Текст книги "Искусство Сновидения"

– Его советы безопасны и благоразумны?

– Его слова нельзя считать советами. Он лишь говорит нам, что есть что, а мы сами уже делаем из этого выводы.

Затем я рассказал дону Хуану о том, что голос мне поведал.

– Это в точности соответствует тому, что я тебе только что говорил, – заметил дон Хуан. – Эмиссар не сказал тебе ничего нового. Его утверждения были правильными, но тебе лишь казалось, что он открывает для тебя что-то новое. Эмиссар просто повторял тебе то, что ты уже знаешь.

– Боюсь, я не знал того, о чем он говорил, дон Хуан.

– Да нет же, знал. Ты уже сейчас знаешь бесконечно больше о тайне Вселенной, чем предполагает твой здравый смысл. Это наша человеческая слабость – знать об устройстве Вселенной больше, чем мы подозреваем.

Меня обрадовало то, что я сам, без всякой помощи со стороны дона Хуана, имел возможность убедиться в истинности этих слов. Мне хотелось узнать больше об эмиссаре. Я начал расспрашивать дона Хуана, слышал ли он когда-нибудь голос эмиссара.

Он, широко улыбнувшись, сказал:

– Да, конечно. Эмиссар говорит и со мной. В юности я обычно видел его в обличье монаха в черной рясе. Этот болтливый монах каждый раз пугал меня до смерти. Позже, когда я научился преодолевать страх, он превратился в бестелесный голос, который рассказывает мне обо всем и по сей день.

– О чем он говорит, дон Хуан?

– О том, на чем я фокусирую свое намерение, но что все еще не продумано мной до конца. Например, подробности, касающиеся поведения моих учеников. Что они делают, когда меня нет поблизости. В частности, он сообщает мне и о тебе. Эмиссар рассказывает мне обо всем, что ты делаешь.

После этого мне сразу же перехотелось разговаривать об этом дальше. Я отчаянно пытался придумать какой-нибудь вопрос на другую тему, в то время как дон Хуан хохотал во все горло.

– Является ли эмиссар сновидений неорганическим существом? – спросил я.

– Лучше будет сказать, что эмиссар сновидений – это сила, которая приходит к нам из мира неорганических существ. По этой причине сновидящие всегда сталкиваются с нею.

– Ты имеешь в виду, дон Хуан, что каждый сновидящий слышит или видит эмиссара?

– Слышит эмиссара каждый, но лишь немногие видят или ощущают его.

– Ты можешь это как-нибудь объяснить?

– Нет. Кроме того, меня на самом деле не волнует эмиссар. Однажды мне пришлось сделать выбор, уделять ли внимание неорганическим существам и тем самым идти по следам магов древности – или отказаться от этого. Мой учитель, Нагваль Хулиан, помог мне решиться на этот отказ. И я никогда не пожалел о своем решении.

– Как ты считаешь, мне тоже следует отказаться от помощи неорганических существ, дон Хуан?

Он не ответил мне; вместо этого он объяснил, что мир неорганических существ всегда продолжает обучать нас. Вероятно, это происходит потому, что неорганические существа обладают более глубоким сознанием, чем наше, и испытывают потребность опекать нас.

– Я не вижу никакого смысла в том, чтобы становиться их учеником, – добавил он. – За это приходится платить слишком дорого.

– Какова их цена?

– Наши жизни, энергия, преданность им. Другими словами, наша свобода.

– А чему они учат?

– Всему, что характерно для их мира. Точно так, как мы бы учили их, если бы могли это делать, – тому, что имеет отношение к нашему миру. Их метод, однако, заключается в том, чтобы рассматривать в качестве показателя того, в чем мы нуждаемся, наше эго, и обучать нас соответственно. Крайне опасное занятие!

– Я не понимаю, почему это должно быть опасным.

– Если кто-то выяснит запросы твоего эго со всеми его страхами, жадностью, завистью и прочим и станет обучать тебя тому, как удовлетворить все твои ужасные притязания, – как ты думаешь, каков будет результат?

У меня больше не было возражений. Мне показалось, что я отлично понял причины его неприятия неорганических существ.

– У магов прошлого возникли неприятности потому, что, хотя они и достигли великолепных успехов в изучении магии, но при этом они руководствовались низменными эгоистическими побуждениями, – продолжал дон Хуан. – Неорганические существа стали их наставниками и с помощью изощренных средств обучили магов древности множеству чудес. Следуя примеру своих наставников, маги древних времен начали шаг за шагом овладевать их искусством, повторяя их действия, но не изменяя своей эгоистической ориентации.

