Текст книги "История германского народа с древности и до Меровингов"

Другие группы общегерманской сокровищницы языка, кажется, указывают на позднейшие приобретения германской культуры при Балтийском море, на возникновение кузнечного мастерства с массой выражений для обозначения его техники, утвари и оружия, на улучшение скудных построек, на приручение лошади для запряжки и езды верхом, на прогресс в одежде и пище – одним словом, указывают на такие события, исторически развивающееся значение которых частью уже известно нам из предыдущего рассмотрения доисторических германских эпох.

В этом пункте доисторическое и лингвистическое исследования связываются, и для этого именно времени сравнение позднейших германских наречий дает нам самый ценный ключ для уразумения уже тогда наступившего национального расчленения. В то время как германцы овладели западной половиной бассейна Балтийского моря и вместе с тем приобрели для себя оседлость при восточной бухте Северного моря, они начали распадаться (может быть, в силу значительно древнейшего отделительного процесса, на три большие группы: восточных германцев – почти до водораздела между Одером и Эльбой, западных – при Эльбе и к западу от Эльбы, и северных – в Дании и на Скандинавском полуострове. Из этих трех групп северные и восточные германцы были, очевидно, в более близком между собою родстве; хотя мнения о взаимных отношениях этих двух групп, как и об отношениях обитателей северных стран к западным германцам расходятся. Верно, однако, то, что нынешние немцы по существу происходят от западных германцев, между тем как северные германцы большею частью продолжают жить в современных датчанах и скандинавах, а отчасти вместе с восточными германцами после весьма многих странствий доставили германскую кровь для образования нынешних романских наций.

Западные германцы, в свою очередь, согласно одному древнему племенному преданию, подразделились на три большие группы – ингвеонов (Ingwäonen), иствеонов (Istwäonen) и герминонов (Herminonen): им соответствуют в существенных чертах позднейшие нижнегерманцы фризского и англосаксонского племени, средненемецкие франки и верхнегерманцы в их раздвоении на швабо-алеманнов и отчасти баварцев. В самые ранние времена, какие только может запомнить история, средненемецкие франки уже стремились на запад – к Рейну, позднейшие верхнегерманцы осели внутри страны по Средней Эльбе, а для англосаксонцев и фризов открывались перспективы на Северное море, на смелое плавание до устьев Рейна и до меловых скал Англии.

Глава 2
Дохристианские народные движения в Средней Европе. Первое западногерманское переселение

По одному иранскому сказанию Ормузд господство над миром передает Яме. Последний царствует счастливо и мудро. Люди и пастбищные животные под его покровительством размножаются так сильно, что многократно приходится ему требовать от земли, чтобы она расширилась, образуя простор для тварей и людей. Но во всеведении своем Ормузд предвидит, что такое счастливое состояние не будет вечно длиться и что для земли должно наступить такое время, когда люди и твари на ней погибнут; поэтому он приказывает Яме развести сад, в который доставляются самые лучшие растения и превосходнейшие животные и люди. Обитатели этого сада будут жить беспечально, не затрагиваемые теми страданиями, которые составляют удел всего остального мира: когда в будущем земля опустеет, обитатели эти выйдут из своего сада и вновь ее заселят[17]17
  Spiegel, Ar. Periode 243.


[Закрыть].

Глубокий смысл этого мифа религиозного характера; во внешней же его оболочке нашли себе трогательное выражение общие заботы и судьбы всех европейских и азиатских кочевых народов самых отдаленных времен. Достаточно одного века мудрого и счастливого правления, чтобы пастушеский народ и пастбищные твари размножились до такой степени, что, по-видимому, спасение от смерти и погибели возможно лишь при помощи божественного или полубожественного властного слова, заставляющего землю расширить свои пределы. Даже сила этого слова не приостанавливает окончательного падения. Только Ормузд с его прозревающей будущее мудростью может научить, как можно спастись от погибели. Сад должен быть культивирован дли отборных экземпляров людей и животных, интенсивная обработка страны должна быть начата носителями прогресса – для того чтобы создать новый мир с более высокой цивилизацией, когда исчезнут пастушеские народы с их склонностью к бродяжеству и их первобытной обработкой земли.

