женский голос. Арсений увидел твердые серые глаза. – У тебя нет выхода.

Привидение потянулось к нему, чтобы поцеловать. Лица и тела уже не было видно, только сгусток дыма и пепла, плавающий над расселиной среди цветов. Арсений вскрикнул и проснулся.

Он лежал на диване в гостиной, укрытый клетчатым шерстяным пледом. Минуту тяжело дышал, глядя в темный потолок, пересекаемый светом фар редких ночных машин, потом сел и провел рукой по рубашке. Ткань была влажной. Знакомый врач как-то сказал, что во время сна все люди потеют. Фраза вызвала у Арсения чувство брезгливости, и он стал проверять по утрам, так ли это на самом деле. Иногда ему казалось, что врач прав, а иногда, что это полный бред. Но так сильно он не потел никогда, даже во время привычных ночных кошмаров.

Он поднялся с дивана и включил высокий напольный торшер, имитирующий масляную греческую лампу. Яркий световой луч разбился о потолок и водопадом обрушился на темно-коричневый паркет. Комната из таинственной и пугающей сразу стала обыкновенным гостиничным номером. Едва слышно тикали часы на секретере в углу, розы в хрустальной вазе уже начали терять пурпурные лепестки. Конверты с деньгами лежали там же, где он оставил их вчера, – на столе, рядом с большими сверкающими ножницами.

«Интересно, как деньги попали в номер?» – подумал Арсений минутой позже, стоя под душем. Горячая вода сняла сон и усталость, вернула способность трезво мыслить. Он вдруг с удивлением понял, что не видел женщину-загадку десять дней, хотя все время ощущал ее присутствие. Ярко-красные розы в палате. Розы на столе. Книга и конверты с деньгами. Она знала, что он вернется в гостиницу, поэтому приготовила своеобразное приветствие своему создателю. Она всегда рядом и не намерена отступать от своего каприза. Арсений обязан написать заключительную книгу, потому что «у него нет выхода». В каком это смысле, интересно?

«Я должен ее найти, – подумал он, растирая покрасневшую кожу жестким махровым полотенцем. – Найти и вернуть деньги как можно скорее, сумма-то нешуточная».

– И как ты собираешься это сделать? – поинтересовался внутренний голос. – Где ты намерен ее искать?

Резонно. Арсений практически ничего не знает о своем персонаже. Ни фамилии, ни адреса, ни места работы… Хотя женщина, легко расставшаяся с такой суммой, вряд ли нуждается в постоянном заработке.

«Нужно поговорить с администратором», – решил Арсений и тут же представил себе этот разговор.

– Кто входил в мой номер, пока меня не было?

– Только ваша сестра и горничная. – Тревожная пауза. – А в чем дело? Что-то пропало?

– Как раз наоборот, не пропало, появилось. Мне кое-что подбросили.

– Что именно?

– Да так, пустяки. Пятьдесят тысяч долларов.

Вой сирены «скорой помощи», парочка крепких санитаров, и Арсений в смирительной рубашке. Как сказано у классика, подбросить могут ребенка или динамитную шашку, но идиота, способного подбросить пятьдесят тысяч долларов, в природе не существует. Занавес.

Арсений надел халат и повозил полотенцем по запотевшему зеркалу. В мутном стекле отразился высокий мужчина с мокрыми взлохмаченными волосами. Арсений наклонился и вгляделся в глаза с уголками, опущенными вниз, как у бассета. «А ведь этот человек обречен!» – подумал он и испуганно тряхнул головой.

Наваждение ушло. В зеркале отражался Арсений Платонов, мужчина в самом расцвете сил, с полным отсутствием каких-либо жизненных интересов. Хотя нет. За последние десять дней появился ряд вопросов, которые не давали ему покоя. И что-то подсказывало, что таких вопросов будет возникать все больше.

Арсений вернулся в гостиную, взял книгу, полистал странички. Он сам не знал, что искал: записку, подчеркнутые строчки, какие-то знаки и символы… Книга хорошо сохранилась, хотя ее много раз перечитывали. Никаких загнутых уголков, никаких примечаний на полях. Только нетронутый авторский текст. Персонаж затеял сложную игру, понять правила и конечную цель которой не так-то просто.

«Но ты в нее вступишь, потому что тебе интересно», – шепнул внутренний голос.

