Текст книги "О духовных явлениях в искусстве и науке"

II. Парацельс как врач

Выступление перед Швейцарским обществом истории медицины и естественных наук на ежегодном собрании Общества исследований природы 7 сентября 1941 г. в Базеле в ознаменование 400-летия со дня смерти Парацельса. Первая публикация: «Schweizerische medizinische Wochenschrift» (Базель), 81 (1941): 40, 1153–1170. Книжное издание: «Paracelsica. Zwei Vorlesungen über den Arzt und Philosophen Theophrastus» (Цюрих, 1942 г.).

¹⁸ Всякий, кто хоть сколько-нибудь знаком с сочинениями этого великого врача, чьей памяти мы воздаем должное сегодня, знает, что невозможно в одной лекции уместить все достижения, которые сделали имя Парацельса бессмертным. Он пронесся по своей эпохе поистине как буря (Sturmwind), вырывая с корнем все подряд и оставляя за собой груду обломков. Подобно извергающемуся вулкану, он опустошал и разрушал, но одновременно оплодотворял и оживлял. Невозможно судить его по справедливости: этого человека можно только недооценивать или переоценивать, и потому, сколько бы усилий ни приложил, всегда будешь оставаться неудовлетворенным собой в попытках постичь характер и разнообразие дарований и свершений Парацельса. Даже если сосредоточиться лишь на Парацельсе-«враче», этот врач предстает перед нами в таком обилии проявлений и столь часто меняет облик, что любой его словесный портрет неизбежно грозит превратиться в лоскутное одеяло. Поразительные по своему содержанию литературные труды Парацельса здесь почти не помогают, не устраняют общего впечатления путаницы; к тому же не будем забывать, что по сей день ряд наиболее важных его произведений подвергается сомнениям с точки зрения их подлинности, а в самих текстах встречается чрезвычайно много противоречий и загадочных терминов, которые делают Парацельса одним из величайших tenebriones[35]35
  Букв. «темных [умов]» (лат.), трудных для понимания мыслителей. – Примеч. ред.


[Закрыть]той эпохи. В нем все чрезмерно преувеличено, все как-то чересчур и в избытке. Длинные и унылые рассуждения – по сути, полнейшая чепуха – чередуются с вдохновенными озарениями, столь глубокими и проницательными, что никак не удается отделаться от неприятного ощущения: быть может, ты каким-то образом упустил из виду основную нить его доводов.

¹⁹ К сожалению, не могу ни назвать себя специалистом по Парацельсу, ни притязать на всеохватное знакомство с его Opera omnia[36]36
  Полным сводом трудов (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть]. Если кому-либо понадобится по роду деятельности обратиться к чему-либо в той эпохе, помимо самого Парацельса, то вряд ли он сумеет добросовестно и скрупулезно изучить две тысячи шестьсот страниц издания Хузера 1616 года или еще более полное издание Зюдхоффа. Парацельс – это океан или, выражаясь более пристрастно, первозданный хаос, алхимический тигель, в который люди, боги и демоны той великой поры (речь о первой половине шестнадцатого столетия) щедро вливали свои гуморы[37]37
  В натурфилософии гуморы – четыре основные жидкости тела: кровь, слизь, желтая и черная желчь. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Первым бросается в глаза при чтении его произведений желчный и сварливый норов автора. Он постоянно бранит ученых врачей, нападает на признанные авторитеты вроде Галена, Авиценны, Разеса[38]38
  Абу Бакр Мухаммад ар-Рази, персидский ученый, врач, алхимик и философ. – Примеч. пер.


[Закрыть] и прочих и не щадит всех остальных. Единственными исключениями (кроме Гиппократа) для него выступают алхимические светила – Гермес, Архелай, Мориен[39]39
  Гермес Трисмегист – легендарный философ и пророк, автор теософского по духу учения, излагаемого в известных под его именем книгах и отдельных отрывках. Архелай – древнегреческий натурфилософ, считается учителем Сократа; утверждал, что мир был сотворен сгущением и разрежением первоначал. Мориен – легендарный христианский отшельник конца VII века, автор алхимического трактата, с которого фактически началось увлечение Запада алхимией (опубл. в 1559 г.). – Примеч. пер.


[Закрыть] и другие; их он цитирует с одобрением. В целом он не нападает ни на астрологию[40]40
  По крайней мере, не нападает прямо, однако он решительно отвергает всевозможные суеверные злоупотребления астрологией. – Примеч. авт.


[Закрыть], ни на алхимию, ни на какие-либо народные суеверия. Потому его произведения – кладезь полезных сведений для фольклористов. Лишь несколько трактатов, вышедших из-под пера Парацельса (не считая богословских), избавлены от фанатичной ненависти к ученой медицине. Снова и снова натыкаешься в его сочинениях на яростные выпады, за которыми явно стоят общая озлобленность и личные обиды. Совершенно ясно, что это уже не объективная критика; это плод многочисленных личных разочарований, особенно горьких вследствие того, что Парацельс не осознавал собственных недостатков. Я упоминаю об этом факте не для того, чтобы привлечь внимание к личной психологии, а для того, чтобы подчеркнуть одно из главных впечатлений от его сочинений; именно такое впечатление выносит читатель. Едва ли не на каждой странице мы наблюдаем человеческую, зачастую слишком человеческую[41]41
  В работах Юнга регулярно встречается эта отсылка к одноименному сочинению Ф. Ницше. – Примеч. пер.


