Текст книги "Теория привязанности и воспитание счастливых людей"

Минусы непрочных эмоциональных связей

Ненадежные типы привязанности, или, другими словами, непрочные эмоциональные связи, являются факторами риска для психического развития ребенка. Это означает, что дети с ненадежным типом привязанности менее выносливы по отношению к психическим нагрузкам. Они чаще, чем дети с прочными эмоциональными связями, подвержены отклонениям в развитии в ситуациях психологического стресса, например, при разводе родителей, переезде или потере друзей.

Такой ребенок, испытывающий значительное по силе и длительное психическое перенапряжение, не располагает широким спектром защитных возможностей, которым, как правило, пользуются дети с надежным типом привязанности в аналогичной ситуации. Дети с непрочными эмоциональными связями часто замыкаются в себе, предпочитают быть в одиночестве (что особенно характерно для детей с избегающим типом привязанности); они не могут попросить или как-то иначе заявить о том, что им нужна помощь или поддержка.

Дети с амбивалентным типом привязанности под влиянием сложных обстоятельств буквально цепляются за близкого им человека, но не могут довериться никакому решению из тех, что им предлагают.

У них мало друзей, и желание быть среди ровесников проявляется слабо; они часто предпочитают агрессивные способы разрешения конфликтов более мирным, основанным на компромиссах. Их интеллектуальные способности и способность к обучению как таковая, развитие речи, выносливость, гибкость в общении и кооперативные навыки выражены слабо, если их сравнивать с таковыми у детей с прочными эмоциональными связями.

То же можно сказать и о способности к эмпатии или принятии точки зрения другого человека. Этим детям с трудом удается сопереживать чувствам людей, будь то другие дети или взрослые, настроиться на их ход мыслей и понять их цели. Им непросто соотнестись и с собственными чувствами и намерениями, осознать их и принять во внимание, а значит – сделать их понятными для взрослых или сверстников. Можно предположить, что их дети, скорее всего, также унаследуют аналогичный тип привязанности.

Если привязанность не сложилась

Когда у ребенка не складывается эмоциональная связь с кем-то из взрослых, могут возникнуть дезорганизованная привязанность или нарушения развития привязанности. Все это я объединяю под единым понятием патологии привязанности, смысл которого заключается в следующем: уже на первом году жизни мозг младенца фиксирует патологический тип эмоциональной связи, который сохраняется по мере взросления ребенка. Этим в основном определяется тип мышления и поведения человека, как в детстве, так и во взрослом возрасте.

Родители детей с дезорганизованным типом эмоциональной связи, как правило, сами страдают от последствий непроработанной психической травмы, которая чаще всего вызвана потерей близкого человека, смертью ребенка, трагической беременностью, унижением или насилием. Если люди не прибегают к помощи психотерапевта для устранения последствий пагубного воздействия этого опыта, то велика опасность, что они будут переносить все свои страхи и довлеющее над ними чувство беспомощности на своего ребенка. Чаще всего это происходит тогда, когда плачущий и кричащий младенец своим поведением как бы возвращает родителей в травмирующую ситуацию, оживляя в памяти чувство стыда, страх, ярость, горе. Понятно, что при этом просто невозможно быть чуткими по отношению к ребенку. От родителей ребенок воспринимает, главным образом, страхи, ощущение бессилия и опасности. Поведенческий стиль матери или отца внушает ребенку сильное беспокойство и пугает его. Малыш воспринимает собственных родителей как угрозу, но только тогда, когда они находятся под влиянием травмирующих воспоминаний. В других же ситуациях ребенок чувствует, что на них можно положиться, они заботятся о нем и эмоционально доступны для него. Как следствие, мы видим, что у ребенка не возникает целостной внутренней картины эмоциональной безопасности; вместо этого у него формируется дезорганизованный тип привязанности. В ситуациях разлуки это проявляется таким образом, что дети, с одной стороны, протестуют и требуют возвращения матери, а с другой, – завидев ее, могут начать приближаться к ней, но внезапно останавливаются на полпути, разворачиваются, бегут прочь, застывают на некоторое время и начинают яростно кричать; в общем, ведут себя весьма противоречиво. Иногда в подобных ситуациях у этих детей можно наблюдать и своеобразные повторяющиеся движения, лишенные очевидного смысла. Порой можно заметить, что некоторое время дети кажутся как бы «отсутствующими». Эти реакции, напоминающие состояние транса, можно наблюдать у детей достаточно часто, и чаще всего тогда, когда дети нуждаются в эмоциональной поддержке в ситуациях страха и разлуки. Такого рода впадения в транс нужно отличать от состояний, вызванных эпилептическими приступами. Для этого имеет смыл провести медицинское обследование.