Арсений с треском захлопнул книгу:

– Я просто хочу вернуть чужие деньги! – сказал он громко.

«Рассказывай!» – откликнулся циник внутри. И в тот же момент часы на низком секретере пробили два раза.

Остаток ночи Арсений провел на диване с собственной книгой в руках. Он не возвращался к ней столько лет, что испытывал странное чувство раздвоенности. Одна его часть (меньшая) знала, что книгу написал он, Арсений Платонов. Другая – и она была гораздо сильнее первой – кричала, что это чужие обороты речи, чужие метафоры, чужой стиль и чужой роман. Арсений склонялся ко второй точке зрения – таким непривычным казался ему язык. Сначала он боялся разочарования, но, переворачивая страницу за страницей, с удивлением отмечал: хорошо! Просто отлично! А иногда поражался: «Неужели это написал я?»

Последняя страница была перевернута, когда за окном окончательно рассвело и яркий свет напольной лампы начал раздражать глаза. Арсений щелкнул выключателем, положил книгу на пол возле дивана и прикрыл лицо сгибом локтя.

«Это действительно хорошая книга», – высказался неподкупный внутренний критик. «Действительно, хорошая», – эхом откликнулся Арсений. Он испытывал странное ликование человека, внезапно обнаружившего в кармане старого костюма солидную позабытую заначку.

Когда его спрашивали, где он берет идеи для романов (такие вопросы задает девяносто шесть читателей из ста), Арсений пожимал плечами, потому что точно знал: нет Центрального Хранилища Идей или готовой Базы Данных для начинающих авторов. Он верил, что каждая хорошая книга, хорошая музыка, хорошая картина уже существуют сами по себе, а человеку дано лишь угадать слова, форму и цвет. По сути, все люди – это приемники разной мощности. Кто-то принимает передачу почти без искажений, и тогда на свет являются «Реквием» Моцарта, «Мертвые души» Гоголя, «Подсолнухи» Ван Гога и просто хорошие произведения искусства рангом пониже. Однако за повышенную восприимчивость всегда приходится расплачиваться по ставке: либо короткой жизнью, либо самоубийством сознания и медленным угасанием в психиатрической лечебнице. Нагрузка или перегрузка – человеку выбирать не дано.

Чтобы поймать передачу, нужно войти в энергетическое поле своего произведения. Как это сделать, не знает никто, даже гении. Когда Арсений писал первую книгу, ему казалось, что строчки вытекают из пальцев сами, а он только наблюдает за этим забавным анатомическим казусом. Страниц было триста шестьдесят пять, как дней в году, и ни на одной из них он, как демократичный отец, не навязывал героям свою волю. Все складывалось само собой, без его участия. Колесико сцеплялось с другим колесиком, действие стремительно неслось вперед, пока он не вывел столь желанное и столь нелюбимое для каждого автора слово «Конец». Он помнил ужасное чувство опустошения (даже «выпотрошенности»), которое пришло после. Передача закончилась, где-то на небесах погасла лампочка, и Арсений Платонов поставил последнюю точку.

Все последующие книги он писал ради того, чтобы вернуть это наркотическое самоубийственное ощущение, но ничего не вышло. Арсений оказался слабым приемником, его мощности хватило только на одну книгу.

Арсений пошел в кабинет, уселся за письменный стол и обеими руками взялся за края – словно обнял. Ощущение было комфортным: стол не слишком большой и не слишком маленький. Он по очереди выдвинул все ящики. В верхнем лежала стопка чистой белой бумаги, несколько отточенных карандашей и дешевых шариковых ручек, остальные пустовали.

Он открыл крышку ноутбука и нажал кнопку включения. Батарея давно должна была разрядиться, но Арсений не пошел за сетевым шнуром. Если его ощущения верны, то старенький «Мак» будет работать не только на электрическом токе.

Экран ожил. Вместо привычного приветствия откуда-то сбоку выплыли большие буквы, сложившиеся в два слова:

НУЖЕН ШЕДЕВР!

– Да, – пробормотал Арсений, плохо понимая, что он говорит. – Я попробую. Господи, я попробую.