[Закрыть]печать этой странной и могущественной личности. Говорят, что его девизом было выражение «Alterius non sit, qui suus esse potest» («Да не станет чужим тот, кто может быть собой»[42]42
  Перевод выполнен по немецкому тексту; ср. перевод того же выражения с латыни в предыдущей статье (абз. 7). – Примеч. ред.


[Закрыть]); если тут подразумевалась безжалостная, чтобы не сказать – жестокая, приверженность свободе, то, конечно, у нас нет недостатка в литературных и биографических доказательствах свободолюбия Парацельса. Между прочим, эта склонность к мятежу и суровость нрава резко противоречили его привязанности к церкви и тому мягкосердечию и сочувствию, какие он проявлял по отношению к своим пациентам, в особенности к обездоленным.

²⁰ Парацельс был одновременно традиционалистом и революционером. Он хранил верность основам церковного вероучения, астрологии и алхимии, но проявлял скепсис и восставал, на практике и в теории, против ученой медицины. Во многом именно этому обстоятельству он обязан своей известностью, а в остальном лично я затрудняюсь отыскать какое-либо медицинское открытие фундаментального свойства, которое восходило бы непосредственно к Парацельсу. Важное для нас причисление хирургии к области медицины для Парацельса было не развитием новой науки, а всего-навсего заимствованием плодов ремесла цирюльников и полевых хирургов, наряду с плодами ремесла повитух, ведьм, колдунов, астрологов и алхимиков. Пожалуй, следует заранее принести извинения за столь еретические слова, но мне кажется, что Парацельс, живи он сегодня, оказался бы стойким защитником всех тех занятий, которые ученая медицина не позволяет принимать всерьез, будь то остеопатия, магнитопатия, иридодиагностика[43]43
  Магнитопатия (тж. магнитотерапия) – лечение посредством «наложения» магнитного поля (в первую очередь естественного, или животного, свойства). Иридодиагностика – постановка диагноза по радужной оболочке глаза. – Примеч. пер.


[Закрыть], исцеление верой, различные диеты или что-то еще. Если на мгновение вообразить чувства преподавателей современного университета, где вдруг открылись кафедры иридодиагностики, магнитопатии и «Христианской науки»[44]44
  «Христианская наука» – религиозное движение на основе либерального протестантизма, проповедует возможность обретения человеком «разума Христа» и подлинно духовного состояния вне телесных (бренных) ограничений». – Примеч. пер.


[Закрыть], то мы вполне сможем понять возмущение медицинских факультетов Базеля по поводу Парацельса – тот сжигал классические учебники по медицине, читал свои лекции на немецком языке и, презирая надлежащее ученое облачение, расхаживал по улицам в рабочей куртке. Славная базельская карьера «дикого осла из Айнзидельна», как его называли, завершилась быстро. Проказы Парацельсова духа были неприемлемы для почтенных врачей того времени.

²¹ В этом отношении у нас есть ценное свидетельство современника-врача, ученого доктора Конрада Гесснера из Цюриха. Это письмо, написанное на латыни, личному врачу императора Фердинанда I Крато фон Краффтгейму от 16 августа 1561 года[45]45
  См. Epistolarum Conradi Gessneri, libri III, fol. 2. — Примеч. авт.


[Закрыть]. Пускай текст составлен через двадцать лет после смерти Парацельса, в нем до сих пор ощущаются отголоски тех чувств, которые Парацельс вызывал у окружающих. Отвечая на вопрос Крато, Гесснер заявляет, что у него нет списка сочинений Парацельса и вообще он не видит надобности в таковом, поскольку имя Теофраста совершенно недостойно упоминать рядом с именами уважаемых авторов, не говоря уж о врачах-христианах, а тем более заодно с именами благочестивых граждан, к коим можно отнести и язычников. Сам Парацельс и его последователи – мерзкие еретики-ариане[46]46
  Основное положение арианской ереси – что Сын Божий – это не Бог, а Божье творение, Он не единосущ и не подобен Богу. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Более того, Теофраст не чужд колдовству и призывает демонов. «Базельский Carolostadius[47]47
  Букв. «человек из Каролостадия» (лат.), то есть из Карлштадта. – Примеч. ред.


[Закрыть], – продолжает Гесснер, – рекомый Боденштайном[48]48
  Имеется в виду Адам фон Боденштайн, издатель книги «Vita Longa» и ученик Парацельса из Базеля. – Примеч. авт.


[Закрыть], несколько месяцев назад он прислал сюда для печати трактат Теофраста «De anatome corporis humani»[49]49
  «Об анатомии человеческого тела» (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть]. В оном сей муж [Теофраст] уязвляет насмешкой врачей, каковые изучают отдельные части тела и тщательно определяют их местоположение, форму, число и природу, но забывают о самом главном, а именно, о том, каким звездам и каким областям неба подчинена каждая такая часть».