– Существуют ли такие взаимоотношения с неорганическими существами в наше время?

– Я не могу дать тебе точный ответ. Скажу лишь, что не могу представить себя в подобных взаимоотношениях с ними. Такие пристрастия ограничивают нашу свободу, потому что поглощают нашу энергию. Чтобы по-настоящему следовать примеру своих наставников, маги древних времен были вынуждены жить в мире неорганических существ. А для столь продолжительного путешествия в их мир требуется колоссальный объем энергии.

– Ты хочешь сказать, дон Хуан, что маги древности могли существовать в тех мирах так, как мы существуем здесь?

– Не совсем так, но, несомненно, они как-то жили там: они сохраняли при этом свое самосознание, свою индивидуальность. Эмиссар сновидений становился самым необходимым существом для этих магов. Если маг желает жить в мире неорганических существ, то лучшим гидом для него является эмиссар, он обо всем рассказывает, любит обучать и вести за собой.

– Ты бывал когда-нибудь в мире неорганических существ, дон Хуан?

– Бесчисленное количество раз. Так же, как и ты. Но сейчас нет смысла говорить об этом. Ты еще не овладел достаточно хорошо своим вниманием сновидения. Мы поговорим об этом мире как-нибудь в другой раз.

– Мне кажется, дон Хуан, что ты либо не одобряешь, либо не любишь эмиссара?

– Я и не одобряю, и не люблю его. Он проповедует другую систему ценностей – ту, которая соответствует духу магов древности. Кроме того, его поучения и рекомендации в нашем мире бессмысленны. И за эту бессмыслицу эмиссар требует от нас огромнейших затрат энергии. Когда-нибудь и ты согласишься со мной. Вот увидишь.

Дон Хуан произнес эти слова таким тоном, что я уловил в них скрытую убежденность в моем несогласии с ним в отношении эмиссара. Я уже был готов спросить его о своей догадке, как вдруг в своих ушах услышал голос эмиссара.

– Он действительно думает так, – сказал голос. – Я нравлюсь тебе, ведь ты не находишь ничего плохого в том, чтобы исследовать все возможности. Ты хочешь знаний; знания – это сила. Ты же не хочешь осмотрительно прятаться за традиции и убеждения твоего обычного мира?

Эмиссар сказал все это по-английски, с ясно различимым калифорнийским выговором. Затем он перешел на испанский. Я заметил незначительный аргентинский акцент. Я никогда раньше не слышал, чтобы эмиссар говорил так. Это восхитило меня. Эмиссар рассказывал о совершенствовании в познании; о том, сколь многого я уже достиг с тех пор, как появился на свет; о моей любви к приключениям и пристрастию ко всему новому, к открывающимся горизонтам. Голос обратился ко мне даже по-португальски, произнося слова с интонацией, характерной для пампасов Южной Америки.

Когда я услышал весь этот поток изливающейся на меня лести, я не только испугался, но меня еще и затошнило от лицемерия эмиссара. Я сразу же сказал дону Хуану, что вынужден прекратить свою практику сновидения. Он взглянул на меня с нескрываемым удивлением. Но когда я повторил ему все, что слышал, он одобрил мое решение, хотя я и почувствовал, что он делает это, только чтобы успокоить меня.

Спустя несколько недель я пришел к выводу, что принял это решение сгоряча и необдуманно. Я вновь вернулся к практике сновидения. Я был уверен, что дон Хуан знает о том, что я возобновил занятия.

Во время одного из моих визитов к нему он довольно неожиданно заговорил о сновидении.

– Даже если люди не привыкли рассматривать сновидение как пространство исследований, отсюда не следует, что оно таковым не является, – начал он. – Сны анализируют в поисках смысла, их считают плохими или хорошими предзнаменованиями, но никто не видит, что происходящие в них события так же реальны, как и наш обыденный мир.

– Насколько я могу судить, лишь маги прошлого считали сновидение реальным, – продолжал дон Хуан, – но в конце концов они совершенно исказили его суть. Они стали ненасытными, накапливая новые знания, и, когда дело дошло до выбора правильного пути, они свернули не в ту сторону. Они смешали все в одну кучу, без разбора фиксируя точку сборки в тысячах возможных положений.