Буквы заколыхались, как флаг на ветру, поплыли вверх и исчезли. Арсений положил пальцы на клавиатуру и начал читать строчки, появившиеся в верхней части чистой белой странички:

«Из болезненной полудремы Арсена вырвало прикосновение чужой руки, потрясшей его за плечо. Он быстро поднял голову. Лицо официантки плавало перед ним в сигаретном дыму…»

Он проработал до самого вечера с забытым ощущением жадного любопытства: что будет дальше? Несколько раз в дверь стучали, но Арсений даже не приподнялся со стула. Мобильник звонил с назойливым постоянством, пока Арсений, выругавшись, не отыскал его в кармане ветровки и не вырубил на фиг. Он даже не поинтересовался, кто названивает, – так торопился вернуться за письменный стол. В комнате стемнело, клавиатуру освещал только плазменный экран, однако Арсений не отрывался от нее до тех пор, пока не погасла лампочка на небесах. Он остановился, ощущая холод и страх. А если завтра лампочка не включится? Что тогда?

В дверь постучали снова. Арсений поставил батарею на подзарядку и отправился в прихожую, на ходу обдумывая, почему завязло действие. Книге явно не хватает нового персонажа. Он распахнул дверь с тайной надеждой на чудо.

– Добрый вечер, – сказала девушка, одетая в джинсы, майку и пушистую вязаную кофту с капюшоном.

Арсений посторонился, испытывая тревогу и захватывающее любопытство. Незваная гостья выглядела как множество обычных симпатичных девушек лет двадцати, но Арсений смотрел на нее с восторгом и изумлением. Интуиция проснулась и зашептала: вот оно, продолжение сюжета! Реальность и вымысел смешались в податливую теплую глину, готовую принять самую неожиданную форму.

– А почему у вас так темно?

Такой приземленный вопрос мог задать только реальный человек, а никак не персонаж, посетивший своего создателя в промежутках между двумя главами – законченной и еще не начатой. Арсений очнулся от наваждения. Сразу стало холодно, словно реальность окатила его мелкими ледяными брызгами.

Он протянул руку к выключателю.

– Извините, я работал.

Вспыхнул свет в прихожей и гостиной. Девушка, не дожидаясь приглашения, направилась в зал. Села за стол лицом к входу и показала Арсению на противоположный стул.

– Спасибо, – сказал он так, словно был здесь гостем. Послушно уселся на указанное место и стал ждать продолжения беседы.

– Значит, вы работаете? – переспросила гостья. – А как же…

Она обвела взглядом комнату, где не было ни одной женской вещи, смутилась и замолчала. Арсений понял, что она хотела спросить. Как человек, жена которого погибла неделю назад, способен смотреть в экран монитора?

– Я только что вернулся из больницы и узнал, что номер оплачен еще на месяц вперед…

Арсений вдруг осознал абсурдность ситуации. Почему он постоянно объясняется и оправдывается перед совершенно посторонними людьми? К примеру, эту девицу он видит впервые в жизни! Или… Арсений прищурился. Откуда он знает это лицо?

– Мы с вами встречались? – спросил он.

– Встречались, – подтвердила Даша. – Я была на вашем творческом вечере. Потом вы со мной сфотографировались, помните?

Точно! Девица в первом ряду, без конца сыпавшая вопросами. Как же он от нее тогда устал! И что настырная барышня забыла в его номере? Неужели явилась за автографом?

– Чем могу помочь? – спросил он сухо.

Если бы она знала! Весь день Даша слонялась по городу, чтобы не оставаться в номере один на один с человеком, которому не доверяет. И все это время ее грызла тоскливая мысль: что делать дальше?

У нее совсем нет денег. Остатки «суточных» лежали в ее кошельке до того, как неизвестный тип выбросил ее из окна, как ненужный хлам. Их бы хватило на пару симпатичных безделушек, но никак не на билет в Москву. Утром Даша нашла кошелек, но он был пуст. Билеты просрочены, толку от них никакого, на телефоне осталось рублей тридцать. Что делать? Попросить денег у Сашки? Она бы это сделала, если бы не тот подслушанный разговор. Сашка денег не даст. И уехать ей не позволит.

– Слушаю вас, – напомнил Арсений. – Что случилось? Кто вы?

