Текст книги "Аналитическая психология"

V. Личное и коллективное (трансличное) бессознательное

97 Здесь начинается новый этап в нашем процессе реализации. Мы довели анализ инфантильных фантазий переноса до той точки, когда стало достаточно ясно, даже пациенту, что он видел в своем докторе отца, мать, дядю, опекуна, учителя, а также все остальные родительские авторитеты. Однако, как неоднократно показывает опыт, возникают и другие фантазии, где доктор выступает в качестве спасителя или богоподобного существа – разумеется, в полном противоречии со здравым сознательным суждением. Кроме того, выясняется, что эти божественные атрибуты выходят далеко за рамки христианства, в котором мы выросли; они обретают языческий ореол и очень часто предстают в животной форме.

98 Сам по себе перенос есть не более чем проекция бессознательных содержаний. Сначала проецируются так называемые поверхностные содержания бессознательного, о чем свидетельствуют симптомы, сновидения и фантазии. В этом состоянии доктор интересен как возможный любовник (наподобие молодого итальянца в описанном нами случае). Затем он выступает больше в качестве отца: либо хорошего, доброго отца, либо «громовержца» в зависимости от качеств, которые он проявлял в отношении пациента. Иногда доктор обретает материнские черты, что кажется весьма необычным, однако не выходит за рамки возможного. Все эти фантазийные проекции основаны на личных воспоминаниях.

99 Наконец, бывают фантазии, которые носят весьма экстравагантный характер. В таких случаях доктор наделяется сверхъестественными свойствами: он может быть волшебником, злым демоном и соответствующим олицетворением добра, спасителем, или же смесью обоих. Разумеется, он вовсе не обязательно представляется таким сознательному разуму пациента; это просто фантазии, которые поднимаются на поверхность и наделяют его определенными качествами. Такие пациенты часто не могут признать, что их фантазии в действительности исходят от них самих и не имеют ничего или почти ничего общего с характером доктора. Заблуждение базируется на том, что для данного вида проекций в памяти нет никаких личных оснований. Иногда можно показать, что аналогичные фантазии, имевшие место в определенный период в детстве, были связаны с отцом или матерью, хотя ни отец, ни мать не давали к ним фактического повода.

100 В одном коротком очерке[49]49
  Фрейд, «Леонардо да Винчи. Воспоминание детства» (ориг. 1910).


[Закрыть] Фрейд продемонстрировал, какое влияние на взрослого Леонардо да Винчи оказал тот факт, что у него было две матери. Факт наличия двух матерей, или двойственного происхождения, в случае Леонардо был вполне реальным, однако он играет важную роль и в жизни других художников. Так, фантазии о двойственном происхождении были свойственны Бенвенуто Челлини. В целом это мифологический мотив. Многие герои легенд имеют двух матерей. Данная фантазия возникает не потому, что у героев обычно бывает две матери; это общераспространенный первообраз, принадлежащий не к области личных воспоминаний, но к тайнам психической истории человечества.

101 В каждом человеке, помимо личных воспоминаний, живут великие первообразы, как их однажды весьма удачно назвал Якоб Буркхардт, т. е. унаследованные возможности человеческого воображения в том виде, в котором оно существовало с незапамятных времен. Факт такого наследования объясняет поистине удивительное явление, а именно повторение определенных мотивов из мифов и легенд во всем мире в одинаковых формах. Именно по этой причине наши пациенты могут в точности воспроизвести те же образы и ассоциации, которые нам известны из старинных текстов. Некоторые примеры я привожу в своей книге «Символы трансформации»[50]50
  Ср. «Концепция коллективного бессознательного».


[Закрыть]. При этом я отнюдь не утверждаю, что наследуются сами идеи; по наследству передается только возможность таких идей, что совсем другое.

102 На этой стадии лечения, когда продуцируются фантазии, основанные уже не на личных воспоминаниях, мы сталкиваемся с манифестациями более глубинного слоя бессознательного, где дремлют первообразы, общие для всего человечества. Эти образы или мотивы я назвал «архетипами», а также «доминантами» бессознательного. Для более подробного изложения этой идеи я вынужден отослать читателя к соответствующей литературе[51]51
  См. «Символы трансформации»; «Психологические типы»; «Архетипы и коллективное бессознательное»; комментарий к «Тайне золотого цветка».