Дон Хуан выразил сожаление в связи с тем, что из всех великолепных вещей, которым научились маги древности, перемещая точку сборки в тысячи разных мест, остались только искусство сновидения и искусство сталкинга.

Он снова повторил, что суть искусства сновидения – в умении управлять смещением точки сборки. Затем он определил искусство сталкинга как умение фиксировать точку сборки в любом желаемом положении.

– Фиксировать точку сборки на новом месте означает достигать сонастройки, – сказал он. – Сейчас ты как раз над этим и работаешь в своей практике сновидения.

– А я думал, что совершенствую энергетическое тело, – сказал я, очень удивившись его словам.

– Ты работаешь над этим и еще многим другим, но прежде всего ты овладеваешь умением достигать сонастройки. Ты учишься этому в сновидении, когда тебе необходимо фиксировать точку сборки после ее перемещения. Внимание сновидения, энергетическое тело, второе внимание, отношения с неорганическими существами, эмиссар сновидений – все это сопутствует обретению сонастройки; другими словами, все это получается вследствие сдвига точки сборки в некоторые определенные позиции сновидения.

– Что это за позиции, дон Хуан?

– Любые позиции, в которых точка сборки оказывается во время сновидения.

– А как мы фиксируем ее в позиции сновидения?

– Фиксируя взгляд на любом объекте сновидения или же преднамеренно изменяя сновидение. Занимаясь практикой сновидения, ты, фактически, учишься достигать сонастройки; другими словами, ты обретаешь способность сохранять в каждом конкретном сновидении энергию в той новой форме, которую она принимает вследствие фиксации точки сборки в определенном месте.

– Умею ли я сохранять новую форму энергии?

– Еще не очень хорошо, и не потому, что ты не можешь этого делать, а потому, что ты сдвигаешь точку сборки, а не плавно смещаешь ее. Последовательность сдвигов приводит к появлению мгновенных, почти незаметных изменений. Вся трудность при этом состоит в том, что изменений так много и они настолько малы, что способность непрерывно находиться в состоянии сонастройки свидетельствует о большом успехе.

– Как определить, достигли ли мы сонастройки?

– По ясности восприятия. Чем отчетливее то, что мы наблюдаем в сновидении, тем выше наша сонастройка.

Затем он сказал, что пришло время практически использовать то, чему я научился в сновидении. Не давая мне времени задать очередной вопрос, он приказал сконцентрировать внимание на листве растущего невдалеке мескитового дерева. И к тому же сделать это так, будто бы я нахожусь в сновидении.

– Ты хочешь, чтобы я просто смотрел на это дерево?

– Я не хочу, чтобы ты просто смотрел; я хочу, чтобы ты сделал нечто особенное с его листвой, – сказал он. – Помни, что, если в сновидении ты можешь удерживать в поле зрения объект, ты тем самым фактически удерживаешь точку сборки в определенном положении. А сейчас пристально смотри на эти листья, будто ты в сновидении, но с одним, хотя и небольшим, но очень существенным отличием: удерживай свое внимание сновидения на листьях мескитового дерева, находящегося в обыденном мире.

Моя нервозность не давала мне возможности следовать ходу его мысли. Он терпеливо объяснил, что, глядя на листву, я осуществлю крохотное изменение положения точки сборки. Затем, собирая воедино свое внимание сновидения с помощью пристального созерцания отдельных листьев, я в действительности фиксирую точку сборки в этом слегка смещенном положении. Тем самым сонастройка, достигнутая в этом состоянии, позволит мне воспринимать мир в терминах второго внимания. Посмеиваясь, он добавил, что это на редкость просто.

Дон Хуан был прав. Мне потребовалось лишь остановить взгляд на отдельных листках дерева, удержать его там, и я мгновенно ощутил себя в вихре, подобном тому, в какой я попадал в сновидении. Листва мескитового дерева стала целой вселенной чувственных данных. Она как будто поглотила меня, я ощущал ее не только с помощью зрения; я прикасался к листьям и ясно осязал их. Я мог чувствовать их запах. Мое внимание сновидения было не просто визуальным, как в обычном сновидении, но объединяло все органы чувств!

То, что началось с пристального созерцания листвы мескитового дерева, теперь переросло в сновидение. Я был убежден, что сновижу дерево, как это случалось со мной множество раз. Естественно, я поступил с этим деревом во сне точно так же, как всегда вел себя в сновидении; я переходил от детали к детали, увлекаемый силой завихрения, которая уносила меня к той части дерева, куда я направлял свое внимание сновидения, охватывающее теперь все органы чувств.