Если к концу первого года жизни мы наблюдаем у ребенка проявления дезорганизованного типа эмоциональных отношений, это говорит о наличии фактора риска для его психического развития. Как правило, в дальнейшем вышеназванный тип привязанности приводит к возникновению психических заболеваний, которые чаще всего дают о себе знать на фоне сложных жизненных обстоятельств. По этой причине родителям следует своевременно обратиться за помощью к психотерапевту: как для себя, так и для ребенка.

Пример

Марку 18 месяцев. Он уже шесть месяцев ходит в ясли, где у него сложились хорошие отношения с воспитательницей, которая всегда может успокоить его, если он пугается или расстраивается. Когда за ним приходит мама, воспитательница всегда наблюдает одну и ту же сцену: мама появляется в дверях группы, Марк идет ей навстречу, и воспитательница ожидает, что ребенок, протягивающий к маме руки, вот-вот окажется в ее объятиях. Но, едва достигнув матери, мальчик внезапно останавливается как вкопанный, замирает, в трансе утыкается взглядом в угол комнаты и остается неподвижным. Он словно застывает в состоянии транса, а потом неожиданно падает на пол и отчаянно кричит. Затем Марк позволяет матери взять себя на руки и явно ищет утешения. Но в объятиях мамы он снова резко погружается в транс, совершая бессмысленные, повторяющиеся движения руками. При этом Марк со всей очевидностью старается избежать физического контакта с мамой. Она раздражается и в конце концов спускает его с рук. Марк с плачем и криками ходит вокруг нее. Когда же мама возобновляет попытку взять его на руки, Марк разворачивается и отходит в сторону. Из-за этих странных приступов мальчик попадает на прием к детскому врачу, но обследование не дает никаких результатов. Такое необычное поведение воспитательница наблюдает у Марка только во время встречи с мамой и иногда по утрам, когда та уходит из яслей. Вышеописанное поведение весьма характерно для детей с дезорганизованным типом привязанности. В разговоре с мамой выясняется, что до рождения Марка у нее было два выкидыша, которые она до сих пор не может пережить. Как только женщина заговаривает об этом, на глазах у нее появляются слезы. Моменты расставания и страх, что с ребенком что-то не так, вызывают у нее сильный стресс, настолько сильный, что она полностью теряется и не знает, как себя вести. Иногда она в состоянии полной беспомощности спрашивает себя, что же ей делать и как реагировать на его поведение. Особенное напряжение вызывают ситуации расставания, когда мама снова и снова рисует для себя ужасные картины того, что с Марком тоже что-то случится и она потеряет третьего ребенка.