²² Гесснер заканчивает письмо лапидарно: «По счастью, наши типографы отказались печатать сей труд». Еще письмо сообщает, что Парацельса не считали одним из «boni scriptores»[50]50
  Зд. «благонамеренных сочинителей» (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть]. Его даже подозревали в занятиях различными видами магии и, хуже того, в приверженности арианской ереси[51]51
  Сам Парацельс упоминал об этом обвинении в «Ересиархе». См. Paragranum, предисловие. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Оба проступка в те времена признавались тяжким преступлением. Подобные обвинения отчасти объясняют, полагаю, неугомонность Парацельса и его тягу к странствиям, которая никогда его не покидала и гнала из города в город через пол-Европы. Не исключено, что он просто-напросто опасался за собственное благополучие и доброе здравие. Нападки Гесснера на трактат «De anatome corporis humani» оправданы в том отношении, что Парацельс и вправду насмехался над анатомическим вскрытием, которое тогда начинали практиковать, и утверждал, что врачи вообще ничего не видят в разрезанных органах. Сам он интересовался преимущественно космическими соотношениями органов, как учила астрологическая традиция. Свое учение об «astrum en corpore»[52]52
  «Звездах в теле» (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть]он проповедовал повсеместно, оно излагается в каждом его труде. Верный представлению о человеке как о микрокосме, он находил «небесную твердь» в человеческом теле и называл ту astrum или Sydus[53]53
  Звезда, созвездие, светило, небесное тело (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть]. Созвездия этих эндосоматических [внутри организма] небес не совпадали с астрономическими; они устанавливались по рождению человека, по «асценденту»[54]54
  В астрологии асцендент – восходящий знак, астрологический знак в восточной части неба на момент рождения человека. – Примеч. пер.


[Закрыть]или гороскопу.

²³ Письмо Гесснера ясно показывает, как воспринимали Парацельса коллеги-современники, уважаемые в своем деле. Однако теперь попробуем составить представление о Парацельсе-враче из его собственных сочинений. Для этого я позволю Парацельсу высказаться самому, но, поскольку в его текстах довольно много тех слов, что были им придуманы, мне придется время от времени кое-что уточнять и комментировать.

²⁴ Частично удел врача состоит в том, чтобы усваивать специальные знания. Парацельс тоже придерживался этого мнения[55]55
  Правда, ставил одно занятное условие: «сотворенный» врач должен быть в сотню раз трудолюбивее врача «прирожденного», ведь последний все познает благодаря «свету природы». – Примеч. авт.


[Закрыть]. Сам он, кажется, учился в Ферраре и получил там докторскую степень. Еще он изучал классическую медицину по Гиппократу, Галену и Авиценне, уже усвоив некий набор знаний от своего отца. В книге «Paragranum» об искусстве врача говорится так: «Что же такое искусство врача? Надлежит ему ведать, что полезно, а что вредно для неосязаемого, для belius marinis[56]56
  Морских чудищ (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть], для рыб, что приятно и неприятно, здорово и нездорово для животных; сии суть искусства, к естественному порядку относящиеся. Что еще? Благословения ран и их силу, почему и по какой причине они действенны; каковы Melosina и Syrena, permutatio, transplantatio и transmutatio[57]57
  Мелюзина и Сирена, пермутация [перестановка, смешение], трансплантация [пересадка] и трансмутация [превращение] (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть] и как их нужно понимать; что возвышается над природой, что выше вида, что выше жизни, что зримо и что незримо, что производит сладость и горечь, каков вкус, что такое смерть, что полезно рыбакам, что должно быть ведомо гонцу, кожевнику, красильщику, кузнецу и плотнику, что принадлежит кухне, погребу, огороду, что принадлежит времени, о чем осведомлены охотник и горец, что подобает страннику, а что человеку оседлому, чего требует война, что приносит мир, почему одни клирики, а другие миряне, каково всякое призвание и на что оное обращено, что есть Бог, что сатана, что такое яд и противоядие, что особенного в женщинах и в мужчинах, что отличает женщин от девиц, желтое от белого, белое от черного, красное от желтого во всем на свете, почему тут один цвет, а там другой, почему одно коротко, а другое длинно, почему одни преуспевают, а другие терпят неудачу; и в чем это знание применимо ко всему вокруг».

²⁵ Эта цитата немедленно побуждает заняться поисками диковинных истоков эмпиризма Парацельса. Вот он перед нами, бродячий ученый в дороге, с компанией спутников; вот он входит в деревенскую кузню, хозяин которой, будучи главным врачебным авторитетом, знает все заклинания для заживления ран и остановки крови. От охотников и рыбаков он слышит дивные рассказы о наземных и водных существах – об испанских древесных гусях, каковые, разлагаясь, превращаются в черепах, и об оплодотворяющей силе ветра в Португалии, порождающего мышей в снопе соломы, что подвешен на шесте[58]58
  См. Liber Azoth. Мол, он собственными глазами видел превращение гуся. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Паромщик рассказывает о лориндах, вызывающих таинственный, загадочный «плач и шелест вод»[59]59
  См. De Caducis, par. II. – Примеч. авт. Лоринды – водные духи, способные перемещать воды своей музыкой. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Животные болеют и исцеляются, как люди, а горцы твердят даже о болезнях металлов, о медной проказе и тому подобном[60]60
  См. Paragranum. «Воздушная проказа» (leprositas aeris) хорошо известна в алхимии. Ср. во второй части «Фауста»: «В монете ржавчина ценна». – Примеч. авт.