[Закрыть].

103 Данное открытие означает очередной шаг вперед: признание наличия в бессознательном двух слоев. Следует различать личное и безличное (или трансличное) бессознательное. Последнее мы также называем коллективным бессознательным[52]52
  Коллективное бессознательное символизирует объективное психическое; личное бессознательное – субъективное психическое.


[Закрыть], ибо оно отделено от всего личного и является общим для всех людей: в отличие от личных содержаний, содержания коллективного бессознательного могут быть обнаружены всюду. Личное бессознательное содержит утраченные воспоминания, вытесненные (т. е. намеренно забытые) болезненные идеи, сублиминальные (подпороговые) перцепции, т. е. чувственные образы, которые оказались недостаточно сильными для того, чтобы достичь сознания, и, наконец, содержания, которые еще не созрели для сознания. Оно соответствует фигуре тени, столь часто встречающейся в сновидениях[53]53
  Под тенью я подразумеваю «отрицательную» сторону личности, совокупность тех скверных качеств, которые нам бы хотелось скрыть, а также недостаточно развитых функций и содержаний личного бессознательного. Исчерпывающий обзор см.: Wolff Т., «Einfuhrung in die Grundlagen der komplexen Psychologie», с. 107 и далее.


[Закрыть].

104 Первообразы – это наиболее древние и наиболее универсальные «мыслеформы» человечества. Они в равной мере представляют собой как чувства, так и мысли; они ведут свою собственную, независимую жизнь, подобно парциальным душам[54]54
  Ср. «Обзор теории комплексов».


[Закрыть], что легко можно видеть в тех философских или гностических системах, которые опираются на восприятие бессознательного как источник знания. Представление об ангелах, архангелах, «престолах и господствах» у Павла, архонтах у гностиков, небесной иерархии у Дионисия Ареопагита – все это происходит из восприятия относительной автономии архетипов.

105 Итак, мы обнаружили объект, который выбирает либидо, высвобождаясь из личной, инфантильной формы переноса. Оно следует своему собственному градиенту, погружаясь в глубины бессознательного, и пробуждает там то, что до сих пор дремало. Оно обнаруживает спрятанное сокровище, из которого всегда черпало человечество, из которого извлекло своих богов и демонов и все те высокие и могущественные мысли, без которых человек перестает быть человеком.

106 В качестве примера рассмотрим одну из величайших мыслей, порожденных девятнадцатым веком: идею сохранения энергии. Роберт Майер – подлинный создатель этой идеи – был врачом, а не физиком или натурфилософом, в устах которого подобные идеи были бы более уместны. Однако важно понять, что сама идея, строго говоря, не была «создана» Майером. Не могла она возникнуть и в результате слияния бытовавших в те времена представлений или научных гипотез; она проросла в своем творце подобно растению. В 1844 году Майер писал Гризингеру:

«Эту теорию я отнюдь не высидел за письменным столом… [Далее он сообщает о некоторых физиологических наблюдениях, которые он сделал в 1840 и 1841 годах, будучи корабельным врачом.] Дабы прояснить физиологические вопросы, необходимо кое-что знать о физических процессах, если, разумеется, вы не предпочитаете рассматривать их с метафизической точки зрения, которую лично я нахожу бесконечно отвратительной. Посему я придерживался физики и избранного мной предмета с такой любовью, что, хотя многие из-за этого могут посмеяться надо мной, мало обращал внимания на то далекое место на Земле, в котором мы пребывали, предпочитая оставаться на борту, где мог работать без помех и где чувствовал себя будто вдохновленным. Ничего подобного я не могу припомнить ни до, ни после. Некоторые мысли, словно яркие вспышки проносившиеся в моем сознании на рейде в Сурабае, немедленно и тщательно проверялись и, в свою очередь, вели к новым предметам. То время прошло, однако спокойное размышление над тем, что тогда проявилось во мне, научило меня, что это – истина, которую можно не только почувствовать субъективно, но и объективно доказать. Остается выяснить, может ли это сделать человек, столь мало сведущий в физике, как я»[55]55
  Мауег, Kleinere Schriften und Briefe, с. 213 (письмо Вильгельму Гризингеру от 16 июня 1844 г.).


[Закрыть].