Это типичный пример того, как непроработанная психическая травма, вызванная потерей двух нерожденных детей, влияет на отношение матери к своему ребенку. Наличие серьезных проблем в полной мере проявляется при расставании. Ведь у Марка уже сложился на основе опыта раздвоенности дезорганизованный тип привязанности: иногда мама заботливо и чутко относится к мальчику, а иногда глаза ее полны страха и она не может отпустить его от себя, посылая противоречивые импульсы: «Ну, давай, иди в группу, что же ты?» и «Нет, оставайся лучше со мной!» Она сообщает Марку, что в ясельной группе он будет в безопасности и может довериться воспитательнице, но в то же время характер расставания и выражение ее лица свидетельствуют о другом: «Будет лучше, если ты останешься со мной: жизнь слишком опасна, и в худшем случае может даже случиться так, что ты погибнешь. А я страшно боюсь тебя потерять. Поэтому лучше не уходи от меня». Эти крайне противоречивые установки, сообщаемые матерью – ее голосом, мимикой, мелодикой речи и пластикой, – безусловно, улавливаются Марком и повергают его в состояние полной потерянности, в котором он беспомощно барахтается между ощущениями безопасности и нависшей угрозы. Он не может интегрировать все эти несовместимые сообщения и сопровождающие их чувства. В данном случае, скорее всего, можно говорить о существовании дезинтегрированной, или дезорганизованной, внутренней модели привязанности. По мере того как у Марка повышается потребность в эмоциональной близости с мамой (система привязанности приходит в активное состояние), запускается патологический механизм уже действующей модели привязанности, что выражается в противоречивом поведении, смене направлений движения: Марк то приближается к матери, то удаляется от нее, и состояния транса и истерики внезапно сменяют друг друга. Мы можем также прогнозировать, что, повзрослев, Марк будет вести себя не менее «странно», когда ему придется расставаться с кем-то из людей, к которым он успел привязаться, что вероятнее всего будет вызывать у окружающих недоумение и раздражение.

Нарушения привязанности возникают тогда, когда дети на первом году жизни испытывают различные формы насилия со стороны близкого к ним человека. К ним относятся: игнорирование потребностей ребенка, как эмоциональных, так и физиологических, словесные оскорбления, физическое и сексуальное насилие, а также присутствие ребенка в качестве свидетеля насилия, совершаемого кем-то из близких. Кроме того, причинами подобного нарушения могут стать внезапная разлука с человеком, к которому привязан ребенок, и замена его другим, без всякого переходного периода и времени для адаптации. Типы нарушений привязанности подробно описаны в моей книге «Bindungsstörungen: Von der Bindungstheorie zur Therapie»[2]2
  В русском переводе: Бриш К. Х. Терапия нарушений привязанности: от теории к практике. М.: Когито-Центр, 2012.


[Закрыть]. Поэтому я хотел бы коротко остановиться только на двух из них.

1. Недифференцированность в проявлениях привязанности

Многие дети растут в семьях или детских домах в условиях постоянного пренебрежения их душевным миром. У них нет близких людей, которые могли бы общаться с ними на эмоциональном уровне, никого, кто мог бы прислушаться и чутко ответить на переживания ребенка. Следствием такого тотального безразличия со стороны взрослых становится не только замедленный рост младенцев. Сравнение детей, не знающих душевной близости, с ровесниками, живущими в эмоционально благополучной обстановке, показывает, что первые заметно отличаются от вторых меньшим объемом головы. Это вызвано тем, что у ребенка, растущего в условиях острого эмоционального дефицита, а нередко и физической запущенности, не выделяются в достаточном количестве гормоны, отвечающие за клетки роста, а также гормоны, стимулирующие объединение специфических нейронов головного мозга. Со временем начинают проявляться и особенности в поведении этих детей: уже на первом, а затем втором и третьем году жизни ребенок без разбора идет ко всем незнакомым людям, забирается к ним на руки, прижимается, называет их «мама» и «папа». Дети ведут себя по отношению к чужим людям так, словно это самый близкий им человек, с которым полностью отсутствует дистанция. Такое поведение ни в коей мере не является проявлением привязанности ребенка. Правильнее рассматривать его как способ социальной адаптации к эмоциональному безразличию (как это чаще всего бывает в интернатах), вызванному отсутствием близкого, заботливого человека, который посвящал бы себя ребенку. Прижимаясь ко всем людям подряд, дети пытаются компенсировать дефицит близких эмоциональных отношений, чтобы найти защиту и внутренний покой.

Этот тип нарушения привязанности действительно чаще всего встречается у детей, выросших в атмосфере полного к ним безразличия. В этих случаях необходимы как можно более ранняя психотерапия, соответствующая возрасту ребенка, и иная среда, в которой у него может постепенно сформироваться надежный тип привязанности. А значит, для спасения этих детей нужно усыновление или какая-то форма опеки, позволяющая ребенку жить в семье.

Пример

Четырехлетнюю Наташу удочерили, когда ей было 15 месяцев. До этого она жила в доме ребенка.