[Закрыть]. Все это должен знать врач, которому полагается разбираться также в чудесах природы и осознавать причудливое соответствие микрокосма и макрокосма, не только видимого мироздания, но и незримых космических тайн, или мистерий. Мы встречаем одну из этих тайн – Мелюзину, волшебное существо, принадлежащее наполовину фольклору, наполовину алхимическому учению Парацельса, что дока– зывается ее связью с permutatio и transmutatio. По Парацельсу, Мелюзина обитает в крови, а поскольку кровь является древним местопребыванием души, можно предположить, что Мелюзина – это своего рода разновидность anima vegetativa[61]61
  Растительной души (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть]. Фактически это вариант меркурианского духа[62]62
  См. работу Юнга «Дух Меркурий» (т. 13 с/с). – Примеч. ред.


[Закрыть], которого в четырнадцатом и пятнадцатом столетиях изображали в виде чудовища женского пола. К сожалению, я должен воздержаться от более подробного рассмотрения этой фигуры, так как подобное рассмотрение заведет нас в глубины алхимических рассуждений. Но для описания подлинного Парацельса-врача никак не избежать хотя бы упоминания о средневековой подоплеке его воззрений.

²⁶ Вернемся теперь к нашей теме – к врачебной науке в представлении Парацельса. В книге «Paragranum» говорится, что врач «зрит и ведает все болезни вне человеческого тела»[63]63
  См. Paragranum. – Примеч. авт.


[Закрыть], что он «должен исходить из внешнего, а не из самого человека»[64]64
  Там же. – Примеч. авт.


[Закрыть]. «Посему врач исходит из того, что предстает его взору, а по тому, что ему явлено, он зрит то, что скрыто, то бишь из внешнего он прозревает внутреннее. Лишь внешнее наделяет знанием о внутреннем; без внешнего познать внутреннее невозможно»[65]65
  Там же. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Это означает, что врач приобретает знание о болезни не столько от больного, сколько от прочих явлений природы, никак, по-видимому, не связанных с человеком, – прежде всего от алхимии. «Если врачам сие неведомо, – говорит Парацельс, – значит, им неведомы и тайны. Если они не знают, как возникает медь и что порождает Vitriolata[66]66
  Купорос (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть], то им неведомо, откуда берется проказа. Если они не знают, отчего случается ржа на железе, то им неведомо, откуда появляются язвы. Если они не знают, почему бывают землетрясения, то им неведомо, откуда происходит губная простуда. Внешнее учит и раскрывает причины человеческой немощи, а сам человек не постигает свою немощь»[67]67
  См. Paragranum. – Примеч. авт.


[Закрыть].

²⁷ Получается, что врач узнает – скажем, по болезням металлов, – от какой болезни страдает человек. Следовательно, он должен быть алхимиком. Ему пристало «применять Scientia Alchimiae[68]68
  Науку алхимии (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть], а не грязное зелье школы Монпелье[69]69
  То есть ученых из местного университета, с которыми Парацельс враждовал. – Примеч. пер.


[Закрыть]», каковое представляет собой «столь мерзкую чушь, что даже свиньи предпочли бы есть потроха»[70]70
  См. Labyrinthus medicorum. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Он должен знать здоровье и болезни элементов. Поскольку species lignorum, lapidum, herbarum[71]71
  Породы деревьев, камней и трав (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть]таковы и в человеке, они тоже подлежат изучению. Золото, например, служит «естественным утешением» для человека[72]72
  См. Labyrinthus medicorum. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Наряду с «внешним искусством алхимии» имеется alchimia microcosmi [73]73
  Алхимия микрокосма (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть], воплощенная в пищеварении. Желудок, по Парацельсу, – это алхимик в человеческом чреве. Врач должен знать алхимию, чтобы делать лекарства, в частности, столь важные, как aurum potabile, tinctura Rebis, tinctura procedens, Elixir tincturae и все остальное[74]74
  См. De morbis amentium tractatus secundus. – Примеч. авт. Aurum potabile – «жидкое золото», tinctura Rebis – «ребисова тинктура» [ребис – реактив для превращения металлов в золото], tinctura procedens – «рабочая тинктура», Elixir tincturae – «тинктурный эликсир» (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть]. Здесь, как часто у него бывает, Парацельс высмеивает самого себя, ибо он «не умеет» этого делать, однако говорит об ученых врачах следующее: «Вы все несете вздор и составляете себе диковинные словари и вокабуляры. Никто не сможет в них заглянуть без того, чтобы не обмануться, а ведь с этими непонятными словесами людей посылают в аптеку, хотя у них в огороде найдется лекарство получше»[75]75
  См. Paragranum. – Примеч. авт.


[Закрыть]. В парацельсовской терапии тайные средства играют немалую роль, особенно при лечении психических заболеваний. «Ведь посредством arcanis, – говорит Парацельс, – туф становится гиацинтом, печеночный камень – алебастром, кремень – гранатом, глина – благородным болюсом[76]76
  Крупной пилюлей. – Примеч. пер.