В этой картине нет недостатка ни в единой черте типической судьбы пастушеских народов: чересчур часто они после ряда несчастных годов погибают; всегда в благоприятные времена растет их потребность в расширении пастбищных районов, и если такое расширение встречает препятствия со стороны чужих орд, то народы эти или истребляются в борьбе с теми, на кого они произвели нападение, или им приходится перейти к земледелию. Эти немногие черты, невзирая на большие, сложные и косвенные влияния, дают содержание историческим событиям целых столетий, может быть, даже тысячелетий, в течение которых совершились те народные переселении, отзвуком которых наполнена древнейшая известная нам история нашего народа.

На содержание кочевой семьи в далеких равнинах гористой Азии требуется и требовалось, при равенстве основных условий, в незапамятные времена стадо приблизительно в триста голов скота. Подобное стадо для своего прокормления требует в Туркестане или в Южной Сибири, а также к юго-востоку, в гористой области, не меньше шестой части географической квадратной мили. Стало быть, племя в 10 000 душ не может здесь просуществовать, не располагая областью протяжением от 200 до 300 квадратных миль, А каково же было его положение, когда оно вследствие благоприятных внешних условий в течение одного века удвоилось или утроилось? Земля не выносила уже тогда нового бремени и стала источником вечно повторяемых центробежных, все дальше и дальше разливающихся народных волн, которые оплодотворили и Азию, и Европу.

Но и в Европе, в далеких степных странах России, в болотистых и лесных пустынях западных гористых стран должны были иметь место аналогичные события, как только образовалось население с подобным образом жизни, будь это туземцы или переселенцы из Азии, все равно. Переселение народов, пробегая в своих великих размахах с востока на запад через Центральную Европу, до тех пор пока странствующие народы пребывали в пастушеском быту или занимались только грубым земледелием, должно было вызвать во всех отдельных районах этой части света сходные движения.

Это – такой факт, важность которого была уже прослежена величайшим историком древности в одной из европейских стран и вероятные подробности которого описаны были им в такой форме, которая и ныне еще служит образцом. Ясно, говорит Фукидид в начале своего исторического сочинения, что нынешняя Эллада не была заселенной прочно в первобытное время[18]18
  I, 2.


[Закрыть]. Напротив, в доисторическое время имели место многократные поселения: как только какую-нибудь общину стала преследовать превосходящая ее сила, она легко бросала свою оседлость. Естественно, что оставляли страну без затруднений, так как на ее почве потрачено было лишь столько сил, сколько необходимо было для обеспечения своего собственного существования; никто не думал о накоплении хозяйственного добра или о лучшей обработки земли; да такое стремление было бы бесцельно, так как не существовало никакой торговли, да и вообще не существовало безопасных взаимных сношений водным или сухим путем.

Как ни ярко описаны здесь мелкие особенности народных течений в их основных чертах, не следует забывать главного мотива всего движения – заботы о достаточном прокормлении. Только этой элементарной, в течение целых столетий однородно действующей причине века великих переселений могут быть обязаны теми необыкновенными следствиями равномерного прогресса и тем сходством (почти тождеством) отдельных событий, какие мы можем констатировать по исторически известным нам великим отрывкам отчетов об этих переселениях.

Здесь перед нами та самая стихийная сила, которая как раньше, в век самой низкой культуры, так и теперь, в период далеко ушедшего вперед развития, заставляет нас выходить за пределы привычного унаследованного существования. Ибо если мы оставим в стороне совершению различные способы переселений, то вряд ли найдем два крупных исторических события, которые представляли бы такие поучительные параллели, как народные течения в первобытное время и современные европейские переселения. В оба эти периода пищевая площадь на родине истощена до крайней степени, только механическим перенесением излишних народных сил в другие страны тогда и теперь устраняется опасность перенаселения. В оба периода событие сопровождается и облегчается некоторым презрением к индивидууму. В первобытное время личность вообще не признается: роды движутся, как замкнутые живые тела, как родовые индивидуальности. В Новейшее время, правда, отдельный человек экономически и социально предоставлен самому себе, он совершенно одинок. Вместе с тем становящееся все более и более тесным сожительство людей научило считаться с массами, и единичный человек, несмотря на всю гуманность века, является лишь частью массы. Все периоды великих переселений и колонизации должны считаться с некоторым презрением к индивидуализму, так как любое основание новой оседлости для народа требует неисчислимых человеческих жертв, о необходимости и полезности которых только позднейшие поколения в состоянии правильно судить.