107 В своей книге по энергетике Хельм выражает мнение, что «новая идея Роберта Майера выделилась из традиционных представлений об энергии не постепенно, в результате глубоких размышлений, а принадлежит тем интуитивно постигаемым идеям, которые, возникая в других сферах духовной природы, как бы овладевают разумом и вынуждают его трансформировать традиционные понятия по своему подобию»[56]56
  Helm, Die Energetik nach ihrer geschichtlichen Entwicklung, с. 20.


[Закрыть].

108 Здесь возникает вопрос: откуда произошла эта новая идея, которая навязала себя сознанию, подобно стихии? И где она взяла силу, которая смогла настолько захватить разум, что полностью затмила многочисленные впечатления от первого путешествия в тропики? На эти вопросы ответить нелегко. Однако если мы применим нашу теорию, то объяснение может быть только одно: идея энергии и ее сохранения – первообраз, дремавший в коллективном бессознательном. Данный вывод, естественно, требует от нас доказательства, что подобный первообраз действительно существовал в психической истории человечества и сохранялся на протяжении столетий. На самом деле такое доказательство отыскать не трудно: наиболее примитивные религии в самых удаленных друг от друга уголках Земли зиждутся именно на этом образе. Это так называемые динамистические религии, единственная и определяющая мысль которых состоит в том, что существует универсальная магическая сила[57]57
  Обычно называемая мана. Ср.: Soederblom, Das Werder des Gottesglaubens.


[Закрыть], вокруг которой вращается все остальное. Тайлор, известный английский исследователь, равно как и Фрэзер, неверно истолковали эту идею как анимизм. В действительности дикари имеют в виду не души или духов, а нечто, что американский исследователь Лавджой обозначил как «примитивные энергетики»[58]58
  Arthur O. Lovejoy, «The Fundamental Concept of the Primitive Philosophy», с. 361.


[Закрыть]. Это понятие эквивалентно идее души, духа, Бога, здоровья, телесной силы, фертильности, магии, влияния, власти, престижа, медицины, а также определенным чувственным состояниям, характеризующимися высвобождением аффектов. У некоторых полинезийцев мулунгу – то же самое примитивное понятие силы – означает дух, душу, демонизм, магию, престиж; когда происходит что-то необычное, люди кричат: «Мулунгу!» Данная концепция силы также является самой ранней формой представлений о Боге и образом, который подвергался бесчисленным трансформациями на всем протяжении истории человечества. В Ветхом Завете магическая сила сияет в пылающем терновом кусте и в лице Моисея; в Евангелиях – нисходит с небес вместе со Святым Духом в виде огненных языков. У Гераклита она предстает как мировая энергия, как «вечно живой огонь»; у персов это огненное свечение хаомы, божественной благодати; у стоиков – изначальное тепло, власть судьбы. В средневековых легендах она принимает форму ауры или ореола, и вырывается, словно пламя, из-под крыши хижины, где в экстазе лежит святой. В своих видениях святые созерцают эту силу как солнце, обилие света. Согласно древним представлениям, сама душа есть эта сила; в идее бессмертия души уже заложено представление о ее сохранении, а в буддийском и первобытном понятии метемпсихоза (переселения душ) – утверждение о ее безграничной изменчивости и постоянстве.

109 Таким образом, данная идея присутствовала в человеческом мозгу целую вечность. Вот почему она содержится в бессознательном каждого человека. Однако чтобы она проявилась, необходимы определенные условия. В случае Роберта Майера эти условия, очевидно, были выполнены. Величайшие и наилучшие мысли человечества представляют собой своеобразные оттиски этих первообразов. Меня часто спрашивают, откуда берутся архетипы, или первообразы. На мой взгляд, их происхождение можно объяснить лишь тем, что они суть отложения постоянно повторяющихся переживаний человечества. Одно из самых обычных и вместе с тем впечатляющих переживаний – это движение солнца, которое человек наблюдает каждый день. Мы определенно не можем обнаружить ничего подобного в бессознательном до тех пор, пока речь идет об известном физическом процессе. Зато мы обнаруживаем миф о солнечном герое во всех его бесчисленных вариантах. Именно этот миф, а не физический процесс, образует архетип солнца. То же можно сказать о фазах Луны. Архетип есть своего рода готовность снова и снова воспроизводить одни и те же или схожие мифические идеи. Следовательно, запечатленное в бессознательном представляется исключительно субъективными идеями-фантазиями, пробужденными физическим процессом. Таким образом, можно предположить, что архетипы суть повторяющиеся отпечатки, оставленные субъективными реакциями[59]59
  Ср. ««Die Struktur der Seele» в «Seelenprobleme der Gegenwart», 1950, с. 127 [GW VIII]