[Закрыть], песок – жемчугом, крапива – манной, а ungula[77]77
  Копыто (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть] – мазью. Таков порядок мироздания, и в оном врачу надлежит быть хорошо осведомленным»[78]78
  См. Paragranum. – Примеч. авт.


[Закрыть]. В заключение Парацельс восклицает: «Разве лживы слова, что Плиний никогда ничего не доказывал? Тогда что он написал? Он записывал услышанное от алхимиков. Если тебе неведомо сие и как все устроено, то ты – шарлатан!»[79]79
  Там же. – Примеч. авт.


[Закрыть]Выходит, врач должен знать алхимию, чтобы ставить диагнозы людям по аналогии с болезнями минералов. Кроме того, он сам подчинен алхимическому процессу трансформации, поскольку «созревает» в его протекании.

²⁸ В этих словах вновь проступает обращение к тайному учению. Алхимия – вовсе не просто химическая процедура, как мы понимаем ее сегодня; в гораздо большей степени это процедура философская, особая разновидность йоги (йога тоже стремится вызвать психическую трансформацию). По этой причине алхимики сопоставляли свои transmutatio с церковной символикой преобразования.

²⁹ Врач должен был быть не только алхимиком, но и астрологом[80]80
  Парацельс не проводил различения между астрономией и астрологией. – Примеч. авт.


[Закрыть], ибо вторым источником знаний для него является «небесный свод». В книге «Labyrinthus medico– rum» Парацельс говорит, что звезды небесные должны быть «сведены вместе» и что врачу следует «извлекать из них суждение о небесном своде»[81]81
  См. Labyrinthus medicorum. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Не владея искусством астрологического истолкования, врач оказывается всего лишь pseudomedicus[82]82
  Псевдоврачом (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть]. Небосвод – не только космические небеса, но и тело, которое выступает частью или содержанием человеческого тела. «Где тело, там собираются орлы. А где лекарство, там собираются и врачи»[83]83
  Там же. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Небесное тело (corpus sydereum) есть телесное воплощение астрологических небес[84]84
  Человеческое тело соответствует вышним звездам. Ср. в Paragranum: «Как на небесах, так и в теле звезды плавают свободно и чисто и испускают незримые лучи, подобно арканам». – Примеч. авт.


[Закрыть]. Раз астрологическое «сведение» делает возможной постановку диагноза, оно также указывает на способ лечения. В этом отношении можно сказать, что небесный свод содержит «лекарство». Врачи собираются вокруг небесного тела, как орлы вокруг туши животного, потому что, как говорит Парацельс, прибегая к не слишком-то приятному сравнению, «туша естественного света» покоится на небосводе. Иными словами, corpus sydereum – источник освещения для lumen naturae, «естественного света», который так важен для сочинений Парацельса и для всей его мысли. Данное интуитивно понятие, на мой взгляд, принадлежит к числу достижений величайшей исторической важности, и хотя бы поэтому никто не должен оспаривать неувядающую славу Парацельса. Это понятие оказало немалое влияние на его современников и еще большее – на поздних мистических мыслителей, но его значение для философии в целом и для теории познания в частности пока толком не осознано и еще ожидает своего полного постижения.

³⁰ Врач должен научиться познавать это внутреннее небо. «Ибо если небо ведомо ему лишь извне, он пребудет астрономом и астрологом; а вот если он соотнесет оный порядок с человеком, то познает два неба. Сии два наделяют врача сведениями о той части, на кою воздействует верхняя сфера. Эта [часть?] должна присутствовать без немощи у самого врача, дабы мог он познать Caudam Draconis в человеке, разглядеть Arietem и Axem Polarem, Lineam Meridionalem[85]85
  «Хвост Дракона… Овна и полярную ось, южную половину [неба]» (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть], Восток и Запад». «Из внешнего мы учимся познавать внутреннее». «Посему есть в человеке твердь, как на небесах, но не цельная; оных две. Ибо длань, отделившая свет от тьмы, и длань, сотворившая небо и землю, совершила то же самое в микрокосме внизу, забрав сверху и замкнув в кожу человеческую все, что есть на небе. По этой причине внешние небеса есть проводник к небесам внутри. Каков же тогда врач, не ведающий неба внешнего? Ведь мы живем на том же небе, и оно раскинуто перед нашим взором, тогда как небо внутри нас – не перед глазами, а за ними, и потому мы не можем его видеть. Кто способен зреть сквозь кожу? Никто»[86]86
  См. Paragranum. – Примеч. авт.


[Закрыть].

³¹ Невольно вспоминается кантовское изречение – «звездное небо надо мной и нравственный закон во мне»[87]87
  Фраза из заключения к «Критике практического разума», перевод Н. Соколова. – Примеч. ред.


[Закрыть]– тот «категорический императив», который, говоря психологически, занял место Heimarmene (принуждения от звезд) стоиков. Не может быть никаких сомнений в том, что Парацельс пребывал под влиянием герметического представления о «небе вверху и небе внизу»[88]88
  Парацельс определенно был знаком с Tabula smaragdina («Изумрудной скрижалью»), классическим текстом средневековой алхимии, где говорится: «Quod est inferius, est sicut quod est superius. Quod est superius, est sicut quod est inferius. Ad perpetranda miracula rei unius» («То, что внизу, подобно тому, что вверху. То, что вверху, подобно тому, что внизу. Вот чудо свершившееся»). – Примеч. авт.