Даша начала рассказ с объявления о конкурсе. Завязка – проще не придумаешь. Белый лист бумаги на доске студента, четыре канцелярские кнопки и небольшой текст, отпечатанный на принтере. Платонов слушал внимательно, но временами в его глазах появлялось странное отсутствующее выражение, словно он выключался из реальности. Вот он здесь, а вот – бах! – и его нет. Даше это не нравилось, однако идти со своими бедами больше не к кому. Так получилось, что Арсений Платонов – ее единственный знакомый в этом городе, соломинка, за которую она может ухватиться.

Когда Даша добралась до того дня, конец которого остался в памяти короткими фотографическими вспышками, она внутренне сжалась. «Никаких истерик, никаких обмороков и бабьих взвизгиваний!» – жестко приказала она. Пока все идет хорошо, ее слушают внимательно, валерьянку не предлагают, охрану не вызывают. Во время рассказа лицо Платонова оставалось неподвижным, но темные глаза жили жадной внутренней жизнью. А когда она подбирала слова, чтобы описать чувство стремительного падения в пустоту, от которого подбирается все внутри, Платонов лег грудью на стол и шепотом спросил:

– Так это была ты?

– Я, – выдохнула Даша. Руки, лежавшие на столе, предательски задрожали, и она быстро убрала их на колени.

Платонов издал короткий истерический смешок и сразу прикрыл ладонью лицо.

– Извините, – сказал он через несколько секунд и опустил руку. Его лицо было бледнее Дашиного, а глаза сверкали неприятным острым блеском. – Вы упали на стол прямо передо мной. Такое не забывается, я даже в больницу угодил с сердечным приступом. – Внезапно в темных зрачках появилось недоверие: – Мне сказали, вы были «под кайфом». Это правда?

Даша изо всех сил стиснула руки, лежавшие на коленях. Спокойно, только спокойно! Не надо бить себя в грудь! Говори разумно!

– Я знаю, что была под наркотиком, только ничего такого я не принимала. Специально не принимала, – поправилась она. – Мне что-то подсыпали в еду или подлили в вино за ужином.

– Зачем?

Вопрос резонный. Только задал его писатель шепотом и с тем странным отсутствующим выражением в глазах, словно обращался не к Даше, а к себе.

– Я не знаю. – Она специально сказала это громко.

Платонов вздрогнул и посмотрел на нее. Слава богу, включился.

– Сама об этом думаю день и ночь. Кому может помешать обыкновенная студентка? Я не торгую наркотиками, не шантажирую влиятельного человека, не жду наследства. – Даша развела руками. – Моя мама работает портнихой в ателье, отец ушел от нее к другой женщине десять лет назад. Сейчас он почти стопроцентный алкоголик.

– А ваш парень? Каким боком он во всем этом завязан?

– Понятия не имею.

– А он не мог… – Платонов замялся.

– Выбросить меня в окно? – договорила Даша. Говорить о предательстве близкого человека трудно, но она велела себе думать, что речь не о ней. Скажем, о ее полной тезке. – Нет, это был не он. Во-первых, у Сашки никогда не было такой дорогой туалетной воды. А во-вторых, не понимаю, зачем ему это нужно. Я не беременна и не заставляю его на себе жениться. Зачем ему меня убивать?

Даша хотела добавить, что даже решила прекратить их роман, но что-то ее остановило. «Излишняя откровенность – синоним дурновкусия», – говорит одна их преподавательница.

– Действительно, зачем? – пробормотал Платонов, поглаживая подбородок длинными пальцами с красивыми миндалевидными ногтями. Наверное, регулярно делает маникюр.

Даше не нравилось, что он все время выключается из происходящего и смотрит сквозь нее, словно она всего лишь проходной персонаж в новой книге. Она не стала больше церемониться и рывком вернула писателя на землю.

– Простите за прямой вопрос. Ваша жена принимала наркотики?

Взгляд Платонова сфокусировался, широкие брови неприязненно сдвинулись.

– Категорически нет! – Даша мысленно отметила: писатель не спросил, почему она задала такой хамский вопрос. Значит, сам об этом думал. – Нина была помешана на здоровом образе жизни, не пила и не курила. Наркотики исключаются.

– Я не имела в виду вообще, я имела в виду тот вечер, – поправилась Даша.

– Вы хотите сказать, что мою жену накачали наркотическим препаратом и выбросили с крыши?

– А почему нет? Если кто-то пытался убить меня, почему он не мог убить вашу жену?

Лицо Платонова стало замкнутым и упрямым.

– Это был несчастный случай.