[Закрыть]. Естественно, это допущение отнюдь не решает проблему. Ничто не мешает нам допустить, что определенные архетипы существуют даже у животных, что они коренятся в особенностях самого живого организма и, следовательно, представляют собой непосредственные выражения жизни, природа которой не поддается дальнейшему объяснению. Очевидно, архетипы – это не только отпечатки постоянно повторяющихся типичных переживаний; вместе с тем они эмпирически ведут себя как агенты, склонные к повторению этих самых переживаний. Ибо когда архетип появляется в сновидении, в фантазии или в жизни, он всегда приносит с собой некое «влияние» или силу, благодаря которой он либо оказывает нуминозный или завораживающий эффект, либо побуждает к действию.

110 Разобравшись на этом примере, как новые идеи возникают из сокровищницы первообразов, продолжим обсуждение процесса переноса. Мы видели, что в качестве своего нового объекта либидо ухватилось за эти на первый взгляд абсурдные и странные фантазии – содержания коллективного бессознательного. Как я уже говорил, на данной стадии лечения проекция первообразов на доктора представляет серьезную опасность, которую нельзя недооценивать. Эти образы содержат не только все самое прекрасное и великое, что когда-либо мыслило и чувствовало человечество, но и все те наихудшие подлости и гадости, на которые только способны люди. В силу своей специфической энергии – ибо эти образы ведут себя как заряженные автономные центры силы – они оказывают завораживающее воздействие на сознательный разум и, как следствие, могут производить в субъекте масштабные изменения. Последнее можно наблюдать в религиозных обращениях, в случаях суггестивного влияния и в особенности на начальных стадиях некоторых форм шизофрении[60]60
  Один такой случай подробно проанализирован в моей работе «Символы трансформации». Также см.: Nelken, «Analytische Beobachtungen über Phantasien eines Schisophrenen» (1912), с. 504.


[Закрыть]. Если пациент не в состоянии отделить личность врача от этих проекций, всякая надежда на понимание утрачивается и человеческие отношения становятся невозможными. Если пациенту удается избежать этой Харибды, он терпит крушение у берегов Сциллы, интроецируя эти образы – другими словами, он приписывает их свойства не доктору, а себе самому. Последнее равно деструктивно. В случае проекции он мечется между экстравагантным и болезненным обожествлением доктора и презрением, смешанным с ненавистью. При интроекции он предается самообожествлению или моральному самоуничижению. Ошибка, которую он совершает в обоих случаях, состоит в приписывании человеку содержаний коллективного бессознательного. Таким способом он превращает себя или своего партнера в бога или дьявола. Здесь проявляется характерное действие архетипа: архетип овладевает психикой с некой первобытной силой и заставляет ее выйти за границы всего человеческого. Он вызывает склонность к преувеличению, раздувание установки (инфляцию), потерю свободной воли, бред и одинаково горячий интерес к добру и злу. Вот почему люди всегда нуждались в демонах и не могут жить без богов, за исключением некоторых особенно умных представителей homo occidentalis[61]61
  [Букв. «западный человек» (лат.).]


[Закрыть], которые жили вчера или позавчера, сверхлюдей, для которых «бог умер», ибо они сами сделались богами – точнее, божками с крепкими черепами и холодными сердцами. Идея бога – совершенно необходимая психологическая функция иррациональной природы, которая не имеет никакого отношения к вопросу о существовании Бога. Человеческий интеллект никогда не сможет ответить на этот вопрос, тем более найти какое-либо доказательство Бога. Кроме того, само такое доказательство излишне, ибо идея всемогущего, божественного Существа присутствует всюду, если не осознанно, то хотя бы бессознательно, ибо она есть архетип. В человеческой психике скрыта некая высшая сила; если это не осознанный бог, то по меньшей мере «чрево», как говорит апостол Павел. Посему я считаю более мудрым осознанно признать идею Бога; в противном случае Богом становится что-то другое – как правило, нечто весьма неподходящее и глупое, нечто такое, что может измыслить только «просвещенный» интеллект. Наш интеллект давно понял, что мы не в силах сформировать надлежащее представление о Боге, не говоря уже о том, чтобы вообразить его в реально существующей форме. Существование Бога – вопрос, на который нет и не может быть ответа. Consensus gentium[62]62
  [Букв. «согласие народов, общее мнение» (лат.).]