II

Продолжительный период народных переселений и их направление обусловливаются кочевой культурой, переход от которой к окончательному и прочному земледелию является главнейшей причиной прекращения этих переселений; было бы, однако, ошибочно полагать, что формы выселений и цели отдельных предприятий вследствие этого совершению однородны в пределах одной великой цели. Уже среднеевропейские переселения кельтов и германцев, которые мы сейчас рассмотрим, оставляя даже в стороне отдельные частности, проявляются в различных формах.

Более древние, более точно известные нам переходы кельтов совершаются в форме «Священнаго переселения» италиков. Этим путем шли галлы в 395 году до Р.Х. в Италию и Иллирию; ввиду перенаселения родины 30 900 человек организованным войском предприняли поход, чтобы искать для себя новых мест[19]19
  Trogus bei lustin 24, 2.


[Закрыть]. Выселялась не одна какая-либо отдельная народность; то было кровопускание некоторых частей галльской нации. Тогда осели в Верхней Италии, пестро перемешавшись между собой, ценоманы из страны Лемана, зеноны из Зенса и Оксерра, линоны из Лангра, инсубрийцы из Отюна[20]20
  Müllenhoff 2, 253.


[Закрыть].

Этот род переселений был также известен германцам; отдельные германские его особенности, по ранним рассказам, нигде не выступают с такой отчетливостью, как в походе Ариовиста. Свевский король был призван кельтскими народностями секванов и арвернов в их страну для военной защиты; за ним последовало войско в 15 000 голов. Но через четырнадцать лет, благодаря повторившимся переселениям, в стране было уже около 120 000 германцев, в том числе еще недавно прибывших 24 000 человек из племени гарудов. В общем, в этом воинственном выселении, продолжавшемся много лет, участвовало шесть или семь народностей; не считая женщин и детей, из каждой народности прибыло сюда средним числом около тысячи всадников и четырех тысяч пехотинцев.

У нас имеются сведения и о способах колонизации этих масс. Они распределялись не по всем странам; они осели в третьей части области секванов; в поход они выступали по-старому, с военным обозом и с женами и детьми. Но они господствовали над страной из укрепленных центральных пунктов их мест пребывании, из окруженных болотами стоянок или из укрепленных замков. Непосредственно покоренные народы должны были платить им оброк из доходов страны, более отдаленные племена платили дань. Такое положение вещей могло прекратиться лишь с выселением или порабощением кельтских народов; германцы могли сделаться господами страны только медленно и при помощи постоянного гнета над туземцами: они должны были освоиться с кельтским земледелием и кельтской хозяйственной организацией, освоиться с знанием и употреблением кельтских названий рек, гор и мест: во всем, что касается внешней цивилизации, они должны были сделаться последователями кельтов. Этим именно путем, должно думать, и была приобретена немцами Северо-Западная Германия от Гунта и Везера; этот способ приобретения был еще много раз обычным для областей вправо от Рейна, в нагорном и низменном районе, ибо еще и теперь в этих странах всюду встречаются кельтские названия, и нередко германские народы принимали там даже кельтское название занятой области, как напр., трибоки (Triboker) около Страсбурга, неметы (Nemeter) около Шпейера и в горной стране Эйфеля и Арденн, а в лежащей к северу от них покатости – кондрузы, эбуроны, кёрёзы, зегны и пемоны (Condrusen, Eburonen, Caeroesen, Segnen und Paemonen); т. е. именно те народы, которые прежде всего получили кельтские названия. В области же Нижнего Рейна, вправо и влево от реки, германцы сумели также свою национальную хозяйственную систему, приноровленную к общинному землевладению, приспособить к кельтской первобытной культуре подворного хозяйства; индивидуалистический характер кельтских поселений не препятствовал возникновению германских марок (Markgenossenschaft), и в подворной системе, еще и ныне господствующей, начиная от самых восточных границ Вестфалии до Мааса, мы усматриваем самое прочное и наиболее очевидное, так сказать, документальное доказательство кельтского поселения.