В ходе этого видения, или сновидения, я столкнулся с сомнениями, порожденными моей обычной рациональностью. Я начал спрашивать себя, не взобрался ли я и в самом деле, замечтавшись, на дерево и не ощущаю ли в действительности обычные листья, не зная о том, что окружен со всех сторон настоящей листвой. Или, может быть, я уснул, убаюканный шелестом листьев на ветру, и вижу сон? Но, как всегда в сновидении, мне не хватило энергии, чтобы долго об этом размышлять. Мои мысли были мимолетны. Они длились мгновение, а затем сила прямого восприятия всецело заглушила их.

От какого-то движения вокруг меня все вздрогнуло, и я буквально вынырнул из облака листьев, словно связь с притягивающим воздействием дерева разорвалась. Как будто с высоты я видел великолепную панораму – вплоть до самого горизонта. Меня окружали темные горы, покрытые зеленью. Еще один энергетический всплеск из глубины встряхнул меня. Я понял, что уже нахожусь совсем не там, где было мескитовое дерево. Вокруг возвышались деревья-исполины. Они были выше, чем дугласовые пихты в штатах Орегон или Вашингтон. Я никогда не видел такого леса. Эта панорама так резко контрастировала с безводной Сонорской пустыней, что у меня не осталось сомнений: я в сновидении.

Я удерживал этот необычный пейзаж, боясь отпустить его, зная, что в действительности это сон, который исчезнет, как только я выскользну из внимания сновидения. Но образы оставались даже тогда, когда мне показалось, что я вышел из внимания сновидения. Ужасная мысль пронеслась у меня в уме: а что, если это и не сон, и не обычный мир?

Испугавшись так, как может быть напугано только животное, я устремился опять в заросли листьев, из которых вынырнул. Под воздействием порыва я проскочил сквозь листву дерева, огибая толстые ветви. Затем я вновь вынырнул из дерева и в один миг очутился рядом с доном Хуаном у двери его дома в пустыне Сонора.

Я сразу понял, что снова нахожусь в том состоянии, когда могу нормально мыслить, но не могу разговаривать. Дон Хуан сказал, что для беспокойства нет причины. Наш дар речи подвержен очень сильным влияниям, и периоды немоты – довольно нормальное явление среди магов, которые отваживаются заглядывать за пределы обычного восприятия.

В глубине души я чувствовал, что дон Хуан проникся жалостью ко мне и решил меня приободрить. Но голос эмиссара, который я ясно услышал в этот момент, произнес, что через несколько часов отдыха ко мне вернется не только дар речи, но и хорошее самочувствие.

Выспавшись, я по просьбе дона Хуана дал ему подробное описание всего увиденного и пережитого мной. Он предупредил меня, что понимание моих переживаний невозможно на основе рациональных представлений. И дело вовсе не в том, что моя рациональность как-то повреждена, просто это было происшествие, которое разум не может постичь по своей природе.

Я, естественно, возразил, что не существует ничего непостижимого для разума. Положение вещей может быть неясным, но рано или поздно мыслящий разум прольет свет на все. И я действительно верил в это.

Дон Хуан с большим терпением объяснил, что мыслящий разум – всего лишь один из аспектов положения точки сборки; поэтому знание о том, что происходит в мире, здравомыслие, уверенность в себе – все эти предметы нашей гордости и предполагаемые мерила нашего здравомыслия – являются лишь следствием расположения точки сборки в ее обычном месте. Чем более жестко она там фиксирована, тем более мы самоуверенны, тем сильнее мы чувствуем, что знаем мир и способны предвидеть будущее.

Он добавил, что сновидение, разрушая нашу убежденность в знании этого мира, дает нам текучесть, необходимую, чтобы войти в другие миры. Он назвал сновидения путешествием в невообразимые пространства, когда, после того как мы воспримем все доступное человеческому восприятию, наша точка сборки сдвигается за пределы человеческой области и достигает непостижимого.

– Мы снова вернулись к самому важному аспекту мира магов, – продолжал он, – положению точки сборки. Оно является одновременно проклятием магов древности и источником постоянного раздражения всего человечества.

– Почему ты так говоришь, дон Хуан?