Сегодня мама первый раз привела ее в детский сад. Наташа быстро забирается на колени сначала к одной, затем к другой воспитательнице, целует их и спрашивает по очереди: «Теперь ты моя мама?» Она ведет себя в саду так же раскованно, как и дома. Бросается в глаза прежде всего то, насколько легко Наташа нарушает дистанцию при общении с людьми и проявляет готовность прижиматься к любому взрослому человеку без разбора, даже если она его в первый раз видит. Ни страх, ни волнение внешне никак не проявляются, словно она их не испытывает.

Для детей с недифференцированным типом нарушения привязанности это поведение совершенно типично. Для того чтобы у Наташи сформировался надежный тип привязанности, необходима интенсивная игровая терапия, а также консультирование и психологическое сопровождение ее приемных родителей. В этих условиях шансы на возникновение специфических, прочных эмоциональных связей с родителями достаточно высоки. Впоследствии можно было бы прогнозировать, что расставание с приемной мамой уже не будет столь «безоблачным», а одной из воспитательниц девочка будет оказывать явное предпочтение. Естественно, крайне важно объяснить и маме, и воспитателям в детском саду, что возникновение определенных сложностей, таких как протест при расставании по утрам, – это неотъемлемая, позитивная часть процесса развития, ведущего к установлению отношений привязанности. Маме и воспитательницам также нужно будет рассказать, что прочные эмоциональные связи с ребенком нередко более «утомительны», чем их полное отсутствие. В то же время эти изменения можно рассматривать как безусловное достижение и своего рода заслугу взрослых, поскольку они являются явным признаком перелома ситуации в лучшую сторону.

2. Отказ от проявлений привязанности

Дети, с младенческого возраста подвергающиеся насилию со стороны близких людей, не могут искать у них утешения и поддержки, даже если им страшно или грустно. Мы видим маленьких детей, которые стоят в слезах перед своими родителями, напуганные лаем собаки; они горестно плачут, но не подходят к маме или папе, не бросаются к ним на колени, чтобы успокоиться. Совершенно очевидно, что ребенок, испугавшийся собаки, нуждается в утешении и защите, но он не идет ни к кому из близких, потому что прежний опыт их взаимоотношений также наполнен страхом и тревогой. Дети, подвергавшиеся насилию, как правило, вообще лишены опыта близких эмоциональных отношений, им неведомо, что в минуты страха и отчаяния кто-то может прийти им на помощь: вместо объятий, сочувствия, попыток отвлечь и утешить они ожидают приступов ярости, обвинений, неприятия и оскорблений вплоть до суровых физических наказаний. Жизненная ситуация этих детей представляет собой дилемму: они боятся взрослого, который наиболее близок к ним, и часто живут в постоянном страхе, поэтому они неосознанно находятся в поиске «настоящего» близкого человека. Но поскольку такого человека рядом нет, они патологическим образом привязываются к тому, кто представляет для них угрозу. Этому своеобразному процессу развития эмоциональных связей я дал название патологической привязанности к насильнику. «Насильником» я называю близкого ребенку человека, который проявляет по отношению к нему открытую агрессию. Эти дети, как правило, испытывают сильный стресс, поскольку близкий человек вызывает у них страх, и именно к нему в трудную минуту они вынуждены обращаться за помощью.

Пример

Трехлетнего Пауля мама привела на прививку к детскому врачу. Здесь много интересного, и Пауль с любопытством смотрит по сторонам. Он добирается до одного из ящиков стола, приоткрывает его, но мать тут же с гневом обрушивается на него, требуя немедленно закрыть ящик. Пауль стремительно захлопывает его и прищемляет себе палец. Он вскрикивает и стоит в растерянности и испуге. Мама грубо хватает его за руку, отдергивает от стола, дает подзатыльник и кричит. Она кричит, чтобы он прекратил, что она ему всегда говорила, чтобы он не открывал чужие ящики, и если он еще раз это сделает, она его здорово отшлепает. Пауль надрывно плачет. Но при этом он не может обратиться к маме за помощью и утешением, несмотря на то что боль в прищемленном пальце не утихает. Поскольку самый близкий для него человек – это та самая мама, которую он уже не в первый раз воспринимает как вполне реальную угрозу, он не может считать ее источником помощи и защиты, человеком, который поможет ему успокоиться. Мальчик остается стоять как вкопанный и отчаянно кричит, в то время как мама отворачивается и полностью игнорирует его.