[Закрыть] столетиями говорило о богах и будет говорить о них и впредь. Каким бы прекрасным и совершенным ни считал человек свой рассудок, он всегда может быть уверен, что рассудок – лишь одна из возможных психических функций, охватывающая лишь одну сторону феноменального мира, которая с ней соотносится. Однако иррациональное, неприятное рассудку, окружает нас со всех сторон. И это иррациональное тоже психологическая функция – одним словом, это коллективное бессознательное; тогда как рациональное главным образом привязано к сознательному разуму. Сознательный разум должен обладать рассудком, дабы, во-первых, обнаруживать некий порядок в хаосе неупорядоченных индивидуальных событий, происходящих в мире, а во-вторых, создавать порядок по крайней мере в человеческих делах. Нами движет похвальное и полезное стремление искоренить хаос иррационального как внутри нас, так и вовне. Судя по всему, этот процесс протекает весьма успешно. Один душевнобольной однажды сказал мне: «Доктор, сегодня ночью я продезинфицировал сулемой все небо, но не обнаружил никакого бога». Нечто подобное произошло и с нами.

111 Гераклит, будучи действительно великим мудрецом, открыл самый чудесный из всех психологических законов: регулятивную функцию противоположностей. Он назвал ее энантиодромией (бег навстречу), имея в виду, что рано или поздно все сталкивается с собственной противоположностью. (Здесь я бы хотел напомнить о рассмотренном выше случае американского коммерсанта, прекрасном примере энантиодромии.) Так, рациональная установка культуры неизбежно сталкивается со своей противоположностью, а именно с иррациональным опустошением культуры[63]63
  Эта фраза была написана во время Первой мировой войны. Я сохранил ее в первоначальном виде, ибо она содержит истину, которая не однажды подтвердилась в ходе истории. (Написано в 1925 г.) Как показывают современные события, подтверждение не заставило себя ждать. Кто хочет этого слепого разрушения? Но все мы помогаем этому демону до последнего вздоха. О sancta simplicitas! [О святая простота! (Написано в 1942 г.)


[Закрыть]. Мы никогда не должны идентифицировать себя с рассудком, ибо человек никогда не был и не будет порождением одного только рассудка – факт, на который следует обратить внимание всем педантичным торговцам культурой. Иррациональное не может и не должно быть искоренено. Боги не могут и не должны умирать. Я только что сказал, что в человеческой психике, по-видимому, есть нечто, некая высшая сила, и что если это не идея Бога, то «чрево». Тем самым я хотел подчеркнуть, что тот или другой базовый инстинкт или комплекс идей будет неизменно концентрировать на себе максимум психической энергии, тем самым вынуждая эго подчиняться ему. Как правило, эго настолько сильно тяготеет к этому энергетическому средоточию, что идентифицирует себя с ним, и ему кажется, будто оно ничего другого не желает и ни в чем другом не нуждается. Так возникает помешательство, мономания, или одержимость, сильнейшая односторонность, ставящая под серьезную угрозу психическое равновесие. Без сомнения, именно в способности к такой односторонности и кроется тайна определенного успеха, в силу чего наша цивилизация усердно ее культивирует. Страсть, накопление энергии в таких мономаниях есть то, что древние называли «богом», и в обыденной речи мы поступаем так же. Разве мы не говорим: «Он делает бога из того-то и того-то»? Человек думает, что он желает и выбирает, и не замечает, что он уже одержим, что его интерес стал его господином, присвоившим себе всю власть. Такие интересы действительно своего рода боги, которые, если они признаны многими, постепенно образуют «церковь» и собирают вокруг себя стадо верующих. Это мы уже называем «организацией». За организацией следует дезорганизующая реакция, стремящаяся выбить клин клином. Энантиодромия, угрожающая всегда, когда движение обретает неоспоримую власть, не дает решения проблемы, ибо она столь же слепа в своей дезорганизации, как и в своей организации.