– Потому что все человечество и маги древности пали жертвой положения точки сборки. Человечество не знает, что точка сборки существует, и поэтому принимает последствия ее обычной позиции как нечто окончательное и неоспоримое. Что же касается магов древности, то они пострадали потому, что хотя и знали все о точке сборки, но не смогли правильно воспользоваться ее возможностями.

– Ты должен избежать этих двух ловушек, – продолжал он. – Было бы очень плохо, если бы ты уподобился человечеству в своем неведении относительно точки сборки. Но будет еще хуже, если ты станешь так же цинично, как маги древних времен, манипулировать точкой сборки для достижения личных целей.

– Я все еще не понимаю, о чем ты говоришь. Какое это имеет отношение к тому, что я пережил вчера?

– Вчера ты посетил другой мир. Но, если ты спросишь меня, где он находится, и я скажу тебе, что он – в позиции точки сборки, ты снова ничего не поймешь.

По словам дона Хуана, мне грозила одна из двух роковых возможностей. Первая состояла в том, что я последую по пути человечества и столкнусь с дилеммой, когда мой опыт скажет мне, что есть иные миры, а мой разум будет утверждать, что они не существуют и существовать не могут. Вторая – в том, что я уподоблюсь магам древности, сразу же согласившись с реальностью иных миров, и начну использовать позицию точки сборки, порождающую эти миры, для корыстных целей. В результате возникнет проблема ухода в иные уровни реальности в погоне за могуществом и выгодой.

Мне нечего было сказать в ответ на его слова, но через некоторое время я понял, что вовсе не должен непременно стать жертвой двух этих роковых выборов. В принципе, я был полностью согласен с точкой зрения самого дона Хуана – хотя, естественно, не мог тогда полностью осознать, с чем собственно соглашаюсь. Это согласие выражалось скорее в каком-то давно забытом чувстве уверенности, которое я утратил и теперь начинал медленно обретать снова.

Возврат к моей практике сновидения устранил это беспокойство, но создал новое. Например, в связи с тем, что я каждый день слышал голос эмиссара, он перестал звучать для меня раздражающе или странно. Он стал обычным явлением. Я допустил так много ошибок под влиянием его слов, что почти понял, почему дон Хуан отказывался относиться к ним серьезно. Психоаналитику потребовался бы не один день, чтоб проинтерпретировать высказывания эмиссара в соответствии со всеми возможными перипетиями моих межличностных отношений.

Дон Хуан придерживался по этому поводу непреклонного мнения: эмиссар – это безличностная, устойчивая сила из мира неорганических существ. Каждый сновидящий сталкивается с ней при более или менее схожих обстоятельствах, но если он решает воспользоваться его советами, то является безнадежным дураком.

Я явно был одним из них. Я никоим образом не мог оставаться равнодушным, сталкиваясь с таким необычайным явлением: голос, ясно и последовательно излагающий мне на трех языках тайные сведения обо всем, на чем останавливалось мое внимание. Единственным, но не очень существенным его недостатком для меня было то, что он говорил не всегда вовремя. Эмиссар нередко рассказывал мне о людях и событиях, когда я уже полностью забывал о том, что они меня раньше интересовали.

Я спросил у дона Хуана об этом, и в ответ он сказал, что это как-то связано с жесткостью позиции моей точки сборки. Он объяснил, что меня воспитывали пожилые люди и поэтому я унаследовал многие стороны их мировоззрения. В частности, я подвержен опасной тенденции считать себя праведным. Он сказал, что когда он давал мне галлюциногенные растения, то руководствовался прежде всего необходимостью расшатать мою точку сборки и сделать ее подвижной хотя бы в минимальной степени.

– Если ты не сделаешь ее чуточку подвижнее, – продолжал он, – ты либо обретешь еще более высокое мнение о себе, либо превратишься в неуравновешенного мага. Я говорю это тебе не для того, чтобы очернить магов древности, но для того, чтобы оградить тебя от их ошибок. Рано или поздно твоя точка сборки станет более подвижной, но все же не настолько, чтобы ты не рисковал стать либо тщеславным, либо неуравновешенным.

– Как мне избежать всего этого, дон Хуан?

– Существует только один путь. Маги называют его «чистым пониманием». Я называю его романом со знанием. Оно подвигает магов знать, делать открытия, чувствовать замешательство.