Вышеописанный способ заселения в форме Ver Saerum видоизменялся, когда речь шла о переездах через море. Форму этого рода переселений мы можем изучить до мельчайших подробностей в походах норманнских викингов с девятого по одиннадцатое столетие, а не столь ярко она выразилась также в поездках англосаксов во Фландрию и Англию; эта же форма должна была лечь во время оно в основу стремления германских народов к островам Балтийского моря и к берегам Дании. Если сухопутные походы за добычей должны быть рассматриваемы как первые образцы для военных походов Ариовиста, то на море все они предпринимаются только ради грабежа. Грабят берега с кораблей; воздвигают прочные места оседлости по берегу и на дюнах ради сбора контрибуции; сюда и в окрестности идут новые переселенцы из родины; народонаселение завоевателей возрастает; они чувствуют себя здесь дома: к старой области этого народа присоединилась новая.

Все эти поселения и странствия в форме военных походов совершаются с юной отвагой, свойственной молодым народам. Мы не ошибемся, если этого рода передвижения объясним главным образом таким состоянием общества, при котором суженная пищевая площадь временами вызывала выселения, но никакое нашествие врага не вынуждало к внезапному оставлению своих мест. Военное выселение в различных его формах представляло, вероятно, способ завладения германцами территории кельтов. Мы действительно встречаемся с такой формой поселения германцев по всему течению Рейна, а также по ту сторону границ Германии. Иначе должны были обыкновенно происходить выселения из центральных районов Германии к ее восточным границам. Здесь, благодаря теснящим соплеменникам или чуждым нациям Востока, какая-либо народность могла очень легко очутиться в положении секванов при Ариовисте, и ей не оставалось делать ничего другого, как уйти в возможно большей массе во всем ее составе, со старцами и оседлыми воинами, достигшими мужеской зрелости. Приблизительно таким образом ушли отсюда вестготы, убегая от гуннов, между тем как восточный родственный им народ стал добычей победителя; таким же образом, кажется, выселились прежде кимвры, тевтоны и амброны, – было ли это выселение вызвано нападениями врагов или необыкновенными приливами, которым древнее друидское предание приписывает это переселение, как и все прочие движения восточных народов.

Разумеется, судьбы народных переселений в большинстве случаев подвержены большим видоизменениям, чем единичные выселения из среды стремящихся к лучшим землям племен. Тяжкие заботы о существовании одолевали переселенцев; им нужно было пробиваться во что бы то ни стало; их не должен был останавливать страх перед их загадочной судьбой и продолжительным странствием. Высшей их заботой было найти для себя пропитание, добиться земли; и уже на заднем плане стояли национальные интересы, развитие национальной особенности. Странствующие толпы по пути из страны в страну росли подобно лавинам; к ним примыкали некоторые части чуждых народов; рядом звучали разные диалекты, разные языки; и там, где общее шествие приостанавливалось на продолжительное время, там нередко возникал смешанный народ с новым характером. Так случилось бы с кимврами, если бы их постигла лучшая участь; в их войске, пестро перемешавшись, рядом с германскими основными частями находились кельтские гельветы и секваны, и собственные имена их вожаков переданы вам почти все в сильно кельтизировашюй форме. Так, по всем вероятиям, формировалась судьба бастарнов на Крайнем Юго-Востоке, и, может быть, на Западе та же участь постигла воинственных треверов (народ первоначально чисто кельтский, но сильно перемешанный с германским элементом).

Не следует думать, что подобные смешения различных национальностей в те древние времена были особенно затруднительны. Северные народы по своей культуре и внешнему виду не различались между собою, как можно предполагать это теперь на основании существующих между ними отличий, возникшим в позднейшее время. Первые греки, познакомившиеся с германцами, – такие проницательные наблюдатели, как Пифей из Марселя (в 330 г. до Р.Х.), Посидоний (приблизительно в 90 г. до Р.Х.), могли еще отождествить их с скифами или по меньшей мере считать их близкими между собою. При этом Посидоний был первым, у которого может быть, явилось предчувствие о том, что кельты и германцы – различные нации; только Цезарь в блестящей своей характеристике научил нас раз и навсегда отделять эти нации друг от друга.