[Закрыть]. В своих рассуждениях о внутреннем небе он сумел узреть вечный изначальный образ, заложенный в нем самом и во всех людях, воспроизводимый всегда и всюду. В каждом человеческом существе, говорит он, есть особое небо, цельное и нерушимое. «Дитя, будучи зачатым, уже наделено небом»[89]89
  См. Paragranum. – Примеч. авт.


[Закрыть]. «Как великое небо раскинуто, так оно запечатлевается при рождении»[90]90
  Там же. – Примеч. авт.


[Закрыть]. У человека есть «Отец небесный, а также воздушный, он как дитя, сотворенное и рожденное из воздуха и из тверди». Linea lactea[91]91
  Млечный Путь (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть]прочерчен на небе и в нас. «Galaxa пролегает сквозь чрево»[92]92
  Зд. «видимое звездное небо» (лат.). – Примеч. ред. См. Paragranum. Ср. описание в De ente astrali (Fragmenta ad Paramirum): «Небеса суть дух и пар, в коих мы пребываем точно так же, как птаха пребывает во времени. Не только звезды, луна и прочее составляют небосвод; звезды есть в нас самих, и те, что внутри нас, коих мы не видим, тоже составляют небосвод… Твердь двояка, она небесная и телесная, и оные сочетаются друг с другом, но не тело с небосводом… Сила человеческая исходит от верхнего небосвода и в нем вся заключена. Оный может быть слабым или сильным, и такожде твердь в теле…» – Примеч. авт.


[Закрыть]. Полюса и зодиак также находятся в человеческом теле. «Необходимо, – говорит он, – чтобы врач распознавал асценденты, конъюнкции, экзальтации[93]93
  В астрологии конъюнкция – соединение (парад) небесных тел, экзальтация – местоположение в зодиаке, при котором планета обретает наибольшую «силу воздействия». – Примеч. пер.


[Закрыть] и прочие положения планет, чтобы понимал и знал все созвездия. Если он познает все внешне в Отце, то, следовательно, он будет знать их в человеке, пускай число людское столь велико, и будет знать, где найти небо с его соответствием в каждом из нас, отыскать здоровье и болезнь, начало, конец и смерть. Ибо небо есть человек, а человек есть небо, и все люди суть одно небо, а небо – всего один человек»[94]94
  См. Paragranum. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Упомянутый «Отец небесный» – само звездное небо. Небо – homo maximus, а небесное тело – воплощение homo maximus в индивидууме. «Человек рождается не от человека, ибо первый человек не имел прародителя, но был сотворен. Из сотворенной материи вырос Limbus[95]95
  Лимб, круг (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть], а из Limbus был сотворен человек, коий в нем и остался. А раз так, то его надо постигать через Отца, а не через себя самого, потому что он заключен в кожу (и через оную никто не может видеть, и происходящее внутри скрыто). Ибо внешнее небо и небеса внутри – суть одно, но состоят они из двух частей. Как Отец и Сын – это двое [стороны единого Божества], так и анатомия одна [с двумя сторонами]. Кто познает одно, тот познает и другое»[96]96
  См. Paragranum. – Примеч. авт.


[Закрыть].

³² Небесный Отец, homo maximus, тоже может заболеть, и это позволяет врачу ставить диагнозы человеку и давать прогнозы. Небеса, говорит Парацельс, сами себя лечат, «как собака зализывает раны». Но человек на это не способен и потому должен «искать средоточие всех болезней и здоровья в Отце и помнить, что один орган подвластен Марсу, тот – Венере, а тот – Луне» и т. д.[97]97
  Там же. – Примеч. авт.


[Закрыть]Это, очевидно, означает, что врач должен диагностировать болезнь и здоровье исходя из состояния Отца, или небес. Звезды являются при этом важными этиологическими факторами. «Всякая зараза начинается со звезд, а от звезд затем проникает в человека. То есть если небо заразно, то зараза обживается в человеке. Небо вовсе не входит в человека, – не следует на сей счет говорить глупости, – но звезды в человеке, как заповедано Господом, воспроизводят то, что небо начинает и рождает извне, и потому оно проникает в человека. Так солнце сияет сквозь стекло, а луна освещает землю, но их свет не вредит человеку, не растлевает его тело и не вызывает болезни. Само солнце не нисходит на землю, а звезды не входят в человека, и лучи их ничего не дают человеку. К тому призваны Corpora[98]98
  Тела (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть], а не лучи, иначе Corpora Microcosmi Astrali[99]99
  Астральные тела микрокосма (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть], переносящие природу Отца»[100]100
  См. Paragranum. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Астральные тела соответствуют ранее упомянутому corpus sydereum или astrale. В другом месте Парацельс говорит, что «болезни исходят от Отца»[101]101
  Там же. – Примеч. авт.


[Закрыть], ведь жук-древоточец не порождается деревом.