В приведенном примере проявляются все характерные черты этого нарушения привязанности: Пауль уже усвоил, что когда ему страшно или больно, обращение к маме за помощью только усугубит ситуацию и сделает ее еще более невыносимой. В подобных случаях он переживает сильнейший стресс. Успокоиться без внешней помощи он не может, а это значит, что патологический паттерн – отказ от проявлений привязанности – со временем приобретет все более завершенные формы.

Конечно, и в этом случае необходима и вполне действенна терапевтическая помощь. Паулю нужно посещать занятия по игровой терапии, а параллельно следует проводить интенсивную психотерапевтическую работу с его мамой, суровое, конфликтное поведение и физическая грубость которой со всей очевидностью уходят своими корнями в историю ее собственного детства.

Я уже описывал механизм передачи надежного, амбивалентного и избегающего типов привязанности от родителей к детям, от одного поколения другому.

Аналогичным образом передаются и патологические типы привязанности. Поэтому целью программы «SAFE® Грамматика воспитания» является оказание психологической помощи уже во время беременности. Восприимчивость и чуткое поведение по отношение к ребенку с первых дней его жизни способны разорвать порочный круг и прекратить передачу нежелательных типов эмоциональных связей от родителей к детям. Будущие родители, не имевшие опыта прочных эмоциональных связей в детстве, тем не менее, как показывает практика, могут научиться быть чуткими с ребенком, который у них вскоре появится. А людям, пережившим в детстве тяжелые душевные травмы, так и оставшиеся непроработанными, следует обратиться за помощью к психотерапевту как можно раньше, желательно еще в период ожидания ребенка. В этом случае их шансы освободиться от довлеющих над ними тяжелых чувств, связанных с потерями, разлуками или грубым обращением, достаточно велики. Тем самым они могут избавить от всех этих тягот не только себя, но и своих детей.

Наш опыт работы показывает, что в ожидании ребенка все будущие родители мечтают о том, чтобы он унаследовал от них самое лучшее, данное им от природы и благоприобретенное за годы жизни. Никто не стремится передать детям по наследству ужасы, связанные с насилием и унижением. К сожалению, на практике слишком часто именно это и происходит. Не желая ничего плохого, родители, тем не менее, нередко оказываются во власти негативных чувств, вызванных воспоминаниями, накатывающими на них, как только грудной ребенок начинает плакать. Если им самим приходилось подолгу кричать в кроватке, уже не надеясь, что кто-то подойдет и успокоит, если они то и дело плакали от того, что с ними обращались грубо или даже жестоко, крик своего малыша неминуемо вернет их в прошлое, к состоянию того самого младенца, который живет в каждом из нас. Душевная боль, страх и одиночество овладевают людьми настолько сильно, что они уже больше не могут контролировать ни свои чувства, ни свое поведение. В подобных ситуациях нередко от страха, ярости и боли они впадают в панику. В конце концов, почти в трансовом состоянии – вопреки своим лучшим устремлениям, – они начинают орать на ребенка, оскорблять его, уходят, оставляя одного, или причиняют ему физический вред. Как правило, родителей шокирует их собственное поведение, поскольку ничего такого они, конечно, делать не собирались. В силу всего вышесказанного мы считаем необходимым помогать будущим родителям, чтобы они могли еще до появления ребенка установить с ним прочную эмоциональную связь. Мы побуждаем родителей обращаться к психотерапевту за консультацией или терапией.

За годы работы в группах SAFE® мы убедились в том, что, невзирая на разнообразный (и далеко не всегда благополучный) опыт детских лет, всем парам, участвующим в занятиях, к концу первого года жизни детей удается установить с ними надежный тип привязанности. Это, безусловно, является огромным выигрышем для развития личности каждого ребенка.

Таким образом, резюмируя все вышесказанное, мы можем назвать привязанность основополагающей потребностью, которая поддерживает физическое, эмоциональное, интеллектуальное и социальное развитие ребенка.