По-видимому, и кельтско-германские отношения не обусловливались их национальными противоположностями. Кельты признавали, правда, германский народ чуждым, национально от них отличным, но все же они считали его ближайшие племена дружественными германцами, т. е. соседями; а некоторые кельтские корни слов в немецком, языке (напр. Amt, Reich), как некоторые германские корни в кельтском (Hose, Bruclibraca) указывают на существовавшие между ними дружеские отношения. Римляне времен первых императоров познакомились с внутренними судьбами германцев преимущественно по кельтским источникам. Только этим объясняются многократно попадающиеся кельтские формы имен наших самых ранних национальных героев; только на этом окольном пути, например, германский Маробаду (Marobadu), «Rosse-Kämpfende», сделался кельтским Маробадусом (Maroboduus), «Grosswillige» или «Sehr Willkommene».

Все германские переселения, имевшие место в дохристианские времена и переданные нам исторически или открытые иным путем, исходят уже из древних мест пребывания предков нашего народа по Эльбе и Одеру. Отсюда направлялись отдельные народные движения как на запад, так и на юго-запад и юго-восток. Но куда бы германцы ни стремились по этим направлениям, они нигде не находили ненаселенной страны. Всюду встречали они древнюю культуру, и почва, на которую ступала их нога, переживала уже сходные переселения много веков назад.

Древнейшие исторические предания греков и римлян представляют нам Среднюю Европу и ее западные полуострова занятыми различными национальными типами, которые в свою очередь свили себе здесь гнезда на счет еще более ранних, доисторических рас. Главным образом имеется здесь в виду три народа. Прежде всего, иберийцы, живущие еще и ныне в провинции басков; они группировались около западного бассейна Средиземного моря и заселяли всю Испанию, Юго-Западную Францию, Сицилию и, вероятно, Нижнюю Италию. Затем лигурийцы, или лигуры, – народ, живший по соседству к востоку от иберийцев и занимавший Среднюю и Верхнюю Италию вместе с Сардинией, Юго-Восточную и Среднюю Францию, а также, быть может, и некоторые части Англии; к ним, наконец, примыкали иллирийцы, жившие где-то на востоке; они еще ныне сохраняются в горном народе албанцев.

Из этих трех народов иберийцы, без сомнения, не принадлежали к индоевропейскому племени; иллирийцы – индоевропейцы; относительно же места лигуров в отношении языка мы находимся в неизвестности. Но верно то, что связи лигурийских и иллирийских племен и народностей были уничтожены уже очень рано дальнейшими индоевропейскими переселениями; народы, названные впоследствии Италиками, направились в Италию, а эллины – в Македонию и Грецию.

Следует полагать, что после греко-италийского вторжения кельты заняли северные марки иберийцев и иллирийцев, прогнав отсюда крайние пограничные племена последних. Как индоевропейский народ с сравнительно высокой культурой, они в конце концов овладели всей страной до морских берегов Средней Франции и Немецкого моря, а потом Англией, Ирландией и Шотландией. К востоку же они в то же время удерживали за собою долины Верхней Роны и Соны; чувствовали себя как дома во всех странах Рейнской области и Северо-Западной Германии и овладели даже юго-восточными плоскими возвышенностями Германии, включая и Богемию. Все-таки высшего развития их национальной культуры в начальную историческую эпоху следует искать уже не на немецкой, а на нынешней французской и английской почве. Здесь началась богатая цивилизация ирландо-шотландцев с одной стороны и галло-бриттов – с другой. В Северной Франции последние отпрыски высшего расцвета самостоятельной кельтской культуры распространились еще до времен Цезаря: римский полководец слышал еще об обширном царстве Суассона и его короле Дивитиаке, под скипетром которого пребывали галльские и бретонские племена на обоих берегах пролива[21]21
  В. 9 II, 4.


[Закрыть].