³³ Astrum в человеке важна не только для диагноза и прогнозов, но и для лечения. «Вот какова причина того, что небеса неблагосклонны к вам и не станут направлять ваше лечение, а значит, вы ничего не добьетесь; нет, небо должно направлять ваши действия. Искусство, следовательно, заключено именно там [на небесах]. Не говори, что мелисса хороша для матки или что майоран хорош для головы; пусть о том вещают невежды. Задавай вопросы Венере и Луне, а если хочешь, чтобы лечение подействовало, заручись благосклонностью небес, иначе все бесполезно. В том и состоит заблуждение, нынче распространившееся в медицине: просто раздавайте лекарства, и если они подействуют, то подействуют. Это дело по плечу любому крестьянину, тут не нужны ни Авиценна, ни Гален»[102]102
  Там же. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Когда врач приводит corpus astrale, то есть физиологический Сатурн (селезенка) или Юпитер (печень) в правильную связь с небом, тогда, говорит Парацельс, он «встает на верный путь». «Он должен знать, соответственно, как сопоставить Марс астральный и физический [corpus astrale] друг другу, как их сочетать и соединить. Такова основа, до которой ни один врач до меня не добирался. Тут-то и понимаешь, что лекарство надлежит готовить на звездах и превращать в небесное. Ведь звезды наверху несут болезни и смерть, а также дарят здоровье. Если что-либо вообще возможно сделать, это все делается лишь при содействии Astra. А если что-либо делается при посредстве Astra, то подготовку нужно завершать тогда же, когда лекарство делается и готовится небесами»[103]103
  Там же. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Врач должен «распознавать вид лекарства по звездам и знать, следовательно, что есть звезды как вверху, так и внизу. А раз врачевание ничего не может без небес, оно должно подчиняться небу». Это означает, что астральное влияние должно направлять алхимическую процедуру и приготовление тайных средств. «Путь небес наставляет в приготовлении и силе огня в атанаре[104]104
  Атанар – алхимическая печь. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Добродетель сапфира исходит с небес посредством растворения, коагуляции и фиксации»[105]105
  См. Paragranum. – Примеч. авт.


[Закрыть]. О практической пользе лекарств Парацельс говорит так: «Врачевание выполняется по воле звезд, подчиняется звездам и звездами направляется. То, что принадлежит мозгу, направляется в мозг Луной; то, что принадлежит селезенке, направляется к селезенке Сатурном; то, что принадлежит сердцу, направлено к сердцу Солнцем, а в почки – Венерой, в печень – Юпитером, в желчь – Марсом. Так обстоит дело не только с этими [органами], но и со всеми остальными, о которых нельзя здесь говорить вслух»[106]106
  Там же. Это тоже старинные алхимические представления. – Примеч. авт.


[Закрыть].

³⁴ Названия болезней также должны соотноситься с астрологией, как и анатомия, которая для Парацельса означала астрофизиологическое представление о человеке, «соответствие machina mundi»[107]107
  Мировому устройству, механизму (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть], вовсе не похожее на анатомию в понимании Везалия[108]108
  Андреас Везалий – европейский врач и анатом, основоположник анатомии как науки, младший современник Парацельса. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Недостаточно просто вскрыть тело, уподобившись «крестьянину, глядящему на Псалтирь»[109]109
  См. Labyrinthus medicorum. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Для Парацельса анатомия была сродни анализу, потому он и утверждал: «Magica есть Anatomia Medicinae[110]110
  Магика [магия]… медицинская анатомия (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть]. Magica расчленяет corpora [тело] врачевания»[111]111
  Там же. – Примеч. авт.


[Закрыть]. А еще анатомия – это своего рода воспоминание изначального знания, врожденного человеку и явленного посредством lumen naturae[112]112
  Природного света (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть]. В трактате «Labyrinthus medicorum» он говорит так: «Скольких усилий и тяжких трудов стоило Mille Artifex[113]113
  Дьяволу. – Примеч. авт.


[Закрыть]вырвать эту анатомию из памяти человеческой, заставить забыть это благородное искусство и внушить вместно оного суетные упования и прочие нелепости, в коих нет искусства, но кои бесполезно поглощают все время, отведенное человеку на земле! Ибо тот, кто ничего не знает, ничего и не любит… а кто понимает, тот любит, наблюдает и видит»[114]114
  См. Labyrinthus medicorum. – Примеч. авт.


[Закрыть].

³⁵ Что касается названий болезней, Парацельс считал, что эти названия следует выбирать в соответствии со знаками зодиака и планетами – к примеру, Morbis leonis, saggitarii, martis[115]115
  Болезнь львиная, стрельцовая, марсианская (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть] и т. д. Но сам он редко придерживался этого правила, забывал довольно часто, как именно назвал ту или иную хворь, и придумывал для нее новое имя (вот еще почему, к слову, столь непросто разобраться в его сочинениях).