112 Единственный, кто способен обойти беспощадный закон энантиодромии, – это человек, который умеет отделять себя от бессознательного, не вытесняя его (ибо тогда бессознательное просто нападет сзади), но ставя его перед собой и исследуя его как нечто, чем сам он не является.

113 Это приближает нас к решению проблемы Сциллы и Харибды, описанной выше. Пациент должен научиться различать, что есть эго, а что есть не-эго, т. е. коллективная психика. Тем самым он обнаружит материал, к которому ему отныне придется приспосабливаться. Его энергия, прежде заключенная в непригодные, патологические формы, перешла в надлежащую ей сферу. При дифференциации эго и не-эго крайне важно, чтобы человек был крепко привязан к своей эго-функции; иными словами, он обязан исполнить свой долг по отношению к жизни, дабы во всех аспектах быть эффективным членом общества. Все то, чем он в этом отношении пренебрегает, оседает в бессознательном, в результате чего оно не только упрочивает свою позицию, но и грозит поглотить человека целиком. Цена за это слишком велика. Как давным-давно заметил Синезий, именно «вдохновленная душа» (πνευµατική ψυχή) становится богом и демоном и в качестве таковой претерпевает божественное наказание, будучи разрываемой на куски, подобно Загрею. Именно это испытал Ницше в начале своей болезни. Энантиодромия означает разрыв на пары противоположностей, которые есть атрибуты «бога» и, следовательно, богоподобного человека, обязанного своим богоподобием победе над богами. Как только мы заговариваем о коллективном бессознательном, мы оказываемся в такой сфере и перед такой проблемой, которые исключены при практическом анализе молодых людей или тех, кто слишком долго оставался на инфантильной стадии. Там, где имаго отца и матери еще предстоит преодолеть, где еще предстоит подчинить себе часть жизни, к чему естественным образом стремится всякий обычный человек, лучше не упоминать о коллективном бессознательном и проблеме противоположностей. Когда же человек овладел (или, по крайней мере, созрел для овладения) родительскими переносами и юношескими иллюзиями, мы можем и должны говорить о таких вещах. Здесь мы выходим за пределы редукций Фрейда и Адлера. Нас уже не занимает вопрос, как устранить препятствия к профессиональной деятельности или вступлению в брак – одним словом, ко всему, что подразумевает расширение жизненных рамок; перед нами стоит задача найти тот смысл, который позволит человеку продолжать жить вообще – смысл, благодаря которому его дальнейшее существование не будет сведено к отрешенному смирению и печальным взглядам в прошлое.

114 Наша жизнь подобна движению солнца. Утром оно непрерывно набирает силу и в полдень достигает зенита. Тогда наступает энантиодромия: неуклонное движение вперед уже означает не увеличение силы, а ее уменьшение. Таким образом, задачи, которые стоят перед нами в работе с молодыми и пожилыми людьми, отличаются друг от друга. В первом случае достаточно устранить все препятствия, мешающие экспансии и восхождению; во втором мы должны питать все то, что содействует нисхождению. Неопытный юноша, возможно, думает, что пожилых можно оставить в покое, ибо с ними уже ничего не может случиться: жизнь у них позади и они ничуть не лучше окаменелых столпов прошлого. Однако было бы ошибкой полагать, что смысл жизни исчерпывается периодом юности и экспансии; что жизнь женщины, например, заканчивается с наступлением менопаузы. Вторая, послеполуденная половина жизни столь же полна смысла, как и первая; только ее смысл и замысел совсем иные[64]64
  Ср. «Zu diesen Ausführungen».


[Закрыть]. Человек преследует две цели; первая – естественная, рождение и забота о потомстве; к этому же относятся материальное и социальное положение. Когда эта цель достигнута, начинается новая фаза – культурная. В достижении первой цели нам помогает природа и, кроме того, образование; в достижении второй цели у нас нет помощников. Нередко сохраняется ложное устремление: старый вновь мечтает стать юным или, по крайней мере, чувствует, что должен вести себя как молодой, хотя в глубине души и сам в это не верит. Именно поэтому для многих людей переход от природной к культурной фазе оказывается таким трудным и горьким; они цепляются за иллюзии юности или за своих детей, надеясь таким образом спасти последнюю каплю молодости. Особенно часто мы наблюдаем это у матерей, которые видят смысл своей жизни исключительно в детях и воображают, будто погрузятся в бездонную пустоту, когда им придется расстаться с ними. Неудивительно, что многие тяжелые неврозы возникают в начале второй половины жизни. Это своего рода второй пубертатный период, «опасный возраст». Однако проблемы, возникающие в этом возрасте, уже нельзя решить с помощью старых рецептов: стрелку этих часов невозможно перевести назад. То, что молодой находил и должен находить снаружи, человек во второй половине жизни должен найти внутри. Здесь перед нами встают новые проблемы, которые нередко доставляют доктору немалую головную боль.