У нас нет достоверных сведений о времени переселения кельтов во Францию; все же, мы думаем, есть возможность исторически проследить последние побеги великого кельтского движения на запад. В 500 году до Р.Х. кельтские завоеватели перебираются через западные Пиренеи до долины р. Эбро: это переселение является последним столкновением кельтов с иберийскою народностью. Спустя приблизительно столетие мы встречаемся с двойным движением кельтских народных масс на запад и на восток от Альп; на восток кельты появляются на берегах Адриатического моря и от Иллирии, а склоны Альп с запада до Дуная и Энса (Ens)[22]22
  Itins – приток Дуная в Австрии.


[Закрыть] заселяются народностями одинакового происхождения. На западе же кельтские племена направляются вниз по Роне, переходят в Италию, завоевывают Милан (396 г. до Р.Х.), пользуются падением этрусского могущества для отважного переселения на юг и временно торжествуют над сожженным ими Римом (390 или 389 г. до Р.Х.). Вообще это было последнее великое столкновение кельтов с лигурийскими народами Юго-Восточной Франции и Верхней Италии, а также с иллирийскими племенами альпийской области по Дунаю и берегам Адриатического моря.

Спрашивается, вызваны ли были эти походы единственно инициативой кельтов, были ли они следствием чрезмерного избытка собственной национальной силы, или здесь дело шло об обеспечении для себя убежища от вторгавшихся волн иноплеменных народов?

Как бы то ни было, а те немногие переселения кельтов, которые еще имели место после этого, не исходили уже больше от их западных границ, а от восточных; племена, принимавшие в них участие, были уже не пионерами, а отсталыми спутниками великого кельтского движения. И они уже больше не оставляют свою родину по собственной своей воле, а убегают от наступающего народа германцев. Новые события разыгрываются приблизительно в 300 г. до Р.Х.; параллельные с ними явления мы находим не столько в самых ранних германских походах, начавшихся приблизительно в то же время, сколько во время второго германского переселения, наступившем приблизительно в 150 до 200 г. после Р.Х. Как начиная с этого времени на Крайнем Востоке племена германской народной массы скоро рассеиваются в пестром водовороте по провинциям Римской империи и в конце концов после походов, полных приключений, и после неоднократного основания государств находят свой трагический конец вдали от родины, так уже приблизительно лет за пятьсот раньше кельтские племена были выброшены в незаселенные пустыни. Типической чертой великих европейских переселений можно считать отторжение последних в данное время племен от национально-компактной массы; по отношению к позднейшей истории Германии эта черта роковым образом повторяется в действиях гуннов, мадьяр и монголов. Плодотворной в смысле всемирно-историческом она была лишь один раз – в германском переселении народов. Только во время последнего, благодаря давлению чужих народов и противодействию этому давлению, осколки благороднейшей национальности были брошены в богатую культуру Римской империи и послужили образовательным ферментом для современных наций.

Переселениям отсталых кельтских племен суждена была менее великая будущность. Тектозаги, народ, живший с родственными племенами приблизительно по ту сторону Майнской области, были отторгнуты друг от друга германцами в 300 г. до Р.Х., они спаслись вместе с некоторыми другими частями народа в область иллирийских кельтов и, наконец, так как вытеснение их с родины и отчасти из области реки Моравы продолжалось, они предпринимают опустошительный поход в Грецию и Малую Азию, где приблизительно около 281–278 г. до Р.Х. их ждет запоздалый покой при реках Сангаре и Галисе в стране Галатии.

Еще более бесплодным для судеб кельтов оказался последний поход, совершившийся в последнем столетии до Р.X. и имевший важное значение для позднейшего развития немцев. Поход этот предпринят был бойями: они, потревоженные в своих местах оседлости уже кимвро-тевтонским походом, избегая гнета немцев, удалились еще до 60 г. до Р.X. из Богемии в Норикум (Noricum), чтобы найти для себя там новую оседлость. Это, впрочем, удалось им лишь отчасти; главной массе народа в конце концов пришлось уйти в Паннонию и надолго остаться в стране по Нейзидлеру и около Платтенского озера; более незначительная их часть приняла участие в выселении гельветов, была вместе с последними побеждена Цезарем и поселилась, наконец, между Луарой и Аллье.

Итак, кельтские походы закончились бесславно. Но за кельтами выдвинулись наследники будущего, германцы.