«Он просто не хочет видеть очевидное, – подумала Даша. – Убийство – это так грязно, мерзко, хлопотно. Расследование, допросы, пересуды знакомых, куча грязного белья, вываленного наружу… То ли дело несчастный случай. Слезливые речи на похоронах, всеобщее сочувствие, и дело закрыто».

– Слушайте, раскройте глаза, – сказала она почти грубо. – Я понимаю, что об этом тяжело говорить, но речь идет о таком пустячке, как моя жизнь! За день до смерти вашей жены я видела ее в кафе с… другим мужчиной.

Платонов коротким движением закинул ногу на ногу. Его лицо стало каменным.

– Они целовались, – продолжала Даша безжалостно. – Мне нет дела до ваших семейных проблем, и я не любопытная кумушка, просто хочу понять, не связано ли все это в одну цепочку. Вы знаете этого мужчину? Он может быть замешан во всех событиях?

– Нет, – глухо и безучастно ответил Платонов. – Я не знаю, кто этот мужчина, но Нина собиралась от меня уходить, поэтому скрывать отношения им не было никакого смысла. – Он посмотрел на Дашу. – И устранять вас, как свидетельницу, тоже.

Даша вздохнула.

– Я ничего не понимаю. – Она взялась руками за голову и помассировала виски. – Давайте рассуждать вместе. Мы с вами оказались в этом городе не случайно. Кому понадобилось устраивать конкурс на анализ книги, вышедшей двадцать лет назад? Почему именно сейчас? Почему именно этот город? Есть соображения?

Она с надеждой взглянула на Арсения. Он вспомнил твердые серые глаза, лицо, плавающее в полумраке, и после короткого колебания покачал головой. Он не очень понимал, что удерживает его от откровенного разговора, но испытывал неловкость при самой мысли о нем.

Даша помрачнела. Арсений видел, что она ему не верит.

– Ладно, нет, так нет, пошли дальше. – Она снова положила руки на стол. В отличие от голоса руки дрожали. – Ваша жена упала с крыши. Вы считаете это случайностью, я уверена, что это убийство. Меня пытались убить тем же способом, но я выжила. Моему парню заплатили кучу денег и велели проследить, чтобы я осталась в городе еще на месяц. Вы вернулись из больницы, как и я, и тоже обнаружили, что номер оплачен на месяц вперед. Снова совпадение? – Даша покачала головой. – Не верю. Не может быть столько совпадений на полтора летальных исхода. – Она спохватилась: – Извините.

«Не за что ей извиняться, – подумал Арсений, – она права. Девочка рассуждает здраво и вообще чертовски хорошо держится для человека, попавшего в такой водоворот».

– Им что-то от нас нужно, – продолжала Даша. – Вы не согласны?

– Мой номер наверняка оплатила сестра, – заверил Арсений. – Она жила здесь, пока я был в больнице.

Девица пристально взглянула на него.

– Вы уверены, что это сделала именно ваша сестра? – спросила она с ударением на двух последних словах.

Черт возьми, в самую точку! Он был уверен, что Настя тут совершенно ни при чем, но взрослому человеку всегда требуется какое-то приземленное объяснение тайны. И Арсений постарался закрепиться на своих ненадежных позициях.

– Теперь моя очередь. Вы позволите?

Девица кивнула, не сводя с него глаз. Наверняка заметила, что проигнорировал последний вопрос.

– Если бы в крови Нины обнаружили наркотик, мне бы об этом сказали, так? – Девица молчала, не сводя с него неприятного взгляда. – Мне ничего такого не сказали. Значит, наркотика не было.

Девица разомкнула стиснутые губы.

– Синдром фермера Джайлза.

– Что? – не понял Арсений.

– Был такой американский фермер, – объяснила Даша. – Он говорил, что если бы метеориты существовали, то один из них обязательно упал бы на его поле. А если не упал, значит, все это враки и трепотня. – Она презрительно фыркнула. – Похоже, да?

Арсений разозлился главным образом потому, что она была права.

– Ладно, оставим наркотики. А как же быть с записью?

Девица удивилась.

– Не поняла?..

– Есть запись того, как Нина падает с крыши, – отчеканил Арсений. – Какая-то парочка снимала на мобильник здание отеля и окрестности. Ну и получила незабываемые кадры.