115 Переход от первой ко второй половине жизни означает переоценку ценностей. У нас возникает настоятельная необходимость определить ценность антиподов наших прежних идеалов, найти ошибку в наших прежних убеждениях, увидеть неистинность нашей прежней истины, почувствовать, сколько антагонизма и даже ненависти заключено в том, что прежде считалось любовью. Многие из тех, кто оказывается втянут в конфликт противоположностей, отбрасывают все то, что они раньше считали благим и достойным стремления, и отныне пытаются жить в полной противоположности своему прежнему эго. Смена профессии, разводы, религиозные конвульсии, всевозможные виды отступничества – таковы симптомы этого резкого перехода к противоположному. Главная проблема столь радикальных перемен состоит в том, что прежняя жизнь вытесняется и тем самым порождает такой же дисбаланс, как и раньше, когда противоположности сознательных добродетелей и ценностей пребывали еще в подавленном и бессознательном состоянии. Если раньше невротические расстройства возникали потому, что противостоящие друг другу фантазии были бессознательны, то теперь возникают другие нарушения, чей источник кроется в вытеснении прежних идолов. Разумеется, было бы грубейшей ошибкой полагать, что стоит нам распознать неценность в ценности или неистину в истине, как ценность или истина перестают существовать. Они просто становятся относительными. Все человеческое относительно, ибо все зиждется на внутренней полярности; все есть феномен энергии. Энергия, в свою очередь, зависит от предсуществующей полярности, без которой никакая энергия невозможна. Уравновешивающий процесс, который и есть энергия, не может протекать в отсутствие высокого и низкого, горячего и холодного и т. д. Посему тенденция отказываться от всех прежних ценностей в пользу их противоположностей – такое же преувеличение, как и прежняя односторонность. А поскольку речь идет об отказе от общепринятых и несомненных ценностей, результатом оказывается фатальная потеря. Кто действует подобным образом, тот опустошает самого себя, как отмечал еще Ницше.

116 Смысл заключается не в переходе в противоположность, но в сохранении прежних ценностей наряду с признанием их противоположностей. Естественно, это означает конфликт и автотомию. Понятно, что люди избегают этого как в философской, так и в моральной плоскости; посему чаще всего они выбирают альтернативный путь – судорожное упрочнение прежней установки. Следует признать, что в случае пожилых людей в этом весьма неприятном явлении заключена немалая польза; по крайней мере, они не становятся ренегатами, продолжают стоять прямо и не впадают в растерянность; они суть мертвое дерево или, говоря более деликатно, столпы прошлого. Однако сопутствующие симптомы, косность, ограниченность, чопорность этих laudatores temporis acti[65]65
  [Букв. «хвалители прошедших времен» (лат., Гораций).]


[Закрыть] неприятны, если не сказать вредны; ибо тот способ, каким они отстаивают некоторую истину или любую другую ценность, настолько негибок и насильственен, что отталкивает сильнее, чем притягивает истина. Результат – полная противоположность изначально добрым намерениям. Фундаментальная причина такой косности – страх перед проблемой противоположностей: они втайне боятся «зловещего брата Медарда». Таким образом, должна быть только одна истина и только один руководящий принцип, который должен быть абсолютным; в противном случае он не защищает от неминуемой катастрофы, которую люди предчувствуют всюду, кроме самих себя. В действительности самый опасный революционер живет в нас самих; это обязан понимать всякий, кто желает безопасно вступить во вторую половину жизни. Разумеется, это подразумевает обмен кажущейся уверенности, которой мы наслаждались до сих пор, на неуверенность, внутренний разлад, противоречивые убеждения. Хуже всего то, что из этого состояния, по-видимому, нет выхода. Tertium non datur, говорит логика, – третьего не дано.