Дон Хуан сменил тему разговора и продолжил объяснение фиксации точки сборки. Он сказал, что, увидев точку сборки детей, которая постоянно перемещается как бы под воздействием небольших встряхиваний, легко переходя из одного положения в другое, маги древности пришли к выводу, что обычная позиция точки сборки не присуща ей от природы, а вырабатывается как привычка. Видя также, что точка сборки фиксирована на одном месте лишь у взрослых, они заключили, что с каждой конкретной ее позицией некоторым особым образом связан определенный тип восприятия. Вследствие длительной привычки этот тип восприятия становится системой интерпретации чувственных данных.

Дон Хуан указал, что, поскольку мы вовлечены в эту систему, будучи воспитаны в соответствии с ней, мы продолжаем с самого рождения приспосабливаться к требованиям системы интерпретаций, – системы, которая вводит нас в жизнь. Поэтому маги древности были совершенно правы в том, что верили в возможность отказа от этой системы и непосредственного восприятия энергии, в результате чего человек становится магом.

Дон Хуан с удивлением отметил, что так называемое величайшее достижение нашего воспитания в социуме состоит в том, чтобы навсегда зафиксировать точку сборки в ее привычном положении. Ведь после того, как она замирает в этой позиции, нашим восприятием можно легко управлять и манипулировать. Другими словами, с этого момента нас можно легко заставить воспринимать лишь то, что навязывает нам общепринятая система интерпретаций, а не то, что мы ощущаем в действительности. Он заверил меня, что восприятие людей по всему миру однотипно, поскольку точки сборки у всех представителей человечества фиксированы в одной и той же позиции.

Он сказал, что маги сами убедились во всем этом, когда увидели смещение точки сборки за определенный порог, приводившее к восприятию новых вселенских волокон энергии. При этом в воспринимаемом не было никакого смысла. Непосредственной причиной этого является восприятие органами чувств принципиально новых данных, в результате чего наша система интерпретации оказывается непригодной для объяснения воспринимаемого.

– Восприятие без системы интерпретации, конечно же, хаотично, – продолжал дон Хуан. – Но удивительно, что, когда мы считаем, будто полностью утратили ориентиры, наша старая система оживает вновь. Она приходит нам на помощь и превращает наши бессистемные ощущения в тщательно упорядоченный новый мир. Именно это случилось с тобой, когда ты смотрел на листья мескитового дерева.

– Что на самом деле тогда произошло, дон Хуан?

– В течение некоторого времени твое восприятие было хаотичным. Ты видел все сразу, и твоя система интерпретации мира не работала. Затем хаос упорядочился, и перед тобой предстал новый мир.

– Но, дон Хуан, мы опять вернулись туда, откуда пришли. Существует ли тот мир или его просто-напросто состряпал мой ум?

– Мы опять вернулись туда же, и ответ остался тем же. Он существует в том конкретном положении твоей точки сборки. Чтобы воспринимать его, тебе нужно было сонастроиться с его энергетическими волокнами, то есть удерживать точку сборки фиксированной в нужной позиции, что ты и делал. В результате ты в течение некоторого времени ясно видел этот новый для тебя мир.

– Могли бы другие воспринимать тот же самый мир?

– Если бы у них было то же положение точки сборки и та же степень сонастройки, – они бы могли. Маги прошлого называли эти действия по согласованию позиции точки сборки и достижению сонастройки с миром, лежащим за пределами обычного, сталкингом восприятия.

– Искусство сталкинга, – продолжал он, – как мы уже говорили, означает мастерство фиксации точки сборки. Маги древних времен открыли посредством своей практики, что, как бы ни важно было уметь перемещать точку сборки, еще важнее уметь фиксировать ее в новом состоянии, каково бы оно ни было.

Он объяснил, что, если точку сборки не удается зафиксировать, нет никакой возможности воспринимать связно. В таком случае мы будем воспринимать лишь калейдоскопическую картину никак не связанных друг с другом образов. Вот потому маги прошлого уделяли сталкингу столько же внимания, сколько и сновидению. Одно искусство не может существовать без другого, особенно в отношении тех действий, которые совершали маги древности.

– Какие это были действия, дон Хуан?

– Маги древности называли их лабиринтами второго внимания или же великим приключением в неизвестном.

Дон Хуан сказал, что эти действия основываются на изменении позиции точки сборки. Маги древних времен не просто умели смещать точку сборки в тысячи различных положений на поверхности или внутри своих энергетических тел, но они еще и научились фиксировать свои точки сборки в этих позициях и таким образом поддерживать сонастройку неограниченно долгое время.