Он вспомнил подростка, у которого выбил из рук телефон. Блин, что происходит с людьми? Мы больше не бросаемся на помощь человеку, выпавшему из окна, мы хватаемся за мобильник, чтобы не упустить удачный кадр: тело, беспомощно распростертое на столе. Естественно, ведь на дворе век великих возможностей, мать его так! Каждый из нас может стать Специальным Корреспондентом супер-пупертелепрограммы! Об этом ежедневно напоминают ярмарочные зазывалы всех каналов с лучезарными улыбками на устах. Снимайте людей, горящих заживо в своих автомобилях, падающих с крыш, задыхающихся от астмы! Снимайте, чтобы человеческое стадо, хрюкая от любопытства, затормозило у наших голубых экранов! Всего один удачный снимок мертвого человеческого лица – и вы в зените славы! Приз в студию!

– Я не знала про съемку… – В голосе Даши слышались виноватые нотки. – А вы ее просмотрели?

Платонов резко встал из-за стола, ножки стула, взвизгнув, прочертили на паркете царапину.

– Я не любитель подобного видео.

Кто бы сомневался! Такие кадры могут смаковать только извращенцы, коих в век мобильников со встроенной камерой развелось как тараканов. Но дело же не в этом.

– Дело не в этом, – пояснила Даша. – Может, вы заметите то, что не заметили другие. Ну, я не знаю… – Она хлопнула ладонью по столу: – Людей, которые были рядом с ней. Или людей, которых там не было…

– Хватит!

Платонов резко повернулся к ней. Лопнувшие кровеносные сосуды в глазах делали писателя персонажем из фильма ужасов. Он наклонился над Дашей:

– Что вы хотите?

– Жить, – ответила она, не задумываясь. – Я хочу уехать из этого города как можно скорее. Хочу вернуться в Москву и забыть все, как кошмарный сон.

– И что вам мешает?

Ах, до чего же неприятная у него ухмылка! Платонов, конечно, догадался, что она явилась с просьбой. И догадался, с какой.

Даша снова разозлилась.

– Думаете, я пришла клянчить?! – крикнула она. – Думаете, я все это рассказала, чтобы развести богатенького лоха на деньги? А с этим как быть? – Она оттолкнула писателя, вскочила и задрала майку вместе с кофтой.

Арсений увидел багровые разводы с желтизной по краям, покрывавшие всю спину. Даша одернула майку и поправила кофту, стараясь не столкнуться с ним взглядом.

– Ну да, я хотела просить вас купить мне билет до Москвы. Думаете, так легко унижаться? – Она вдруг почувствовала, что больше не может сдерживаться. Комната расплылась, как мутное стекло, на щеках пролегли мокрые дорожки. Вот и она попала в ненавистную категорию людей, выдумывающих слезливые истории, чтобы под это дело стрельнуть сотню-другую. – Да пошел ты к черту! – Даша рванулась в прихожую. Щеки пылали от обиды и гнева.

Платонов перехватил ее за руку в тот момент, когда она открывала дверь. Даша дернулась, но писатель держал крепко.

– Простите меня.

Даша громко всхлипнула, и Платонов протянул носовой платок. Она высморкалась с трубным мстительным звуком.

– Извините, – повторил писатель. Даша, не глядя, кивнула. – Конечно, я куплю вам билет. – Платонов помедлил и добавил: – Мне правда очень жаль, что все так получилось.

Он с мягкой настойчивостью втянул ее обратно в прихожую и захлопнул дверь. Даша вздрогнула, услышав щелчок замка. Звук совсем как тот, что занозой сидел в памяти.

– Можно у вас переночевать? – спросила она с усталой прямотой, глядя себе под ноги. – Я боюсь возвращаться к Сашке.

Платонов молчал так долго, что она не выдержала и подняла голову. Писатель смотрел в стену отстраненным «выключенным» взглядом, который ее пугал. А потом вдруг спросил:

– Даша, вы верите в судьбу?

Она нехотя пожала плечами.

– Не знаю. Иногда верю ей, иногда верю в нее, а иногда с ней борюсь. По-разному бывает.

Платонов оторвался от лицезрения стены.

– Как замечательно вы сказали, – мягко произнес он. – Я запомню. – Он взял Дашу под руку: – Ну, пошли в комнату. Там удобнее разговаривать.