117 Практические потребности лечения заставляют нас искать пути и средства, которые помогли бы пациенту выйти из этого невыносимого состояния. Когда человек сталкивается с кажущимся непреодолимым препятствием, он отступает назад: он прибегает к тому, что технически называется регрессией. Он возвращается к тем временам, когда оказывался в подобных ситуациях, и пытается вновь применить те средства, которые помогли ему тогда. Но то, что помогало в юности, в зрелом возрасте бесполезно. Какую пользу принесло американскому предпринимателю возвращение на прежнюю должность? Это не сработало. Как следствие, регрессия продолжается вплоть до детства (отсюда инфантильность многих пожилых невротиков) и, наконец, до периода, предшествующего детству. Последнее может показаться странным, но в действительности это не только логично, но и абсолютно возможно.

118 Ранее мы уже упоминали о том, что бессознательное содержит два слоя – личный и коллективный. Личный слой заканчивается самыми ранними детскими воспоминаниями; коллективный, напротив, охватывает доинфантильный период, т. е. остатки анцестральной жизни. В то время как образы памяти личного бессознательного имеют, так сказать, определенное наполнение, ибо они суть образы, лично пережитые индивидом, архетипы коллективного бессознательного не наполнены, ибо они суть формы, индивидуально не пережитые. С другой стороны, когда психическая энергия регрессирует, выходя за пределы периода раннего детства, и вторгается в наследие анцестральной жизни, пробуждаются мифологические образы; именно они и есть архетипы[66]66
  Внимательный читатель заметит, что здесь в понятие архетипов привнесен новый элемент, не упоминавшийся ранее. Это привнесение есть не проявление нечаянного обскурантизма, но намеренное расширение архетипа посредством кармического фактора, столь важного для индийской философии. Кармический аспект необходим для более глубокого понимания природы архетипа. Не вдаваясь в подробное описание этого фактора, я хотел по крайней мере упомянуть о его существовании. Моя идея архетипа подверглась жесткой критике. Я признаю, что эта идея противоречива и достаточно трудна для понимания. Однако мне всегда было интересно, к какому бы понятию прибегли мои оппоненты, дабы охарактеризовать эмпирический материал, о котором идет речь.


[Закрыть]. Перед нами открывается внутренний духовный мир, о котором мы прежде даже не подозревали, и демонстрирует содержания, которые кажутся резко контрастирующими со всеми нашими прежними представлениями. Эти образы настолько интенсивны, что неудивительно, почему миллионы образованных людей привлекает теософия и антропософия. Так происходит потому, что эти современные гностические системы удовлетворяют потребность в выражении и формулировании внутренних, безмолвных событий лучше, нежели любая другая из существующих форм христианской религии, включая католицизм. Последний, безусловно, способен придавать этим фактам гораздо более исчерпывающее выражение, чем протестантизм, посредством своих догм и ритуальной символики. Однако ни в прошлом, ни в настоящем даже католицизм не обладал многообразием древней языческой символики, вследствие чего она сохранялась и во времена христианства, а затем постепенно трансформировалась в глубинные течения, которые, начиная с раннего Средневековья и заканчивая сегодняшним днем, так и не утратили своей жизнеспособности. В значительной мере они исчезли с поверхности; однако, меняя свою форму, они возвращаются снова, дабы компенсировать односторонность нашего сознательного разума с его современной ориентацией[67]67
  Ср. мои работы «Парацельс как духовное явление» и «Психология и алхимия».


[Закрыть]. Наше сознание настолько пропитано христианством, что бессознательная контрпозиция не может найти в нем опору – хотя бы потому, что слишком противоречит господствующим представлениям. Чем более односторонне, твердо и безусловно удерживается одна позиция, тем более агрессивной, враждебной и несовместимой становится другая, так что на первый взгляд их примирение едва ли возможно. Однако как только сознательный разум признает по крайней мере относительную валидность всякого человеческого мнения, оппозиция утрачивает часть своего непримиримого характера. Тем временем конфликт ищет подходящее выражение, например в восточных религиях: буддизме, индуизме, даосизме. Синкретизм теософии в значительной мере способствует удовлетворению этой потребности, что и объясняет ее многочисленные достижения.