³⁶ Итак, мы видим, что для Парацельса этиология, диагностика, прогнозы, лечение, нозология, фармакология, фармацевтика и (далеко не в последнюю очередь) повседневные тяготы врачебной практики были напрямую связаны с астрологией. Он увещевал своих коллег: «Врачам всем до единого нужно стараться вызнать причину удач и бед; кто на сие не способен, тому надлежит сторониться врачевания»[116]116
  См. Paragranum. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Можно истолковать эти слова так: если указания, извлекаемые из гороскопа больного, оказываются неблагоприятными, врач вполне может отказаться от лечения, – а это поистине желанная возможность в те суровые времена, как мы знаем по врачебной карьере великого доктора Кардана[117]117
  Имеется в виду Дж. Кардано – итальянский математик, инженер, философ, врач и астролог. Автор подразумевает историю с составлением гороскопа Христа, из-за чего Кардано обвинили в ереси, и ему пришлось бежать. – Примеч. пер.


[Закрыть].

³⁷ Помимо изучения алхимии и астрологии врач должен быть и философом. Что Парацельс подразумевал под словом «философия»? В его понимании это было некое учение, ничуть не похожее на нынешние представления. Для него философия была, если угодно, «оккультной». Нельзя забывать, что Парацельс был истовым алхимиком до мозга костей и что его «натурфилософия» проистекала не столько из размышлений, сколько из опыта. В алхимической традиции philosophia, sapientia и scientia[118]118
  Философия, мудрость, знание (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть]считались, по сути, одним и тем же. Да, их воспринимали как абстрактные идеи, но почему-то воображали, неким диковинным образом, как частично материальные – по крайней мере, как принадлежащие материи[119]119
  Отсюда странное, но характерное словоупотребление алхимиков, например: «Illud corpus est locus scientiae, congregans illam» («Тело сие средоточие науки, воедино его собирающей» и т. д. (Mylius, Philosophia Reformata). – Примеч. авт.


[Закрыть] – и обозначали соответственно. Потому-то они представали в форме ртути (или Меркурия), свинца (или Сатурна), золота (или Aurum non vulgi), соли (или sal sapientiae), воды (или aqua permanens)[120]120
  Золота для посвященных… соли мудрости… вечной воды (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть], и т. п. Эти субстанции считались тайными, и сама философия тоже признавалась тайным учением. На практике это означало, что философия как бы скрывалась в материи и могла быть выявлена[121]121
  См. Liber quartorum (X век), которая прямо говорит об «извлечении мысли». Соответствующий отрывок гласит: «Sedentes super flumina Eufrates, sunt Caldaei, stellarum periti, et judiciorum earum, et sunt priores, qui adinvenerunt extrahere cogitationem» («Кто сидит у реки Евфрат, те халдеи, в звездах сведущие и судящие о них; оные первыми стали мысли извлекать»). Эти жители берегов Евфрата – по всей видимости, сабеи или харраниты, чьей научной деятельности мы обязаны сохранением немалого числа ученых трактатов александрийского происхождения. Здесь, как и у Парацельса, алхимическая трансформация связывается с влиянием звезд. В том же отрывке говорится еще: «Qui sedent super flumina Eufrates, converterunt corpora grossa in speciem simplicem, cum adiutorio motus corporum superiorum» («Кто сидит на берегу Евфрата, тот превращает грубые тела в простую видимость посредством движения высших тел», см. Theathrum chemicum, 1622, V). Ср. «извлечение мысли» со словами Парацельса – мол, attrahare scientiam atque prudentiam («привлекаются знание и благоразумие»). См. также ниже, абз. 39. — Примеч. авт.


[Закрыть]. Перед нами, совершенно очевидно, психические проекции, то есть примитивное состояние ума, еще достаточно широко распространенное во времена Парацельса, и главным признаком такого ума является бессознательное тождество субъекта и объекта.

³⁸ Эти подготовительные замечания могут помочь нам понять вопрос Парацельса: «Что есть природа, кроме философии?»[122]122
  См. Paragranum. – Примеч. авт.


[Закрыть]«Философия» – в человеке и вне человека. Она подобна зеркалу, которое сочетает в себе четыре элемента мироздания, ибо в них-то и отражается микрокосм[123]123
  Там же. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Последний познается по «матери»[124]124
  Там же. – Примеч. авт.


[Закрыть], то бишь по стихийной «материи». На самом деле существуют две «философии», которые относятся к низшей и высшей сферам бытия. Низшая философия изучает минералы, тогда как высшая обращена к astra [звездам]. Ясно, что здесь он подразумевал астрономию, из чего можно заключить, что разделение между философией и scientia было почти мнимым. Все становится наглядным, когда мы узнаем, что философии надлежит говорить о земле и воде, а астрономии – о воздухе и огне[125]125
  Там же. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Как и философия, scientia присуще от рождения всем живым существам, а потому, скажем, грушевое дерево порождает плоды лишь благодаря этому scientia. Это скрытое в природе «влияние», и требуется «магия» для раскрытия тайны. «Все остальное – суетное заблуждение и безумие, зачинающие фантазмы». Дар scientia подлежит «алхимической возгонке до наивысшей степени»[126]126
  См. Labyrinthus medicorum. – Примеч. авт.


[Закрыть], то есть его нужно перегонять, сублимировать и очищать, подобно химическому веществу. Если врачу неведомо «scientia природы», он «станет только кашлять и лепетать, но ничего не будет знать наверняка»[127]127
  Там же. – Примеч. авт.


[Закрыть].