IV

Первым известным нам германским походом, о котором мы имеем сколько-нибудь достоверные сведения, было военно-народное выселение в особом направлении[23]23
  О германцах в 222 г. до Р.X. (Triumphalfasten und Properz 5, 10, 39 см. Müllenhoff 2, 194. Сравнить затем Mullenhoff 2, 104.


[Закрыть]. Около 200 лет до Р.Х. на Дунае появился странный народ, пришедший туда с Вислы, – народ многолюдный и воинственный, хвастливый и отважный, преданный пьянству, не расположенный к работе, не знакомый с мореплаванием и земледелием, питающий отвращение к скотоводству и живущий только войной. То были люди с ужасной наружностью и крепким телосложением: один из них был ростом в пять локтей. Женщин и детей возили они с собою на скрипучих телегах-шатрах. Они распадались на многие племена и роды, племена находились под властью королей и предводителей благородного происхождения, служба и благосклонность которых покупались подарками: копьями и убранством для коней, одеждами, драгоценными металлами. Во время похода один из королей или предводителей становился во главе в звании герцога.

То были бастарны (Baftarnen) с примесью готских скиров (Skiren), народ, имевший, может быть, тогда чисто германский характер. После различных военных переходов они поступили около 180–170 до Р.Х. на службу к македонским королям Филиппу и Персею, в особенности прославляется один из их предводителей – Клондикус (Глудигго). Столетие спустя они направляют свое оружие против Рима как вспомогательные народы Митридата, затем вырождаются в сарматов, так что еще через столетие мы узнаем в них германцев только по языку, образу жизни, постройке домов и по способу поселения: германская же сила и образ мысли исчезли; Тацит называет этот народ грязным, а его высшее сословие – тупоумным[24]24
  Germ. 46.


[Закрыть]. Это не помешало им, однако, принимать участие в Маркоманских войнах и в походах готов; потом император Проб (276–282) пересадил их на римскую ₍почву, и история о них забыла.

Это был первый случай, когда благородное немецкое племя, направившись к востоку, нашло свою гибель в болотистых низменностях Дуная и в лабиринте Балканских гор.

Однако же приблизительно около того времени, когда бастарны направились к юго-востоку от истоков Вислы, как бы навстречу своей гибели, перешли, вероятно, через Эльбу и Везер более богатые будущим военные отряды и впервые приветствовали Рейн на немецком языке. Мы не имеем никаких известий об этих событиях; их история раскрывается для нас только посредственно, при помощи позднейших данных и через восстановление текстов, первоначальное изложение которых получено только из вторых рук[25]25
  См. Lamprecht. Две заметки о древнейшей германской истории; Zeitschr., des Bergischen Geschichts.


[Закрыть].

Три западногерманские народные группы ингвеонов, иствеонов и герминонов приняли здесь на себя предводительство. Уже очень рано вероятно жившие у моря ингвеоны овладели с берегов Немецкого моря также страной по ту сторону Везера; а южнее их, приблизительно по направлению к Кёльну, за ними следовали иствеоны. Здесь племя отступило в кельтскую Бельгию; вскоре еще одна кельтская страна, область менапов, подобно бастиону, простиралась между Эммерихом и Дюссельдорфом через Рейн до германской земли. Далее к югу, однако, германские племена уже перешли Рейн; уже тунгерны и иервийцы осели по ту сторону реки. Центр бельгийских кельтов был перенесен далеко на запад; у прибрежья теснились на узком пространстве бесчисленные народы; тогда именно они отчасти перешли через пролив и приобрели новую родину на Британском острове.

Не столь быстро, кажется, герминоны нашли себе путь из прежних недр страны по правому берегу Эльбы. Народности этой племенной группы, прославившиеся впоследствии как свевы своей подвижностью и особенным военным устройством, стояли еще ближе, чем другие германцы, к образу жизни чисто кочевых народов; в главной своей массе они, кажется, задержаны были почти непрерывной цепью горных хребтов, покрытых первобытным лесом, растянувшимся у них с южной стороны, Рудными горами и Тюрингенским лесом, тюрингенской холмистой местностью и крутым массивом Гарца. Нужен был какой-либо особый толчок, чтобы вовлечь их вполне в общее движение. Таковой толчок и дан был походами кимвров и тевтонов.