– Какая польза была им в этом, дон Хуан?

– Мы не можем говорить о пользе. Мы можем говорить лишь о результате.

Он объяснил, что маги древних времен умели достигать совершенной сонастройки, что делало возможным восприятие всего и физическое превращение во все, что соответствовало конкретному положению их точек сборки. Они могли стать кем угодно или чем угодно из длинного списка, который, по его словам, представлял собой детальное описание восприятия мира различными сущностями, например ягуаром, птицей, насекомым и так далее.

– Мне очень трудно поверить в возможность таких превращений, – усомнился я.

Он ответил, что точки сборки магов древности обладали великолепной подвижностью. Им нужно было лишь слегка сместить их в соответствии с малейшей особенностью ощущения в сновидении, и сразу же с помощью сталкинга восприятия они достигали нужной сонастройки с окружающим миром, становясь животным, другим человеком, птицей или вообще чем угодно.

– А разве душевнобольные не делают то же самое? Разве они не создают свою собственную реальность? – спросил я.

– Нет, это не одно и то же. Сумасшедшие воображают реальность вообще без всякой заранее поставленной цели. Они рождают хаос из хаоса. В противоположность им маги хаос упорядочивают. Их планируемая, трансцендентальная цель – освобождение восприятия. Маги сами не выдумывают воспринимаемый ими мир, они воспринимают энергию непосредственно, а затем обнаруживают, что воспринимают какой-то неведомый новый мир и что он так же реален, как реально все, нам известное.

Затем дон Хуан дал мне новое объяснение моего приключения с мескитовым деревом. Он сказал, что я вначале воспринимал энергию дерева. На субъективном уровне я верил, что сплю, потому что использую для восприятия энергии технику сновидения. Он отметил, что применение этой техники в мире повседневной жизни было одним из наиболее эффективных средств, использовавшихся магами древности. Это давало возможность воспринимать энергию не совершенно хаотично, а точно так, как в сновидении. Затем наступал момент, когда что-то изменяло восприятие, и маг находил себя стоящим лицом к лицу с новым миром – в точности как это случилось со мной.

Я рассказал ему об одной мысли, которую я едва осмелился додумать: увиденная мной картина не была ни сном, ни обычным миром.

– Да, она не была ни тем, ни другим, – сказал он. – Я напоминаю тебе это снова и снова, а ты думаешь, что я просто говорю одно и то же. Я знаю, как трудно уму допустить реальность существования столь безумных возможностей. Но новые миры существуют! Они охватывают друг друга, образуя в целом нечто, похожее на луковицу. Тот мир, в котором мы живем, – это лишь один слой такой луковицы.

– Ты хочешь сказать, дон Хуан, что цель твоего учения в том, чтобы подготовить меня к посещению этих миров?

– Нет. Я хочу сказать совсем другое. Мы отправляемся в другие миры только в качестве упражнения. Такие путешествия были уделом магов древних времен. Мы занимаемся сновидением, как и маги древности, но в то же время исходим из совершенно иных принципов. Маги древних времен предпочитали сдвиг точки сборки, поэтому они всегда чувствовали себя в более или менее известном, предсказуемом положении. Мы же отдаем предпочтение движению точки сборки. Маги древних времен искали человеческое неизвестное. Мы ищем сверхчеловеческое неизвестное.

– Я еще не добрался до него, не правда ли?

– Нет. Ты только начинаешь. Вначале каждый должен пройти по стопам магов древности. Ведь это именно они открыли сновидение.

– Когда я, в таком случае, начну изучать сновидение, открытое новыми магами?

– Перед тобой еще немыслимое количество открытий. Возможно, на это уйдут годы. Кроме всего прочего, я должен быть с тобой очень осторожным. По характеру ты определенно похож на магов прошлого. Я предупреждал тебя об этом, но ты всегда умудрялся пренебрегать моими советами. Иногда мне даже кажется, что в качестве твоего советника выступает какая-то чужая энергия, но сейчас я отбросил эту идею. Ты не двуличен.

– Что ты имеешь в виду, дон Хуан?

– Ты нечаянно совершил два поступка, которые меня чертовски взволновали. В первом же сновидении ты путешествовал в энергетическом теле за пределы этого мира. И прогуливался там! А затем ты посетил в энергетическом теле еще одно место за пределами этого мира, хотя ты и не помнишь об этом в обычном состоянии сознания.